Хорни К. При анализе взрослых женщин с невротическими рас­стройствами или проблемами характера часто обнаружива­ются следующие два обстоятельства

ИЗМЕНЕНИЯ ЛИЧНОСТИ У ДЕВОЧЕК-ПОДРОСТКОВ [30]

При анализе взрослых женщин с невротическими рас­стройствами или проблемами характера часто обнаружива­ются следующие два обстоятельства. 1). Хотя во всех слу­чаях определяющие конфликты возникли у них в раннем детстве, первые личностные изменения произошли в под­ростковом возрасте. Тогда эти изменения зачастую не вы­зывали беспокойства у окружающих и не производили впечатление патологических проявлений, опасных для будущего развития или требующих лечения, а рассматри­вались как временные трудности, естественные для этого периода жизни, а то и как желательные и многообещаю­щие признаки. 2). Наступление этих изменений примерно совпадает с началом менструаций. Эта зависимость осталась невыявленной либо потому, что пациентки не уловили та­кого совпадения, либо потому, что, даже подметив совпа­дение во времени, они не придали ему никакого значения, поскольку не обратили внимания или “забыли”, какой пси­хологический подтекст имела для них менструация. В от­личие от невротических симптомов личностные изменения развиваются постепенно, что также способствует сокрытию и завуалированию существующей связи. Обычно лишь осоз­нав эмоциональное воздействие, которое оказала на них менструация, пациентки непосредственно усматривают эту зависимость. Исходя из опыта, я склонна выделить следу­ющие четыре типа изменений:

1 – девочка вовлекается в сублимирующую деятельность;

у нее развивается отвращение ко всему эротическому;

2 – девочка вовлекается в сферу эротики (“мальчишница”); утрачивает интерес и способность к работе;

3 – девочка становится эмоционально “отстраненной”, приобретает установку типа “мне все равно”; ни к чему не может приложить свои силы;

4 – у девочки развиваются гомосексуальные наклонности.

Эта классификация не полна и, конечно же, не покры­вает целого ряда существующих возможностей (например, превращения в проститутку или преступницу). Она охваты­вает только те изменения, которые мне удалось непосред­ственно наблюдать у пациенток, случайно обратившихся за лечением, или вывести путем умозаключения. Кроме того, деление условно, что неизбежно для любого выделения поведенческих типов, поскольку в них содержится ложная посылка, будто существуют четко очерченные типы, тогда как в действительности возможны все виды переходов и сочетаний.

Первая группа состоит из девушек, проявлявших есте­ственное любопытство к вопросам анатомических и функ­циональных различий между полами и к загадкам размно­жения, чувствовавших свою привлекательность для маль­чиков и любивших с ними играть. В пубертатный период они внезапно погружаются в духовные проблемы, в заня­тия религией, этикой, искусством или наукой, теряя инте­рес к эротической сфере. Девочка, подвергшаяся такому изменению, обычно не обращается за лечением в это время, поскольку семья довольна ее серьезностью и отсутствием у нее склонностей к флирту. Трудности не бросаются в гла­за. Они дадут о себе знать позже, особенно после замужествa. Просмотреть патологическую природу этого изменения нетрудно по двум причинам. 1). В эти годы следует ожидать интенсивного развития интереса к той или иной духовной Деятельности. 2). Сама девочка по большей части не осо­знает, что в действительности испытывает отвращение к сексуальности. Она лишь чувствует, что теряет интерес к мальчикам, в большей или меньшей степени ей перестают нравиться танцы, свидания, флирт, и она постепенно отхо­дит от всего этого.

Вторая группа являет собой противоположную картину. Одаренные, подающие надежды девушки в это время утра­чивают интерес ко всему, кроме молодых людей, они не могут ни на чем сосредоточиться и бросают любую духовную деятельность, едва начав ею заниматься. Они полностью погружаются в эротическую сферу. Подобное превращение, как, впрочем, и противоположное ему, считается “естествен­ным”, и его оправдывают сходным образом с помощью ра­ционализации: для девочки в этом возрасте “нормально” переключиться на молодых людей, танцы и флирт. Разуме­ется, это так, но как быть с наклонностями, проявляющи­мися впоследствии? Девушка навязчивым образом влюбля­ется в одного парня за другим, по сути оставаясь безразлич­ной к каждому из них, а убедившись, что она их покорила, либо бросает их, либо провоцирует их на то, чтобы они бро­сили ее. Она чувствует себя совершенно непривлекательной, несмотря на очевидные доказательства обратного, и обычно уклоняется от сексуальных контактов, объясняя такую ус­тановку с помощью рационализации, а именно социальны­ми требованиями, хотя действительная причина состоит в том, что она фригидна, что и становится очевидным, стоит ей, наконец, отважиться на этот шаг. Она впадает в уныние и тревогу, коль скоро рядом нет мужчины, восхищающего­ся ею. Но при этом ее отношение к работе вовсе не являет­ся – как намекали бы ее защитники – “естественным” следствием того, что прочие ее интересы оттеснены на зад­ний план ее чрезмерной увлеченностью молодыми людьми. В действительности девушка весьма амбициозна и глубоко страдает от того, что неспособна хоть что-нибудь довести до конца.

У третьего типа девушек сдержанность касается обеих сфер: и работы, и любви. И вновь это не всегда лежит на поверхности. При беглом взгляде девушка может произвес­ти впечатление вполне благополучного человека. Она не ис­пытывает затруднений при установлении социальных кон­тактов, у нее есть друзья как среди девушек, так и среди юношей; она достаточно развита, свободно рассуждает на сексуальные темы; претендует на то, что для нее не существу­ет запретов, а иногда вступает в те или иные сексуальные от­ношения, не вовлекаясь в них эмоционально. Она отстране­на, отдалена, она – сторонний наблюдатель себя и других, созерцатель жизни. Она может обманываться насчет соб­ственной отстраненности, но, по крайней мере временами, она остро сознает, что у нее нет глубокой, настоящей эмоци­ональной привязанности ни к кому и ни к чему. Ничто не имеет для нее особого значения. Существует разительное несоответствие между ее жизненной энергией и способностя­ми, с одной стороны, и ее сдержанностью – с другой. Обыч­но она чувствует, что жизнь ее пуста и скучна.

Четвертую группу охарактеризовать легче всего. Она наиболее известна. Здесь девочка вообще отворачивается от мальчиков и увлекается девочками, устанавливая с ними интенсивные дружеские контакты, сексуальный характер которых может осознаваться, а может и нет. Если она прозреет насчет сексуального характера своих наклонностей, такая девочка, возможно, испытает сильное чувство вины, как если бы она была преступницей. Ее отношение к рабо­те может быть очень разным. Самолюбивая, а иногда и очень способная, она зачастую испытывает затруднения в вопросах самоутверждения, у нее бывают “нервные срывы”, Уродующиеся с периодами активной деятельности.

Таковы четыре очень разных типа, однако даже поверхност­ное наблюдение, если оно проведено достаточно тщательно, показывает, что у всех у них тем не менее есть общие тенден­ции: неуверенность в своей женской состоятельности, конфлик­тное или враждебное отношение к мужчинам и неспособность любить – что бы это слово ни означало. Если только они не от­казываются от женской роли совсем, они восстают против нее или же исполняют ее в искаженном виде. В любом случае сексуальность здесь повинна гораздо больше, чем они признают. “Не все те свободны, кто смеется над своими цепями” (Шил­лер).

Психоаналитическое наблюдение выявляет еще более разительное сходство между ними, поразительное настолько, что заставляет на время забыть о всех их разли­чиях.

Все они в общем-то испытывают вражду как к мужчинам так и к женщинам, но в их установке по отношению к муж­чинам и к женщинам есть различие. В то время как враждеб­ность к мужчинам варьируется у них по интенсивности и мотивации и сравнительно легко выявляется, в отношении к женщинам имеет место абсолютно деструктивная и, следова­тельно, глубоко затаенная враждебность. Возможно, они смут­но и подозревают о ее существовании, но совершенно не пред­ставляют себе ни ее реального размаха, ни ее неистовства и безжалостности, ни тем более того, что с этим связано.

Все они решительно занимают оборонительную позицию по отношению к мастурбации. В лучшем случае они, воз­можно, припомнят, что, будучи малыми детьми, занима­лись мастурбацией, а то и вовсе станут отрицать, что она когда-либо играла в их жизни какую-то роль. На уровне сознания они здесь совершенно честны. Они действитель­но не занимаются ею или занимаются в весьма завуалиро­ванной форме, не испытывая осознанного желания делать это. Как выявляется позже, у них бывают сильные побуж­дения такого рода, но последние полностью отделены от остальной личности и тем самым скрыты от нее, в силу того что они смешаны с сильнейшими чувствами вины и стра­ха.

Чем объясняется их чрезвычайная враждебность к жен­щинам? История их жизни позволяет понять ее лишь отча­сти. С их стороны раздаются упреки в адрес матери за недо­статок тепла, защиты, понимания, за предпочтение брата, за чересчур строгие требования к тому, что касается сексуаль­ности. Все это более или менее подтверждается фактами, однако пациентки и сами чувствуют, что степень их враж­дебности несоразмерна с имеющимися у них подозрительно­стью, протестом и ненавистью.

Истинный смысл раскрывается, однако, в их отношении к женщине-аналитику. Если опустить технические подроб­ности и не только индивидуальные различия, но и различия в способах защиты, характерные для обсуждаемых типов, постепенно вырисовывается следующая картина: они убеж­дены, что женщина-аналитик их не любит, что на самом деле она недоброжелательно настроена по отношению к пациен­ткам, что ее задевает, если они счастливы и удачливы, и что особенно она осуждает их сексуальную жизнь, старается воспрепятствовать ей или по крайней мере испытывает же­лание сделать это.

По мере того как обнаруживается, что все это – реакция на чувство вины и проявление страха, постепенно начинаешь понимать, что и в самом деле у них есть некоторые основа­ния для тревоги, ибо их поведение по отношению к анали­тику во время анализа действительно продиктовано откры­тым вызовом и стремлением расстроить аналитику его пла­ны, причем им даже не важно, если в то же время они помешают себе достичь собственных целей.

Фактически, однако, такое поведение – это всего лишь выход имеющейся враждебности в реальную жизнь. В пол­ном объеме она обнаруживается только при погружении в мир фантазий, представленных в сновидениях и грезах. Здесь царствует враждебность в ее наиболее жестоких ар­хаичных формах.

Ожившие в фантазиях грубые, примитивные импульсы позволяют понять всю глубину чувства вины по отношению к матери и материнскому образу. Более того, они в конце концов позволяют понять, почему мастурбация была пол­ностью прекращена и даже в настоящее время по-прежне­му вызывает чувство отвращения. Фантазии сопровождали мастурбацию и, следовательно, пробудили в связи с ней чувство вины. Другими словами, чувство вины касалось не физического процесса как такового, а фантазий. Но пода­вить можно было только физический процесс и желание его осуществить, фантазии продолжали жить в глубине души и, вытесненные в раннем возрасте, они сохранили инфан­тильный характер. Не отдавая себе отчета в их существо­вании, пациентка продолжает отвечать на них чувством вины.

Впрочем, физической стороной мастурбации тоже нельзя пренебрегать. Она служит источником сильнейших страхов, суть которых – в опасении навредить себе, причем непо­правимо. Содержание этого страха осталось неосознанным, зато нашло многочисленные способы выражения, замаски­рованные либо под всевозможные ипохондрические страхи, касающиеся всех Частей тела с головы до ног; либо под опасения за то, с пациентками как с женщинами не все в порядке; либо под опасения, что они никогда не смогут выйти замуж и иметь детей; либо, наконец, под общий для всех случаев страх перед тем, что они непривлекательны. Хотя эти страхи непосредственно восходят к физической стороне мастурбации, они тоже становятся понятными толь­ко с учетом ее психологического значения.

На самом деле смысл страха заключается в следующем: “Поскольку у меня бывают жестокие разрушительные фан­тазии относительно матери и других женщин, мне надо опасаться того, что и они захотят разделаться со мной тем же способом. Око за око, зуб за зуб”.

Из-за того же самого страха перед возмездием они не чув­ствуют себя свободно и с женщиной-аналитиком. Несмотря на присутствующую в сознании уверенность в ее порядочно­сти и надежности, они не могут не чувствовать глубокой обеспокоенности тем что занесенный над ними меч непре­менно упадет. Они де могут избавиться от ощущения, что аналитик злостно и намеренно старается их помучить. Им приходится лавировать между опасностью рассердить ее и опасностью разоблачить свои враждебные импульсы.

Поскольку они живут в постоянном страхе перед неиз­бежным нападением, легко понять, почему они чувствуют жизненную необходимость защищаться. И они защищают­ся, уклоняясь от ударов и сами стараясь нанести удар ана­литику. Их враждебность, таким образом, в своем поверх­ностном слое представляет собой защиту. Сходным образом большая часть их ненависти к матери тоже представляет собой чувство вины перед ней, и, чтобы избавиться от стра­ха, связанного с этой виной, они восстают против нее.

Когда все это проработано, первичные источники враждеб­ности к матери становятся доступны эмоциональному воспри­ятию. С самого начала они прослеживались в таком факте: за исключением представительниц второй группы, все-таки вступающих в конкуренцию с другими девушками, хотя и с колоссальным чувством тревоги, все они старательно избе­гают соперничества. Стоит только в поле их зрения появиться другой женщине, как они немедленно ретируются. Убежден­ные в собственной непривлекательности, они чувствуют себя неполноценными в сравнении с любой другой девушкой, находящейся рядом. В этой борьбе можно заметить, что и с женщиной-аналитиком они осуществляют ту же тенденцию избегать проявлений соперничества. Но за безнадежным чув­ством неполноценности по отношению к ней скрывает реаль­но существующая конкурентная борьба. Даже если в конце концов им ничего больше не остается, как сознаться в наме­рении состязаться, они идут на это только в отношении ин­теллекта и способности к работе и в то же время всячески избегают сравнений, которые указали бы на то, что они кон­курируют как женщины. Например, они последовательно вытесняют из своего сознания уничижительные мысли о внешности и одежде аналитика и приходят в полное замеша­тельство, если такого рода мысли выходят на поверхность.

Конкуренции им приходится избегать в связи с тем, что в детстве у них имело место особенно сильное сопер­ничество с матерью или старшей сестрой. А естественную конкуренцию дочери с матерью или старшей сестрой, как правило, значительно усиливает один из следующих фак­торов: преждевременное сексуальное развитие и осозна­ние своей принадлежности к женскому полу; запугивание Девочек в раннем возрасте, мешающее им чувствовать себя уверенно; супружеские конфликты между родителя­ми, вынуждающие дочь занять сторону того или другого Родителя; откровенная или завуалированная неприязнь со бороны матери; демонстрация чрезмерно нежного отно­шения к маленькой девочке со стороны отца, которое может колебаться от окружения ее постоянным внимани­ем до откровенно сексуальных посягательств. Схематично обобщив факты, мы находим, что сложился порочный круг: ревность и соперничество по отношению к матери и сестре; враждебные побуждения, оживающие в фантазиях; чувство вины и страх перед нападением и наказани­ем; защитная враждебность; усилившиеся страх и вина.

Как я уже говорила, вина и страх, проистекающие из этих источников, прочнее всего привязаны к фантазиям по поводу мастурбации. Однако они не ограничиваются этими фантазиями, а в большей или меньшей степени распро­страняются на все сексуальные желания и отношения. Они переносятся на сексуальные отношения с мужчинами и создают вокруг них атмосферу вины и тревоги. Именно они в значительной мере повинны в том, что отношения паци­енток с мужчинами не приносят удовлетворения.

Есть также и другие причины, несущие ответственность за этот результат, – причины, которые надо тесно увязы­вать с установкой пациенток к самим мужчинам. Я упомя­ну о них очень кратко, поскольку вряд ли они непосред­ственно связаны с теми моментами, которые я хочу подчер­кнуть в этом сообщении. Может быть, у них затаилась старая обида на мужчин, проистекающая из давнего разо­чарования и выливающаяся в тайное желание отомстить им. Кроме того, чувствуя себя непривлекательными, они предвосхищают неприязнь со стороны мужчин и реагиру­ет враждебностью. Коль скоро они отвернулись от своей женской роли из-за того, что она полна конфликтов, у них часто развиваются мужские устремления, и они переносят свою установку соперничества на отношения с мужчинами, соревнуясь теперь с ними, а не с женщинами, в мужских областях деятельности. Если эта мужская роль им вполне подходит, у них может развиться сильная зависть к муж­чинам, сопровождаемая стремлением принизить их способ­ности.

Что происходит, когда девочка с такой структурой харак­тера вступает в период половой зрелости? При наступлении половой зрелости наблюдается нарастание либидинозного напряжения; сексуальные желания все настойчивее дают о себе знать и неизбежно упираются в барьер, состоящий из реакций вины и страха. Все это усиливается из-за возмож­ности действительного сексуального опыта. Начало мен­струаций в это время для девочки, опасающейся того, что мастурбация нанесла ей вред, эмоционально означает очевидное доказательство того, что вред ей действительно причинен. Интеллектуальное знание о менструации ничего не меняет, потому что понимание находится на поверхностном уровне, а страхи – на глубинном, а потому они друг с другом не соприкасаются. Положение обостряется. Желания и искуше­ния сильны, но силен и страх.

Кажется, что жить под бременем осознанной тревоги больше невыносимо. “Лучше бы мне умереть, чем пережить настоящий приступ тревоги”, – говорят пациентки. Поэто­му в ситуациях, подобных этим, жизненная необходимость вынуждает нас изыскивать средства защиты, то есть мы автоматически стараемся изменить свою жизненную пози­цию таким образом, чтобы либо избежать тревоги, либо обезопасить себя от нее.

В соответствии с базальными конфликтами, представлен­ными в каждом из четырех обсуждаемых типов, эти типы олицетворяют разнообразные способы избавления от трево­ги. Различия в типах обязаны своим происхождением раз­нообразию избранных ими путей. В них развиваются проти­воположные черты характера и склонности, хотя цель у них общая – оградить себя от той же самой тревоги. Девушка из первой группы защищается от нее, вообще избегая конкурен­ции с женщинами и почти полностью уклоняясь от испол­нения женской роли. Ее соревновательный порыв отрывает­ся от первоначальной почвы и переносится в некую духов­ную область. Соревнование за лучший характер, высшие идеалы или за то, чтобы стать лучшей студенткой, настолько. Далеко от соперничества из-за мужчины, что ее страхи значительно ослабевают. В то же самое время ее стремление к совершенству y помогает ей преодолеть чувство вины.

В силу своей радикальности такое решение проблемы дает на время значительные преимущества. Годами девушка может чувствовать себя совершенно удовлетворенной.

Оборотная сторона дает о себе знать, как только она вплотную соприкоснется с мужчинами, особенно если выйдет замуж. Тогда можно наблюдать, как удовлетворенность и ценность в себе внезапно исчезают, и довольная, веселая, способная, независимая девушка превращается в неудовлет­воренную женщину, терзаемую чувством своей неполноцен­ности, легко впадающую в депрессию и сторонящуюся ак­тивного участия в семейной жизни. В сексуальном отноше­ния она фригидна, и вместо любовной установки к мужу у нее преобладает соревновательная.

Девушка из второй группы не отказывается от конкурен­ции с другими женщинами. Настороженное неприятие дру­гих женщин побуждает ее одерживать над ними победу при каждой представившейся возможности, в результате чего, в отличие от девушки из первой группы, у нее возникает довольно сильная неопределенная тревога. Чтобы оградить себя от тревоги, она льнет к мужчинам. Если ранее упомя­нутые девушки ретируются с поля боя, эти последние ищут союзников. Их ненасытная жажда восхищения со стороны мужчин вовсе не свидетельствует о том, будто им органи­чески присуща большая потребность в сексуальном удовлет­ворении. В действительности они тоже доказывают свою фригидность, стоит им только вступить в реальные сексу­альные отношения. То, что мужчины служат для них сво­его рода успокоением, становится очевидным, как только им не удается заполучить одного или нескольких ухажеров; тогда их тревога выплескивается наружу, они чувствуют себя покинутыми, беззащитными, потерянными. Завоевать восхищение мужчин нужно им также для того, чтобы ус­покоиться насчет собственной “нормальности”, опасение за которую, как я уже говорила, является результатом стра­ха перед тем, что им повредила мастурбация. Их чувства вины и страха, связанные с сексуальностью, слишком ве­лики, чтобы допустить возможность удовлетворительных отношений с мужчинами. Поэтому лишь все новые победы над мужчинами могут приносить ей успокоение.

Четвертая группа девушек – потенциально гомосексуаль­ных – пытается решить проблему путем сверхкомпенсации своей деструктивной враждебности к женщинам. “Я не ненавижу тебя, я тебя люблю”. Происшедшее изменение можно было бы описать как полное, слепое отрицание ненависти. Насколько они преуспевают в этом, зависит от индивидуаль­ных факторов. Обычно в их сновидениях просматривается высокая степень насилия и жестокости по отношению к де­вушке, к которой на уровне сознания они испытывают вле­чение. Неудача в отношениях с девушками приводит их в от­чаяние и нередко ставит на грань самоубийства, свидетель­ствуя о том, что их агрессия обращается против них самих.

Подобно девушкам из первой группы, они полностью уклоняются от своей женской роли с той лишь разницей, что у них более определенно развивается представление, будто они – мужчины. На несексуальном уровне их отно­шения с мужчинами часто бесконфликтны. Более того, если первая группа вообще отказывается от сексуальности, то эти девушки отказываются только от гетеросексуальных инте­ресов.

Выход из положения, к которому прибегает третья груп­па, фундаментально отличается от всех прочих. В то время как другие стремятся достичь успокоения за счет эмоцио­нальной привязанности к чему-либо, будь то собственные достижения, мужчины или женщины, их главный путь – приостановка эмоциональной жизни и тем самым уменьше­ние своих страхов. “Не включайся ни во что эмоциональ­но, тогда тебя не обидят”. Такой принцип отстраненности является, пожалуй, наиболее эффективной и прочной защи­той от тревоги, но и цена за нее, похоже, тоже очень высо­ка, поскольку она обычно означает затухание жизненнос­ти и спонтанности проявлений, а также заметное уменьше­ние запаса наличной энергии.

Каждый, кто знаком с тем, насколько запутанна и сложна динамика психических процессов, приводящих к якобы простому результату, не допустит ошибки, приняв эти поло­жения о четырех типах личностных изменений за полное Раскрытие их динамики. Мое намерение заключалось не в том, чтобы дать объяснение явлениям гомосексуальности или отстраненности, например, а в том, чтобы рассмотреть их лишь с одной точки зрения: как проявление различных способов решения или псевдорешения сходных конфликтов, лежащих в их основе. Какое решение избирается зависит не от свободного волеизъявления девушек, как можно было бы предположить, исходя из термина “избирается”; оно жест­ко обусловлено ходом событий в детстве и реакций девочек на них. Обстоятельства способны воздействовать с такой при­нудительной силой, что возможным оказывается единствен­ное решение. Тогда мы сталкиваемся с тем или иным типом в его чистой, четко очерченной форме. В иных же случаях опыт, приобретенный в отрочестве и после него, побуждает отказаться от одного пути и испробовать другой. Например, девушка, представляющая женский вариант донжуана, ка­кое-то время спустя может стать аскетом. Более того, встре­чаются различные попытки решения, предпринятые одновре­менно; так, например, у “мальчишницы” может проявить­ся склонность к отстраненности, хотя и совсем иначе, чем в третьей группе. Возможны и незаметные переходы между первой и четвертой группами. Разнообразие картины и соче­тание типичных тенденций не составит особой трудности для нашего понимания, коль скоро мы уяснили себе основную функцию различных установок, представленных в “чистых” типах.

Еще несколько замечаний о профилактике и лечении. Надеюсь, даже из этого предварительного описания ясно, что любая профилактическая мера, предпринятая в пери­од полового созревания, такая, как просвещение по поводу менструаций, носит слишком запоздалый характер. Просве­щение воспринимается на интеллектуальном уровне и не достигает глубоко затаенных инфантильных страхов. Про­филактика может быть действенной лишь в том случае, если она начинается с первых дней жизни. Я думаю, что это можно разъяснить, сформулировав ее цель следующим об­разом: надо воспитывать в детях смелость и стойкость вме­сто того, чтобы их запугивать. Однако подобные общие формулы способны скорее ввести в заблуждение, нежели помочь, потому что их ценность всецело зависит от того, какой конкретный смысл извлекает из них человек, что следовало бы обсудить подробно.

Теперь что касается лечения: легкие затруднения часто проходят сами собой при благоприятных жизненных обсто­ятельствах. Но у меня есть сомнения, что изменения, пред­ставленные в четко выраженных типах личности, способен уловить психотерапевт, пользующийся менее деликатным инструментом, чем психоанализ, поскольку, в отличие от любого единичного невротического симптома, эти наруше­ния свидетельствуют о ненадежном фундаменте личности в целом. Не следует забывать, однако, что при всем при том жизнь может оказаться лучшим лекарем.