Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






О религиях утопийцев






 

 

Религии утопийпев отличаются своим разнообразием не только на

территории всего острова, но и в каждом городе. Одни почитают как бога

Солнце, другие - Луну, третьи - одну из планет. Некоторые преклоняются не

только как перед богом, но и как перед величайшим богом, перед каким-либо

человеком, который некогда отличился своею доблестью или славой. Но гораздо

большая, и притом наиболее благоразумная, часть не признает ничего

подобного, а верит в некое единое божество, неведомое, вечное, неизмеримое,

необъяснимое, превышающее понимание человеческого разума, распространенное

во всем этом мире не своею громадою, а силою: его называют они отцом. Ему

одному они приписывают начала, возрастания, продвижения, изменения и концы

всех вещей; ему же одному, и никому другому, они воздают и божеские почести.

Мало того, и все прочие, несмотря на различие верований, согласны с

только что упомянутыми согражданами в признании единого высшего существа,

которому они обязаны и созданием вселенной, и провидением. Все вообще

называют это существо на родном языке Митрою, но расходятся в том, что этот

одинаковый бог у всех принимается по-разному. Однако, по признанию всех, кем

бы ни было то, что они считают высшим существом, в итоге это одна и та же

природа, божественной силе и величию которой соглашение всех народов усвояет

первенство над всем. Впрочем, мало-помалу утопийцы отстают от этих

разнообразных суеверий и приходят к единодушному признанию той религии,

которая, по-видимому, превосходит остальные разумностью. Нет сомнения, что

прочие религии уже давно бы исчезли у них; но если кто задумает переменить

религию, а судьба пошлет ему в это время какую-либо неудачу, то страх

истолкует ее так, что она произошла не случайно, а послана с неба, именно -

будто бы божество, культ которого оставляют, мстит за нечестивое намерение

против него.

Но вот утопийцы услышали от нас про имя Христа, про его учение,

характер и чудеса, про не менее изумительное упорство стольких мучеников,

добровольно пролитая кровь которых привела в их веру на огромном протяжении

столько многочисленных народов. Трудно поверить, как легко и охотно они при-

знали такое верование; причиной этому могло быть или тайное внушение божие,

или христианство оказалось блпже всего подходящим к той ереси, которая у них

является предпочтительной. Правда, по моему мнению, немалую роль играло тут

услышанное ими, что Христу нравилась совместная жизнь, подобная существующей

у них, и что она сохраняется и до сих пор в наиболее чистых христианских

общинах. Но какова бы ни была причина этого, немалое количество их перешло в

нашу религию и приняло омовение святой водой.

Между тем из нас шестерых двое скончались, а из четырех оставшихся ни

один, к сожалению, не был священником. Поэтому посвященные в прочие таинства

утопийцы лишены тех, которые у нас совершают только священники. Однако

утопийцы понимают эти таинства и очень сильно желают их. Мало того, они

усердно обсуждают между собою вопрос, может ли какой-нибудь избранник из их

среды получить сан священника без посылки к ним епископа. И, по-видимому,

они склонялись к избранию, но, когда я уезжал, никого еще не выбрали. Даже и

те, кто не согласен с христианской религией, все же никого не отпугивают от

нее, не нападают ни на одного ее приверженца. Только одно лицо из нашей

среды подверглось в моем присутствии наказанию по этому поводу. Это лицо,

недавно принявшее крещение, стало, с большим усердием, чем благоразумием,

публично рассуждать о поклонении Христу, хотя мы советовали ему не делать

этого. При таких беседах он стал увлекаться до того, что не только

предпочитал наши святыни прочим, но подвергал беспрестанному осуждению все

остальные; громко кричал, что все они - языческие, поклонники их -

нечестивцы и святотатцы и должны быть наказаны вечным огнем. Он долгое время

рассуждал на эту тему, но был арестован и подвергнут суду и осуждению как

виновный не в презрении к религии, а в возбуждении смуты в народе. По

осуждении он был приговорен к изгнанию. Именно, среди древнейших законов

утопийцев имеется такой, что никому его религия не ставится в вину.

Действительно, Утоп с самого начала узнал, что до его прибытия туземцы

вели между собою постоянную религиозную борьбу; вместе с тем он заметил, что

при общем раздоре каждая секта боролась за отечество в розницу, и это

обстоятельство дало ему возможность без труда победить всех. Поэтому,

одержав победу, он прежде всего узаконил, что каждому позволяется

принадлежать к той религии, какая ему нравится, если же он будет пытаться

обратить к ней других, то может это устраивать только мирным и кротким

путем, силой доказательств; если же он не достигнет этого советами, то не

должен отвращать от других верований суровостью; он не должен применять

никакого насилия, и ему надо воздерживаться от всяких ругательств. Всякого

дерзкого спорщика по этому вопросу они наказывают смертью или рабством.

Утоп провел этот закон не только из уважения к внутреннему миру,

который, как он видел, совершенно уничтожается от постоянной борьбы и

непримиримой ненависти; нет, мысль законодателя была та, что это

постановление необходимо в интересах самой религии. Утоп не рискнул вынести

о ней какоенибудь необдуманное решение. Для него было неясно, не требует ли

бог разнообразного и многостороннего поклонения и потому внушает разным

людям разные религии. Во всяком случае, законодатель счел нелепостью и

наглостью заставить всех признавать то, что ты считаешь истинным. Но,

допуская тот случай, что истинна только одна религия, а все остальные

суетны, Утоп все же легко предвидел, что сила этой истины в конце концов

выплывет и выявится сама собою; но для достижения этого необходимо

действовать разумно и кротко. Если же дело дойдет до волнений и борьбы с

оружием в руках, то наилучшая и святейшая религия погибнет под пятою

суетнейших суеверий, как нивы среди терновника и сорняка, так как все

скверные люди отличаются наибольшим упорством. Поэтому Утоп оставил весь

этот вопрос нерешенным и предоставил каждому свободу веровать, во что ему

угодно. Но он с неумолимой строгостью запретил всякому ронять так низко

достоинство человеческой природы, чтобы доходить до признания, что души

гибнут вместе с телом и что мир несется зря, без всякого участия провидения.

Поэтому, по их верованиям, после настоящей жизни за пороки назначены

наказания, а за добродетель - награды. Мыслящего иначе они не признают даже

человеком, так как подобная личность приравняла возвышенную часть своей души

к презренной и низкой плоти зверей. ^Такого человека они не считают даже

гражданином, так как он, если бы его не удерживал страх, не ставил бы ни во

что все уставы и обычаи. Действительно, если этот человек не боится ничего,

кроме законов, надеется только на одно свое тело, то какое может быть

сомнение в том, что он, угождая лишь своим личным страстям, постарается или

искусно обойти государственные законы своего отечества, или преступить их

силою? Поэтому человеку с таким образом мыслей утопийцы не оказывают

никакого уважения, не дают никакой важной должности и вообще никакой службы.

Его считают везде за существо бесполезное и низменное. Но его не подвергают

никакому наказанию в силу убеждения, что никто не волен над своими

чувствами. Вместе с тем утопийцы не заставляют его угрозами скрывать свое

настроение; они не допускают притворства и лжи, к которым, как ближе всего

граничащим с обманом, питают удивительную ненависть. Но они запрещают ему

вести диспуты в пользу своего мнения, правда, только перед народной массой:

отдельные же беседы со священниками и серьезными людьми ему не только

дозволяются, но даже и поощряются, так как утопийцы уверены в том, что это

безумие должно в конце концов уступить доводам разума.

Есть там и другая секта, отнюдь не малочисленная и не встречающая

никакого запрета, так как приверженцы ее не считаются людьми дурными и

по-своему не совершенно лишены разума. Именно, они держатся совершенно

противоположного превратного мнения, будто и Души скотов существуют вечно,

хотя они все же по достоинству несравнимы с нашими и не рождены для равного

счастья. Что же касается душ людей, то почти все утопийцы считают верным и

непреложным их неизмеримое блаженство. Поэтому из больных они оплакивают

всех, а из покойников никого, кроме тех, кто, по их наблюдению, расстается с

жизнью со страхом и против воли. Именно, они считают это очень дурным

предзнаменованием и предполагают, что такая душа боится конца, так как

безнадежно томится от какого-то тайного предчувствия грядущего наказания.

Сверх того, по их мнению, богу отнюдь не будет угоден приход такого

человека, который не бежит охотно на зов, а тащится против воли и упираясь.

Взирающие на смерть подобного рода приходят в ужас и поэтому выносят усопших

с печалью и в молчании и зарывают труп в землю после молитвы милостивому к

душам богу, чтобы он по своей благости простил их слабости.

Наоборот, никто не скорбит о всех тех, кто скончался бодрым и

исполненным доброй надежды. Похороны таких лиц они сопровождают пением,

поручают их души богу с большой любовью и в конце концов сжигают их тела

скорее с уважением, чем со скорбью, и воздвигают на этом месте столп с

вырезанными на нем заслугами умершего. По возвращении домой они разбирают

черты его характера и поступки, и ни одна сторона жизни не упоминается так

часто и так охотно, как его радостная кончина. Это воспоминание о высоких

качествах умершего, по их мнению, служит для живых весьма действенным

поощрением к добродетелям; вместе с тем они считают такое уважение весьма

приятным и для усопших; они, по предположению утопийцев, присутствуют при

разговорах о них, но, по притупленности человеческого зрения, невидимы.

Действительно, с уделом блаженства не может быть связано лишение свободы

переселяться куда угодно, а с другой стороны, умершие обнаружили бы полную

неблагодарность, отказавшись совершенно от желания видеть своих друзей, с

которыми их связывала при жизни взаимная любовь и привязанность, а это

чувство, - догадываются утопийцы, - подобно прочим благам, скорее

увеличивается после смерти, чем уменьшается. Итак, по их верованиям, мертвые

пребывают среди живых, наблюдая за их словами и деяниями. Поэтому, как бы

опираясь на таких защитников, утопийцы приступают к своим делам с большой

смелостью, а вера в присутствие предков удерживает их от тайных бесчестных

поступков.

Утопийцы совершенно презирают и высмеивают приметы и прочие гадания,

очень уважаемые другими народами, но основанные на пустом суеверии, а

преклоняются пред чудесами, происходящими без всякого пособия природы,

считая их деяниями, свидетельствующими о присутствии божества. По их словам,

подобные чудесные знамения часто бывают и в их стране. Иногда, в важных и

сомнительных случаях, утопийцы призывают их общественными молитвами, в

твердом уповании на их действие, и достигают этого.

Утопийцы признают, что созерцать природу п затем восхвалять ее - дело

святое и угодное богу. С другой стороны, среди них есть лица, и притом

немалочисленные, которые, руководясь религией, отвергают науки, не заботятся

ни о каком знании, и в то же время не имеют совершенно никакого досуга: они

решили заслужить будущее блаженство после смерти только деятельностью и

добрыми услугами остальным. Поэтому одни ухаживают за больными, другие

ремонтируют дороги, чистят рвы, чинят мосты, копают дерн, песок, камни,

валят деревья и разрубают их, возят на телегах в города дрова, зерно и

другое и не только по отношению к государству, но и к частным лицам ведут

себя как слуги и усердствуют более рабов. Они охотно и весело берут на себя

где бы то ни было всякое дело, неприятное, тяжелое, грязное, от которого

большинство уклоняется по его трудности, отвращению к нему и его

безнадежности. Другим они доставляют покой, а сами находятся в постоянной

работе и трудах и все же не порицают, не клеймят жизни других, но не

превозносят и своей. Чем более несут они рабский труд, тем больший почет

получают от остальных.

Эта секта имеет две разновидности. Одни - холостяки, которые не только

совершенно воздерживаются от услад Венеры, но и от употребления мяса, а иные

и от всякой животной пищи; они отвергают, как вредные, удовольствия

настоящей жизни, стремясь через бдение и в поте лица только к будущей, и

сохраняют все же веселость и бодрость в надежде на ее скорое достижение.

Другие при не меньшем стремлении к труду предпочитают брак; они не отрицают

утех его и считают, что должны исполнить долг природы в этом отношении и

дать отечеству потомство. Они не уклоняются ни от какого удовольствия, если

оно не удерживает их от труда. Они любят мясо четвероногих по той причине,

что, по их мнению, эта пища делает их более сильными для всякой работы. Этих

вторых сектантов утопийцы считают более благоразумными, а первых более

чистыми. Если бы сектанты первого рода основывали на доводах разума свое

предпочтение безбрачия - браку и жизни суровой - жизни спокойной, то они

подверглись бы осмеянию; теперь же за свое признание, что они руководятся

тут религией, они встречают уважение и почтение. Утопийцы с особым старанием

следят за тем, чтобы не высказать какого-либо опрометчивого суждения о

какой-нибудь религии. Таковы те люди, которым они дают на своем языке особое

название - бутрески; Это слово можно перевести латинским " религиозные".

Священники утопийцев отличаются особым благочестием, и потому их очень

немного, именно - не более тринадцати в каждом городе при одинаковом числе

храмов, за исключением тех случаев, когда предстоит война. Тогда семь из них

отправляются с войском и столько же временно замещают их. Но каждый из

вернувшихся получает обратно свое место. Заместители остаются временно в

свите первосвященника и заменяют по порядку первых, когда те умирают.

Первосвященник стоит во главе остальных. Священников выбирает народ, и

притом, подобно прочим чиновникам, тайным голосованием, во избежание

пристрастия. Избранные получают посвящение от своей коллегии. Они заведуют

богослужением, исполняют религиозные обряды и являются, так сказать,

блюстителями нравов. Большим позором считается, если они вызывают кого к

себе по поводу его недостаточно нравственной жизни или делают ему выговор.

Увещание и внушение лежат па обязанности священников, а исправление и

наказание преступных принадлежат князю и другим чиновникам. Но священники

отлучают от участия в богослужении тех, кого они признают безнадежно

испорченными. Ни одного наказания утопийцы не страшатся больше этого.

Именно, подвергшиеся ему лица испытывают величайший позор, терзаются тайным

религиозным страхом, и даже личность их не остается долго в безопасности.

Если они не поспешат доказать священникам свое раскаяние, то подвергаются

аресту и несут от сената кару за свое нечестие.

Священники занимаются образованием мальчиков и юношей. Но онп столько

же заботятся об учении, как и о развитии нравственности и добродетели.

Именно, они прилагают огромное усердие к тому, чтобы в еще нежные и гибкие

умы мальчиков впитать мысли, добрые и полезные для сохранения государства.

Запав в голову мальчиков, эти мысли сопровождают их на всю жизнь и после

возмужалости и приносят большую пользу для охраны государственного строя,

который распадается только от пороков, возникающих от превратных мыслей.

Священниками могут быть ц женщины. Этот пол не исключен, но выбирается

реже, и это бывают только вдовы, и притом пожилые. И жены священников

принадлежат к самым выдающимся женщинам в стране. Вообще ни одно должностное

лицо не пользуется у утопийцев большим почетом, и даже в случае совершения

какого-либо позорного поступка священники не подлежат суду общества, а

предоставляются только богу и себе самим. Утопийцы считают греховным

касаться смертной рукою такого человека, который, каким бы он ни был

злодеем, посвящен богу, как своеобразная священная жертва. Соблюдать этот

обычай утопийцам тем легче, что священников очень мало и выбор их

производится с особой тщательностью. Да и трудно допустить, что порче и

пороку может поддаться наилучший из хороших человек, возвышенный в такой сан

из уважения к одной добродетели. А уж если бы это действительно случилось в

силу изменчивости человеческой природы, то все же не должно чрезмерно

бояться, что священники могут погубить государство, ввиду их незначительного

числа и отсутствия у них всякой власти, кроме почета. Столь малое число их

установлено у утопийцев именно для того, чтобы от разделения почета между

многими не падало достоинство их сословия, которому оказывается теперь такое

высокое уважение. Особенно же трудным признают утопийцы найти в большом

количестве таких хороших людей, которые соответствовали бы этому сану; для

ношения его недостаточно обладать посредственными добродетелями.

Утопийские священники пользуются у чужих народов не меньшим уважением,

чем у себя дома. Это легко видно из того, из чего, по моему мнению, это

уважение и возникло. Именно, во время решительного боя они не в очень

дальнем расстоянии становятся отдельно на колени, одетые в священные

облачения; воздев к небу руки, они молятся прежде всего об общем мире, затем

о победе для своих, но без кровопролития для той и другой стороны. Когда

войска утопийцев начинают брать верх, священники бегут в центр битвы и

запрещают свирепствовать против побежденных. Если враги посмотрят на

священников и обратятся к ним непосредственно, то этого достаточно для

спасения жизни побежденного, а прикосновение его к их развевающимся одеждам

защищает даже и его имущество от всякого лишения, связанного с войной.

Поэтому все соседние народы питают к ним огромное уважение и так высоко

ценят их величие, что священники столь же часто спасали свое войско от

врагов, как врагов от своих граждан. Именно, бывали иногда такие случаи,

когда войско утопийцев начинало подаваться, положение становилось отчаянным,

они готовились даже бежать, а враги устремлялись бить и грабить их, и вот

тут вмешательство священников прерывало резню, оба войска размыкались и

заключали между собою прочный мир на справедливых условиях. Никогда не было

ни одного народа, настолько дикого, жестокого и варварского, который бы не

признавал личность утопийских священников неприкосновенной и не подлежащей

оскорблениям.

Утопийцы считают праздничными начальный и последний день каждого

месяца, а равно и года, который делят на месяцы; срок их ограничен

обращением Луны, а год определяется круговоротом Солнца. Первые дни каждого

месяца они называют на своем языке цинемерными, а последние - трапемерными;

эти слова можно перевести: первые праздники и конечные праздники.

Храмы их представляют выдающееся зрелище; они не только построены с

большим искусством, но и могут вместить огромное количество народа, что

является необходимым при крайней их малочисленности. Все они, однако,

темноваты. По объяснениям утопийцев, это произошло не от невежества в

архитектуре, а устроено по совету священников. Именно, по их мнению,

неумеренный свет рассеивает мысли, а скудный и, так сказать, сомнительный

сосредоточивает религиозное чувство. Религия в Утопии не у всех одинакова,

но ее виды, несмотря на свое разнообразие и многочисленность, различными

путями как бы сходятся все к одной цели - почитанию божественной природы.

Поэтому в храмах не видно и не слышно ничего такого, что не подходило бы ко

всем религиям вообще. Священнодействия, присущие всякой секте в отдельности,

каждый отправляет в стенах своего дома. Общественные богослужения

совершаются таким чином, который ни в чем не противоречит службам отдельных

сект.

Поэтому в храме не видно никаких изображений богов, отчего каждый волен

представлять себе бога в какой угодно форме, так сказать с точки зрения

своей религии. Обращаясь к богу, они не называют его никаким особым именем,

кроме Митры; этим наименованием все согласно признают единую природу его

божественного величия, какова бы ни была она. Утопийцы не творят никаких

молитв, которых каждый не мог бы произнести без оскорбления своей секты.

Итак, в конечные праздники они натощак вечером собираются в храм с тем,

чтобы благодарить бога за благополучно проведенный год или месяц, последний

день которого составляет этот праздник. На следующий день, то есть в первый

праздник, они рано утром стекаются во храм для совместной молитвы о

благополучии я счастье в наступающем году или месяце, который они готовятся

освятить этим праздником. Но в конечные праздники, до отправления в храм,

жены припадают к ногам мужей, дети - родителей, признают свои прегрешения в

том, что они пли совершили что-нибудь неподобающее, или небрежно относились

к своим обязанностям, и молят о прощении своих заблуждений. Таким образом,

всякое облачко, омрачавшее домашний раздор, рассеивается от подобного

извинения, и они могут участвовать в богослужении с чистым и ясным

настроением. Присутствие же там с нечистой совестью считается греховным.

Поэтому человек, сознающий за собою ненависть или гнев на кого-нибудь, идет

на богослужение, только примирившись и очистившись; иначе он опасается

быстрого и тяжкого возмездия.

По приходе в храм мужчины направляются на правую сторону его, а женщины

- отдельно, на левую. Затем они размещаются так, что мужчины каждого дома

садятся впереди отца семейства, а вереницу женщин замыкает мать семейства.

Это делается в тех видах, чтобы все движения каждого вне дома подлежали

наблюдению со стороны тех, чей авторитет и надзор руководит ими дома. Мало

того, они старательно следят также за тем, чтобы младшие сидели там повсюду

бок о бок со старшими, иначе дети, порученные детям же, будут проводить в

детских шалостях то время, когда они должны особенно проникаться религиозным

страхом к божеству, а это служит главнейшим и почти единственным поощрением

к добродетели.

Утопийцы не закалывают на богослужении никаких животных и не думают,

чтобы бог, даровавший в своем милосердии жизнь людям для жизни же, находил

удовольствие в крови и убийствах. Они зажигают ладан, равно как и другие

благовония, и сверх этого приносят массу восковых свечей. Им отлично

известно, что это, равно как и самые молитвы людей, отнюдь не нужно для

природы божества, но им нравится подобный безвредный род богопочитания, и

они чувствуют, что этот запах, освещение, равно как и прочие обряды,

каким-то непонятным образом возвышают людей и пробуждают в них большую

бодрость для поклонения богу. Народ в храме одет в белое платье; священник

облекается в разноцветное, удивительное по работе и по форме. Материя его не

очень дорогая: она не выткана из золота и не украшена редкостными камушками,

но очень умело и с замечательным искусством выделана из птичьих перьев, так

что стоимость работы не может сравняться ни с какой материей. К тому же, по

словам утопийцев, в перьях и пухе этих птиц и в их определенном

расположении, в котором они чередуются на одежде священника, заключается не-

кий таинственный смысл. Истолкование его, которое тщательно передается

священнослужителями, должно напоминать о благодеяниях божиих к ним, разно

как и об их богобоязненности и о взаимных обязанностях друг к другу.

Когда священник в таком наряде впервые появляется из святилища, все

немедленно с благоговением падают ниц на землю. При этом со всех сторон

царит самое глубокое молчание, так что самая внешность этого обряда внушает

известный страх, как будто от присутствия какого-нибудь божества. Полежав

немного на земле, они поднимаются по данному священником знаку. Затем они

поют хвалы богу, которые чередуют с игрой на музыкальных инструментах, по

большей части другой формы, чем те, которые имеются у нас. Большинство из

этих инструментов своею приятностью превосходят употребительные у нас, их

нельзя даже и сравнивать с нашими. Но в одном отношении, без сомнения,

утопийцы значительно превосходят нас; вся их музыка, гремит ли она на

органах или исполняется голосом человека, весьма удачно изображает и

выражает естественные ощущения; звук вполне приспосабливается к содержанию,

есть ли это речь молитвы или радость, умилостивление, тревога, печаль, гнев;

форма мелодии в совершенстве передает определенный смысл предмета. В

результате она изумительным образом волнует, проникает, зажигает сердца

слушателей.

Напоследок священник, равно как и народ, торжественно произносит

праздничные молитвы. Они составлены так, что читаемое всеми вместе каждый в

отдельности может относить к самому себе. В этих молитвах всякий признает

бога творцом, правителем и, кроме того, подателем всех прочих благ; воздает

ему благодарность за столько полученных благодеяний, а особенно за то, что

попал в такое государство, которое является самым счастливым, получил в удел

такую религию, которая, как он надеется, есть самая истинная. Если же

молящийся заблуждается в этом отношении или если существует что-нибудь

лучшее данного государственного строя и религии и бог одобряет это более, то

он просит, чтобы по благости божией ему позволено было познать это; он готов

следовать, в каком бы направлении бог ни повел его. Если же этот вид

государства есть наилучший и избранная им религия - самая приличная, то да

пошлет ему бог силу держаться того и другого и да приведет он всех остальных

смертных к тем же правилам жизни, к тому же представлению о боге. Правда,

может быть, неисповедимая воля находит удовольствие в подобном разнообразии

религий. Наконец, утопиец молится, чтобы бог принял его к себе после легкой

кончины; конечно, молящийся не дерзает определить, будет ли это скоро или

поздно. Правда, насколько это позволительно совместить с величием божиим,

для утопийца будет гораздо приятнее перейти к богу после самой тяжелой

смерти, чем вести долгую удачную жизнь вдали от него. После произнесения

этой молитвы они снова падают ниц на землю и, встав через короткое время,

идут обедать, а остаток дня проводят в играх и в занятиях военными науками.

 

---

 

Я описал вам, насколько мог правильно, строй такого общества, какое я,

во всяком случае, признаю не только наилучшим, но также и единственным,

которое может присвоить себе с полным правом название общества. Именно, в

других странах повсюду говорящие об общественном благополучии заботятся

только о своем собственном. Здесь же, где нет никакой частной собственности,

они фактически занимаются общественными делами. И здесь и там такой образ

действия вполне правилен. Действительно, в других странах каждый знает, что,

как бы общество ни процветало, он все равно умрет с голоду, если не

позаботится о себе лично. Поэтому в силу необходимости он должен

предпочитать собственные интересы интересам народа, то есть других. Здесь

же, где все принадлежит всем, наоборот, никто не сомневается в том, что ни

один частный человек не будет ни в чем терпеть нужды, стоит только

позаботиться о том, чтобы общественные магазины были полны. Тут не

существует неравномерного распределения продуктов, нет ни одного

нуждающегося, ни одного нищего, и хотя никто ничего не имеет, тем не менее

все богаты. Действительно, может ли быть лучшее богатство, как лишенная

всяких забот, веселая и спокойная жизнь? Тут не надо тревожиться насчет

своего пропитания; не приходится страдать от жалобных требований жены,

опасаться бедности для сына, беспокоиться о приданом дочери. Каждый может

быть спокоен насчет пропитания и благополучия как своего, так и. всех своих:

жены, сыновей, внуков, правнуков, праправнуков и всей длинной вереницы своих

потомков, исчисление которой принято в знатных родах. Далее, о потерявших

работоспособность утопийцы заботятся нисколько не меньше, чем и о тех, кто

работает теперь. Хотел бы я, чтобы кто-нибудь посмел сравнить с этим

беспристрастием справедливость других народов. Да провалиться мне, если я

найду у них какой-нибудь след справедливости и беспристрастия! В самом деле,

возьмем какого-нибудь дворянина, золотых дел мастера, ростовщика или

кого-нибудь другого подобного. Какая же это будет справедливость, если все

эти люди совершенно ничего не делают или дело их такого рода, что не очень

нужно государству, а жизнь их протекает среди блеска и роскоши и проводят

они ее в праздности или в бесполезных занятиях? Возьмем теперь, с другой

стороны, поденщика, ломового извозчика, рабочего, земледельца. Они постоянно

заняты усиленным трудом, какой едва могут выдержать животные; вместе с тем

труд этот настолько необходим, что ни одно общество не просуществует без

него и года, а жизнь этих людей настолько жалка, что по сравнению с ними

положение скота представляется более предпочтительным. В самом деле, скот не

несет постоянно такого труда, питание его только немного хуже, а для него и

приятнее, и наряду с этим у него нет никакого страха за будущее. Что же

касается людей, то их угнетает в настоящем бесплодный и безвыгодный труд ir

убивает мысль о нищенской старости. Поденная плата их слишком мала, чтобы ее

хватало на потребности того же дня; нечего и говорить тут, чтобы ежедневно

оставался какой-нибудь излишек для сбережения на старость.

Можно ли назвать справедливым и благодарным такое общество, которое

столь расточительно одаряет так называемых благородных, золотых дел мастеров

и остальных людей этого рода, ничего не делающих, живущих только лестью и

изобретающих никчемные удовольствия, а с другой стороны, не выказывает ни

малейшей заботы о земледельцах, угольщиках, поденщиках, ломовых извозчиках и

рабочих, без которых не было бы вообще никакого общества? Мало того,

обременяя их работою в цветущую пору их жизни, оно не вспоминает об их

неусыпном старании, забывает о принесенных ими многих и великих

благодеяниях, а когда на них обрушатся старость, болезни и тяжкая нужда, с

самой черствой неблагодарностью вознаграждает их жалкой смертью. Далее, из

поденной платы бедняков богачи ежедневно урывают кое-что не только личными

обманами, но также и на основании государственных законов. Таким образом,

если раньше представлялось несправедливым отплачивать черной

неблагодарностью за усердную службу на пользу общества, то они извратили это

так, что сделали справедливостью путем обнародования особых законов.

При неоднократном и внимательном созерцании всех процветающих ныне

государств я могу клятвенно утверждать, что они представляются не чем иным,

как некиим заговором богачей, ратующих под именем и вывеской государства о

своих личных выгодах. Они измышляют и изобретают всякие способы и хитрости,

во-первых, для того, чтобы удержать без страха потери то, что стяжали

разными мошенническими хитростями, а затем для того, чтобы откупить себе за

возможно дешевую плату работу и труд всех бедняков и эксплуатировать их, как

вьючный скот. Раз богачи постановили от имени государства, значит, также и

от имени бедных, соблюдать эти ухищрения, они становятся уже законами. Но и

тут, когда эти омерзительные люди, в силу своей ненасытной алчности,

поделили в своей среде все то, чего хватило бы на всех, как далеки они все

же от благоденствия государства утопийцев! Выведя деньги из употребления,

они совершенно уничтожили всякую алчность к ним, а какая масса тягостей

пропала при этом! Какой посев преступлений вырван с корнем! Кто не знает,

что с исчезновением денег совершенно отмирают все те преступления, которые

подвергаются ежедневной каре, ноне обузданию, а именно: обманы, кражи,

грабежи, ссоры, восстания, споры, мятежи, убийства, предательства,

отравления; вдобавок вместе с деньгами моментально погибнут страх, тревога,

заботы, труды, бессоница. Даже сама бедность, которая, по-видимому, одна

только нуждается в деньгах, немедленно исчезла бы с совершенным уничтожением

денег.

Чтобы это было яснее, вообрази себе какой-нибудь бесплодный и

неурожайный год, в который голод унес много тысяч людей. Я решительно

утверждаю, что если в конце этого бедствия порастрясти житницы богачей, то

там можно было бы найти огромное количество хлеба; и если бы распределить

этот запас между теми, кто погиб от недоедания и изнурения, то никто и не

заметил бы подобной скупости климата и почвы. Так легко можно было бы добыть

пропитание, но вот пресловутые блаженные деньги, прекрасное изобретение,

открывающее доступ к пропитанию, одни только и загораживают дорогу к

пропитанию. Не сомневаюсь, что богачи тоже чувствуют это; они отлично знают,

что лучше быть в таком положении, чтобы ни в чем не нуждаться, чем иметь в

изобилии много лишнего; лучше избавиться от многочисленных бедствий, чем

быть осажденным большими богатствами. Мне и в голову не приходит

сомневаться, что весь мир легко и давно уже принял бы законы утопийского

государства как из соображений собственной выгоды, так и в силу авторитета

Христа-спасителя, который по своей величайшей мудрости не мог не знать того,

что лучше всего, а по своей доброте не мог не посоветовать того, что он знал

за самое лучшее. Но этому противится одно чудовище, царь и отец всякой

гибели, - гордость. Она меряет благополучие не своими удачами, а чужими

неудачами. Она не хотела бы даже стать богиней, если бы не оставалось

никаких несчастных, над которыми она могла бы властвовать и издеваться; ей

надо, чтобы ее счастье сверкало при сравнении с их бедствиями, ей надо

развернуть свои богатства, чтобы терзать и разжигать их недостаток. Эта

адская змея пресмыкается в сердцах людей и, как рыба подлипало, задерживает

и замедляет избрание ими пути к лучшей жизни.

Так как она слишком глубоко внедрилась в людей, чтобы ее легко можно

было вырвать, то я рад, что, по крайней мере, утопийцам выпало на долю

государство такого рода, который я с удовольствием пожелал бы для всех. Они

последовали в своей жизни именно таким уставам и заложили на них основы

государства не только очень удачно, но и навеки, насколько это может

предсказать человеческое предположение. Они истребили у себя с прочими

пороками корни честолюбия и раздора, а потому им не грозит никакой

опасности, что они будут страдать от внутренних распрей, исключительно от

которых погибли многие города с их прекрасно защищенными богатствами. А при

полном внутреннем согласии и наличии незыблемых учреждений эту державу

нельзя потрясти и поколебать соседним государям, которые под влиянием

зависти давно уже и неоднократно покушались на это, но всегда получали

отпор.

Когда Рафаил изложил все это, мне сейчас же пришло на ум немало обычаев

и законов этого народа, заключающих в себе чрезвычайную нелепость. Таковы не

только способ ведения войны, их церковные обряды и религии, а сверх того и

другие их учреждения, но особенно то, что является главнейшей основой их

устройства, а именно: общность их жизни и питания при полном отсутствии

денежного обращения. Это одно совершенно уничтожает всякую знатность,

великолепие, блеск, что, по общепринятому мнению, составляет истинную славу и

красу государства. Но я знал, что Рафаил утомлен рассказом, и у меня не было

достаточной уверенности, может ли он терпеливо выслушать возражения против

его мнения, а в особенности я вспоминал, как он порицал некоторых за их

напрасное опасение, что их не сочтут достаточно умными, если они не найдут в

речах других людей того, за что их можно продернуть. Поэтому, похвалив

устройство утопийцев и речь Рафаила, я взял его за руку и повел в дом

ужинать. Правда, я сделал оговорку, что у нас будет еще время поглубже

подумать об этом предмете и побеседовать с рассказчиком поосновательнее.

Хорошо, если бы это когда-нибудь осуществилось! Между тем я не могу

согласиться со всем, что рассказал этот человек, во всяком случае, и

бесспорно глубоко образованный, и очень опытный в понимании человечества;

но, с другой стороны, я охотно признаю, что в утопийской республике имеется

очень много такого, чего я более желаю в наших государствах, нежели ожидаю.

Конец послеполуденной беседы, которую вел Рафаил Гитлодей о законах и

обычаях острова Утопии, известного доселе немногим, в записи славнейшего и

ученейшего мужа г-на Томаса Мора, лондонского гражданина и виконта.

 

Комментарии

 

Рукописного оригинала " Утопии" (" Libellus aureus nec minus salutaris

quam festivus de optimo reipublicae statu deque nova insula Utopia") не

сохранилось. Первое печатное издание ее вышло в 1516 году, в бельгийском

городе Лувене, где в то время находился друг Мора, Эразм Роттердамский.

Главный надзор за изданием, кроме него, имел Петр Эгидий, письмо к которому

помещено перед текстом " Утопии". На заглавном листе книжки сказано было, что

она издана " весьма тщательно". Но это была только обычная типографская

реклама. Текст изобилует опечатками и разного рода ошибками в латинском

языке. Отсюда возможно не лишенное остроумия предположение, что

первоначальный текст был продиктован. Подобная предосторожность, равно как и

печатание в другом городе, скорее всего могут быть объяснены цензурными

опасениями.

Первое издание " Утопии" принадлежит к числу редчайших книг. В СССР оно

имеется в библиотеке Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.

Интерес, возбужденный книгой, в связи с неудовлетворительностью

первого издания вызвал перепечатку его в Париже в 1517 году - у

книгопродавца Жиля де Гурмона. Это издание печаталось также без всякого

участия автора и имеет еще больше опечаток, чем первое. Оно сделано по

первому изданию, но представляет целый ряд интересных вариантов.

Крайняя неисправность первых двух изданий заставила Эразма обратиться в

Базель к обычному издателю его собственных произведений, солидному типографу

Фробену. Он выпустил в течение одного 1518 года два издания " Утопии" (в

марте и ноябре). Эти издания, особенно второе, дают текст значительно более

исправный. 1 марта 1517 гада Эразм писал Мору из Антверпена: " Пришли сюда

возможно скорее твою " Утопию" пересмотренную". Видимо, Мор исполнил это

желание друга, так как в конце мая 1517 года тот же Эразм писал ему: " Твои

эпиграммы и " Утопию" я послал в Базель". Отсюда можно заключить, что издание

1518 года печаталось по тексту первого издания, просмотренному Мором. Это,

конечно, придает ему особую ценность.

В XIX веке на основании первого издания построил свое издание текста

Виктор Михельс в сотрудничестве с известным педагогом Теобальдом Циглером

(серия " Латинские литературные памятники XV и XVI столетий", Берлин,

Вейдеман, 1895). Кроме рабской перепечатки первого издания со всеми его

недостатками, Михельс приложил главнейшие варианты изданий Жиля де Гурмона и

Фробена, но сделал это достаточно небрежно, особенно в отношении издания де

Гурмона.

В том же 1895 году появилось издание Лептона (Оксфорд), построенное на

основе издания Фробена (мартовская версия) и снабженное хорошим

комментарием. По изданию Лептона сделан и настоящий перевод.

Обратимся теперь к русским трудам. Одним из первых познакомил русских

читателей с Мором В. К. Тредьяковский. В одиннадцатом томе " Римской истории"

Роллена в " Предуведомлении от трудившегося в переводе", автор передает

стихами одно произведение " Фомы Мория Англичанина...", " сего славного и

мудрого человека".

Что касается собственно " Утопии", то первые два перевода ее относятся к

концу XVIII столетия. Первый - " Картина всевозможно лучшего правления, или

Утопия. Сочинения Томаса Мориса Канцлера Аглинского,. в двух книгах.

Переведена с Аглинского на Французский Г. Руссо, а с Французского на

Российский. С дозволения Управы Благочиния. В Санкт-Петербурге, на иждивении

И. К. Шнора. 1789 года". Второй - " Философа Рафаила Гитлоде странствование в

новом свете и описание любопытства достойных примечаний и благоразумных

установлений жизни миролюбивого народа острова Утопии. Перевод с Аглинского

языка, сочинение Томаса Мориса. В Санкт-Петер- бурге. С дозволения Управы

Благочиния. На иждивении И. К. Шнора. 1790 года".

В 1901 году перевод " Утопии" дал Е. В. Тарле в приложении к своей

магистерской диссертации " Общественные воззрения Томаса Мора в связи с

экономическим состоянием Англии его времени" (СПб. 1901).

В 1903 году вышла работа А. Г. Генкеля: " Томас Мор. Утопия (De optimo

rei publici statu, deque nova insula Utopia libri duo illustris viri Thomae

Mori, regni Britanniarum cancellarii). Перевод с латинского А. Т. Генкель

при участии Н. А. Макшеевой.. С биографическим очерком Т. Мора,

составленным Н. А. Макшеевой (с портретом Т. Мора), СПб. 1903". Перевод этот

переиздавался неоднократно даже после Октябрьской революции. Так, третье

издание его вышло в 1918 году в Петрограде как " Издание Петроградского

совета рабочих и красноармейских депутатов", а четвертое - в Харькове

(1923), в издательстве " Пролетарий", причем на каждом из них стоит:

" исправленное и дополненное", чего на самом деле не было.

В 1935 году в издательстве " Academia" вышел перевод " Утопии",

выполненный профессором А. И. Малеиным. В 1947 году этот же перевод был

напечатан издательством Академии наук СССР. В 1953 году текст перевода А. И.

Малеина был заново отредактирован и исправлен Ф. А. Петровским для

издательства Академии наук СССР. Перевод А. И. Малеина и Ф. А. Петровского

воспроизводится и в настоящем издании.

 

Томас Мор... Эгидию.- Так начинали свои письма древние римляне, которым

подражает Мор. Петр Эгидий (1486-1533) - гуманист, друг Мора и Эразма

Роттердамского.

 

...мой питомец Иоанн Клемент.,.- Иоанн, или Джон, Клемент вырос в доме

Мора и женился на его приемной дочери. Он работал в Оксфордском университете

при кафедре греческого языка и затем был врачом в Лондоне (ум. в 1572 г.).

 

Гитлодей - греческое слово, первая часть которого - пустая болтовня,

вздор; вторая: - опытный, сведущий, или - разделять. Этой фамилией Мор хотел

подчеркнуть, что речь идет о лице несуществующем. В уста Гитлодея Мор в

дальнейшем из осторожности влагает собственные мысли, а сам выступает его

противником из страха перед цензурой.

 

Амауротский мост (Амаурот).- Название происходит от. греческого слова -

непознаваемый, темный. Отрицая этим именем существование подобного города в

действительности, Мор вместе с тем намекает на " туманный" Лондон, многие

черты которого он имеет в виду при последующем детальном описании Амаурота.

 

Анидр - от греческого: - из отрицательной частицы av и (вода) - то есть

река без воды - следовательно, несуществующая.

 

...немаловажные спорные дела...- Ссора между английским королем

Генрихом VIII (1491-1547) и испанским принцем Карлом (впоследствии

германским императором) была вызвана тем, что Карл, обрученный с сестрой

Генриха, предпочел ей другую невесту. Поэтому, когда он в 1515 году получил

в управление Нидерланды, Генрих, заставил английский парламент запретить

вывоз шерсти в эту страну. Улаживание конфликта было поручено в 1515 г.

английскими купцами Мору.

 

Кутберт Тунсталл (1474-1559) - занимал ряд очень видных светских и

духовных должностей; был другом Эразма и Мора и разделял их прогрессивные

взгляды.

 

...по пословице... освещать солнце лампой.- Обилие в " Утопии" пословиц

объясняется влиянием вышедшего в 1500 г. огромного сборника их (" Adagia"),

составленного Эразмом Роттердамским. Эта книга знакомившая с античным

мировоззрением в форме кратких, ясных и остроумных изречений и комментария к

ним, имела большой успех.

 

Георгий Темзиций - личность малоизвестная. Обычно его отождествляют с

Georg Temsecke, бельгийским сановником и писателем (ум. в 1536 г.).

 

Кассель - вероятно, город в северной Франции, где Темзиций занимал

видный церковный пост.

 

Палинур - ничем не замечательный кормчий кораблей троянского царевича

Энея (по " Энеиде" Вергилия). Здесь - в смысле " заурядный моряк".

 

Улисс (или Одиссей) - герои поэмы Гомера " Одиссея". В своих долголетних

странствованиях после разрушения Трои он приобрел большой опыт и знание

людей.

 

Платон - греческий философ (427-348 гг. до н. а.), ездил в Египет,

Сипилию и другие страны с целью расширения своих знаний и проведения в

жизнь своих философских взглядов.

 

...из тех четырех, про которые читают уже повсюду.., - Флорентийский

мореплаватель Америго Веспуччи (1451-1512) четыре раза посетил Новый Свет и

дал первое ценное его описание. Благодаря этому новая часть света, хотя и

открытая Колумбом, получила название Америки. " Путешествия" Веспуччи были

изданы в прибавлении к " Введению в космографию", Сен-Дье, 1507.

 

...оставлен в крепости...- у Кабо Фрио в Бразилии. Этот эпизод

действительно имел место во время последнего путешествия Веспуччи, в 1503 г.

 

" Небеса... укроют" - стих римского поэта I в. я. э. Лукана (" Фарсалия",

VII, 819).

 

" Дорога к всевышним отовсюду одинакова".- Аналогичное изречение

приписывается греческому философу Анаксагору (V в. до н. э.). На вопрос

друзей, не хочет ли он быть погребенным на родине, он ответил: " Нет никакой

необходимости, ибо дорога в преисподнюю отовсюду одинакова" (Цицерон,

Тускуланы, I, 104).

 

Тапробана - остров к юго-востоку от Индостана.

 

Каликвит - Каликут, город Малабарской Индии (не смешивать с

Калькуттой).

 

Сцилла - в греческой мифологии-чудовище, олицетворяющее скалу в

Мессинском проливе.

 

Целено - по греческим мифам, одна из гарпий, чудовищ с лицом девушки,

телом коршуна и огромными когтями.

 

Лестригоны - древнеиталийский народ, якобы живший в Кампании, а затем в

Сипилии. По преданию, лестригоны были людоедами.

 

...после поражения западных англичан...- В 1491 г., еще не оправившиеся

от разорения, причиненного длительными войнами, жители графства Корнуэлл (на

северо-западе Англии) восстали против короля и двинулись на Лондон, но

потерпели поражение и были перебиты.

 

Иоанн Нортон (1420-1500) - государственный деятель, игравший видную

роль в войне Алой и Белой Розы. Сторонник Ланкастерской династии, он

принимал участие в походе 1461 г. и затем в коронации принца Эдуарда. Он

имел благотворное влияние на Мора, который в молодости часто бывал в его

доме.

 

...после войн с Францией.- Вероятно, имеются в виду осада Булони

Генрихом VII в 1492 г. и военные действия при Генрихе VIII.

 

Саллюстий (86-34 гг. до н. э.) - римский историк. Цитата взята из его

сочинения " О заговоре Катилины", гл. 16.

 

Ваши овцы... стали такими прожорливыми... что поедают даже людей...- В

знаменитом памфлете против обскурантизма и католической схоластики -

" Письма темных людей", вышедшем почти одно- временно с " Утопией", имеется

намек на обилие овец в Англии: один обскурант желает другому здравствовать

больше, " чем... овец в Англии" (кн. II, письмо 16). Упоминается об этом и у

К. Маркса (К. Маркс и I). Энгельс, Сочинения, т. 23, стр. 731, прим. 193).

Крылатое слово о прожорливости овец попало в английскую народную поэзию.

 

Таким образом, с тех пор...- Следующие за тем слова приведены почти в

дословном переводе у К. Маркса (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 23,

стр. 746, прим. 221а).

 

Олигополия - право немногих на торговлю; слово, образованное Мором по

образцу " монополия".

 

Стопка - по-видимому, имеется в виду игра в кости, при роторой их

выбрасывали не из руки, а из стакана или " стопки".

 

...высшее право высшею несправедливостью? - Уже Цицерон (" Об

обязанностях", I, 10, 33) называет это выражение " избитой поговоркой". Смысл

его тот, что чересчур прямолинейное, формальное применение законов приводит

к несправедливости.

 

Манлий Торкват-римский полководец (IV в. до н. э.), велевший казнить

своего собственного сына за нарушение дисциплины, после того как тот вступил

в битву вопреки строгому запрещению отца.

 

Закон Моисеев - Библия, Исход, XXII, 1-9.

 

Закон милосердия.- Имеется в виду Евангелие.

 

Полилериты.- Это название составлено из двух греческих слов: - многий и

- нелепая болтовня, вздор; этим Мор хотел, вероятно, сказать, что верить в

существование такого народа нелепо.

 

...заповедных мест...- В оригинале: asylorum, то есть убежищ, укрывшись

в которые преступник считался неприкосновенным; такими местами были прежде

всего церкви и их дворы, например Вестминстерское аббатство в Лондоне.

 

Кардинал улыбнулся...- Последующий эпизод, кончая словами " отпустив

нас", попал под папскую цензуру. Он опущен в издании " Утопии", вышедшем в

Кельне в 1629 г., где на заглавном листе стоит что издание " исправлено

согласно списку очищенных книг кардиналом и епископом толедским".

 

"...душами вашими".- Евангелие, Лука, XXI, 19.

 

" Гневайтесь и не согрешайте".- Библия, псалом IV, 5.

 

" Над Елисеем кто смеялся..." - Елисей - древнееврейский пророк.

Плешивость его вызвала однажды насмешку мальчиков. Елисей разгневался и, по

его молитве, из соседнего леса вышли две медведицы и растерзали сорок два

ребенка (Библия, Четвертая Книга царств, гл. II). Упоминаемая монахом

церковная песнь была составлена средневековым композитором Адамом " из

монастыря святого Виктора".

 

" Отвечай глупому по глупости, его..." - Библия, Притчи, XXVI, 4.

 

...если философы будут царями или цари философами...- неточная цитата

из Платона (" Государство", V, 473).

 

Дионисий Младший-правитель Сицилии (367-356 и 346-343 гг. до н. э.).

Дионисий пригласил Платона, чтобы учиться у него управлять государством, но

серьезного влияния Платон на Дионисия не оказал, и положение философа при

дворе Дионисия было столь шатким, что даже жизнь его, в силу придворных

интриг, подвергалась опасности.

 

...французского короля...- Имеется в виду Людовик XII (1462-1515),

французский король с 1498 г.

 

...удержать Милан...- В описываемое время Милан принадлежал фамилии

Висконти, одна из представительниц этого рода приходилась бабушкой Людовику

XII.

 

...беглый Неаполь...- Эпитет " беглый" объясняется тем, что Неаполь

ускользал от пытавшихся захватить его французских королей.

 

...разорить Венецию...- По договору в Камбре (1508 г.) Венеция была

разделена между Людовиком XII, Фердинандом Испанским, Максимилианом I

Австрийским и папой Юлием II.

 

...подчинить себе всю Италию...- В описываемое время Италия состояла из

пяти отдельных и независимых государств (Милан, Флоренция, Рим, Венеция и

Неаполь) и ряда мелких феодальных владений, связанных с ними.

 

...власть над Фландрией, Брабангом... Бургундией...- В 1477 г.

французский король Людовик XI после смерти бургундского герцога Карла

Смелого захватил Бургундию. В то же время вследствие брака дочери Карла

Марии с Максимилианом I Австрийским Фландрия и Брабант оказались

присоединенными к Австрии.

 

...умилостивить золотом... гнев... императора...- Императором Священной

Римской империи в то время был Максимилиан I Австрийский (1493-; 1519),

отличавшийся алчностью.

 

Королевство Наваррское.- Наварра - область на границе Франции и

Испании. Владение ею неоднократно переходило по женской линии от одного

французского знатного семейства к другому, но арагонские (испанские) короли

постоянно изъявляли на нее притязания.

 

...опутать... брачными надеждами короля Кастилии...- Кастилия - область

Испании, в XI-XV вв. была самостоятельным королевством. Во время написания

" Утопии" шли переговоры о заключении союза между ней и Францией путем брака

кастильского принца с дочерью Людовика XII.

 

Ахорийцы - греческое слово, составленное из отрицательной частицы а и

- страна: народ несуществующей страны. Образование, аналогичное слову

" Утопия".

 

...повысить стоимость монеты...- Такие операции с деньгами производили

английские короли Эдуард IV и Генрих VII.

 

...прекратил кровопролитие.- Подобную демонстрацию проделал английский

король Генрих VII в 1492 г. Двинувшись на Францию, он поспешил заключить с

ней мир, не начиная военных действий.

 

...неоспоримая прерогатива государя.- Имеется в виду известное

английское положение: " Король не ошибается" (" King does no wrong").

 

...правильность изречения Красса...-Красс - богатый римлянин, член

первого триумвирата вместе с Цезарем и Помпеем (60 г. до н. э.). Мор имеет

здесь в виду текст римского писателя I в. н. э. Плиния Старшего

(" Естественная история", XXXIII, 10): " Марк Красе признавал богачом только

того, кто на свой годичный доход может содержать легион".

 

...скорее питать овец, чем себя самого...- перефраза из Платона

(" Государство", I, 343). " Ты думаешь, будто овчары или волопасы заботятся о

благе овец либо быков, кормят их и ходят за ними, имея в виду что-нибудь

другое, а не благо господ и свое собственное".

 

Фабриций (II в. до н. э.) - римский консул и полководец.

 

Макарийцы-от греческого (хахар-блаженный, счастливый.

 

...не иметь... в казне... свыше тысячи фунтов золота или серебра...-

Английские комментаторы отмечают, что Генрих VII, умирая, оставил 1 800 000

фунтов стерлингов.

 

" Октавия" - трагедия, приписываемая римскому писателю в философу Сенеке

(ок. 6 г. до н. э.~ 65 г. н. э.). Октавия - имя жены римского императора

Нерона, им отвергнутой.

 

...на крышах проповедовать...- Евангелие, Лука, XII, 3.

 

...приладили его учение к нравам, как свинцовую линейку...- место

неясное. По-видимому, свинцовая линейка - это плотничий инструмент, вроде

отвеса, или лота, для определения соответственного направления при

постройках. Сделанная из свинца, она, в силу своей гибкости применялась при

сооружении кривых " лесбийских" сводов.

 

Микион - действующее лицо в комедии римского писателя Теренция (184-159

гг. до н. э.) " Братья" (I, 2, 65).

 

...Платон... поясняет правильность воздержания философов от занятий

государственными делами.- Платон, " Государство", VI, 496: мудрец " сохраняет

спокойствие и делает свое дело, подобно человеку который от града и

вздымаемого ветром бурного вихря спрятался под стеною: тот, смотря, как

исполняются беззаконий другие, рад, если сам остается чистым от неправды и

дел беззаконных, и, проводя таким образом здешнюю жизнь, с прекрасной

надеждою, весело и кротко ожидает своего исхода".

 

Миля - разумеется древнеримская миля, имевшая в длину тысячу двойных

шагов (passus) - 1478, 7 метра.

 

...остров с обеих сторон... суживается.- Английские комментаторы видят

здесь намек на описание Британии у римского историка 1-11 вв. н. э. Тацита

(" Биография Агриколы", гл. X).

 

Абракса.- В современном коптском языке это слово (в фор- ме " абраксас"

или " абрасакс") значит: " священное имя", оно встречается и у средневековых

гностиков (философов, стремившихся объединить христианское учение с основами

греко-римского и древних восточных мировоззрений) и алхимиков. По цифровому

значению греческих букв оно равно 365, то есть числу дней в году. Мор

говорит дальше, что утопийцы чтили бога Митру, а у гностиков на их геммах,

то есть каменных амулетах, слово " абраксас" часто соединялось с именем

Митры.

 

На острове пятьдесят четыре города...- Пятьдесят четыре города было в

тогдашней Англии и Уэльсе.

 

...не подкладывают под курицу яиц, но согревают... их равномерной

теплотою...- Искусственное выведение цыплят было изве- стно до нашей эры в

Египте, Китае, Индии. В Египте оно производилось в печах, отапливаемых

верблюжьим и конским навозом. В XIV в. в Италии делались попытки

воскресить это утраченное искусство. В первой половине XVIII в. Реомюр

повторил эти опыты, первый инкубатор в собственном смысле слова был

сконструирован Боккеманом в 1777 г.

 

...улица в двадцать футов ширины..-" Здесь разумеется, вероятно,

английский фут, а не римский (равный 0, 2957 метра). При Море лондонские

улицы имели в ширину от десяти до двенадцати футов, так что двадцать футов

была ширина идеальная.

 

...стеклом, которое там в очень большом ходу...- Стеклянные окна были

во времена Мора только в домах богатых людей. Еще в 1567 г. для охраны

оконных стекол, ввиду их исключительной редкости и ценности, издавались

особые распоряжения.

 

...подобную жизнь... ведут рабочие почти повсюду...- Очевидно, имеется

в виду Англия с ее рабочим законодательством XIV-XV вв.

 

Барзан - слово, несомненно, иранского происхождения. Оно встречается

дважды как собственное имя: так звали мифического царя Армении и одного из

персидских сатрапов, современника Александра Великого. Оно может быть

объяснено только из иранских языков и значит " высокий".

 

Адем - слово, составленное (вероятно, самим Мором) из греческих:

отрицания а и - народ, то есть без народа.

 

Каждая мать сама кормит ребенка.., - Подобное требова- ние предъявляли к

женщинам писатели древности - например, Тацит (" Германия", гл. XX), Плутарх

(" О воспитании детей", гл. V). Античным авторам подражали гуманисты,

например, Эразм в диалоге " Родильница&quo






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.