XXXVIII 4 страница

Казалось, последовал миг небытия. Должно быть, прошло больше времени, поскольку, когда Бланшо открыл глаза, звуков продолжающегося обвала уже не было слышно. Он услышал приглушенные голоса, одни из которых кричали, а другие вопили. Ничего не было видно. Он лежал на спине, прижатый к скале мягким грузом. Было тепло и сыро. В открытый рот капало что-то жидкое.
Кровь. Его погребло под телами убитых.
Бланшо запаниковал, вцепившись в куски растерзанного мяса. У Джассика не получалось оттолкнуть их. Их удерживал больший, незыблемый вес. Произошел обвал, понял Бланшо. Он оказался в могиле из камня и плоти. Джассик попытался закричать, но подавился, набрав полный рот окровавленного песка. Бланшо заскулил и напрягся. Прилив вызванного клаустрофобией ужаса испарял здравый смысл. Пальцы скрючились, словно когти, погружаясь в податливую холодную плоть. Они путались в обрывках одежды, рвали мускулы. Бланшо казалось, будто он пытается плыть по болоту из мяса и крови. Хныканье переросло в скрежещущий хрип.
И тут мертвый груз плоти сдвинулся. Бланшо по чуть-чуть оттаскивал его от лица. Он услышал, как колеблются камни. Щебень сверху шевельнулся, но не раздавил его.
Наконец-то он смог нормально дышать и кричать.
Руки натыкались на грязь и камень. Он копал и толкал, и щебень подался ровно настолько, чтобы сменить позу. Возможно, это была иллюзия прогресса, но Бланшо ухватился за нее, и проблеск надежды отчасти вернул ему рассудок. Джассик стал бороться с рухнувшей скалой, и та снова сместилась. Он вновь смог двигаться и начал ползти.
Он не знал, в правильном ли направлении движется. В абсолютной тьме были слышны лишь его собственные вопли и приглушенный скрежет слеживающегося щебня.
Бланшо сражался со своей гробницей, чувствуя, как руки обдираются и кровоточат. Когда он ощущал, что где-то подается, он двигался туда, постоянно говоря себе, что выбирается.
– Еще чуть-чуть, – шептал он. – Еще чуть-чуть. Еще чуть-чуть.
Литания была необходима. Только она не допускала в сознание видение бесконечного копания в выходном туннеле. Не давала погрузиться в воющее отчаяние, пока он пробирался через все новые раздавленные трупы.
Впрочем, отчаяние все равно преследовало его. Оно было сильнее и тянулось к нему.
И вот, когда Бланшо уже начал падать в его объятия, случилось чудо. Он услышал чужие голоса. Крики, приглушенные, но реальные. Услышал, как чьи-то руки оттаскивают камни. Он начал звать. Вопить с настоящей надеждой.
И ему ответили.
Прежде чем спасательная команда вытащила его наружу, прошло еще несколько часов. Бланшо выбрался в полумрак, которому обрадовался, как дневному свету. Заново родившийся, измазанный кровью множества людей, он оглядел разрушенное помещение. Болтающиеся осветительные полосы и несколько угасающих огней озаряли продолжавшую висеть в воздухе пыль призрачным свечением. Пещера не обвалилась, хотя несколько крупных фрагментов потолка отломились, обрушив с опор плиты рокрита и природного известняка. По центру располагался холм из неровных камней в половину высоты нового свода. Бланшо, покачиваясь, стоял у подножия.
– Сколько выживших? – спросил он у Меллисен.
– Только вы, – ответила та.
Голос лейтенанта звучал как-то странно. Даже в колеблющемся пещерном освещении было видно, что ее глаза сияют. Сначала Бланшо не понял, в чем дело. А затем осознал, что точно так же пылают устремленные на него взгляды всех членов спасательной группы.
Это было благоговение.
Его поразила истина об очередном чуде. Он стоял всего в паре шагов от гранаты, которая разорвала Девэйна. Его погребло под тоннами камня, помяло и изрезало, но в целом он остался невредим.
Бланшо вздрогнул, ощущая откровение. Сколько раз с начала войны он избегал неминуемой смерти? Неужто можно было сделать вид, что за его выживанием не стояло никакой цели? Нет, нельзя. Он был избран для некой особой миссии волей Бога-Императора. Меллисен и остальные понимали это. Теперь осознал и он.
Но что же это за цель?
Ответ пришел через несколько минут. Бланшо стирал кровь тряпкой, которую ему дала Меллисен. Толпа становилась все больше по мере того, как по аркологии разносилась весть о человеке, чья жизнь чудесна. Благословлена.
– Вы знали, что это произойдет, – обратилась к нему Меллисен.
– Что?
– Нападение. Вы знали, что среди нас изменник. Вы слышали шепот предательства, – она говорила тихо, но слова разносились далеко над благоговейно молчащей толпой.
– Да, – ответил Бланшо. – Слышал.
Перед ним вырисовывалась его роль в судьбе Империума. Увиденное заставило его содрогнуться от волнения и прилива адреналина.
Бланшо понял истину об ужасающих видениях. Понял, почему ему пришлось страдать, слушая шепот порчи. Его наделили этим даром, чтобы узнать врага.
Меллисен продолжала смотреть на него. Как и остальные. Он осознал, что все они ждут его. Ждут указаний.
– Итак, все окончено? – спросила Меллисен.
Нет. Не все. Позади Меллисен, в проеме, ведущем к раскопу, стоял Крадж. В полумраке виднелся только силуэт, но Бланшо узнал перекошенную фигуру.
– Это он! – завопил Джассик, протягивая руку, как будто мог схватить Краджа. – Он в этом замешан!
И тут к его губам подступило незваное слово, доселе чуждое, но идеальное и совершенно точное.
– Еретик! – выкрикнул Бланшо.
Большего не потребовалось. Люди начали проталкиваться за Краджем, хлынув в туннель, словно река, которая пробила дамбу и ворвалась в давно закрытый канал.
Крадж побежал, и Меллисен с Бланшо оказались подхвачены потоком.
Бланшо постоянно терял беглеца из виду. Тот двигался быстрее. Туннель резко повернул вправо. Бланшо обогнул угол и угодил прямо в толкающуюся, сбитую с толку толпу.
Крадж исчез.
– Он забрался туда, – произнес кто-то, указывая вверх. У проема в стене под самым потолком болталась вентиляционная решетка. Ширины отверстия хватило бы человеку, чтобы пролезть, если бы тот оказался достаточно отчаянным. Похоже, что никто не был достаточно отчаянным, чтобы лезть за Краджем, если тому удалось уйти. Вентиляционная система аркологии была даже более разнородной, чем сама основная сеть пещер. Помимо пробуренных шахт, от пещеры к пещере тянулись переплетающиеся разломы. Их оказалось невозможно изолировать друг от друга. В итоге получилась достаточно неэффективная сеть, а также смертоносная крысиная нора.
– Кто за ним пойдет? – спросил кто-то.
– Никто, – отозвалась Меллисен. – Если он там ползает, то это лишь вопрос времени, когда Крадж ошибется и застрянет. Если он хочет умереть от голода в тесноте, пусть будет так.
Бланшо кивнул, подумав, что Меллисен права. Крадж не сбежал. Он выбрал более медленную казнь.
– Итак? – спросила Меллисен. – Все кончено?
Теперь от Краджа не доносилось никакого шепота. Цена оказалась высока, однако заговор предателей был раздавлен.
– Да, – сказал Бланшо. Он был заперт под землей, покрыт кровью и не знал, увидит ли вновь дневной свет, но еще никогда так не гордился собой.
И все же…

У взрыва оказались последствия. Выяснилось, что Верлун заложил бомбы не в одной пещере. Все они сработали одновременно. Один из крупных жилых комплексов полностью обрушился, убив всех, кто находился внутри. Кроме того, медик установил зажигательные заряды, уничтожившие склад неприкосновенного запаса аркологии. Еды больше не было. Если туннель выхода не расчистят в ближайшие несколько дней, то не расчистят уже никогда.
Дни погрузились во мрак, и Бланшо чувствовал, как миг триумфа ускользает прочь, а его значение обращается в прах. Вновь наползали сомнения. Вера Меллисен в его божественное предназначение была непоколебима и через лейтенанта распространилась среди отчаянно ищущих надежду людей, словно пожар по траве. Меллисен настояла, чтобы Бланшо находился в бывшем убежище Девэйна, когда не трудился на раскопе. Он был важен для выживших, и теперь необходимо было иметь возможность где-то встретиться с ним, как раньше с Девэйном и самой Меллисен. Для Бланшо наступил момент славы.
Это его пугало. Он бы принял свой долг, если бы на самом деле знал, в чем тот состоит. Возможно, все кончилось. Бланшо предупредил, но понял слишком поздно.
Так он думал, когда наконец-то скрючился в углу комнаты возле какого-то сломанного землеройного инвентаря. Звук работы на завале был лишь далеким шумом, и через считанные секунды Бланшо уснул. Его сны были наполнены тревогой, но это были ожидаемые кошмары о разорванных телах и волнах крови.
Задыхаясь, он проснулся, и / сила тьмы, тянущейся от стен, камень не преграда губителю реальности, черный прилив катится насквозь, пожирает, челюсти расходятся и открывают звезды внутри, пасть вселенной приближается ко всем / все его иллюзии погибли, разлетевшись на окровавленные осколки под ударом видений и образов, которые теперь не давали смотреть на реальный мир, разворачиваясь кошмарным парадом. Бланшо застонал от ужаса, но не услышал собственного голоса, поскольку / праведный служитель пути, он славно потрудился, да, да, даааа, мы принимаем жертву, но нужно сделать больше, работа только начинается / шепот вернулся.
Громче. Насмешливее. Теперь слова были совершенно отчетливы, пусть того же нельзя было сказать об их смысле.
Некоторые не могли принадлежать людям. Никому на этом уровне реальности. Их пело нечто, имеющее не один рот. Буквы состояли из костей и стекла, а слоги из порчи и смерти. Услышав их, Бланшо попытался закричать, но вместо этого подавился заполнившей рот кровью.
Так его и нашла Меллисен. Он не мог встать без ее помощи. Лейтенант медленно водила его туда-сюда, пока он вновь не почувствовал ноги и не смог дышать, и за это время на раскопе сменились бригады. Бланшо стер кровь с подбородка, зная, что на него начинают поглядывать. Прежде чем задать вопрос, Меллисен дождалась, пока он отчасти успокоится.
– Есть и еще, да?
– Да, – приходилось бороться с желанием оглянуться через плечо и вглядеться в тени. – Должно быть, их еще много. Я слышу их так отчетливо. Вижу…
Бланшо до сих пор не знал / черная, словно питон, драконья пустота /, что же видит. В образах должен был присутствовать символизм. Бланшо давил все мысли относительно других вариантов. Значит, символы. Метафоры грядущей катастрофы. Пророчества и предостережения о том, что произойдет, если он не применит свой дар. Бог-Император дал ему чутье и наделил этим долгом. Нельзя было избавиться от бремени.
– Вы знаете, кто они? – тихо спросила лейтенант.
– Нет, – в убежище было слишком много лиц, которые сливались в единый образ грязи, изнеможения, несчастья и отчаяния.
Меллисен выругалась.
– Чего же вы от меня тогда хотите? Если Верлун был предателем, им может оказаться кто угодно. Как нам их остановить?
– Я узнаю, – произнес Бланшо и в тот же миг пришел ответ. – Они не в силах скрыть от меня свою природу. Не сейчас, – вкус крови во рту подтверждал растущую мощь дара. – Я увижу и услышу, кто они на самом деле.
– Хорошо, – спустя минуту сказала Меллисен. – Хорошо. Тогда пойдемте. Проведем обход.
Они начали с выходного туннеля. Места, где тлела последняя надежда, и места их наибольшей уязвимости. Когда они приблизились к рабочим бригадам, / чернота поглощает скалу, туннель обрывается в голодную пустоту, накатывающуюся пустоту, пустоту, которая не пустота, а ужасная сущность, создание, чья суть разрушение / Бланшо споткнулся.
Он снова не видел мира перед собой. Вместо этого там была реальность, терзаемая тварью, которую он не мог назвать, не мог описать и перед которой испытывал абсолютный страх. Видения длились недолго, но казалось, что их продолжительность и насыщенность увеличиваются.
Меллисен подхватила его под локоть, поддержав.
– В чем дело? – спросила она, и у нее в руках вдруг оказался лазпистолет. – Кто это?
Вместе с видением / он не видит нас, он смотрит и слушает, но не видит нас, не видит / появился шепот. Он не пропал. Он был громким и издевательским / мелкая вера, безнадежная вера, где твой бог, мальчик, бог-мальчик, бог-игрушка /, доносясь со всех сторон, но никогда – с той, куда смотрел Бланшо. Слова отдавались в голове, будто гвозди и барабаны. Бланшо цеплялся за ускользающую концентрацию. Его окружали шипящие отголоски, которые накладывались друг на друга, становились громче и погружались вглубь черепа.
Он был уверен, что если не сумеет их заглушить, то его голова расколется.
Бланшо уставился на людей перед собой. Работа полностью прекратилась. Все глядели в ответ. По ту сторону кровавой пелены в глазах лица утрачивали резкость, превращаясь в собрание абстрактных выражений. Бланшо больше не мог различать людей, но мог читать их эмоции, словно указующие надписи.
Он увидел веру. Увидел надежду. Увидел страх, который разрастался по мере того, как Бланшо всматривался в каждое отдельное лицо. Увидел и скепсис.
«Нет, – подумалось ему. – Это другое. Называй, как есть – неверие».
В это время отчаяния отрицать божественность Императора означало отвернуться от него. А значит, не было разницы между неверием и предательством. Когда Бланшо это понял, все произошло просто. Он начал указывать. Делая так, он видел, как лица, которые окружали выбранных им людей, наполнялись решимостью. Их вера в его сущность и цель – цель, которая должна была стать общей – обрела твердость алмаза, и они вытолкнули обвиненных из своих рядов. Меллисен не дала тем возможности нанести удар. Она выстрелила каждому в голову. Через несколько мгновений на земле оказалось четыре тела, и нашептывания стихли. Однако не исчезли. Они скреблись на задворках сознания Бланшо, и этот нарыв не дал бы ему покоя до завершения очищения.
– Еще? – спросила Меллисен.
– Да.
Лейтенант обернулась к землекопной бригаде.
– Вы уверены насчет остальных?
– Уверен.
Дарованная милость будоражила. Казалось, он стал непосредственным проводником воли Императора. Спасая жизни, он ощутил удовольствие, которое дало смелость признать, что восторг доставляло и обрывать их простым жестом. Таковы были реалии власти. Их надлежало принять. Бланшо должен был принять власть, которая являлась необходимым средством исполнить долг.
Меллисен выбрала троих членов бригады, которые выглядели наиболее сильными.
– Пойдете с нами, – сказала она, и пояснила для Бланшо: – Вести дойдут до предателей, и те будут сопротивляться.
– Конечно, – согласился Бланшо.
Они покинули раскоп и направились обратно в основную часть аркологии. Бланшо шел впереди, следуя по звуковому следу нашептываний. Когда он входил в пещеру, где были еще еретики, скребущие насмешки в ушах и в сознании становились громче. Тогда Бланшо вершил суд, а лазпистолет Меллисен довершал начатое. Они очищали помещение за помещением. Известие об этом походе опережало их. Сопротивления не было.
Меллисен не пришлось мобилизовать вершителей правосудия. Добровольцев было более чем достаточно. Все чаще они приходили в пещеры, где виновных уже нашли и, порой, забили насмерть.
Большая часть аркологии была разрушена, однако все равно оставалось слишком много туннелей и пещер, слишком много людей и слишком мало времени. Теперь шепот не прекращался.
У Бланшо усиливалось предчувствие надвигающейся гибели. Паника подтачивала радость от исполнения долга. Дело шло слишком медленно. Предателей было слишком много. Он не понимал, как они смогли так быстро проникнуть в убежище. Впрочем, враг показал свои способности, опустошив Калт.
Бланшо вершил, вершил и вершил суд, но нашептывания все не смолкали.
Спустя двенадцать долгих часов он перестал понимать, какие пещеры уже очищены, а какие еще нет. Шепот становился слишком настойчивым, а видения / ближе и ближе, когтистая хватка ночи, отшвыривает прочь преграды и молитвы, ужасная сила неотвратимости, ночной охотник рвет тела, души и миры / участились. Меллисен приходилось почти постоянно его поддерживать. Ноги толком не слушались. Каждому шагу так мешали / разрез, текущая кровь, громадный нечеловеческий разум, кольца змеи, душитель света и надежды / пронзительные образы/ добыча схвачена на бескрайней равнине, вечный край костей и дикой смерти, безумие, обретшее плоть и мощь, пожирает жизнь, давит мясистый череп / что нарушалась координация, как будто тело не могло вспомнить, что делало мгновение назад. Былое ликование покидало его. Бланшо пытался сдержать волну и начинал тонуть в ней.
В сопровождении толпы численностью почти в сто человек он и Меллисен двигались по разрушенной пещере. Бланшо гадал, не проходили ли они здесь уже. Он не знал этого наверняка.
Однако вокруг шли люди, и теперь заговорщики изо всех сил будут стараться держаться перед облавой. Изможденный Бланшо посмотрел на холм из обломков.
– Я не могу идти дальше, – сказал он Меллисен.
– Надо отдохнуть, – согласилась та.
– Нет, – покачал он головой. – Нет времени. Нам нужно отыскать всех. Я буду ждать здесь, – Бланшо указал на холм.
– Теперь нас достаточно, – он вздрогнул, когда / голод / голову пронзила волна злобы. Удар состоял из образов и криков, потребностей и слов. Это было пророчество / человечество труп, он болтается, он разорван, ребра обнажены и переломаны крушащими зубами смеха, труп никогда не оставляют в покое, он вечно пляшет у космического занавеса, мертвый, но в агонии, боли всегда мало, резни всегда мало, чтобы утолить жажду ухмыляющейся ярости / и приказ. Натиск. «Нет», – подумал Бланшо, сопротивляясь изо всех сил, но он слабо понимал, что отвергает. Напор усиливался, и нашептывания стали неотличимы от образов. При звуке слов на темном наречии единственное, что он мог сделать – сдержать крик.
Он вытер кровь / капля, поток, шквал, наводнение заливает галактику, потоп грядет для всех /, текущую из носа, набрал воздуха и снова заговорил с Меллисен.
– Разделитесь на группы, – произнес он. – Накройте большую территорию.
– Да, – отозвалась Меллисен. – Мы приведем всех к вам, – она была обеспокоена. – С вами все будет в порядке?
Бланшо кивнул.
– Нужно сесть, – пробормотал он и пополз по щебню. Острые рокритовые грани раздирали плоть на руках и ногах. Он добрался до вершины горы и рухнул, судорожно хватая воздух. Шепот / слушай слушай слушай слушшшшШШ / вонзал когти в уши, наполняя голову / зачем надеяться, зачем тянуться к скорбной и безжизненной лжи, когда есть ложь более великая, величественная, великолепный абсолют отрицания, столь грандиозная ложь, что она попирает реальность с ее подобающей истиной / ядом. Это был бесконечный круговорот ненависти и хаоса. Обещания, проповеди, искушение кровью / отвернись от самоотрицающего бога, сокруши его, разбей на куски, вкуси силу ликующего предательства / наползали друг на друга. Предложения дробились / отдай мне свой разум свою волю свою личность свою душу дай мне пировать дай пустое мученичество никогда прыжки на рассвете всегда рев черных как ночь клинков / и поглощали друг друга. Фразы полностью теряли смысл / паучья хватка рвущейся плоти в лопающемся глазу, рассссссеки невинного зубом смерти /, оставалась лишь угроза. Однако были / глаз тьмы челюсть тьмы коготь тьмы злоба тьмы зов тьмы мысль тьмы песнь тьмы бог тьмы бог тьмы бог тьмы БОГ ТЬМЫ / и рефрены.
Это был / скоро скоро скоро, о, кровавая круговерть / хохот неизбежности. Улыбка / сломатьхребетубить / клинка, распиливающего кость. Почему после всех славных дневных трудов нашептывания не стихали? Быть может, это подавало голос отчаявшееся зло, огрызающееся перед смертью. Так и должно было быть. Это доказывало его растущую силу.
Как и то, что произошло далее.

Меллисен и ее разрастающаяся армия разошлись по аркологии. Они окружили жителей. Перед взором Бланшо началось бесконечное шествие. Это была другая сила. Власть. Он сидел, прислонившись к скальной плите, которая выступала на вершине груды щебня, словно распростерся на сломанном троне.
Бланшо не получал удовольствия от этой силы. Преодолевая нарастающую боль, он отчасти утешал себя тем, что не был тираном, а лишь делал то, что правильно и необходимо. Даже это почти ускользало от него. Перед ним проходили виновные, и нашептывания перерастали в истерическое бормотание. Бланшо ужасало, сколько людей замешано в заговоре.
Однако его чувства не имели значения. Важен был лишь долг отмечать предателей.
Бланшо приложил все свои силы и способность связно мыслить к выполнению задачи. Голоса и видения нанесли ответный удар, ослепив его / стены реальности рушатся, лавина смысла и света, разбитых на давящие куски, уничтожает все, что от них зависело, а следом движется и шипит тьма, пляска смертоносных снов / болью и чудовищными образами. Бланшо почти ничего не видел, кроме движущихся очертаний и слышал лишь смутный протестующий гул и крики, когда указывал, указывал и указывал. Руку парализовало от боли и ярости, от казней помещение заполнялось липким смрадом крови и разорванных тел.
Он находился посреди водоворота ненависти, и на миг с жутковатой иронией осознал, что служба – хотя казалось, это было целую вечность назад – диспетчера подготовила его к этому испытанию. Научила его справляться с огромными массивами информации и мгновенно принимать решения. Теперь же вместо того, чтобы указывать путь кораблям в пустоте, он направлял души, отдавая виновных на мрачную милость невинных.
Надломленные войной люди, запертые в аркологии, дали волю страстям и страхам, обратив их на предателей в своих рядах. Они вершили возмездие кулаками, камнями и клинками, и с каждым указанием пальца Бланшо их лихорадочная вера в него росла.
Не будь он проводником божественной воли, Джассик отпрянул бы в ужасе от творившихся вокруг зверств. Возможно незримый враг, терзавший его глаза и уши, был благословением, не позволявшим увидеть худшее из того, что творилось по его приказу.
Однако сколько бы преступников не обнаруживалось, сколько бы их не убивали, шепот / все еще шепот, но шепот-вой, шепот-визг, шепот-рев и скользящее приближение какого-то громадного зверя / усиливался.
Наконец, когда из глаз, ушей и рта потекла кровь, Бланшо закричал:
– Хватит!
Из милосердия или же, быть может, от изнеможения он на мгновение провалился в забытье. Когда он открыл глаза, в пещере не было никого, кроме Меллисен. Она сидела у подножия груды обломков, глядя на него. Шепот умолк. Бланшо снова видел реальный мир. Вздох облегчения сорвался на всхлипывание.
Меллисен встала.
– С вами все в порядке?
Ему пришлось сглотнуть несколько раз, прежде чем пересохшее ободранное горло позволило заговорить.
– Думаю, да, – он оглядел кровь и разбросанные куски тел, покрывавшие щебень.
Многие из мертвецов погибли от бомб Верлуна, но было нетрудно заметить, что их количество неисчислимо возросло.
– Сколько? – спросил Бланшо.
Меллисен покачала головой.
– Слишком много. Я перестала считать. Не хочу знать.
– Где остальные?
– На раскопе.
– Все?
– Да. Верных людей осталось мало. Быть может, несколько дюжин, – ее голос ослаб до шепота, как будто стыдясь масштабов катастрофы. Лейтенант посмотрела на свои окровавленные руки, а затем снова на него.
– Ну? – спросила она. – Теперь все кончено? Мы взяли всех?
Благословенная тишина. Его сердце наполнилось надеждой.
– Думаю, – начал было он, а затем / рассечь бормочущий лик человечества / молчание прервалось. Перешептывания обрушились на него, словно хищники, пикирующие на добычу. Они выжидали, пока он сочтет их исчезнувшими, чтобы вонзить свои когти поглубже. Бесстыдство / жизнь есть тщетное существование рядом с величием Хаоса, ослепите своего божка, повергните его, он играет вашим бытием ради собственных целей, вы ничто, он ничто, все ничто / ударило его своими огромными крыльями, и оглушенная душа увлекла тело вниз.
Как это возможно? Как могут змеиные голоса быть столь громкими? Тут не было никого, кроме него и Меллисен. Не было ни…
Он замер. Озарение было столь мощным, что пересилило оскорбления, которые растекались в его сознании, как масло по воде.
– Ты, – судорожно выдохнул он, двинувшись к ней вниз по склону.
– Что? – переспросила Меллисен. Ее слова прозвучали столь невинно и обескуражено, что прибавили острую, как поворот ножа, насмешку к чудовищности совершенного ею предательства.
– Это была ты, – в ужасе выговорил Бланшо. Неужто он все время шел у нее на поводу? Неужто был столь близорук, что по недомыслию принес сотни жертв ее темным богам? Нет. Конечно, нет. Вина приговоренных им людей была неоспорима. Он должен был в это верить.
Возможно, она избавлялась от соперников. Да. Придерживаясь этой логики, он бы смог уснуть, выпади на его долю когда-нибудь такая роскошь. Бланшо с ненавистью уставился на Меллисен.
– Предательница, – прошипел он. – Еретичка, – а затем подумал о том, как она, несомненно, терзала его разум и о тех силах, которыми она должна была обладать, и зарычал. – Ведьма!
– Адепт Бланшо! – предостерегла Меллисен. – Стойте!
Он прыгнул, покрывая оставшееся расстояние. У нее была боевая выучка. У него нет. В этот момент она смогла бы быстро с ним справиться, но было видно, что лейтенант сдерживается. Вместо того чтобы подстрелить его на лету, она только закричала, призывая остановиться.
Он рухнул вместе с ней. Они покатились по болоту смерти. Бланшо протянул руки к горлу Меллисен, но та оттолкнула его ногой, отшатнулась назад и встала, вытащив лазпистолет.
На сей раз, когда он бросился вперед, она выстрелила. Этим все и должно было кончиться – опытный солдат убивает диспетчера, который не дрался ни единого дня в жизни.
Но этого не произошло. Выстрел Меллисен попал в цель. Бланшо увидел вспышку пистолета, направленного ему прямо в грудь. Казалось, из восприятия выпала доля секунды / спасти это тело /, словно он на миг задремал. Это был крошечный вариант той неопределенности, которая окружала его спасение при гибели звездного форта Веридий Максим. Единственное, что было известно Бланшо – в него не попали. Он все еще летел к Меллисен, а на лице лейтенанта застыло ошеломленное выражение.
А затем Бланшо выбил у нее из руки пистолет и схватил за шею.
Меллисен хлопнула его по ушам. Изо рта хлынула кровь, и Бланшо понял, что должен был бы упасть. Он не упал. Он был силен. Он) являлся дланью правосудия, и отвести его в сторону было невозможно.
Его отвлекло движение на разбитом потолке. Он посмотрел вверх. Из-за обломков на него глядело лицо. Потребовалось мгновение, чтобы осознать, что это Крадж. У Бланшо отвисла челюсть от изумления, а хватка ослабла, дав Меллисен возможность ударить его локтями по предплечьям, разорвав захват. Она откатилась в сторону, и Крадж упал из трещины в потолке пещеры, побежав по обломкам скорее как животное, нежели как человек.
Бланшо повернулся навстречу нападающему Краджу, но Меллисен сделала ему подсечку. Он упал назад, и лейтенант прижала его к земле. Крадж поднял кусок камня и обрушил ему на голову.
Нет. Душа Бланшо отчаянно закричала из-за неисполненного долга. Повинуясь инстинкту, Бланшо целиком отдался источнику силы, которая завела его столь далеко. Булыжник Краджа двигался по дуге целую вечность, и этой уймы времени хватило, чтобы внутри Бланшо что-то зашевелилось. Оно извивалось, словно угорь, но сидело в теле плотно, как рука / лапа коготь железо / в перчатке.
А потом раздался / аххххх, здравствуй и прощай / насмешливый шепот.
И Бланшо закричал.
Он кричал не вслух. У него больше не было такой привилегии. Тело более ему не принадлежало. Кричал его разум. Он визжал, оказавшись в тюрьме, зная, что из нее нет спасения. Выл, сокрушенный не булыжником Краджа, а жестким камнем истины. Теперь Бланшо видел правду о шепоте.
Всегда с тобой. Всегда в биении твоего пульса.
Слова были сказаны на человеческом языке, однако были позаимствованы. Голос состоял из гниющих снов.
Тварь внутри тела Бланшо выбросила вперед руку и раздробила камень Краджа в пыль. Широко растопыренными пальцами она обхватила лицо Краджа. И сдавила.
У Краджа был плотно сжат рот, его зубы дробились друг о друга, и он издавал все нарастающий вопль чистейшей муки, пока рука не раздавила переднюю часть черепа в кровавую кашу и костяные обломки.
Меллисен отпрыгнула назад, но ей не хватило скорости. Такого не смог бы ни один человек. Удар ноги переломил ей хребет и отшвырнул прочь. Она осталась лежать среди мусора, словно выброшенная тряпичная кукла.
А затем Бланшо остался по-настоящему один. Он мог видеть глазами, ранее принадлежавшими ему, но теперь на краю зрения корчилась тьма, колыхающаяся чернота ночной порчи. Его тело оглядело бойню и улыбнулось.
Работать вместе. Убивать вместе. Как раньше.
К отчаянию Бланшо добавился намек на вопрос.
Вспомни, пляшущая плоть, вспомни, как помог этому страннику. Вспомни слова, которыми мы обменивались.
Они не говорили. Тварь лгала. Он мог быть уверен в этом последнем обрывке своей гордости.
Слова в пустоте, слова от имени к имени, пляшущая плоть хорошо слушает в бесполезной надежде. На Веридии Максим.
На Бланшо обрушилась громада. Его подхватило чудовищной волной, воспоминания поднимались на поверхность, и картина обретала очертания. Волна несла его к горе. Словам твари невозможно было сопротивляться – когда она зашептала, он отчетливо все понял, а затем увидел, что правда может быть не менее ужасной, чем ложь.
Вокруг мысленных созвучий скользнул смешок. Тварь повторила слова, которые уже произносила раньше. Слова, ставшие началом ее нападения на Бланшо и заразившие его.
– Веридий Максим, мы устранили сбой вокса. Пожалуйста, ответьте.
Бланшо ответил. Он заговорил с тем, что считал экипажем, и тем самым позволил твари завершить кошмарное путешествие.
Нет. Не с экипажем, а с этим странником. С тьмой, которую они поглотили, и которая поглотила их. Мы говорили. Я переместился. Мне все равно, как это делать – на кораблях или по путям, созданным речью. Мы говорили. Ты впустил меня. На Калт. В себя. Мы зашли далеко. Мы славно странствовали.
Тварь подняла лазпистолет Меллисен. Теперь закончить начатое. Скоро придут гости. Новые слова. Новое странствие.
Она направилась к раскопу.