Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Основные экзистенциалы человека
|
|
Э. ФроммЧеловек для самого себя Человек должен принять на себя ответственность за самого себя и признать, что только собственными силами он может придать смысл своей жизни. Но смысл не означает успокоенности: более того, тяга к успокоенности препятствует поиску смысла. Неуспокоенность является тем самым условием, которое побуждает человека раскрывать свои силы. Если он посмотрит в лицо истине без паники, то поймет, что в жизни нет иного смысла, кроме того, какой человек сам придает ей, раскрывая свои силы, живя плодотворно; и только постоянная включенность, активность и настойчивость могут уберечь нас от неудачи в единственной стоящей перед нами задаче — задаче полного развития наших сил в пределах, заданных законами нашего существования.Человек никогда не перестанет озадачиваться, хотеть знать и ставить новые вопросы. Только если он осознает человеческую ситуацию, дихотомии, присущие его существованию, и свою способность раскрыть свои силы, он будет в состоянии успешно решить эту свою задачу: быть самим собой и для себя, и достичь счастья путем полной реализации дара, составляющего его особенность, — дара разума, любви и плодотворного труда.Рассмотрев экзистенциальные дихотомии, свойственные человеческому существованию, мы можем вернуться к сделанному в начале этой главы заявлению, что рассмотрение человеческой ситуации должно предшествовать рассмотрению личности. Смысл этого заявления может быть прояснен, если сказать, что психология должна основываться на антропологическо-философской концепции человеческого существования.Самой поразительной особенностью человеческого поведения является демонстрируемая человеком огромная глубина страстей и влечений. Фрейд глубже кого бы то ни было осознавал этот факт и пытался объяснить его в терминах механистически-натуралистского мышления своего времени. Он полагал, что и те страсти, в которых отсутствует явное выражение инстинкта самосохранения и сексуального инстинкта (или в позднейшей его формулировке — инстинкта Эроса и инстинкта Смерти), являются, тем не менее, всего лишь более скрытыми и усложненными проявлениями именно этих инстинктивно-биологических влечений.Но, будучи блестящими, эти доводы недостаточно убедительны, чтобы опровергнуть тот факт, что большую часть человеческих страстных влечений невозможно объяснить силой инстинктов. Даже при полном удовлетворении голода, жажды и сексуальных влечений «он», человек, не удовлетворен. В противоположность животному, у человека самые непреодолимые проблемы этим не разрешаются, а с этого только начинаются. Он стремится к власти, или к любви, или к разрушению, он рискует своей жизнью ради религиозных, политических или гуманистических идеалов, и эти стремления как раз и составляют то, что определяет и характеризует особенность человеческой жизни. И правда, «не хлебом единым жив человек». Эта истина, кроме фрейдовского механистически-натуралистского объяснения, имеет и другое толкование: что человеку врождены религиозные потребности, которые невозможно объяснить из его естественного существования, а нужно объяснить чем-то трансцендентным, ибо они имеют сверхъестественное происхождение.Однако в таком допущении нет нужды, поскольку данный феномен вполне объясним, если полностью понять человеческую ситуацию.Дисгармония человеческого существования порождает потребности, выходящие далеко за пределы животных потребностей человека. Эти потребности выражаются в настойчивом стремлении восстановить единство и равновесие между человеком и остальной природой. Человек делает попытку восстановить это единство и равновесие, прежде всего, мысленно, конструируя всеобъемлющую ментальную картину мира, служащую системой координат, из которой он может извлечь ответ на вопрос, где его место и что ему делать. Но такой мысленной системы недостаточно. Если бы человек был только лишенным телесности интеллектом, его цель достигалась бы созданием исчерпывающей мысленной системы. Но поскольку он существо, наделенное не только умом, но и телом, ему приходится реагировать на дихотомию своего существования не только мыслью, но и жизнью, чувствами и действиями. Ему приходится стремиться к переживанию единства и общности во всех сферах бытия, чтобы найти новое равновесие. Поэтому всякая удовлетворительная система ориентации подразумевает, что во всех сферах человеческих усилий действия слагаются не только из интеллектуальных элементов, но и из элементов чувств и ощущений. Ревностное служение цели или идее, или трансцендентной человеку силе, такой, как Бог, является выражение этой потребности в полноте бытия.Ответы на человеческую потребность в ориентации и поклонении значительно разнятся по содержанию и форме. Существуют примитивные системы, такие, как анимизм и тотемизм, в которых ответы на человеческие поиски смысла представлены предметами природы или предками. Существуют нетеистические системы, подобные буддизму, которые обычно называют религиозными, хотя в своей первоначальной форме они не имели понятия Бога.Существуют философские системы, подобные стоицизму, и монотеистические религиозные системы, которые дают ответ на человеческие поиски смысла при помощи понятия Бога. При рассмотрении этих различных систем мы сталкиваемся с терминологическими проблемами. Можно было бы назвать все эти системы религиозными, если бы не тот факт, что по историческим причинам слово «религиозная» отождествляется с теистической системой, системой, ставящей в центр Бога, и мы попросту не имеем в нашем языке слова, общего и для теистических и для нетеистических систем, т.е. для всех систем мысли, пытающихся дать ответ на человеческие поиски смысла и на стремление человека придать смысл своему существованию. За отсутствием лучшего слова я поэтому называю такие системы «системами ориентации и поклонения».Однако я хочу особо подчеркнуть, что существует много других влечений, считающихся вполне светскими, но, тем не менее, берущих начало в той же потребности, из которой возникают религиозные и философские системы. Давайте посмотрим, что мы наблюдаем в наше время. Мы видим в нашей культуре миллионы людей, поклоняющихся успеху и престижу. Мы уже видели и все еще видим в других культурах фанатичную преданность диктаторским системам захватничества и господства. Мы изумляемся силе таких страстей, которые зачастую даже сильнее стремления к самосохранению. Нас легко вводит в обман светское содержание их целей, и мы объясняем их как следствия сексуальных или других квази-биологических влечений. Но разве не ясно, что сила и фанатизм, с какими люди добиваются этих светских целей, это те же сила и фанатизм, какие мы обнаруживаем в религиях; что все эти светские системы ориентации и поклонения отличаются содержанием, но не основной потребностью, на которую они пытаются предложить ответы? В нашей культуре картина особенно обманчива, потому что большинство людей «верят» в монотеизм, а на деле привержены системам, по существу, более близким тотемизму и идолопоклонству, чем любая из форм христианства.Заключение, к которому мы пришли относительно общей проблемы человеческой мотивации, состоит в том, что, хотя потребность в системе ориентации и поклонения присуща всем людям, частное содержание систем, удовлетворяющих эту потребность, различно. Эти различия являются различиями в ценности; зрелая, плодотворная, разумная личность выберет систему, позволяющую ей быть зрелой, плодотворной и разумной. Личность, чье развитие было блокировано, вынуждена обратиться к примитивным и иррациональным системам, которые в свою очередь продлевают и усиливают ее зависимость и иррациональность. Такая личность остается на том уровне, который человечество в лице его лучших представителей уже миновало тысячи лет назад.Поскольку потребность в системе ориентации и поклонения — это одна из основных составляющих человеческого существования, мы можем понять силу этой потребности. Да, в человеке нет другого такого могущественного источника энергии. Человек не волен выбирать — иметь или не иметь «идеалы», но он волен выбирать между различными видами идеалов, между поклонением идолу власти и разрушения и поклонением разуму и любви. Все люди — «идеалисты» и стремятся к чему-то еще кроме физического удовлетворения. Они различаются видами идеалов, в которые верят. На самые лучшие, но также и на самые сатанинские проявления ума человека вдохновляет не плоть, а его «идеализм», его дух. Поэтому релятивистская точка зрения, что само по себе ценно иметь какой-то идеал или какое-то религиозное чувство, — опасна и ошибочна. Мы должны понять, что всякие идеалы, включая и идеалы светских идеологий, служат выражениями одной и той же человеческой потребности, и мы должны оценивать их по их отношению к истине, по степени их способствования раскрытию человеческих сил и по уровню реальности их ответов на потребность человека в равновесии и гармонии с миром.
А. Камю
Альбер Камю (1913—1960) — фр. философ, писатель, публицист, представитель экзистенциализма. Лауреат Нобелевской премии по литературе (1957), получил нарицательное имя при жизни «Совесть Запада». Сформировался под влиянием идей С. Кьеркегора, Э. Гуссерля, Ф. М. Достоевского, Л. Шестова. Учился на философском ф-те Алжирского ун-та. В 1938 переехал в Париж. Участник движения Сопротивления.
В центре внимания К. — этические проблемы: разделяя позиции экзистенциализма, ратует за «просвещенное язычество», воплощающее стремление человека к целостному существованию. Первоначально идеал человека К. ищет в согласии его с миром, основанным на телесном единении всех элементов универсума, благодаря которому человек достигает внутренней гармонии, душевной целостности и полноты (ранние произведения). В дальнейшем К. предпринимает попытку понять целостность человека через его стремление подойти к миру с позиции разума, достичь предельной ясности во взаимоотношениях с миром («Миф о Сизифе»). Однако предельность познания оборачивается абсурдностью и бесплодностью усилий человека в достижении целостности своего существования и вынуждает его на постоянный бунт — трезвую и практически бесперспективную борьбу с иррациональным и бесчеловечным. К. перетолковывает картезианское cogito следующим образом: «Я бунтую, следовательно, мы существуем». Обратной стороной абсурда становится признание необходимости людской солидарности. Поддерживая идею всеобщего братства людей, он более всего полагается не на науку или политику, а на искусство и культуру, утверждающие в мире высшие ценности — красоту, добро, справедливость.
Осн. филос. и лит.-филос. работы: «Миф о Сизифе», 1941; повесть «Посторонний», 1942; «Письма к немецкому другу», 1943—1944; эссе «Бунтующий человек», 1951; роман «Чума», 1947; повесть «Падение», 1956; «Шведские речи», 1958 и др.
|
|