Живость 3 страница

Очень сложное для описания отношение ко времени также сообща­ется Я системой восприятия; едва ли можно сомневаться в том, что спо­соб работы этой системы дает начало представлению о времени. Чем особенно отличается Я от Оно, так это стремлением к синтезу своих со­держаний, к обобщению и унификации своих психических процессов, ко­торое совершенно отсутствует у Оно. Когда мы в будущем поведем раз­говор о влечениях в душевной жизни, нам, вероятно, удастся найти ис­точник этой существенной характерной черты Я. Она единственная дает ту высокую степень организации, которой Я обязано лучшими своими достижениями. Развитие идет от восприятия влечений к овладению ими, но последнее достигается только тем, что психическое выражение влече­ний включается в более широкую систему, входит в какую-то взаимо­связь. Пользуясь популярными выражениями, можно сказать, что Я в ду-

416 Тема 13. Строение личности

шевной жизни представляет здравый смысл и благоразумие, а Оно — не­укротимые страсти¹.

До сих пор нам импонировало перечисление преимуществ и способ­ностей Я, теперь настало время вспомнить и об оборотной стороне. Я яв­ляется лишь частью Оно, частью, целесообразно измененной близостью к грозящему опасностями внешнему миру. В динамическом отношении оно слабо, свою энергию оно заимствовало у Оно, и мы имеем некоторое пред­ставление относительно методов, можно даже сказать, лазеек, благодаря которым оно продолжает отнимать энергию у Оно. Таким путем осуще­ствляется, например, также идентификация с сохранившимися или остав­ленными объектами. Привязанность к объектам исходит из инстинктив­ных притязаний Оно. Я сначала их регистрирует. Но, идентифицируясь с объектом, оно предлагает себя Оно вместо объекта, желая направить ли­бидо Оно на себя. Мы уже знаем, что в процессе жизни Я принимает в себя большое число остатков бывшей привязанности к объектам. В общем, Я должно проводить в жизнь намерения Оно, оно выполняет свою задачу, изыскивая обстоятельства, при которых эти намерения могут быть осу­ществлены наилучшим образом. Отношение Я к Оно можно сравнить с отношением наездника к своей лошади. Лошадь дает энергию для дви­жения, наездник обладает преимуществом определять цель и направле­ние движения сильного животного. Но между Я и Оно слишком часто имеет место далеко не идеальное взаимоотношение, когда наездник вы­нужден направлять скакуна туда, куда тому вздумается. От одной части Оно Я отделилось благодаря сопротивлениям вытеснения. Но вытесне­ние не продолжается в Оно. Вытесненное сливается с остальным Оно.

Поговорка предостерегает от служения двум господам. Бедному Я еще тяжелее, оно служит трем строгим властелинам, стараясь привести их притязания и требования в согласие между собой. Эти притязания все время расходятся, часто кажутся несовместимыми: неудивительно, что Я часто не справляется со своей задачей. Тремя тиранами являют­ся: внешний мир, Сверх-Я и Оно. Если понаблюдать за усилиями Я, на­правленными на то, чтобы служить им одновременно, а точнее, подчи­няться им одновременно, вряд ли мы станем сожалеть о том, что пред­ставили это Я в персонифицированном виде как некое существо. Оно чувствует себя стесненным с трех сторон, ему грозят три опасности, на которые оно, будучи в стесненном положении, реагирует появлением страха. Благодаря своему происхождению из опыта системы восприятия, оно призвано представлять требования внешнего мира, но оно хочет быть и верным слугой Оно, пребывать с ним в согласии, предлагая ему себя в качестве объекта, привлекать его либидо на себя. В своем стремлении посредничать между Оно и реальностью оно часто вынуждено одевать

¹ В данном случае взгляд Фрейда на познавательные функции Я близок к материа­листическому.

Фрейд 3. Разделение психической личности

бессознательные (ubw) требования Оно в свои предсознательные (vbw) ра­ционализации, затушевывать конфликты Оно с реальностью, с диплома­тической неискренностью разыгрывать оглядку на реальность, даже ес­ли Оно упорствует и не сдается. С другой стороны, за ним на каждом шагу наблюдает строгое Сверх-Я, которое предписывает ему определен­ные нормы поведения, невзирая на трудности со стороны Оно и внешнего мира, и наказывает его в случае непослушания напряженным чувством неполноценности и сознания вины. Так Я, движимое Оно, стесненное Сверх-Я, отталкиваемое реальностью, прилагает все усилия для выполне­ния своей экономической задачи установления гармонии между силами и влияниями, которые действуют в нем и на него, и мы понимаем, поче­му так часто не можем подавить восклицания: жизнь не легка! Если Я вынуждено признать свою слабость, в нем возникает страх, реальный страх перед внешним миром, страх совести перед Сверх-Я, невротический страх перед силой страстей в Оно.

Структурные соотношения психи­ческой личности, изложенные мною, я хо­тел бы представить в непритязательном рисунке, который я здесь прилагаю.

Здесь вы видите, что Сверх-Я по­гружается в Оно, как наследник Эдипо­ва комплекса оно имеет с ним интимные связи; оно дальше от системы воспри­ятия, чем Я. Оно сообщается с внешним миром только через Я, по крайней мере на этой схеме. Сегодня, конечно, трудно сказать, насколько рисунок правилен; по крайней мере, в одном отношении это определенно не так. Пространство, кото­рое занимает бессознательное Оно, долж­но быть несравненно больше, чем прост­ранство Я или предсознательного. Про­шу вас, сделайте мысленно поправку.

А теперь в заключение этих безус­ловно утомительных и, возможно, не совсем ясных рассуждений еще од­но предостережение! Разделяя личность на Я, Сверх-Я и Оно, вы, разуме­ется, не имеете в виду строгие границы наподобие тех, которые искусст­венно проведены в политической географии. Своеобразие психического мы изобразим не линейными контурами, как на рисунке или в прими­тивной живописи, а скорее расплывчатыми цветовыми пятнами, как у со­временных художников. После того как мы произвели разграничение, мы должны выделенное опять слить вместе. Не судите слишком строго о первой попытке сделать наглядным психическое, с таким трудом под­дающееся пониманию. Весьма вероятно, что образование этих отдельных

27 Зак. 1662

418 Тема 13. Строение личности

областей у различных лиц весьма вариабельно, возможно, что при функ­ционировании они сами изменяются и временно регрессируют. Это, в ча­стности, касается филогенетически последнего и самого интимного — дифференциации Я и Сверх-Я. Несомненно, что нечто подобное вызыва­ется психическим заболеванием. Можно хорошо представить себе также, что каким-то мистическим практикам иногда удается опрокинуть нор­мальные отношения между этими отдельными областями, так что, напри­мер, восприятие может уловить соотношения Я и Оно, которые в иных случаях были ему недоступны. Можно спокойно усомниться в том, что на этом пути мы достигнем последней истины, от которой ждут всеоб­щего спасения, но мы все-таки признаем, что терапевтические усилия психоанализа избрали себе аналогичную точку приложения. Ведь их цель ■ — укрепить Я, сделать его более независимым от Сверх-Я, расши­рить поле восприятия и перестроить его организацию так, чтобы оно мог­ло освоить новые части Оно. Там, где было Оно, должно стать Я. Это при­мерно такая же культурная работа, как осушение Зёйдер-Зе.

Б. Саймон

ПЛАТОН И ФРЕЙД: ПСИХИКА В КОНФЛИКТЕ И ПСИХИКА В ДИАЛОГЕ¹

В Я и Оно Фрейд пишет: «Я олицетворяет то, что можно назвать разумом и рассудительностью, в противоположность к Оно, содержаще­му страсти. Все это соответствует общеизвестным и популярным разгра­ничениям...»²

«Общеизвестные разграничения», к которым апеллирует Фрейд, — на мой взгляд, ни что иное, как то, что появилось и отчетливо выступило в за­падной мысли благодаря платоновской философии. Моя задача здесь — очертить и расширить представление о психике как разделенной на части, одна из которых представляет разум, а другая — влечения, и показать при­ложения и некоторые следствия подобного взгляда на психику. Я считаю, что данное конкретное различение является фундаментальным в работах Платона и крайне важным в работах Фрейда, хотя для Фрейда это было только первым шагом в его теории.

Сравнение Платона с Фрейдом имеет долгую историю. Фрейд, по­мимо нескольких разрозненных замечаний касательно Платона в своих ранних работах (в частности, в Толковании сновидений) не проводил по­добного сравнения вплоть до 1920 г., когда оно появилось в предисловии к четвертому изданию Трех очерков по теории сексуальности (Freud, 1905).

Что же касается «расширения» понятия о сексуальности, ставшего необходимым благодаря анализу детей и так называемых перверзных, то да позволено будет напомнить всем тем, кто с высоты своей точки зре­ния с презрением смотрит на психоанализ, как близко расширенная сек-

¹ Simon В. Plato and Freud: The mind in conflict and the mind in dialogue //
Psychoanalytic Quarterly. 1973. Vol. 42. P. 91-122. (Перевод М.В. Фаликман.)

² Цит. по: Фрейд 3. Психология бессознательного. М.: Просвещение, 1989. С. 431.
(Примечание редакторов-составителей.)

420 Тема 13. Строение личности

суальность психоанализа совпадает с Эросом «божественного» Платона (Нахманзон, 1915)¹.

Действительно, большинство ссылок Фрейда на Платона относится к некоторых аспектам сходства между Эросом² и либидо³. В процитиро­ванном Фрейдом эссе, первом широком обсуждении данного сопостав­ления, уже должным образом принимаются к сведению методологичес­кие трудности, вовлеченные в решение подобного рода задачи. Сначала Нахманзон критикует чрезмерное расширение объема понятия «либидо» у Юнга, а затем указывает, что платоновское понятие Эроса значительно ближе к фрейдовскому представлению о либидо. Он подчеркивает, что и представление о сублимации в неявном виде содержится в платоновской характеристике свойств Эроса.

Пфистер в определенной степени усиливает утверждение относитель­но сходства между Платоном и Фрейдом, называя Платона предшествен­ником Фрейда (Pfister, 1922). В своей работе, написанной, по всей видимо­сти, не без влияния Юнга, он пытается увеличить правдоподобие теории Фрейда, утверждая, что у одного из величайших мыслителей прошлого были идеи, подобные фрейдовским. Он сравнивает представления Платона и Фрейда относительно Эроса и либидо, относительно идеи бессознательно­го и в плане взглядов на гармонию и здоровье. В этом обсуждении, в це­лом некритичном, приводится несколько интересных наблюдений.

В книге Георгиадеса с вполне однозначным заглавием От Фрейда к Платону, подчеркивается один из особенно важных методологических аспектов подобного рода сравнений⁴. Георгиадес указывает, что Платон может быть предшественником Фрейда, но, вдобавок к толкованию его как психоаналитика, Платона считали христианином, мистиком, либераль­ным гуманистом, фашистом (или коммунистом), политическим теорети­ком и протоевгенистом⁵. На самом же деле, считает автор, именно благо­даря нашему интересу к Фрейду, благодаря вопросам, поставленным в работах Фрейда, мы оглядываемся и по-новому смотрим на работы Пла­тона, обнаруживая сходство. Затем Георгиадес обращается к подробному обсуждению частей души в сравнении с фрейдовскими понятиями Я, Оно и Сверх-Я; он сравнивает образы коня и всадника в Я и Оно с платонов­ским описанием души в Федре как возницы с двумя конями. Он выде-

¹ Цит. по: Фрейд 3. Очерки по психологии сексуальности. М.: МЦ «Система», 1989.
С. 6. (Примечание редакторов-составителей.)

² Эрос — греческий бог любви; в теории влечений Фрейда — совокупность влечений к
жизни, противоположных влечениям к смерти. (Примечание редакторов-составителей.)

³ Либидо — гипотетическая форма психической энергии, источником которой являет­
ся тело. (Примечание редакторов-составителей.)

⁴ См.: Georgiades P. De Freud a Platon. Paris: Bibliotheque-Charpentier, 1934.

⁵ Протоевгенист - предшественник евгеники как учения о наследственном здоровье
человека и возможных методах влияния на эволюцию человечества. (Примечание редак­
торов-составителей.)

Саймон Б. Платон и Фрейд: психика в конфликте и психика в диалоге 421

ляет множество других моментов сходства и различия, замечая, что в работах Платона действительно содержится некое представление о бессоз­нательном, а также определенное понятие подавления.

Если говорить о более недавних исследованиях, то ценный вклад в эту проблему был сделан в работах Лэйн-Энтральго, Амадо Леви-Валенси, Лейббранда и Уиттли, которые привлекли наше внимание к рассмотре­нию Платоном различия между диалогом и диалектикой с последующим сравнением с психоаналитическим диалогом¹.

Однако упомянутые работы содержат в большей или меньшей сте­пени неудачные попытки установить, действительно ли между общими формами теорий этих двух исследователей существует достаточная сте­пень соответствия, которая оправдала бы осмысленность «сравнительно-противопоставительного» подхода. Если предположить, что мы можем говорить о центральном, лежащем в основе теоретических построений представлении о структуре, общей для обоих мыслителей, то такое срав­нение оправдано. Это базовое представление состоит в том, что человек есть существо, находящееся в конфликте, что он расщеплен внутри себя, и что он расщеплен на высшую, рациональную часть и низшую, вожделе­ющую часть. В той степени, в которой верно это допущение, а также в той степени, в которой основные части теорий согласуются в плане призна­ния изучения человека в конфликте своей центральной задачей, полезно и имеет смысл говорить о сходствах и различиях.

Насколько хорошо Фрейд знал Платона, насколько он использовал эти знания в собственных рассуждениях, к данному спору прямого отно­шения не имеет. Тексты Платона едва ли можно считать важным бли­жайшим источником взглядов Фрейда, да и Фрейд, вероятно, не был до такой степени погружен в платоновские работы. Можно считать само собой разумеющимся, что влияние Платона на все последующее развитие западной философии и психологии более чем значительно, однако мне не хочется останавливаться на проблемах исторической непрерывности и передачи идей. То, чем я на самом деле собираюсь заняться, — это об­рисовать некоторые сходные структуры или формы в теориях двух ав­торов и, так сказать, вынести за скобки исторические проблемы.

Итоговый вывод из подобного рода анализа должен исходить из его результатов. Для меня, по крайней мере, настоящее исследование стало спо­собом более острой постановки вопроса относительно того, что у Фрейда является оригинальным и радикальным. Схема конфликта, «модель», ко­торая очерчена у Платона, присутствует у Фрейда в качестве одного из строительных блоков или модулей. Очерчивание ее контуров позволит бо­лее явно увидеть другие составные части здания. Еще более важно то, что

¹ См.: Amado Levy-Valensi E. Verite et langage du dialogue platonicien au dialogue psychanalytique // La Psychanalyse. 1956. Vol. I. P. 257-274; LainEntralco P. The Therapy of the Word in Classical Antiquity. New Haven: Yale University Press, 1970; Leibbrand W., Wettley A. Der Wahnsinn. Freiberg, Germany: K. Alber, 1961.

422 Тема 13. Строение личности

подобный тип рассмотрения высвечивает определенные проблемы, связан­ные с понятием психики как разделенной на части. Эти проблемы не были более или менее удовлетворительно разрешены в мысли Платона; анало­гичным образом, рассмотрение развития в меняющейся в течение ряда лет концепции Фрейда позволяет предположить, что и он сталкивался с целым рядом возможных решений. Предвосхищая последующее обсуждение, ука­жем некоторые из этих вопросов: место аффекта; ряд проблем, объединен­ных в понятии «сублимация»; вопрос о том, может ли психология конфлик­та излагаться в процессуальных терминах, которые не были бы предельно антропоморфными; и, наконец, вопрос касательно того, какой тип терапии (диалогической) необходим для изменения индивида.

Платоновская модель психики и подразделения внутри психики¹

Чтобы понять подоплеку, необходимо очертить некоторые детали интеллектуального и культурного наследия, доступного Платону. Он ра­ботал внутри сложившихся традиций и в то же время пытался ради­кально трансформировать и переформулировать их. Эта чарующая и важнейшая глава в истории западной мысли здесь может быть изложе­на только вкратце. Сократ, наставник Платона и главное действующее лицо всех платоновских диалогов, родился около 470 г. до н.э. Платон родился в 427 г. до н.э., ему исполнилось 28 лет, когда Сократ был осуж­ден и казнен. Примерно за столетие до рождения Сократа действовала разнородная группа мыслителей, которых впоследствии назвали «досок-ратиками» или «досократическими философами». В эту группу входили Анаксимандр и Анаксимен, Фалес, Гераклит, Парменид, Анаксагор, Эмпе-докл и ряд других мыслителей². Перечислим основные черты их дея­тельности.

1. Они начали разрабатывать фундаментальный словарь абстракций
и дефиниций всей последующей философской, психологической и физи­
ческой мысли.

2. Они характеризовали «психику» и «психическое» (действитель­
но впервые определяя эти термины) как то, что организует, планирует и
абстрагирует общее из частного.

3. Они различили два способа мышления и рассуждения в терминах
таких дихотомий, как «физиологическое» и «мифологическое», «бодрству­
ющее» и «спящее», «истинно сущее» и «рождающееся и умирающее».

¹ Более детальное обсуждение материалов по Платону см. в работе Саймона (в печа­
ти), которая содержит также более обширную библиографию.

² Анаксагор и Парменид были старшими современниками Сократа и потому не явля­
ются досократиками в хронологическом смысле.

Саймон Б. Платон и Фрейд: психика в конфликте и психика в диалоге 423

4. Они утвердили превосходство первого способа мышления (кото­
рый можно было бы более точно обозначить как «рациональное абстра­
гирование»).

5. Они утвердили превосходство тех, кто мыслит абстрактно (тех, кто
впоследствии был назван «философами»)¹.

Наряду с интересом к работам этих мыслителей, Платон был в зна­чительной степени вовлечен в интенсивное обсуждение моральных и политических проблем, проникших во все произведения культуры Афин V века до н.э. Вопросы морального суждения и моральной ответственно­сти, индивидуальной и коллективной порывистости и, напротив, сдержан­ности, а также возможностей человека в плане самообмана и саморазру­шения буквально витали в воздухе. Эти вопросы настойчиво и зачастую очень остро ставились в греческой трагедии, обсуждавшей проблемы закона и справедливости, и в учениях софистов². Политические процес­сы в Греции в целом, включая хронические братоубийственные войны, ряд гражданских переворотов в Афинах в 411 и 404 гг. до н.э. и после­дующая казнь Сократа в 399 г. не только легли в основу работ Платона, но и дали ему значительное количество наблюдений, послуживших для создания теорий природы и мотивации человека.

Впоследствии в работах Платона нашли отражение именно эти два направления греческой мысли: попытки досократиков выделить в чис­том виде и определить абстрактное, рациональное рассуждение и мыш­ление и давление этических и моральных проблем его времени. Крайне схематично мы можем представить Платона как мыслителя, который определил абстрактное и рациональное в качестве эквивалентного мо­ральному благу. Он поставил равенство между самопознанием и само­обузданием, сформулировал абстрактные понятия как знания, так и доб­родетели, а затем провозгласил, что знание — это и есть добродетель. Вдобавок ко всему этому, он отождествил все эти понятия (знание, доб­родетель и т.п.) с психическим здоровьем и стал утверждать, что неве­жество и иррациональность представляют собой моральное зло и, следо­вательно, сумасшествие.

Последующее обсуждение представляет собой крайне сжатое изло­жение взглядов Платона. В действительности, его взгляды со временем подвергались значительным изменениям, и каждый исследователь Пла­тона просто обязан выработать свое собственное суждение относительно того, что является для Платона центральным и наиболее существенным.

¹ Это описание во многом позаимствовано из Предисловия к Платону Эрика Хэйвло-
ка и других его работ (см.: Havelock ЕЛ. Preface to Plato. Cambridge, Mass.: Harvard
University Press, 1963).

² Софисты - школа философов-просветителей, сложившаяся в V в. до н.э. в Древней
Греции; софисты склонялись к релятивизму, т.е. утверждали относительность и услов­
ность всякого знания и отрицали возможность познания объективной истины. (Примеча­
ние редакторов-составителей.)

424 Тема 13. Строение личности

Слово, которое я перевожу как «психика» (mind), - это слово psyche (душа). Ему не соответствует в точности ни одно из слов английского языка, в значительной степени потому, что ни одного более или менее однозначного определения значения этого слова в текстах Платона нет. Было бы честным признать, что изрядная часть философской деятельно­сти Платона сводилась к решению задачи определения и описания души (несмотря на то, что при первом прочтении диалогов Платона может сло­житься впечатление, что он прекрасно знал, что такое душа, и использо­вал это как уже данное с целью дальнейшего обсуждения). Спектр основ­ных и дополнительных значений слова psyche включает в себя следую­щее: «душа» как бессмертная часть человека, нечто вроде его духовной сущности; что-то по существу интеллектуальное и знающее («разум»); и, наконец, человек как таковой. (Фрейдовский термин «психический/мен­тальный аппарат» также означает psyche.) Как бы то ни было, существен­ными свойствами psyche для Платона являются, по всей видимости, сле­дующие.

1. Это структура — несмотря на то, что нематериальная; это «нечто»,
устойчивое и состоящее из частей, которые функционируют связанно друг
с другом.

2. Psyche описывается в терминах активности, а не пассивности (та­
ких, например, как восприимчивость к влияниям извне и мотивация вне­
шними воздействиями в описаниях психической жизни у Гомера). Одно
из понятий, подразумевающее такую активность — «аутокинез»: душа
является самодвижущей.

3. Psyche отвечает за исполнительные функции, принимает коман­
ды, организует и ассимилирует. Таким образом (Теэтет, 184 D), psyche
управляет поступающими ощущениями, усваивает их и определяет их
дальнейшую судьбу внутри психики. В противном случае психика вско­
ре оказалась бы переполнена ощущениями, как если бы она была троян­
ским конем, заполненным воинами. В одном из описаний (Государство,
353 D) разумная часть psyche отвечает за «управление, обдумывание и
другие подобные задачи» (можно заметить, что эти функции по смыслу
очень близки к тому, чем ведает Я в структурной теории Фрейда).

4. То, что постигает разум, нематериально (или, по меньшей мере, то,
что постигает уникальная и бессмертная часть psyche, нематериально).
Здесь в неявном виде присутствует понятие умственного представления
или разных степеней представления. Разум имеет дело с целым спект­
ром представлений внешнего мира, начиная от почти буквальных, картин­
ных и заканчивая словесными, мысленными и пропозициональными (Фи-
леб, 38 С; Софист, 261 и ел.; Теэтет, 190).

5. У Платона везде предполагается (или, точнее, платоновские диа­
логи, позволяют нам в конечном счете утверждать), что psyche знает осо­
бым образом: она анализирует, абстрагирует и дает определения (т.е.
психика осуществляет операции диалектики).

Саймон Б. Платон и Фрейд: психика в конфликте и психика в диалоге 425

6. Psyche разделена на части. Хотя частные детали деления психи­ки на части могут от диалога к диалогу меняться (Платон прекрасно ос­ведомлен о том, что его схемы деления во многом экспериментальны), во всех них есть общее: расщепление (зазор) между высшей и низшей час­тями. Если сформулировать коротко, высшая часть души более «духов­на», а низшая более «телесна». В диалоге Федон, где Платон рассматри­вает psyche как целое, она представлена как разделенная (и находящая­ся в конфликте) с телом как целым. Следует подчеркнуть, что такое разделение вообще-то предполагает конфликт, и что при этом часто ста­вится вопрос о необходимости сотрудничества между частями души.

В схеме, представленной в диалоге Государство — пожалуй, наиболее известной — Платон проводит границу прежде всего между рациональной (logisticon) и вожделеющей (epithumicon) или «страждущей» частью. Тре­тий элемент - аффективная, или «страстная» часть, и каждая из двух дру­гих частей пытается привлечь на свою сторону эту «энергетическую» часть в качестве союзника. Платон предлагает образ, или физическую модель, выражающую его понимание того, что являют собой эти три части: 1) «мно­голикий и многоглавый зверь» с ликами домашних и диких зверей, распо­ложенных по кругу, который «может изменять их и производить все это из самого себя» (соответствует вожделеющей части); 2) лев («страстная», или «аффективная» часть); 3) человек, который, однако же, значительно мень­ше льва (разумная часть) (Государство, 588)¹.

Эти три части различаются по функциям и, кроме того, по отношению к действительности. В целом, у Платона повсюду присутствует допущение, что более низменные части души приспособлены для постижения более низких частей мира и имеют разные цели: например, вожделеющая часть постигает посредством чувственного восприятия конкретные, отдельные, преходящие объекты, и ее цель — получение чувственного удовольствия. Разумная часть оснащена так, что способна к познанию наиболее общего и абстрактного, вневременного и нематериального, и всего того, что может быть резюмировано в понятии «формы» (идеи) (см. Тимей - везде, Государ­ство - везде, Федр, 247С). «Становление» в противоположность «бытию» — другой способ выразить это противопоставление.

Противоположные свойства высших и низших форм умственной деятельности, которые могут быть извлечены из диалогов, можно сумми­ровать следующим образом:

Низшие части психики Высшие части психики

Вожделеющие Рациональные

Телесные Духовные

Рождающиеся и исчезающие Истинно сущие

¹ Цит. по: Платон. Собр. соч.: В 4 т. Т. 3. М.: Мысль, 1994. С. 384. (Примечание редакторов-составителей.)

426 Тема 13. Строение личности

Мнение (докса) Истинное знание (эпистеме)

Образные, иллюзорные Идеальные

Тень Солнце

Спящие, сновидящие Бодрствующие

Детские Взрослые

Императивные Отсрочивающие

Подражание (мимезис) Абстрактное понимание

Постоянное движение Стабильность

Конфликт Гармония

Гетеросексуальные Гомосексуальные - асексуальные

Здесь, как мне представляется, мы имеем дело с фундаментальной моделью психики в конфликте. Эта модель, которая вошла в основные направления западной мысли благодаря Платону, является основой разде­ления психики на части, использованного Фрейдом в клиническом кон­тексте. Одна из частей психики мыслит, и мышление предполагает оцен­ку реальности; другая часть желает и вожделеет. Мыслящая часть — стабильная, взрослая, цивилизованная; она является собственно челове­ческой и устроена в соответствии с рациональной оценкой возможностей, средств и последствий. Другая часть «мыслит» совершенно иначе, на языке желаний и потребностей, образно, в большей степени посредством чувств, чем слов и предложений; она непостоянна, изменчива и легко возбудима.