Ночь. Конский топот

В селенье Уэзербери было тихо, как на кладбище: живые, объятые сном, лежали почти столь же неподвижно, как мертвецы. Часы на колокольне пробили одиннадцать. Так велико было царившее кругом безмолвие, что можно было расслышать шипенье часового механизма перед тем, как раздался первый удар, и щелканье затвора, когда бой закончился. Мертвенные металлические звуки, как всегда, глухо разносились в темноте, отражаясь от стен, всплывая к разбросанным по небу облакам, проскальзывая в их разрывы и улетая в беспредельную даль.

В старом доме Батшебы с потрескавшимися от времени стенами на этот раз ночевала одна Мэриен, - Лидди, как уже говорилось, гостила у сестры, навестить которую отправилась было Батшеба. Через несколько минут после того, как пробило одиннадцать, что-то потревожило Мэриен, и она перевернулась на другой бок. Она не могла бы сказать, что именно прервало ее сон. Мэриен тут же уснула, но вскоре пробудилась с каким-то смутным беспокойством: уж не стряслось ли что-нибудь? Вскочив с кровати, она выглянула в окно. К этой стороне дома примыкал загон для скота; в сероватом полумраке Мэриен разглядела, что к пасущейся в загоне лошади приближается какая-то фигура. Человек схватил лошадь за холку и повел в угол загона. Там неясно темнел какой-то большой предмет; она догадалась, что это экипаж, так как через несколько минут, в течение которых, видимо, запрягали лошадь, услыхала на дороге топот копыт и стук легких колес.

Из всех представителей рода человеческого только женщина или цыган способны были бы неслышно, как привидение, прокрасться в загон. О женщине, конечно, не могло быть и речи в столь позднюю пору, очевидно, то был конокрад, который пронюхал, что этой ночью в доме почти никого нет. Это было тем более вероятно, что в Нижнем Уэзербери разбили табор цыгане.

Мэриен побоялась крикнуть в присутствии грабителя, но когда он удалился, расхрабрилась. Живо накинув платье, она сбежала по скрипучим, расшатанным ступенькам, бросилась к соседнему домику и разбудила Коггена. Тот кликнул Габриэля, который по-прежнему жил у него, и все трое устремились к загону. И в самом деле, лошадь исчезла!

- Шш! - шикнул Габриэль.

Все стали прислушиваться. В застывшем воздухе гулко разносился стук копыт, - лошадь поднималась на холм у Лонгпадла, только что миновав цыганский табор в Нижнем Уэзербери.

- Ей-ей, это наша Красотка, - узнаю ее бег, - заметил Джан.

- Батюшки мои! Уж и будет же нас распекать хозяйка, как воротится домой, дурачьем обзовет! - простонала Мэриен. - Ах, зачем это не приключилось при ней, - тогда не быть бы нам в ответе!

- Мы должны его нагнать! - решительно заявил Габриэль. - Я буду за все в ответе перед мисс Эвердин. Скорей в погоню!

- Как бы не так, - возразил Когген. - Наши лошади тяжелы на ногу, все, кроме Крошки, но куда же она одна на двоих! Вот если б нам заполучить ту пару, что там за изгородью!

- Что это за пара?

- Да болдвудовские Красавчик и Милка.

- Постойте-ка здесь, я мигом слетаю, - сказал Габриэль и побежал по склону холма к ферме Болдвуда.

- Фермера Болдвуда нету дома, - заметила Мэриен.

- Вот и хорошо, - отвечал Когген. - Я знаю, по какому делу он отлучился.

Не прошло и пяти минут, как прибежал Оук, в руке его мотались два недоуздка.

- Где вы их разыскали? - спросил Когген и, не дожидаясь ответа, перемахнул через изгородь.

- Под навесом. Я знаю, где они лежат, - на ходу бросил Габриэль. Умеете вы, Когген, скакать без седла? Некогда седлать.

- Скачу на славу! - похвастался Джан.

- Мэриен, ложитесь спать! - крикнул Габриэль, перелезая через изгородь.

Они спрыгнули с изгороди прямо на выгон Болдвуда и спрятали от лошадей недоуздки в карман. Видя, что к ним подходят с пустыми руками, лошади и не думали сопротивляться, - их схватили за холку и ловко взнуздали. За неимением мундштука и узды, сделали из веревки импровизированную уздечку. Оук вспрыгнул прямо на спину своей лошади, а Когген взобрался на свою с бугра. Выехав за ворота, они поскакали галопом в ту сторону, куда умчался грабитель на лошади Батшебы. Они еще не знали, кому принадлежит экипаж, в который запряжена лошадь.

Через несколько минут они достигли Нижнего Уэзербери. Внимательно оглядели тенистую рощицу возле дороги. Цыган не было.

- Негодяи! - воскликнул Габриэль. - И след простыл! Куда же теперь?

- Куда? Прямо вперед, яснее ясного! - отвечал Джан.

- Что ж! Лошади у нас резвые, и мы наверняка их нагоним, - заявил Оук. - С богом!

Впереди уже не слышно было стука копыт. Когда они выехали за пределы Уэзербери, убитая щебнем дорога стала более глинистой и мягкой, прошедший недавно дождь придал ей известную упругость, однако грязи не было. Они подскакали к перекрестку. Вдруг Когген остановил Милку и спрыгнул наземь.

- В чем дело? - спросил Габриэль.

- Стука не слыхать, так надобно разыскать ихние следы, - заявил Джан, шаря у себя в карманах. Он чиркнул спичкой и нагнулся к земле. В этих местах ливень был еще сильнее, и следы пешеходов и лошадей, оставленные до грозы, были размыты, сглажены водой и превратились в крохотные лужицы, огонек спички отражался в них, словно в человеческих зрачках. Но одни следы были совсем свежие, не заполнены водой, и две колеи, в противоположность остальным, не превратились в маленькие канавки. По следам копыт можно было определить, каким аллюром бежала лошадь: следы были парные, с промежутками в три-четыре фута, причем отпечатки правых и левых копыт приходились друг против друга.

- Ровнехонькие! - воскликнул Джан. - По следам видать, что полный галоп. Не диво, что нам ничего не слыхать. А лошадь в упряжке, взгляните-ка на колеи!.. Стойте! Да это наша кобыла, она самая!

- Почем вы знаете?

- Старина Джимми Гаррис подковал ее на прошлой неделе, и я распознаю его ковку среди тысячи других!

- Остальные цыгане, видать, отправились раньше, либо другой дорогой, заметил Оук. - Вы здесь не приметили больше никаких следов?

- Нет.

Довольно долгое время они скакали в томительном молчанье. У Коггена был с собой старинный томпаковый репетир, унаследованный от какого-то именитого предка; репетир прозвонил час. Джан зажег вторую спичку и снова начал обследовать дорогу.

- Теперь это легонький галоп, - заявил он, отбрасывая горящую спичку. Здорово швыряет двуколку. Ясное дело, загнали кобылу спервоначалу. Ну, теперь-то уж мы их нагоним.

Вскоре они въехали в Блекморскую долину. Часы Коггена пробили два раза. Когда они вновь поглядели на дорогу, отпечатки копыт тянулись прерывистыми зигзагами, совсем как фонари вдоль улицы.

- Это рысь, я уж знаю, - сказал Габриэль.

- Перешла на рысь, - весело отозвался Когген. - Дайте срок, мы их перехватим!

Они проскакали во весь дух еще две-три мили.

- Одну минутку! - воскликнул Когген. - Посмотрим, каким ходом она брала этот пригорок. Это многое нам скажет.

Он чиркнул спичкой по своим крагам, и началось обследование.

- Урра! - вырвалось у Коггена. - Она тащилась в гору шажком - трюх, трюх! Бьюсь об заклад, еще миля-другая, и мы застукаем их!

Промчались еще три мили, все время прислушиваясь. Нельзя было уловить ни единого звука, кроме глухого шума воды, падавшей в запруду сквозь промоину в плотине, и невольно рождались мрачные мысли о том, как просто уйти из жизни, бросившись в воду. Когда они подъехали к повороту, Габриэль соскочил с лошади. Теперь следы были единственной путеводной нитью, и приходилось тщательно их разглядывать, чтобы не смешать с другими отпечатками, только что появившимися на дороге.

- Что бы это было?.. А! Догадываюсь! - проговорил Габриэль, взглянув на Коггена, водившего спичкой над следами у самого перекрестка. Джан устал не меньше загнанных лошадей, но упорно рассматривал загадочные отпечатки. На этот раз виднелись следы только трех подков. Вместо четвертой - маленькая впадина. Так повторялось и дальше.

Он сморщил лоб и протяжно свистнул: " Фью! "

- Охромела, - сказал Оук.

- Да. Красотка охромела. На левую переднюю, - медленно добавил Когген, не сводя глаз со следов.

- Едем дальше! - воскликнул Габриэль, вскакивая на взмыленного коня.

Дорога почти повсюду была в хорошем состоянии и не уступала любому большаку, хотя это был самый обыкновенный проселок. Сделав последний поворот, они выехали на дорогу, ведущую в Бат. Когген воспрянул духом.

- Здесь мы его и сцапаем! - воскликнул он.

- Где?

- У Шертонской заставы. У этих ворот сторож такой соня, каких не сыщешь во всей округе, до самого Лондона. Звать его Дэн Рендал. Я знавал его, когда он служил еще на Кэстербриджской заставе. Лошадь охромела, да еще застава, дело наше верное!

Теперь они ехали медленно, с большой оглядкой. Они не проронили ни слова, пока не увидели перед собой на темном фоне листвы пять белых перекладин шлагбаума, преграждавших путь.

- Тсс! Подъехали, - прошептал Габриэль.

- Сворачивайте на траву, - бросил Когген.

Какой-то темный предмет резко выделялся на самой середине белого шлагбаума. Раздавшийся оттуда крик нарушил глубокое молчание ночи:

- Эй! Эй! Откройте ворота!

Очевидно, то был уже повторный окрик, хотя до сих пор они ничего не слышали, ибо не успели они подъехать, как дверь сторожки отворилась и оттуда вышел полуодетый сторож с фонарем в руке. Лучи фонаря выхватили из мрака всю группу людей.

- Не открывайте ворот! - гаркнул Габриэль. - Он украл лошадь!

- Кто? - спросил сторож.

Габриэль взглянул на человека, сидевшего в двуколке: это была женщина... больше того, это была сама Батшеба.

При звуках его голоса она поспешно отвернулась, пряча лицо в тень. Однако Когген успел ее разглядеть.

- Да это хозяйка... Лопни мои глаза! - пробормотал он, совсем сбитый с толку.

Да, то была Батшеба, и она тотчас же прибегла к уловке, что всегда удавалось ей в критические минуты, если только ею не владела любовь, - она скрыла свое удивление под маской хладнокровия.

- Скажите, Габриэль, - невозмутимо спросила она. - Куда это вы направляетесь?

- Мы думали... - начал было Габриэль.

- Я еду в Бат, - прервала она его, обнаруживая присутствие духа, которому Габриэль мог бы сейчас позавидовать. - Мне пришлось отправиться туда по важному делу, и я не смогла навестить Лидди. Что это вы вздумали гнаться за мной?

- Мы решили, что лошадь украдена.

- Этого еще не хватало! Что за глупость! Как же вы не сообразили, что это я взяла лошадь и двуколку! Мне так и не удалось разбудить Мэриен, хотя я добрых десять минут барабанила в ее окно. К счастью, я нашла ключ от каретного сарая и больше никого не стала беспокоить. Неужели же вы не догадались, что это сделала я?

- Как же нам было догадаться, мисс?

- Ну, положим, что так... Ой, да это лошади фермера Болдвуда! Великий боже! Что же это вы наделали, какую неприятность мне причинили! Стоит леди выйти за порог, как ее начинают преследовать, словно какого-нибудь жулика,

- Да откуда же было нам знать, раз вы не изволили никого оповестить? вырвалось у Коггена. - А по правилам общества леди не положено разъезжать в этакое неурочное время.

- Я известила вас, и вы узнали бы утром. Я написала мелом на воротах каретного сарая, что приходила за лошадью и двуколкой, никого не добудилась, уехала и скоро вернусь.

- Помилуйте, мэм, да разве нам разглядеть было в потемках?

- В самом деле, - согласилась девушка. Сперва она рассердилась, но по своей рассудительности быстро оценила исключительную преданность работников. Она прибавила с ласковыми нотками в голосе:

- От души благодарю вас за ваше усердие, только напрасно вы взяли лошадей мистера Болдвуда.

- Красотка охромела, мисс, - заметил Когген. - Как же вы дальше-то поедете?

- В копыте застрял камешек - только и всего. Я слезла, не доезжая заставы, и вытащила его. Благодарю вас, я хорошо умею править. К рассвету доберусь до Бата. Пожалуйста, возвращайтесь домой!

Батшеба повернула голову, и в лучах фонаря сверкнули ее быстрые яркие глаза. Выехав из ворот, двуколка канула в таинственную тень нависших ветвей. Когген и Габриэль поворотили лошадей и поскакали обратно по той же дороге, овеянные бархатным воздухом июльской ночи.

- А чудную выкинула она штуку, верно, Оук? - проговорил Когген, сгорая от любопытства.

- Да, - кратко отозвался Габриэль.

- Ей за ночь нипочем не добраться до Бата.

- Слушайте, Когген, пожалуй, лучше нам помалкивать об этой ночной передряге.

- Мне тоже так думается.

- Вот и ладно. К трем часам мы будем на ферме и тихонько проберемся в дом.

Сидя в тот вечер у дороги, Батшеба долго размышляла с тревогой в сердце и наконец пришла к заключению, что существует лишь два выхода из создавшегося отчаянного положения. Первый - не допускать Троя в Уэзербери, пока не остынет ярость Болдвуда; второй - внять увещаниям Оука и гневным обличениям Болдвуда и навсегда порвать с Троем.

Увы! Разве могла она погасить в своем сердце вспыхнувшую любовь, оттолкнуть его, заявив, что он ей не мил, что она не желает его видеть и умоляет его пробыть до конца отпуска в Бате, не появляться в Уэзербери и не встречаться с ней?

Как это было бы ужасно! Все же она допускала такой выход, позволяя себе, однако, по-девичьи помечтать о том, какая счастливая выпала бы ей доля, если бы Трой был на месте Болдвуда и стезя любви совпала со стезей долга. Потом она принималась терзаться мыслью, что Трой позабыл ее и стал возлюбленным другой. Ведь она поняла натуру Троя, и ее пугало его непостоянство; но, на беду, ее любовь не ослабевала при мысли, что он ее разлюбит, напротив, от этого он становился ей еще дороже.

Внезапно она вскочила на ноги. Она должна поскорей с ним увидеться! Она станет умолять его, чтобы он помог ей развязать этот узел! Писать ему в Бат уже было поздно, да он и не послушался бы ее!

Упустила ли Батшеба из виду тот факт, что рука возлюбленного никак не может служить опорой, когда принято решение расстаться с ним? Или же она лукавила сама с собою, с замиранием сердца помышляя о том, что, приехав для рокового объяснения, во всяком случае, сможет лишний раз с ним повидаться?

Уже совсем стемнело, было около десяти часов. Чтобы осуществить свой замысел, ей оставалось одно: отказаться от посещения Лидди в Иелбери, вернуться на ферму в Уэзербери, запрячь лошадь в двуколку и помчаться в Бат. Сперва она сильно колебалась, - путь был чрезвычайно утомительный даже для сильной лошади, и она не представляла себе, что расстояние так велико. Вдобавок рискованно было ехать девушке ночью одной.

Неужели же ей отправиться к Лидди и не вмешиваться в дальнейший ход событий? Нет, нет! Она должна действовать! Батшебой овладело лихорадочное возбуждение, и она уже не внимала гласу благоразумия. Она повернула назад, к селению.

Шла она медленно, ей не хотелось появляться в Уэзербери, пока его обитатели не лягут спать, к тому же она боялась попасться на глаза Болдвуду. План ее был таков: за ночь добраться до Бата, утром повидаться с сержантом Троем, пока он еще не выехал к ней, расстаться с ним навсегда, потом дать отдохнуть лошади (а самой выплакаться) и на следующий день спозаранку пуститься в обратный путь. Она надеялась, что Красотка к вечеру благополучно довезет ее до Иелбери, а оттуда она в любое время вместе с Лидди вернется в Уэзербери. Таким образом, никто не узнает, что она побывала в Бате.

Вот что задумала Батшеба. Однако она не знала местности, так как еще недавно здесь поселилась, - в действительности расстояние до Бата было чуть ли не вдвое больше, чем она воображала. Мы уже видели, как она начала осуществлять свое намерение.