Глава II

С содержательной стороны моральные ценности предстают ценностями добра и зла. Все моральные ценности являются ценностями добра и зла как таковых, а также различных их конкретных форм. Иными словами, мир моральных ценностей – это ценности добра и зла как ценностей справедливости, свободы, достоинства, любви, насилия, эгоизма, злобы и т.д. И здесь сразу же возникают кардинальные вопросы для этики: «Что есть добро?», «Что есть зло?», «Какова природа отрицательных моральных ценностей?». Это всё традиционные для этики вопросы, по которым, однако, этики всегда пытались и пытаются сказать нечто нетрадиционное. Мы согласны с точкой зрения Дж. Мура, проделавшего глубокий научный анализ этой проблемы, что дать исчерпывающего определения «добра» невозможно^[125]. Но потому, считал Дж. Мур, и «все суждения о добре являются синтетическими и никогда аналитическими»^[126]. Однако последнее высказывание представляется не вполне обоснованным, ибо оно является верным лишь для «вещного языка» этики и морали, пытающихся осмыслить моральные ценности через дескрипции предметных свойств, отношений, которые по сущности своей действительно отличны от ценностей добра и зла. Если же мы подойдём к осмыслению моральных ценностей феноменологически, «изнутри» самих ценностей, т.е. попытаемся их осознать на адекватном их сущности «ценностном языке», то такие суждения могут быть и аналитическими.

Из присущего ценностным суждениям синтетического характера следует важный методологический вывод. Суждения о добре и зле, о формах добра и зла как синтетические требуют казуистического подхода (по терминологии Дж. Мура^[127]), т.е. каждая конкретная моральная ценность требует предметного, ситуативного исследования. Поэтому и получается, что конкретный анализ ценностей обычно переходит в анализ их предметных носителей^[128].

Дж. Мур пишет о казуистике: «Можно сказать, что выводы казуистики отличаются от выводов этики тем, что первые более детальны и подробны, в то время как выводы этики имеют гораздо более общий характер»^[129]. Из более частного характера казуистики по отношению к этике следует важный методологический принцип, что «казуистика составляет цель этических исследований. Следовательно, ею необходимо заканчивать исследование, но не начинать с неё. Только тогда исследование будет успешным»^[130]. В русскоязычной этике не прижилось понятие казуистики. Но аналогичные идеи о разделении этики и «моралеведения», «этосологии» (В.Т. Ефимов) существуют в российской этике. И в отношении исследования ценностей высказана подобная же мысль о разделении общей теории ценностей и аксиологии. Так, С.Ф. Анисимов пишет: «Такое разграничение резонно. Общая теория ценностей охватывает весь комплекс исследования значений на всех уровнях эмпирики и теории. Аксиология же – философская теория ценностей и оценок на высшем уровне обобщения и абстракции»^[131].

Итак, если пользоваться уже имеющими место понятиями, то исследованием сущности, основных свойств ценности добра должна заниматься аксиология морали (этическая аксиология). Исследованием же бытия ценностей, через анализ бытия их предметных носителей, должна заниматься общая теория моральных ценностей. И то и другое предстают частями этики, если не разделять этику и моралеведение. Если же не разделять аксиологию и общую теорию ценностей, то всё это разделы аксиологии. Однако, очевидно, что это разные разделы, имеющие и много общего.

Почему понятие «добра» неопределимо? Прежде всего, потому, что оно предстаёт «простым» понятием, таким же, как, например понятие «жёлтое». Подобные понятия не содержат в себе составных частей, «инвариантно образующих определённое целое». «В этом значении понятие «добра» неопределимо, - пишет Дж. Мур, - ибо оно простое понятие, не имеющее частей (выделено нами – М.П.Е.) и принадлежащее к тем бесчисленным объектам мышления, которые сами не поддаются дефиниции, потому что являются неразложимыми крайними терминами (выделено нами – М.П.Е.), ссылка на которые и лежит в основе всякой дефиниции»^[132].

Можно согласиться с тем, что именно «простота» добра как его «единство», «цельность», а также его «крайность» как «угла», на котором строится всё здание морали, и «единственность» и определяют его «неопределимость». Но определённое единство и единственность свойственны любой нравственной ценности, и потому можно предположить, что и любая моральная ценность «до конца» не определима^[133]. В самом деле, как при попытке определить «добро» или «зло», так и при определении производных, конкретных моральных ценностей всегда остаётся в них «нечто» невыразимое адекватно в языке, но осознаваемое нами на уровне чувств, интуиции, что составляет их такое специфическое, сущностное качество как «определённая моральность», «нравственная самость». Собственно, это характерно для дефиниции любой вещи, ибо дефиниция, используя общие понятия и имена нарицательные, и определяет лишь общее, и не всегда сущностное. Но если, когда имеем дело с предметами, явлениями, их неопределяемая единственность не столь уж важна в конкретном дискурсе или в конкретной предметной деятельности, то при общении с ценностями, при ценностном подходе к вещам их ценностная единственность существенна для их восприятия и для практики.

Нельзя, думается, признать категорическое утверждение Н. Лосского об абсолютной неопределимости через «род и вид» любой производной ценности. С точки зрения на производные ценности, как именно на производные, конкретные формы «добра» и «зла», мы можем дать относительно полное определение этих ценностей, подводя их под более общие, родовые для них ценности, в конечном счете, под «добро» и «зло». Но мы, повторимся, никогда не сможем дать «исчерпывающего» определения, как производным ценностям, так и самим ценностям «добра» и «зла».

Можно согласиться с определением добра, как с рабочим, которое приведено Р.Г. Апресяном в энциклопедическом словаре по этике: «Добро – в широком смысле слова, как благо, означает, во-первых, ценностное представление, выражающее положительное значение чего-либо в его отношении к некоторому стандарту, во-вторых, сам этот стандарт»^[134]. Мы с аксиологической точки зрения можем предложить лишь такие «относительные» определения «добра» и «зла», как то: «добро есть наиболее общая положительная моральная ценность», а «зло – наиболее общая отрицательная моральная ценность». Рассматривая, далее, добро как определённое качество реальных явлений, мы можем отметить, что содержание добра проявляется через совокупность различных конкретных моральных ценностей. И что, со стороны сущности, любая конкретная моральная ценность есть, прежде всего, ценность добра или зла. Само же добро предстает, прежде всего, как совокупность полноты бытия, единственности и единства, которые, в свою очередь, проявляются через ценности жизни, личности, всеединства и т.д. Аналогично и зло со стороны содержания предстаёт отрицанием полноты бытия, утверждением хаоса, множественности и эгоизма, которые, в свою очередь, разворачиваются в более частные ценности, и т.д.

Итак, анализ понятия «добра» свидетельствует следующее. «Добро», обозначает, во-первых, класс объектов и субъектов, наделённых определённых свойствами, и, во-вторых, класс определённых свойств, качеств, или ценностей. Или другими словами, понятие «добро», отражает, во-первых, наиболее существенные и общие свойства предметов соответствующего класса, во-вторых, наиболее существенные и общие свойства соответствующих ценностей (ценностей соответствующего класса ценностей). Аналогичное можно сказать и о «зле»

Что интересует этику? Этику как науку интересуют понятия добра и зла, при чём в двух значениях. В первом значении они анализируются, используются, развиваются общей этикой, использующей данные этической казуистики, или общей теории ценностей, социологии морали. Во втором значении они значимы для аксиологической этики, как раздела общей этики, также использующей результаты общей теории ценностей, социологии моральных ценностей и других наук.

В исследованиях добра приходится всегда иметь в виду различные значения слова «добро», оговаривать их, не путать их и не путаться в них, чтобы не возникали проблемы, имеющие лингвистический характер.

Вопросы, касающиеся природы зла, сущности и содержания отрицательных моральных ценностей всегда были актуальными и сложными для этики. Понятие отрицательной ценности вызывает возражение у ряда учёных. Так, С. Ф. Анисимов пишет, что «если ценность, по определению, есть качество ценностного отношения – удовлетворять потребность, то она не может быть отрицательной по значению. Другое дело – шкала значений: она простирается от «абсолютных» ценностей до «абсолютных» анти-ценностей со всеми промежуточными, относительными значениями»^[135]. С.Ф. Анисимов при этом согласен, что «искусственное отсекание от нравственности всего отрицательного просто нелогично»^[136]. Для обозначения зла и его разновидностей используются понятия «анти-ценности», «неценности».

Но в аксиологии есть и традиция использования понятия «отрицательная» ценность, которой придерживались такие учёные, как Н. Лосский, Шелер, Перри, Василенко и другие. С нашей точки зрения на ценности как специфические объективные качества вполне правомерно использовать понятие «отрицательная» ценность как номинальное для обозначения ценностей, противоречащих по содержанию положительным ценностям. «Отрицательная» моральная ценность существует сама по себе как определённое качество, а именно как специфическое свойство, прежде всего, таких свойств как уродство, насилие, эгоизм, злоба и т.п. Эти качества «отрицательных» качеств не являются просто недостатком добра, а предстают по содержанию своему совершенно иными качествами. Что им якобы не достаёт добра, так об этом свидетельствует наша всегда субъективная оценка, которой в объективных фактах просто не существует, она содержится лишь в нашем сознании.

В современной российской этике самые содержательные работы по проблеме зла принадлежат А.П. Скрыпнику^[137]. Как отмечалось, А.П. Скрыпник определяет зло как «противоположность добра и блага»^[138]. Зло есть «универсалия культуры, основополагающая для морали и этики»^[139]. А.П. Скрыпник дал глубокий анализ конкретной практики зла, т.е. конкретных способов проявления и осознания зла, в доклассовом и в цивилизованном обществах. Наш аксиологический анализ зла не отрицает, а дополняет в определённой мере этот содержательный анализ. Мы считаем, что ценностный подход к злу позволяет выявить некоторые особые свойства данной универсалии.