О взаимном общении

Однако, по моему мнению, пора уже изложить, как общаются отдельные

граждане друг с другом, каковы взаимоотношения у всего народа и как

распределяются у них все предметы. Так как город состоит из семейств, то эти

семейства в огромном большинстве случаев создаются родством. Женщины, придя

в надлежащий возраст и вступив в брак, переселяются в дом мужа. А дети

мужского пола и затем внуки остаются в семействе и повинуются старейшему из

родственников, если только его умственные способности не ослабели от

старости. Тогда его заменяет следующий по возрасту.

Во избежание чрезмерного малолюдства городов или их излишнего роста

принимается такая мера предосторожности: каждое семейство, число которых во

всяком городе, помимо его округа, состоит из шести тысяч, не должно

заключать в себе меньше десяти и более шестнадцати взрослых. Что касается

детей, то число их не подвергается никакому учету. Эти размеры легко

соблюдаются путем перечисления в менее людные семейства тех, кто является

излишним в очень больших. Если же переполнение города вообще перейдет надле-

жащие пределы, то утопийцы наверстывают безлюдье других своих городов. Ну, а

если народная масса увеличится более надлежащего на всем острове, то они

выбирают граждан из всякого города и устраивают по своим законам колонию на

ближайшем материке, где только у туземцев имеется излишек земли, и притом

свободной от обработки; при этом утопийцы призывают туземцев и спрашивают,

хотят ли те жить вместе с ними. В случае согласия утопийцы легко сливаются с

ними, используя свой уклад жизни и обычаи; и это служит ко благу того и

другого народа. Своими порядками утопийцы достигают того, что та земля,

которая казалась раньше одним скупой и скудной, является богатой для всех. В

случае отказа жить по их законам утопийцы отгоняют туземцев от тех пределов,

которые избирают себе сами. В случае сопротивления они вступают в войну.

Утопийцы признают вполне справедливой причиной для войны тот случай, когда

какой-либо народ, владея попусту и понапрасну такой территорией, которой не

пользуется сам, отказывает все же в пользовании и обладании ею другим, кото-

рые по закону природы должны питаться от нее. Если какойнибудь несчастный

случай уменьшает население собственных городов утопийцев до такой степени,

что его нельзя восстановить из других частей острова при сохранении

надлежащих размеров для каждого города (а это, говорят, было только дважды

за все время - от свирепой и жестокой чумы), то такой город восполняется

обратным переселением граждан из колонии. Утопийцы дают лучше погибнуть

колониям, чем ослабнуть какому-либо из островных городов.

Но возвращаюсь к совместной жизни граждан. Как я уже сказал, во главе

семейства стоит старейший. Жены прислуживают мужьям, дети родителям и вообще

младшие старшим, Каждый город разделен на четыре равные части. Посредине

каждой части имеется рынок со всякими постройками. Туда, в определенные

дома, свозятся предметы производства каждого семейства, и отдельные виды их

распределяются в розницу по складам. В них каждый отец семейства просит

того, что нужно ему и его близким, и без денег, совершенно без всякой

уплаты, уносит все, что ни попросит. Да и зачем ему отказывать в чем-либо?

Ведь, во-первых, все имеется в достаточном изобилии, а во-вторых, не может

быть никакого опасения, что кто-либо пожелает потребовать больше, чем нужно.

Зачем предполагать, что лишнего попросит тот, кто уверен, что у него никогда

ни в чем не будет недостатка? Действительно, у всякого рода живых существ

жадность и хищность возникают или от боязни нужды, или, у человека только,

от гордости, вменяющейся себе в достоинство превзойти прочих излишним

хвастовством своим имуществом. Порок такого рода совершенно не имеет места

среди обычаев утопийцев.

К упомянутым мною рынкам присоединены рынки для съестных припасов, куда

свозятся не только овощи, древесные плоды и хлеб, но также рыба и все

съедобные части четвероногих'и птиц, для чего за городом устроены особые

места, где речная вода смывает гниль и грязь. Оттуда привозят скот, после

того как слуги убьют его и снимут шкуру. Утопийцы не позволяют своим

согражданам свежевать скот, потому что от этого, по их мнению, мало-помалу

исчезает милосердие, самое человечное чувство нашей природы. Затем они не

дают ввозить в город ничего нечистого и грязного, гниение чего портит воздух

и может навлечь болезнь.

Кроме того, на всякой улице имеются поместительные дворцы, отстоящие

друг от друга на равном расстоянии; каждый из них известен под особым

именем. В них живут сифогранты. К каждому из этих дворцов приписаны тридцать

семейств, именно - но пятнадцати с той и другой стороны. Тут эти семьи

должны обедать. Заведующие кухней каждого дворца в определенный час

собираются на рынок и получают пищу согласно указанному ими числу своих

едоков.

Но в первую очередь принимаются во внимание больные, которые лечатся в

общественных госпиталях. У утопийцев имеются четыре больницы за стенами

города, в небольшом от них расстоянии, настолько обширные, что их можно

приравнять к стольким же слободам. Цель этого, с одной стороны, та, чтобы не

размещать больных, в каком бы большом количестве они ни были, тесно и

вследствие этого неудобно, а с другой - та, чтобы одержимые такой болезнью,

которая может передаваться от одного к другому путем прикосновения, могли

быть дальше отделены от общения с другими. Эти больницы прекрасно устроены и

преисполнены всем нужным для восстановления здоровья; уход в них применяется

самый нежный и усердный; наиболее опытные врачи присутствуют там постоянно.

Поэтому хотя никого не посылают туда насильно, но нет почти никого в целом

городе, кто, страдая каким-либо недугом, не предпочел бы лежать там, а не у

себя дома. Когда заведующий кухней больных получит пищу согласно предписанию

врачей, то затем все лучшее распределяется равномерно между дворцами

сообразно числу едоков каждого. Кроме этого, принимаются во внимание князь,

первосвященник, траниборы, а также послы и все иностранцы (если таковые

находятся, а они бывают вообще в малом количестве и редко; но когда

появляются, то для них также приготовляют определенные и оборудованные

жилища). В эти дворцы в установленные часы для обеда и ужина собирается вся

сифогрантия, созываемая звуками медной трубы. Исключение составляют только

больные, лежащие в госпиталях или дома. Правда, никому не запрещается по

удовлетворении дворцов просить с рынка пищу на дом. Утопийцы знают, что

никто не сделает этого зря. Действительно, хотя никому не запрещено обедать

дома, но никто не делает этого охотно, потому что считается непристойным и

глупым тратить труд на приготовление худшей еды, когда во дворце, отстоящем

так близко, готова роскошная и обильная. В этом дворце все работы, требующие

несколько большей грязи и труда, исполняются рабами. Но обязанность варки и

приготовления пищи и всего вообще оборудования обеда лежит на одних только

женщинах, именно - из каждого семейства поочередно. За обедом садятся за

тремя или за большим количеством столов, сообразно числу кушающих; мужчины

помещаются с внутренней стороны стола, у стены, а женщины напротив, чтобы,

если с ними случится какая-либо неожиданная беда (а это бывает иногда с

беременными), они могли встать, не нарушая рядов, и уйти оттуда к

кормилицам.

Эти последние сидят отдельно с грудными детьми в особой назначенной для

того столовой, где всегда имеются огонь и чистая вода, а иногда и люльки,

чтобы можно было и положить туда младенцев, и, в случае их желания, при огне

освободить их от пеленок и дать им отдохнуть на свободе и среди игр. Каждая

мать сама кормит ребенка, если не помешает смерть или болезнь. Когда это

случается, то жены сифогрантов разыскивают кормилицу, да это и не трудно:

женщины, могущие исполнить эту обязанность, берутся за нее охотнее, чем за

всякую другую, потому что все хвалят такую особу за ее сострадание, и

питомец признает кормилицу матерью. В убежище кормилиц сидят все дети,

которым не исполнилось еще пяти лет. Что касается прочих несовершеннолетних,

в числе которых считают всех лиц того или другого пола, не достигших еще

брачного возраста, то они или прислуживают сидящим, или, если не могут этого

по своим летам, все же стоят тут, и притом в глубоком молчании. И те и

другие питаются тем, что им дадут сидящие, и не имеют иного отдельного

времени для еды. Место в середине первого стола считается наивысшим, и с

него, так как этот стол поставлен поперек в крайней части столовой, видно

все собрание. Здесь сидят сифогрант и его жена. С ними помещаются двое

старейших, так как за всеми столами сидят по четверо. А если в этой

сифогрантии есть храм, то священник и его жена садятся с сифогрантом, так

что являются председательствующими. С той и другой стороны размещается

молодежь; затем опять старики; и, значит, таким образом во всем доме

ровесники соединены друг с другом и вместе с тем слиты с людьми

противоположного возраста. Причина этого обычая, говорят, следующая: так как

за столом нельзя ни сделать, ни сказать ничего такого, что ускользало бы от

повсеместного внимания старцев, то, в силу своей серьезности и внушаемого

ими уважения, они могут удержать младших от непристойной резкости в словах

или движениях. Блюда с едой подаются не подряд, начиная с первого места, а

каждым лучшим кушаньем обносят прежде всего всех старейших, места которых

особо отмечены, а потом этим блюдом в равных долях обслуживают остальных. А

старцы раздают по своему усмотрению сидящим вокруг свои лакомства, если

запас их не так велик, чтобы их можно было распределить вдоволь по всему

дому. Таким образом, и за пожилыми сохраняется принадлежащий им почет, и тем

не менее их преимущества постольку же доступны всем.

Каждый обед и ужин начинается с какого-либо нравоучительного чтения, но

все же краткого, чтобы не надоесть. После него старшие заводят приличный

разговор, однако не печальный и не лишенный остроумия. Но они отнюдь не

занимают все время еды длинными рассуждениями; наоборот, они охотно слушают

и юношей и даже нарочно вызывают их на беседу. Они хотят через это узнать

способности и талантливость каждого, проявляющиеся в непринужденном

застольном общении. Обеды бывают довольно кратки, а ужины - подольше, так

как за первыми следует труд, а за вторыми сон и ночной покой, который, по

мнению утопийцев, более действителен для здорового пищеварения. Ни один ужин

не проходит без музыки; ни один десерт не лишен сладостей. Они зажигают

курения, распрыскивают духи и вообще делают все, что может создать за едой

веселое настроение. Они особенно охотно разделяют то мнение, что не нужно

запрещать ни один род удовольствия, лишь бы из него не вытекало какой-либо

неприятности.

Так устроена их совместная жизнь в городах; а в деревнях, где семьи

удалены дальше друг от друга, каждая из них ест дома. Никто не испытывает

никаких продовольственных затруднений, так как из деревни идет все то, чем

питаются горожане.