Новое геополитическое положение России

Крах Советского Союза стал заключительным этапом постепенного распада мощного китайско-советского коммунистического блока, который за короткий промежуток времени сравнялся, а в некоторых зонах даже превзошел границы владений Чингисхана. Однако более современный трансконтинентальный евроазиатский блок просуществовал недолго; уже отпадение от него Югославии Тито и неповиновение Китая Мао свидетельствовали об уязвимости коммунистического лагеря перед лицом националистичес­ких устремлений, которые, как оказалось, сильнее идеоло­гических уз. Китайско-советский блок просуществовал около десяти, Советский Союз - примерно 70 лет.

Однако в геополитическом плане еще более значитель­ным событием явился развал многовековой, с центром прав­ления в Москве, великой Российской державы. Распад этой империи был ускорен общим социально-экономическим и политическим крахом советской системы, хотя большая часть ее болезней оставалась затушеванной почти до самого конца благодаря системе секретности и самоизоляции. По­этому мир был ошеломлен кажущейся быстротой самораз­рушения Советского Союза. В течение всего лишь двух недель декабря 1991 года сначала о роспуске Советского Союза демонстративно заявили главы республик России, Украины и Белоруссии, затем официально он был заменен на более неопределенное образование, названное Содруже­ством Независимых Государств, объединившим все советс­кие республики, кроме балтийских; далее советский прези­дент неохотно ушел в отставку, а советский флаг был спущен с башни Кремля; и наконец, Российская Федерация - в на­стоящее время преимущественно русское национальное государство с общей численностью населения в 150 млн. человек - появилась на арене в качестве преемницы де-факто бывшего Советского Союза, в то время как остальные республики - насчитывающие еще 150 млн. человек - утверждали в разной степени свои права на независимость и суверенитет.

Крах Советского Союза вызвал колоссальное геополи­тическое замешательство. В течение 14 дней россияне, ко­торые вообще-то даже меньше были осведомлены, чем вне­шний мир, о приближающемся распаде Советского Союза, неожиданно для себя обнаружили, что они более не являют­ся хозяевами трансконтинентальной империи, а границы других республик с Россией стали теми, какими они были с Кавказом в начале 1800-х годов, со Средней Азией - в се­редине 1800-х и, что намного более драматично и болезнен­но, с Западом - приблизительно в 1600 году, сразу же после царствования Ивана Грозного. Потеря Кавказа способ­ствовала появлению стратегических опасений относитель­но возобновления влияния Турции; потеря Средней Азии породила чувство утраты значительных энергетических и минеральных ресурсов, равно как и чувство тревоги в связй с потенциальной мусульманской проблемой; независимость Украины бросила вызов притязаниям России на божествен­ное предназначение быть знаменосцем всего панславянско­го сообщества.

Пространство, веками принадлежавшее царской империи и в течение трех четвертей века Советскому Союзу под гла­венством русских, теперь заполнено дюжиной государств, большинство из которых (кроме России) едва ли готовы к об­ретению подлинного суверенитета; к тому же численность населения этих государств тоже разная: от довольно крупной Украины, имеющей 52 млн. человек, и до Армении, насчиты­вающей всего 3, 5 млн. Их жизнеспособность представлялась сомнительной, в то время как готовность Москвы постоянно приспосабливаться к новой реальности также выглядела не­предсказуемой. Исторический шок, который испытали рус­ские, был усилен еще и тем, что примерно 20 млн. человек, говорящих по-русски, в настоящее время постоянно прожи­вают на территории иностранных государств, где политичес­кое господство находится в руках все более националисти­чески настроенных элит, решивших утвердить свою национальную самобытность после десятилетий более или менее принудительной русификации.

Крах Российской империи создал вакуум силы в самом центре Евразии. Слабость и замешательство были присущи не только новым, получившим независимость государствам, но и самой России: потрясение породило серьезный кризис всей системы, особенно когда политический переворот до­полнился попыткой разрушить старую социально-экономи­ческую модель советского общества. Травма нации усугуби­лась военным вмешательством России в Таджикистане, обусловленным опасениями захвата мусульманами этого нового независимого государства, но в еще большей степе­ни она была обострена трагическим, кровавым, невероятно дорогим как в политическом, так и в экономическом плане вторжением России в Чечню. Самым болезненным в этой ситуации является осознание того, что авторитет России на международной арене в значительной степени подорван; прежде одна из двух ведущих мировых сверхдержав в настоящее время в политических кругах многими оценивается просто как региональная держава «третьего мира», хотя по-прежнему и обладающая значительным, но все более и бо­лее устаревающим ядерным арсеналом.

Образовавшийся геополитический вакуум увеличивался в связи с размахом социального кризиса в России. Комму­нистическое правление в течение трех четвертей века при­чинило беспрецедентный биологический ущерб российско­му народу. Огромное число наиболее одаренных и предприимчивых людей были убиты или пропали без вести в лагерях ГУЛАГа, и таких людей насчитывается несколько миллионов. Кроме того, страна также несла потери во вре­мя первой мировой войны, имела многочисленные жертвы в ходе затяжной гражданской войны, терпела зверства и ли­шения во время второй мировой войны. Правящий комму­нистический режим навязал удушающую ортодоксальную доктрину всей стране, одновременно изолировав ее от ос­тального мира. Экономическая политика страны была абсо­лютно индифферентна к экологическим проблемам, в ре­зультате чего значительно пострадали как окружающая среда, так и здоровье людей. Согласно официальным стати­стическим данным России, к середине 90-х годов только примерно 40% от числа новорожденных появлялись на свет здоровыми, в то время как приблизительно пятая часть от числа всех российских первоклассников страдала задерж­кой умственного развития. Продолжительность жизни у мужчин сократилась до 57, 3 года, и русских умирало боль­ше, чем рождалось. Социальные условия в России факти­чески соответствовали условиям страны «третьего мира» средней категории.

Невозможно преувеличить ужасы и страдания, выпавшие на долю русских людей в течение этого столетия. Едва ли можно найти хоть одну русскую семью, которая имела бы возможность нормального цивилизованного существования. Рассмотрим социальные последствия следующих событий:

- русско-японская война 1905 года, окончившаяся унизи­тельным поражением России;

- первая «пролетарская» революция 1905 года, породив­шая многочисленные акты городского насилия;

- первая мировая война 1914 - 1917 годов, явившаяся при­чиной миллионных жертв и многочисленных нарушений в экономике;

- гражданская война 1918 - 1921 годов, унесшая еще не­сколько миллионов человеческих жизней и опустошив­шая страну;

- русско-польская война 1919 - 1920 годов, закончившая­ся поражением России;

- создание системы ГУЛАГа в начале 20-х годов, включая уничтожение представителей элиты предреволюционно­го периода и их массовое бегство из России;

- процессы индустриализации и коллективизации в нача­ле и середине 30-х годов породили массовый голод и миллионы смертей на Украине и в Казахстане;

- «великая чистка и террор» в середине и конце 30-х го­дов, когда миллионы заключенных находились в трудо­вых лагерях, более миллиона человек были расстреляны, несколько миллионов умерли в результате безжалостно­го обращения;

- вторая мировая война 1941 - 1945 годов, принесшая многомиллионные военные и гражданские жертвы и сильные разрушения в экономике;

- возобновление сталинского террора в конце 40-х годов вновь повлекло за собой массовые аресты и казни;

- 44-летний период гонки вооружений с Соединенными Штатами, начавшийся в конце 40-х и продолжавшийся до конца 80-х годов, явился причиной разорения госу­дарства;

- попытки насаждения советской власти в зоне Карибско­го бассейна, на Ближнем Востоке и в Африке в течение 70 - 80-х годов подорвали экономику страны;

- затяжная война в Афганистане 1979 - 1989 годов сильно подорвала потенциал страны;

- неожиданный крах Советского Союза, сопровождавший­ся гражданскими беспорядками в стране, болезненным экономическим кризисом, кровопролитной и унизитель­ной войной в Чечне.

Не только кризис внутри страны и потеря международ­ного статуса мучительно тревожат Россию, особенно пред­ставителей русской политической элиты, но и геополитическое положение России, также оказавшееся неблагопри­ятным. На Западе вследствие процесса распада Советского Союза границы России существенно изменились в небла­гоприятную для нее сторону, а сфера ее геополитического влияния серьезно сократилась (см. карту 1). Прибалтийс­кие государства находились под контролем России с 1700-х годов, и потеря таких портов, как Рига и Таллинн, сделала доступ России к Балтийскому морю более ограниченным, причем в зонах, где оно зимой замерзает. Хотя Москва и сумела сохранить политическое главенствующее положе­ние в новой, получившей официальный статус независимо­сти, но в высшей степени русифицированной Беларуси, однако еще далеко не ясно, не одержит ли в конечном счете и здесь верх националистическая инфекция. А за граница­ми бывшего Советского Союза крах Организации Варшав­ского договора означал, что бывшие сателлиты Централь­ной Европы, среди которых на первое место выдвинулась Польша, быстрыми темпами склоняются в сторону НАТО и Европейского Союза.

Рис. 1. Утрата Россией идеологического контроля и сокращение империи

Самым беспокоящим моментом явилась потеря Украи­ны. Появление независимого государства Украины не толь­ко вынудило всех россиян переосмыслить характер их соб­ственной политической и этнической принадлежности, но и обозначило большую геополитическую неудачу Рос­сийского государства. Отречение от более чем 300-летней российской имперской истории означало потерю потенци­ально богатой индустриальной и сельскохозяйственной эко­номики и 52 млн. человек, этнически и религиозно наибо­лее тесно связанных с русскими, которые способны были превратить Россию в действительно крупную и уверенную в себе имперскую державу. Независимость Украины также лишила Россию ее доминирующего положения на Черном море, где Одесса служила жизненно важным портом для торговли со странами Средиземноморья и всего мира в це­лом.

Потеря Украины явилась геополитически важным мо­ментом по причине существенного ограничения геострате­гического выбора России. Даже без Прибалтийских респуб­лик и Польши Россия, сохранив контроль над Украиной, могла бы все же попытаться не утратить место лидера в решительно действующей евразийской империи, внутри которой Москва смогла бы подчинить своей воле неславян­ские народы южного и юго-восточного регионов бывшего Советского Союза. Однако без Украины с ее 52-миллион­ным славянским населением любая попытка Москвы вос­создать евразийскую империю способствовала бы, по всей видимости, тому, что в гордом одиночестве Россия оказыва­лась запутавшейся в затяжных конфликтах с поднявшимися на защиту своих национальных и религиозных интересов неславянскими народами; война с Чечней является, вероят­но, просто первым тому примером. Более того, принимая во внимание снижение уровня рождаемости в России и бук­вально взрыв рождаемости в республиках Средней Азии, любое новое евразийское государство, базирующееся ис­ключительно на власти России, без Украины неизбежно с каждым годом будет становиться все менее европейским и все более азиатским.

Потеря Украины явилась не только центральным геопо­литическим событием, она также стала геополитическим катализатором. Именно действия Украины - объявление ею независимости в декабре 1991 года, ее настойчивость в ходе важных переговоров в Беловежской пуще о том, что Советский Союз следует заменить более свободным Со­дружеством Независимых Государств, и особенно неожи­данное навязывание, похожее на переворот, украинского командования над подразделениями Советской Армии, раз­мещенными на украинской земле, - помешали СНГ стать просто новым наименованием более федерального СССР. Политическая самостоятельность Украины ошеломила Москву и явилась примером, которому, хотя вначале и не очень уверенно, затем последовали другие советские рес­публики.

Потеря Россией своего главенствующего положения на Балтийском море повторилась и на Черном море не только из-за получения Украиной независимости, но также еще и потому, что новые независимые государства Кавказа — Гру­зия, Армения и Азербайджан — усилили возможности Тур­ции по восстановлению однажды утраченного влияния в этом регионе. До 1991 года Черное море являлось отправ­ной точкой России в плане проекции своей военно-морской мощи на район Средиземноморья. Однако к середине 90-х годов Россия осталась с небольшой береговой полосой Чер­ного моря и с неразрешенным спорным вопросом с Украи­ной о правах на базирование в Крыму остатков советского Черноморского флота, наблюдая при этом с явным раздра­жением за проведением совместных, Украины с НАТО, военно-морского и морских десантных маневров, а также за возрастанием роли Турции в регионе Черного моря. Россия также подозревала Турцию в оказании эффективной помо­щи силам сопротивления в Чечне.

Далее к юго-востоку геополитический переворот вызвал аналогичные существенные изменения статуса России в зоне Каспийского бассейна и в Средней Азии в целом. До краха Советского Союза Каспийское море фактически яв­лялось российским озером, небольшой южный сектор кото­рого находился на границе с Ираном. С появлением незави­симого и твердо националистического Азербайджана - позиции которого были усилены устремившимися в эту рес­публику нетерпеливыми западными нефтяными инвестора­ми - и таких же независимых Казахстана и Туркменистана Россия стала только одним из пяти претендентов на богат­ства Каспийского моря. Россия более не могла уверенно полагать, что по собственному усмотрению может распоря­жаться этими ресурсами.

Появление самостоятельных независимых государств Средней Азии означало, что в некоторых местах юго-вос­точная граница России была оттеснена в северном направ­лении более чем на тысячу миль. Новые государства в настоящее время контролируют большую часть месторож­дений минеральных и энергетических ресурсов, которые обязательно станут привлекательными для иностранных го­сударств. Неизбежным становится то, что не только пред­ставители элиты, но вскоре и простые люди в этих республиках будут становиться все более и более национа­листически настроенными и, по всей видимости, будут все в большей степени придерживаться мусульманской ориен­тации. В Казахстане, обширной стране, располагающей ог­ромными запасами природных ресурсов, но с населением почти в 20 млн. человек, распределенным примерно поров­ну между казахами и славянами, лингвистические и нацио­нальные трения, по-видимому, имеют тенденцию к усилению. Узбекистан - при более однородном этничес­ком составе населения, насчитывающего примерно 25 млн. человек, и лидерах, делающих акцент на историческом величии страны, - становится все более активным в утвер­ждении нового постколониального статуса региона. Турк­менистан, который географически защищен Казахстаном от какого-либо прямого контакта с Россией, активно нала­живает и развивает новые связи с Ираном в целях ослабления своей прежней зависимости от российской системы для получения доступа на мировые рынки.

Республики Средней Азии, получающие поддержку Тур­ции, Ирана, Пакистана и Саудовской Аравии, не склонны торговать своим новым политическим суверенитетом даже ради выгодной экономической интеграции с Россией, на что многие русские все еще продолжают надеяться. По крайней мере, некоторая напряженность и враждебность в отноше­ниях этих республик с Россией неизбежны, хотя на основа­нии неприятных прецедентов с Чечней и Таджикистаном можно предположить, что нельзя полностью исключать и возможности развития событий в еще более худшую сторо­ну. Для русских спектр потенциального конфликта с му­сульманскими государствами по всему южному флангу Рос­сии (общая численность населения которых, вместе с Турцией, Ираном и Пакистаном, составляет более 300 млн. человек) представляет собой источник серьезной обеспоко­енности.

И наконец, в момент краха советской империи Россия столкнулась с новой угрожающей геополитической ситуа­цией также и на Дальнем Востоке, хотя ни территориаль­ные, ни политические изменения не коснулись этого реги­она. В течение нескольких веков Китай представлял собой более слабое и более отсталое государство по сравнению с Россией, по крайней мере в политической и военной сфе­рах. Никто из русских, обеспокоенных будущим страны и озадаченных драматическими изменениями этого десятиле­тия, не в состоянии проигнорировать тот факт, что Китай в настоящее время находится на пути становления и преобра­зования в более развитое, более динамичное и более благо­получное государство, нежели Россия. Экономическая мощь Китая в совокупности с динамической энергией его 1, 2-миллиардного населения существенно меняют истори­ческое уравнение между двумя странами с учетом незасе­ленных территорий Сибири, почти призывающих китайс­кое освоение.

Такая неустойчивая новая реальность не может не отра­зиться на чувстве безопасности России по поводу ее терри­торий на Дальнем Востоке, равно как и в отношении ее интересов в Средней Азии. В долгосрочной перспективе подобного рода перемены могут даже усугубить геополи­тическую важность потери Россией Украины. О стратеги­ческих последствиях такой ситуации для России очень хорошо сказал Владимир Лукин, первый посол посткоммунистического периода России в Соединенных Штатах, а по­зднее председатель Комитета по иностранным делам в Госдуме:

«В прошлом Россия видела себя во главе Азии, хотя и позади Европы. Однако затем Азия стала развиваться более быстрыми темпами... и мы обнаружили самих себя не столько между «современной Европой» и «отсталой Азией», сколько занимающими несколько странное про­межуточное пространство между двумя «Европами»»^[1].

Короче говоря, Россия, являвшаяся до недавнего време­ни созидателем великой территориальной державы и лиде­ром идеологического блока государств-сателлитов, терри­тория которых простиралась до самого центра Европы и даже одно время до Южно-Китайского моря, превратилась в обеспокоенное национальное государство, не имеющее свободного географического доступа к внешнему миру и по­тенциально уязвимое перед лицом ослабляющих его конф­ликтов с соседями на западном, южном и восточном флан­гах. Только непригодные для жизни и недосягаемые северные просторы, почти постоянно скованные льдом и покрытые снегом, представляются безопасными в геополи­тическом плане.

ГЕОСТРАТЕГИЧЕСКАЯ ФАНТАСМАГОРИЯ

Таким образом, период исторического и стратегического замешательства в постимперской России был неизбежен. Потрясающий развал Советского Союза и особенно оше­ломляющий и, в общем-то, неожиданный распад великой Российской империи положили начало в России процессу широкого поиска души, широким дебатам по вопросу о том, как в настоящее время должна Россия определять самое себя в историческом смысле, появлению многочисленных публичных и частных суждений по вопросам, которые в большинстве крупных стран даже не поднимаются: «Что есть Россия? Где Россия? Что значит быть русским?».

Это не просто теоретические вопросы: любой ответ на них наполнен значительным геополитическим содержани­ем. Является ли Россия национальным государством, основу которого составляют только русские, или Россия является по определению чем-то большим (как Великобритания - это больше, чем Англия) и, следовательно, ей судьбой на­значено быть империей? Каковы - исторически, стратеги­чески и этнически - действительные границы России? Сле­дует ли рассматривать независимую Украину как временное отклонение в рамках этих исторических, стратегических и этнических понятий? (Многие русские склонны считать так.) Чтобы быть русским, должен ли человек быть русским с этнической точки зрения или он может быть рус­ским с политической, а не этнической точки зрения (т.е. быть «россиянином» - что эквивалентно «британцу», а не «англичанину»)? Например, Ельцин и некоторые русские доказывали (с трагическими последствиями), что чеченцев можно и даже должно считать русскими.

За год до крушения Советского Союза русский национа­лист, один из тех, кто видел приближающийся конец Со­юза, во всеуслышание заявил с отчаянием:

«Если ужасное несчастье, немыслимое для русских лю­дей, все-таки произойдет и государство разорвут на ча­сти и люди, ограбленные и обманутые своей 1000-лет­ней историей, внезапно останутся одни, когда их недавние «братья», захватив свои пожитки, сядут в свои «национальные спасательные шлюпки» и уплывут от дав­шего крен корабля, что ж, нам некуда будет податься... Русская государственность, которая олицетворяет собой «русскую идею» политически, экономически и духовно, будет создана заново. Она вберет в себя все лучшее из долгих 1000 лет существования царизма и 70 советских лет, которые пролетели как одно мгновение»[2].

Но как? Поиск ответа, который был бы приемлемым для русского народа и одновременно реалистичным, осложняет­ся историческим кризисом самого русского государства. На протяжении практически всей своей истории это государство было одновременно инструментом и территориальной экс­пансии, и экономического развития. Это также было государство, которое преднамеренно не представляло себя чисто на­циональным инструментом, как это принято в западноевро­пейской традиции, но определяло себя исполнителем специ­альной наднациональной миссии, с «русской идеей», раз­нообразно определенной в религиозных, геополитических или идеологических рамках. Теперь же в этой миссии ей внезапно отказали, когда государство уменьшилось террито­риально до главным образом этнической величины.

Более того, постсоветский кризис русского государства (так сказать, его " сущности") был осложнен тем фактом, что Россия не только внезапно лишилась своей имперской миссионерской роли, но и оказалась под давлением своих собственных модернизаторов (и их западных консультан­тов), которые, чтобы сократить зияющий разрыв между со­циально отсталой Россией и наиболее развитыми евразий­скими странами, требуют, чтобы Россия отказалась от своей традиционной экономической роли ментора, владельца и распорядителя социальными благами. Это потребовало ни более ни менее как политически революционного ограни­чения роли Российского государства на международной арене и внутри страны. Это стало абсолютно разрушитель­ным для большинства укоренившихся моделей образа жиз­ни в стране и усилило разъединяющий смысл геополитичес­кой дезориентации среди русской политической элиты.

В этой запутанной обстановке, как и можно было ожи­дать, на вопрос: «Куда идет Россия и что есть Россия?» - возникает множество ответов. Большая протяженность Рос­сии в Евразии давно способствовала тому, чтобы элита мыслила геополитически. Первый министр иностранных дел постимперской и посткоммунистической России Анд­рей Козырев вновь подтвердил этот образ мышления в од­ной из своих первых попыток определить, как новая Россия должна вести себя на международной арене. Меньше чем через месяц после распада Советского Союза он заметил: «Отказавшись от мессианства, мы взяли курс на прагма­тизм... мы быстро пришли к пониманию, что геополитика... заменяет идеологию»^[3].

Вообще говоря, как реакция на крушение Советского Союза возникли три общих и частично перекрывающихся геостратегических варианта, каждый из которых в конеч­ном счете связан с озабоченностью России своим статусом по сравнению с Америкой и содержит внутрен­ние варианты. Эти несколько направлений мысли могут быть классифицированы следующим образом:

1. Приоритет «зрелого стратегического партнерства» с Америкой, что для некоторых приверженцев этой идеи яв­лялось на самом деле термином, под которым зашифрован глобальный кондоминиум.

2. Акцент на «ближнее зарубежье» как на объект основно­го интереса России, при этом одни отстаивают некую модель экономической интеграции при доминировании Москвы, а другие также рассчитывают на возможную реставрацию неко­торого имперского контроля с созданием таким образом дер­жавы, более способной уравновесить Америку и Европу.

3. Контральянс, предполагающий создание чего-то вро­де евразийской антиамериканской коалиции, преследую­щей цель снизить преобладание Америки в Евразии.

Хотя первая идея первоначально доминировала среди членов новой правящей команды президента Ельцина, вто­рой вариант снискал известность в политических кругах вскоре после первой идеи частично как критика геополити­ческих приоритетов Ельцина; третья идея возникла не­сколько позже, где-то в середине 90-х годов, в качестве реакции на растущие настроения, что геостратегия постсо­ветской России неясна и не работает. Как это случается, все три варианта оказались неуклюжими с исторической точки зрения и разработанными на основе весьма фантасмагори­ческих взглядов на нынешние мощь, международный потен­циал и интересы России за рубежом.

Приложение 1. Тематические планы по курсу «Основы национальной безопасности»

Тематический план курса «ОСНОВЫ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ»