На латентное научение

Первые эксперименты на латентное научение были проведены Блод-жетом в Беркли. Сообщение о них было опубликовано в 1929 г. Блоджет не только выполнил эксперименты, но и создал это понятие. Он застав­лял 3 группы крыс пробегать через лабиринт, имеющий 6 коридоров (см. рис. 2). Одна группа была кон­трольной, а две другие — экспери­ментальные. Кривая ошибок для этих групп дана на рис. 3.

Сплошная линия показывает
кривую ошибок для I, контрольной
группы. Эти животные осуществля­
ли пробег по лабиринту традицион­
ным образом. Эксперимент прово-
Рис. 2. Лабиринт с 6 коридорами _{д в в к}

(по Блоджету, 1929)

Толмен Э. Когнитивные карты у крыс и у человека

6 7 8 9

Рис. 3. Кривая ошибок (по Блоджету, 1929)

следующие дни. Наблюдалось, что экспериментальные группы, пока не на­ходили пищу, по-видимому, не научались (их кривая ошибок не снижалась). Но в дни, непосредственно следующие за первым подкреплением, их кривая ошибок поразительно снижалась. Обнаружилось, что в течение неподкреп-ляемых проб животные научились значительно более того, чем они прояв­ляли до этого. Это научение, которое не проявляется до тех пор, пока не вво­дится пища, Блоджет назвал «латентным научением». Интерпретируя эти результаты с позиций антропоморфизма, можно было бы сказать, что до тех пор, пока животные не получали никакой пищи в лабиринте, они продол­жали тратить свое время для хождения по нему и продолжали заходить в тупики. Однако как только они узнавали, что будут получать пищу, по их поведению обнаруживалось, что в течение этих предыдущих неподкрепляе-мых проб, в процессе которых было много заходов в тупики, они научи­лись. У них образовалась «карта», и позднее, когда был соответствующий мотив, они смогли использовать ее.

Гонзик и я повторили экспери­менты с лабиринтом, состоящим из 14 Т-образных коридоров, и с боль­шой группой животных. Мы полу­чили подобные результаты. Итого­вая кривая показана на рис. 4. Мы использовали 2 контрольные груп­пы — одну, которая никогда не нахо­дила пищу в лабиринте (I), и другую, которая ее получала (II) на протя­жении всего эксперимента. Экспе­риментальная группа (III) находи-

Тема 2. Становление предмета психологии

ла пищу в конце лабиринта на 11-й день, и на кривой видно то же вне­запное снижение.

Но, вероятно, лучшим экспери­ментом, демонстрирующим явление латентного научения, был, к сожале­нию, не эксперимент, выполненный в Беркли, а проведенный Спенсом и Липпитом в Университете Иова. Использовался простой У-образный лабиринт (см. рис. 5) с двумя целе­выми ящиками. В правом конце ла­биринта У помещали воду, в левом — пищу. Во время опыта крысы не бы­ли голодны и не испытывали жаж­ды. Перед каждым из ежедневных опытов они были накормлены и на­поены. Однако им хотелось бегать,

потому что после каждой пробежки их брали из того целевого ящика ла­биринта, которого они достигали, и снова помещали в клетку с другими жи­вотными. С ними проводилось в течение 7 дней по 4 опыта в день; 2 опыта с кормушкой в правом конце и 2 — в левом.

В критическом опыте животные были разбиты на 2 подгруппы: од­ну из них не кормили, другой не давали пить. Обнаружилось, что уже с первой попытки подгруппа голодных крыс бежала в левый конец, где бы­ла пища, чаще, чем в правый, а подгруппа крыс, испытывавших жажду, — к правому концу, где была вода, чаще, чем к левому. Эти результаты по­казывают, что в условиях предыдущих недифференцированных и очень слабо подкрепляемых опытов животные тем не менее научились тому, где была вода и где была пища. Они приобрели когнитивную карту, т.е. ори­ентацию в лабиринте в том смысле, что пища находится в левом его кон­це, а вода — в правом, хотя в ходе приобретения этой карты они не про­являли какой-либо большей склонности — в виде реакций на стимул — идти к тому концу, который позднее становится соответствующим цели. Имеются и другие бесчисленные эксперименты на латентное нау­чение, выполненные в лаборатории Беркли и в других местах. В общем они подтверждают вышеупомянутые данные.

Неосознаваемые процессы и их классификация. Явления и понятие установки

Ю.Б.Гиппенрейтер

НЕОСОЗНАВАЕМЫЕ ПРОЦЕССЫ ¹

Целью лекции будет: познакомить вас с фактами неосознаваемого психического; дать классификацию этих фактов; наконец, наметить про­блемы, которые изучались и обсуждались в связи с последними.

Все неосознаваемые процессы можно разбить на три больших класса: 1) неосознаваемые механизмы сознательных действий; 2) неосознаваемые побудители сознательных действий; 3) «надсознательные» процессы.

В первый класс — неосознаваемых механизмов сознательных дей­ствий — входят в свою очередь три различных подкласса:

а) неосознаваемые автоматизмы;

б) явления неосознаваемой установки;

в) неосознаваемые сопровождения сознательных действий.
Рассмотрим каждый из названных подклассов.

а) Под неосознаваемыми автоматизмами подразумевают обычно дей­ствия или акты, которые совершаются «сами собой», без участия сознания. Иногда говорят о «механической работе», о работе, при которой «голова остается свободной». «Свободная голова» и означает отсутствие сознатель­ного контроля.

Анализ автоматических процессов обнаруживает их двоякое проис­хождение. Некоторые из этих процессов никогда не осознавались, другие же прошли через сознание и перестали осознаваться.

Первые составляют группу первичных автоматизмов, вторые — группу вторичных автоматизмов. Первые называют иначе автомати­ческими действиями, вторые — автоматизированными действиями, или навыками.

В группу автоматических действий входят либо врожденные акты, либо те, которые формируются очень рано, часто в течение первого года

¹ Гиппенрейтер Ю.Б. Введение в общую психологию. М.: ЧеРо, 1998. С. 67—70, 75—80, 88, 90—97.

152 Тема 2. Становление предмета психологии

жизни ребенка. Их примеры: сосательные движения, мигание, схватыва­ние предметов, ходьба, конвергенция глаз и многие другие. ^

Группа автоматизированных действий, или навыков, особенно об­ширна и интересна. Благодаря формированию навыка достигается двоя­кий эффект: во-первых, действие начинает осуществляться быстро и точ­но; во-вторых, как уже говорилось, происходит высвобождение сознания, которое может быть направлено на освоение более сложного действия. Этот процесс имеет фундаментальное значение для жизни каждого инди­вида. Не будет большим преувеличением сказать, что он лежит в основе развития всех наших умений, знаний и способностей.

Рассмотрим какой-нибудь пример. Возьмем обучение игре на фор­тепиано. Если вы сами прошли через этот процесс или наблюдали, как он происходит, то знаете, что все начинается с освоения элементарных актов. Сначала нужно научиться правильно сидеть, ставить в правильное поло­жение ноги, руки, пальцы на клавиатуре. Затем отрабатываются отдель­но удары каждым пальцем, подъемы и опускания кисти и т.д. На этой самой элементарной основе строятся элементы собственно фортепианной техники: начинающий пианист учится «вести» мелодию, брать аккорды, играть стаккато и легато... И все это — лишь основа, которая необходима для того, чтобы рано или поздно перейти к выразительной игре, т.е. к за­дачам художественного исполнения.

Так, путем продвижения от простых действий к сложным, благода­ря передаче на неосознаваемые уровни действий уже освоенных, человек приобретает мастерство. И в конце-концов, выдающиеся пианисты дости­гают такого уровня, когда, по словам Гейне, «рояль исчезает, и нам откры­вается одна музыка».

Почему в исполнении мастеров-пианистов остается «одна музыка»? Потому, что они в совершенстве овладели пианистическими навыками.

Говоря об освобождении действий от сознательного контроля, конеч­но, не надо думать, что это освобождение абсолютно, т. е. что человек со­всем не знает, что он делает. Это не так. Контроль, конечно, остается, но он осуществляется следующим интересным образом.

Поле сознания, как вы уже знаете, неоднородно: оно имеет фокус, пе­риферию и, наконец, границу, за которой начинается область неосознавае­мого. И вот эта неоднородная картина сознания как бы накладывается на иерархическую систему сложного действия. При этом самые высокие эта­жи системы — наиболее поздние и наиболее сложные компоненты дейст­вия — оказываются в фокусе сознания; следующие этажи попадают на периферию сознания; наконец, самые низкие и самые отработанные ком­поненты выходят за границу сознания.

Надо сказать, что отношение различных компонентов действий к сознанию нестабильно. В поле сознания происходит постоянное измене­ние содержаний: представленным в нем оказывается то один, то другой «слой» иерархической системы актов, составляющих данное действие.

Гиппенрейтер Ю.Б. Неосознаваемые процессы 153

Движение в одну сторону, повторим, это уход выученного компонен­та из фокуса сознания на его периферию и с периферии — за его границу, в область неосознаваемого. Движение в противоположную сторону озна­чает возвращение каких-то компонентов навыка в сознание. Обычно оно происходит при возникновении трудностей или ошибок, при утомлении, эмоциональном напряжении. Это возвращение в сознание может быть и результатом произвольного намерения. Свойство любого компонента на­выка вновь стать осознанным очень важно, поскольку оно обеспечивает гибкость навыка, возможность его дополнительного совершенствования или переделки.

Между прочим, этим свойством навыки отличаются от автоматиче­ских действий. Первичные автоматизмы не осознаются и не поддаются осознанию. Более того, попытки их осознать обычно расстраивают действие.

Это последнее обстоятельство отражено в хорошо известной притче о сороконожке. Сороконожку спросили: «Как ты узнаешь, какой из тво­их сорока ног нужно сейчас сделать шаг?». Сороконожка глубоко задума­лась — и не смогла двинуться с места!

<...> Спросим себя, а есть ли автоматические процессы в умствен­ной сфере? Конечно, есть. Их так много, что сразу даже трудно выбрать ка­кой-нибудь простой пример.

Лучше всего, наверное, обратиться к области математики. Именно там для нас наиболее очевиден процесс последовательного наслоения все более сложных действий, умений или знаний на автоматизированные предшест­вующие «слои». Уход более элементарных действий на неосознаваемый уровень сопровождается моментальным «усмотрением» того, что вначале требовало развернутого процесса мышления.

Рассмотрим такой алгебраический пример:

с с² Л(. с²

a + b

(а + Ьу) У а + Ь

Чему равно это выражение? Одним словом, в ответе — единица. Так? Так. А теперь посмотрим, на что опиралось решение. Оно опиралось на не­посредственное «видение» того, что, например, в числителе имеется непол­ный квадрат суммы и разность квадратов, а в знаменателе — разность ку­бов; на знание их разложения; на моментальное использование правила сокращения одинаковых сомножителей в числителе и знаменателе; на знание того, что 1 — это и I² и I³, и т. д. Все эти «видения», «использо­вания правил», «знания» — автоматизированные умственные действия, путь к которым состоял из многих и многих шагов, которые мы продела­ли, начиная с обучения в первом классе.

154 Тема 2. Становление предмета психологии

На этом мы заканчиваем знакомство с первым подклассом неосоз­наваемых механизмов и переходим ко второму — б) явлениям неосоз­наваемой установки.

Понятие «установка» заняло в психологии очень важное место, на­верное, потому, что явления установки пронизывают практически все сфе­ры психической жизни человека.

В советской психологии существует целое направление — грузинская школа психологов — которое разрабатывает проблему установки в очень широком масштабе. Грузинские психологи являются непосредственными учениками и последователями выдающегося советского психолога Дмит­рия Николаевича Узнадзе (1886—1950), который создал теорию установки и организовал разработку этой проблемы силами большого коллектива.

Собственно теорию установки я с вами разбирать не буду: это боль­шая и сложная тема. Ограничусь знакомством с явлениями неосознавае­мой установки.

Прежде всего, что такое установка. По определению, это — готов­ность организма или субъекта к совершению определенного действия или к реагированию в определенном направлении.

Замечу, что речь идет именно о готовности к предстоящему дейст­вию. Если навык относится к периоду осуществления действия, то уста­новка — к периоду, который ему предшествует.

Фактов, демонстрирующих готовность, или предварительную настрой­ку организма к действию, чрезвычайно много, и они очень разнообразны. Как я уже говорила, они относятся к разным сферам психической жизни индивида.

Например, ребенок задолго до годовалого возраста, пытаясь взять предмет, подстраивает кисть руки под его форму: если это маленькая кро­шечка, то он сближает и вытягивает пальцы, если это круглый предмет, он округляет и разводит пальцы и т.д. Подобные преднастройки позы ру­ки иллюстрируют моторную установку.

Спринтер на старте находится в состоянии готовности к рывку — это тоже моторная установка.

Если вы сидите в темной комнате и со страхом ждете чего-то угро­жающего, то иногда и в самом деле начинаете слышать шаги или подоз­рительные шорохи. Поговорка «у страха глаза велики» отражает явления перцептивной установки.

Когда вам дается какой-нибудь математический пример, выражен­ный в тригонометрических символах, то у вас создается установка решать его с помощью формул тригонометрии, хотя иногда это решение сводит­ся к простым алгебраическим преобразованиям. Это пример умственной установки.

Состояние готовности, или установка, имеет очень важное функцио­нальное значение. Субъект, подготовленный к определенному действию, имеет возможность осуществить его быстро и точно, т.е. более эффективно.

Гиппенрейтер Ю.Б. Неосознаваемые процессы 155

Но иногда механизмы установки вводят человека в заблуждение (пример необоснованного страха). Приведу вам еще один пример, на этот раз заимствуя его из древнекитайского литературного памятника.

«Пропал у одного человека топор. Подумал он на сына своего сосе­да и стал к нему приглядываться: ходит, как укравший топор, глядит, как укравший топор, говорит, как укравший топор. Словом, каждый жест, ка­ждое движение выдают в нем вора.

Но вскоре тот человек стал вскапывать землю в долине и нашел свой топор. На другой же день посмотрел на сына соседа: ни жестом, ни движением не похож он на вора»¹.

Именно «ошибки установки», которые проявляются в ошибочных действиях, восприятиях или оценках, относятся к наиболее выразитель­ным ее проявлениям и раньше всего привлекли внимание психологов.

Надо сказать, что не всякая установка неосознаваема. Можно соз­нательно ждать страшного — и действительно видеть страшное, можно осознанно подозревать человека в краже топора — и действительно ви­деть, что он ходит, «как укравший топор». Но наибольший интерес пред­ставляют проявления именно неосознаваемой установки. Именно с них и начались экспериментальные и теоретические исследования в школе Д.Н.Узнадзе ².

Основные опыты, которые явились отправной точкой для дальней­шего развития концепции Д.Н.Узнадзе, проходили следующим образом. Испытуемому давали в руки два шара разного объема и просили оценить, в какой руке шар больше. Больший шар, предположим, давался в левую руку, меньший — в правую. Испытуемый правильно оценивал объемы ша­ров, и проба повторялась: снова в левую руку давали больший шар, а в правую — меньший, и испытуемый снова правильно оценивал объемы. Снова повторялась проба, и так раз пятнадцать подряд ³.

Наконец, в очередной, шестнадцатой, пробе неожиданно для испытуе­мого давались два одинаковых шара с той же самой инструкцией: «срав­нить их объемы». И вот оказалось, что испытуемый в этой последней, кон­трольной пробе оценивал шары ошибочно: он воспринимал их снова как разные по объему. Зафиксировавшаяся установка на то, что в левую руку будет дан больший шар, определяла, или направляла, перцептивный про­цесс: испытуемые, как правило, говорили, что в левой руке шар меньше. Правда, иногда ответы были такие же, как и в установочных пробах, т.е. что в левой руке шар больше. Ошибки первого типа были названы кон­трастными иллюзиями установки, ошибки второго типа — ассимиля­тивными иллюзиями установки.

¹ Атеисты, материалисты, диалектики древнего Китая. М., 1967. С. 271.

² См. Узнадзе Д.Н. Психологические исследования. М., 1966.

³ Повторение проб служило цели укрепления, или фиксации, установки, соответствен­
но описываемые опыты получили название экспериментов с фиксированной установкой.

156 Тема 2 Становление предмета психологии

Д.Н.Узнадзе и его сотрудники подробно изучили условия возникно­вения иллюзий каждого типа, но я не буду на них сейчас останавливать­ся. Важно другое — убедиться, что установка в данном случае была дей­ствительно неосознаваемой.

Непосредственно это не очевидно. Более того, можно предположить, что в подготовительных пробах испытуемые вполне осознавали, что идут однотипные предъявления, и начинали сознательно ждать такой же про­бы в очередной раз.

Предположение это абсолютно справедливо, и для того, чтобы его проверить, Д.Н.Узнадзе проводит контрольный эксперимент с гипнозом.

Испытуемого усыпляют и в состоянии гипноза проводят предвари­тельные установочные пробы. Затем испытуемый пробуждается, но перед тем ему внушается, что он ничего не будет помнить. Вслед за пробужде­нием ему дается всего одна, контрольная, проба. И вот оказывается, что в ней испытуемый дает ошибочный ответ, хотя он не знает, что до того ему много раз предъявлялись шары разного размера. Установка у него обра­зовалась и теперь проявилась типичным для нее образом.

Итак, описанными опытами было доказано, что процессы образова­ния и действия установки изучаемого типа не осознаются.

Д.Н.Узнадзе, а за ним и его последователи придали принципиаль­ное значение этим результатам. Они увидели в явлениях неосознаваемой установки свидетельство существования особой, «досознательной», формы психики. По их мнению, это ранняя (в генетическом и функциональном смысле) ступень развития любого сознательного процесса.

Можно различным образом относиться к той или иной теоретиче­ской интерпретации явлений неосознаваемой установки, но безусловный факт состоит в том, что эти явления, как и рассмотренные выше автома­тизмы, обнаруживают многоуровневую природу психических процессов.

Перейдем к третьему подклассу неосознаваемых механизмов — в) неосознаваемым сопровождениям сознательных действий.

Не все неосознаваемые компоненты действий имеют одинаковую функциональную нагрузку. Некоторые из них реализуют сознательные действия — и они отнесены к первому подклассу; другие подготавливают действия — и они описаны во втором подклассе.

Наконец, существуют неосознаваемые процессы, которые просто со­провождают действия, и они выделены нами в третий подкласс. Этих про­цессов большое количество, и они чрезвычайно интересны для психоло­гии. Приведу примеры.

Вам, наверное, приходилось наблюдать, как человек, орудующий нож­ницами, двигает челюстями в ритме этих движений. Что это за движения? Можно ли отнести их к двигательным навыкам? Нет, потому что движе­ния челюстями не реализуют действие; они также никак не подготавли­вают его, они лишь сопровождают его.

Гиппенрейтер Ю.Б. Неосознаваемые процессы 157

Другой пример. Когда игрок на бильярде пускает шар мимо лузы, то часто он пытается «выправить» его движение вполне бесполезными движениями рук, корпуса или кия.

Студенты на экзаменах часто очень сильно зажимают ручку или ло­мают карандаш, когда их просишь, например, нарисовать график, особен­но если они в этом графике не очень уверены.

Человек, который смотрит на другого, порезавшего, например, палец, стро­ит горестную гримасу, сопереживая ему, и совершенно этого не замечает.

Итак, в группу процессов третьего подкласса входят непроизвольные движения, тонические напряжения, мимика и пантомимика, а также боль­шой класс вегетативных реакций, сопровождающих действия и состояния человека.

Многие из этих процессов, особенно вегетативные компоненты, со­ставляют классический объект физиологии. Тем не менее, как я уже ска­зала, они чрезвычайно важны для психологии. Важность эта определяет­ся двумя обстоятельствами.

Во-первых, обсуждаемые процессы включены в общение между людь­ми и представляют собой важнейшие дополнительные (наряду с речью) средства коммуникации.

Во-вторых, они могут быть использованы как объективные показа­тели различных психологических характеристик человека — его наме­рений, отношений, скрытых желаний, мыслей и т.д. Именно с расчетом на эти процессы в экспериментальной психологии ведется интенсивная разработка так называемых объективных индикаторов (или физиологиче­ских коррелятов) психических процессов и состояний. <...>

Обратимся ко второму большому классу неосознаваемых процессов — неосознаваемым побудителям сознательных действий.

Эта тема тесно связана прежде всего с именем Зигмунда Фрейда. <...>

<...> З.Фрейд создал свою теорию бессознательного. Согласно ей, в психике человека существуют три сферы, или области: сознание, предсоз-нание и бессознательное.

Типичными обитателями предсознательной сферы, по мнению Фрейда, являются скрытые, или латентные, знания. Это те знания, которыми человек располагает, но которые в данный момент в его сознании не присутствуют.

Вы, например, очень хорошо знаете имя и отчество своей тети или бабушки, но до того, как я упомянула об этом, актуально их не осознава­ли. Точно также вы хорошо знаете теорему Пифагора, но и она не при­сутствует постоянно в вашем сознании.

Таким образом, по Фрейду, психика шире, чем сознание. Скрытые знания — это тоже психические образования, но они неосознанны. Для их осознания, впрочем, нужно только усилить следы прошлых впечатлений.

Фрейд считает возможным поместить эти содержания в сферу, не­посредственно примыкающую к сознанию (в предсознание), поскольку они при необходимости легко переводятся в сознание.

158 Тема 2. Становление предмета психологии

Что же касается области бессознательного, то она обладает совер­шенно другими свойствами.

Прежде всего, содержания этой области не осознаются не потому, что они слабы, как в случае с латентными знаниями. Нет, они сильны, и сила их проявляется в том, что они оказывают влияние на наши действия и состоя­ния. Итак, первое отличительное свойство бессознательных представлений — это их действенность. Второе их свойство состоит в том, что они с трудом переходят в сознание. Объясняется это работой двух механизмов, которые постулирует Фрейд, — механизмов вытеснения и сопротивления.

По мнению З.Фрейда, психическая жизнь человека определяется его влечениями, главное из которых — сексуальное влечение (либидо). Оно существует уже у младенца, хотя в детстве оно проходит через ряд ста­дий и форм. Ввиду множества социальных запретов сексуальные пережи­вания и связанные с ними представления вытесняются из сознания и жи­вут в сфере бессознательного. Они имеют большой энергетический заряд, однако в сознание не пропускаются: сознание оказывает им сопротивле­ние. Тем не менее, они прорываются в сознательную жизнь человека, при­нимая искаженную или символическую форму.

Фрейд выделил три основные формы проявления бессознательно­го: это сновидения, ошибочные действия (забывание вещей, намерений, имен; описки, оговорки и т.п.) и невротические симптомы.

Невротические симптомы были главными проявлениями, с которы­ми начал работать Фрейд. Вот один пример из его врачебной практики.

Молодая девушка заболела тяжелым неврозом после того, как, подойдя к постели умершей сестры, на мгновение подумала о своем шурине (муже сест­ры): «Теперь он свободен и сможет на мне жениться». Эта мысль была тут же ею вытеснена как совершенно неподобающая в данных обстоятельствах, и, за­болев, девушка совершенно забыла всю сцену у постели сестры. Однако во вре­мя лечения она с большим трудом и волнением вспомнила ее, после чего на­ступило выздоровление.

Согласно представлениям З.Фрейда, невротические симптомы — это следы вытесненных травмирующих переживаний, которые образуют в сфе­ре бессознательного сильно заряженный очаг и оттуда производят разруши­тельную работу. Очаг должен быть вскрыт и разряжен — и тогда невроз ли­шится своей причины.

Обратимся к случаям проявления неосознаваемых причин действий в обыденной жизни, которые в ранний период своей научной деятельно­сти в большом количестве собрал и описал З.Фрейд.

Далеко не всегда (и вы сейчас это увидите) в основе симптомов ле­жит подавленное сексуальное влечение. В повседневной жизни возника­ет много неприятных переживаний, которые не связаны с сексуальной сферой, и, тем не менее, они подавляются или вытесняются субъектом.

Гиппенрейтер Ю.Б. Неосознаваемые процессы 159

Они также образуют аффективные очаги, которые «прорываются» в оши­бочных действиях.

Вот несколько случаев из наблюдений З.Фрейда.

Первый относится к анализу «провала» его собственной памяти. Однажды Фрейд поспорил со своим знакомым по поводу того, сколько в хорошо извест­ной им обоим дачной местности ресторанов: два или три? Знакомый утверждал, что три, а Фрейд — что два. Он назвал эти два и настаивал, что третьего нет. Од­нако этот третий ресторан все-таки был. Он имел то же название, что и имя од­ного коллеги Фрейда, с которым тот находился в натянутых отношениях.

Другой пример. Один знакомый Фрейда сдавал экзамен по философии (ти­па кандидатского минимума). Ему достался вопрос об учении Эпикура. Экза­менатор спросил, не знает ли он более поздних последователей Эпикура, на что экзаменующийся ответил: «Как же, Пьер Гассенди». Он назвал это имя пото­му, что два дня назад слышал в кафе разговор о Гассенди как об ученике Эпи­кура, хотя сам его работ не читал. Довольный экзаменатор спросил, откуда он знает это имя, и знакомый солгал, ответив, что специально интересовался ра­ботами этого философа.

После этого случаи имя П.Гассенди, по словам знакомого Фрейда, постоян­но выпадало из его памяти: «По-видимому, виной тому моя совесть, — заме­тил он, — я и тогда не должен был знать этого имени, вот и сейчас постоянно его забываю».

Следующий пример относится к оговоркам. З.Фрейд считал, что оговорки возникают не случайно: в них прорываются истинные (скрываемые) намере­ния и переживания человека.

Однажды председатель собрания, который по некоторым личным причи­нам не хотел, чтобы собрание состоялось, открывая его, произнес: «Разрешите считать наше собрание закрытым».

А вот пример ошибочного действия. Когда Фрейд был молодым практи­кующим врачом и ходил к больным на дом (а не они к нему), он заметил, что перед дверями некоторых квартир он, вместо того чтобы позвонить, доставал собственный ключ. Проанализировав свои переживания, он нашел, что это слу­чалось у дверей тех больных, где он чувствовал себя «как дома».

В психоанализе был разработан ряд методов выявления бессознатель­ных аффективных комплексов. Главные из них — это метод свободных ас­социаций и метод анализа сновидений. Оба метода предполагают активную работу психоаналитика, заключающуюся в толковании непрерывно проду­цируемых пациентом слов (метод свободных ассоциаций) или сновидений.

С той же целью используется уже частично знакомый вам ассоциа­тивный эксперимент. Расскажу об этом методе более подробно, так как он наиболее простой.

Вы уже знаете, что в ассоциативном эксперименте испытуемому или пациенту предлагают быстро отвечать любым пришедшим в голову сло­вом на предъявляемые слова. И вот оказывается, что после нескольких десятков проб в ответах испытуемого начинают появляться слова, связан­ные с его скрытыми переживаниями.

Если вы читали рассказ К. Чапека «Эксперимент доктора Роуса», то могли составить себе представление о том, как это все происходит.

160 Тема 2. Становление предмета психологии

Передам вам краткое содержание рассказа. В чешский городок приезжает американский профессор-психолог, чех по происхождению. Объявляется, что он продемонстрирует свое профессиональное мастерство. Собирается публика — знать города, журналисты и другие лица. Вводят преступника, который подоз­ревается в убийстве. Профессор диктует ему слова, предлагая отвечать первым пришедшим в голову словом. Сначала преступник вообще не желает иметь с ним дело. Но потом игра «в слова» его увлекает, и он в нее втягивается. Про­фессор дает сначала нейтральные слова: пиво, улица, собака. Но постепенно он начинает включать слова, связанные с обстоятельствами преступления. Предла­гается слово «кафе», ответ — «шоссе», дается слово «пятна», ответ — «мешок» (потом было выяснено, что пятна крови были вытерты мешком); на слово «спря­тать» — ответ «зарыть», «лопата» — «яма», «яма» — «забор» и т.д.

Короче говоря, после сеанса по рекомендации профессора полицейские от­правляются в некоторое место около забора, раскапывают яму и находят спря­танный труп ¹.

У нас нет возможности разбирать далее теорию и технику психоана­лиза, равно как и его критику. Все это требует специального курса лек­ций. Моя цель была лишь познакомить вас с главным вкладом З.Фрейда — открытием им сферы динамического бессознательного и описанием форм его проявления.

Обратимся к третьему классу неосознаваемых процессов, которые я условно обозначила как «надсознательные» процессы. Если попытать­ся кратко их охарактеризовать, то можно сказать, что это процессы обра­зования некоего интегрального продукта большой сознательной работы, который затем «вторгается» в сознательную жизнь человека и, как пра­вило, радикально меняет ее течение.

Чтобы понять, о чем идет речь, представьте себе, что вы заняты реше­нием проблемы, о которой думаете изо дня в день в течение длительного времени, исчисляемого неделями и даже месяцами или годами. Это жизнен­но важная проблема. Вы думаете над каким-то вопросом, или о каком-то ли­це, или над каким-то событием, которое не поняли до конца и которое вас почему-то очень затронуло, вызвало мучительные размышления, колебания, сомнения. Думая над вашей проблемой, вы перебираете и анализируете раз­личные впечатления и события, высказываете предположения, проверяете их, спорите с собой и с другими. И вот в один прекрасный день все проясня ется — как будто пелена падает с ваших глаз. Иногда это случается неожи данно и как бы само собой, иногда поводом оказывается еще одно рядово< впечатление, но это впечатление как последняя капля воды, переполнившаз чашу. Вы вдруг приобретаете совершенно новый взгляд на предмет, и эт< уже не рядовой взгляд, не один из тех вариантов, которые вы перебирали ра нее. Он качественно новый; он остается в вас и порой ведет к важному по вороту в вашей жизни.

Таким образом, то, что вошло в ваше сознание, является действи тельно интегральным продуктом предшествовавшего процесса. Однак

'См. Чапек К. Рассказы. М., 1981.

Гиппенрейтер Ю.Б. Неосознаваемые процессы 161

вы не имели четкого представления о ходе последнего. Вы знали только то, о чем думали и что переживали в каждый данный момент или в огра­ниченный период времени. Весь же большой процесс, который по всем признакам происходил в вас, вами вовсе не прослеживался.

Почему же подобные процессы следует поместить вне сознания? По­тому, что они отличаются от сознательных процессов, по крайней мере, в следующих двух важных отношениях.

Во-первых, субъект не знает того конечного итога, к которому при­ведет «надсознательный» процесс. Сознательные же процессы предпола­гают цель действия, т.е. ясное осознание результата, к которому субъект стремится. Во-вторых, неизвестен момент, когда «надсознательный» про­цесс закончится; часто он завершается внезапно, неожиданно для субъек­та. Сознательные же действия, напротив, предполагают контроль за при­ближением к цели и приблизительную оценку момента, когда она будет достигнута.

Судя по феноменологическим описаниям, к обсуждаемому классу «надсознательных» процессов следует отнести процессы творческого мышления, процессы переживания большого горя или больших жизнен­ных событий, кризисы чувств, личностные кризисы и т.п.

Одним из первых психологов, который обратил специальное внима­ние на эти процессы, был У.Джеймс. Он собрал на этот счет массу ярких описаний, которые изложены в его книге «Многообразие религиозного опыта»¹. В качестве более поздних работ на эту тему (на русском языке) можно назвать небольшие статьи З.Фрейда², Э. Линдеманна³, сравнитель­но недавно опубликованную книгу Ф.Е.Василюка⁴ и др.

Приведу два развернутых примера, которые разбираются У.Джейм­сом. Первый пример Джеймс заимствует у Л.Н.Толстого.

«Мне рассказывал С, — пишет Л.Н.Толстой, — умный и правдивый че­ловек, как он перестал верить. Лет 26-ти уже, он, раз на ночлеге во время охо­ты, по старой, с детства принятой привычке, встал вечером на молитву. Стар­ший брат, бывший с ним на охоте, лежал на сене и смотрел на него. Когда С. кончил и стал ложиться, брат его сказал ему: «А ты все еще делаешь это?» И больше ничего они не сказали друг другу. И С. перестал с того дня становить­ся на молитву и ходить в церковь... И не потому, чтобы он знал убеждения своего брата и присоединился к ним, не потому, чтоб он решил что-нибудь в своей душе, а только потому, что слово это, сказанное братом, было как толчок пальцем в стену, которая готова была упасть от собственной тяжести; слово было только указанием на то, что там, где он думает, что есть вера, давно пус­тое место, и что потому слова, которые он говорит, и кресты, и поклоны, кото-

'См. Джеймс У. Многообразие религиозного опыта. М., 1910.

² См. Фрейд 3. Печаль и меланхолия // Психология эмоций. Тексты / Под ред.
В.К.Вилюнаса, Ю.Б.Гиппенрейтер. М., 1984.

³ См. Линдеманн Э. Клиника острого горя // Там же.

* См. Василюк Ф.Е. Психология переживания. М., 1984.

И Зак. 2652

162 Тема 2, Становление предмета психологии

рые он кладет во время стояния на молитве, суть вполне бессмысленные дей­ствия. Сознав их бессмысленность, он не мог продолжать их»¹.

Заметьте, что с человеком, от лица которого ведется рассказ, случи­лось как раз то, что я описала в абстрактном примере: в один прекрас­ный день он обнаружил, что потерял веру; что его вера — как стена, кото­рая уже не поддерживается ничем, и ее достаточно тронуть пальцем, чтобы она упала, в роли этого «пальца» и выступил равнодушный вопрос брата. Тем самым как бы подчеркивается, что не столько вопрос брата, сколько предшествующий процесс, не осознававшийся в полном объеме героем рассказа, подготовил его к этому решающему повороту.

Другой пример из Джеймса относится к кризису чувства.

«В течение двух лет, — рассказывает один человек, — я переживал очень тяжелое состояние, от которого едва не сошел с ума. Я страстно влюбился в од­ну девушку, которая, несмотря на свою молодость, была отчаянной кокеткой... Я пылал любовью к ней и не мог думать ни о чем другом. Когда я оставался один, я вызывал воображением все очарование ее красоты и, сидя за работой, терял большую часть времени, вспоминая наши свидания и представляя буду­щие беседы. Она была хороша собой, весела, бойка. Обожание мое льстило ее тщеславию. Любопытнее всего, что в то время, как я добивался ее руки, я знал в глубине души, что она не создана быть моею женою, и что никогда она на это не согласится... И такое положение дел в соединении с ревностью к одному из ее поклонников расстраивало мои нервы и отнимало сон. Моя совесть возму­щалась такой непростительной слабостью с моей стороны. И я едва не дошел до сумасшествия. Тем не менее, я не мог перестать любить ее.

Но замечательнее всего тот странный, внезапный, неожиданный и беспово­ротный конец, которым все это завершилось. Я шел утром после завтрака иа работу, по обыкновению полный мыслями о ней и о моей несчастной участи. Вдруг, как будто какая-то могущественная внешняя сила овладела мной, я бы­стро повернул назад и прибежал в мою комнату. Там я принялся немедленнс уничтожать все, что хранил в память о ней: локоны, записочки, письма и фо­томиниатюры на стекле. Из локонов и писем я сделал костер. Портреты раз­давил каблуком с жестоким и радостным упоением мщения... И я так чувст вовал себя, точно освободился от тяжкого бремени, от болезни. Это был конец Я не говорил с ней больше, не писал ей, и ни одной мысли о любви не возбуж дал во мне ее образ. <...> В это счастливое утро я вернул к себе мою душу i никогда больше не попадался в эту ловушку»².

У.Джеймс, комментируя этот случай, подчеркивает слова: «как буд то какая-то могущественная внешняя сила овладела мной». По его мне нию, эта «сила» — результат некоторого «бессознательного» процесса, ко торый шел вместе с сознательными переживаниями молодого человека.

У. Джеймс не мог предвидеть, что термин «бессознательный» приоЕ ретет в результате появления психоанализа слишком специальный смысл Поэтому, чтобы подчеркнуть совершенно особый тип впервые описанны им процессов, я использовала другой термин — «надсознательные». Он, ка

^! Цит. по: Джеймс У. Многообразие религиозного опыта. М., 1910. С. 167. '■ Там же. С. 169.

Гиппенрейтер /0.6. Неосознаваемые процессы

мне кажется, адекватно отражает их главную особенность: эти процессы происходят над сознанием в том смыс­ле, что их содержание и временные масштабы крупнее всего того, что мо­жет вместить сознание; проходя че­рез сознание отдельными своими уча­стками, они как целое находятся за его пределами.

Подведем итоги всему сказан­ному в последних двух лекциях. В свое время З.Фрейд сравнил челове­ческое сознание с айсбергом, который на девять десятых погружен в море бессознательного. Вы знаете, что под бессознательным Фрейд имел в виду вытесненные желания, влечения, пе­реживания. Рассмотрение всей темы «Неосознаваемые процессы» приводит к выводу, что, если сознание и окружено «водами» бессознательного, то со­став этих «вод» гораздо более разнообразен.

В самом деле, попробуем изобразить человеческое сознание в виде острова, погруженного в море неосознаваемых процессов (см. рис. 1). Внизу следует поместить неосознаваемые механизмы сознательных дейст­вий (I). Это — технические исполнители, или «чернорабочие», сознания. Многие из них образуются путем передачи функций сознания на неосоз­наваемые уровни.

Наравне с процессами сознания можно поместить неосознаваемые побудители сознательных действий (II). Они имеют тот же ранг, что и соз­наваемые побудители, только обладают другими качествами: они вытес­нены из сознания, эмоционально заряжены и время от времени прорыва­ются в сознание в особой символической форме.

И наконец, процессы «надсознания» (III). Они развертываются в фор­ме работы сознания, длительной и напряженной. Результатом ее является некий интегральный итог, который возвращается в сознание в виде новой творческой идеи, нового отношения или чувства, новой жизненной установ­ки, меняя дальнейшее течение сознания.

Бессознательное: его проявления, отношение к сознанию и методы исследования

3. Фрейд

СОЗНАНИЕ И БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ ¹

Я не собираюсь сказать в этом вводном отрывке что-либо новое и не могу избежать повторения того, что неоднократно высказывалось раньше.

Деление психики на сознательное и бессознательное является основ­ной предпосылкой психоанализа, и только оно дает ему возможность понять и приобщить науке часто наблюдающиеся и очень важные патологические процессы в душевной жизни. Иначе говоря, психоанализ не может перене­сти сущность психического в сознание, но должен рассматривать сознание как качество психического, которое может присоединяться или не присое­диняться к другим его качествам.

Если бы я мог рассчитывать, что эта книга будет прочтена всеми ин­тересующимися психологией, то я был бы готов к тому, что уже на этом месте часть читателей остановится и не последует далее, ибо здесь первое применение психоанализа. Для большинства философски образованных людей идея психического, которое одновременно не было бы сознательным, до такой степени непонятна, что представляется им абсурдной и несовмес­тимой с простой логикой. Это происходит, полагаю я, оттого, что они нико­гда не изучали относящихся сюда феноменов гипноза и сновидений, кото­рые — не говоря уже о всей области патологического, — принуждают к пониманию в духе психоанализа. Однако их психология сознания никогда не способна разрешить проблемы сновидения и гипноза.

Быть сознательным — это, прежде всего, чисто описательный тер­мин, который опирается на самое непосредственное и надежное воспри­ятие. Опыт показывает нам далее, что психический элемент, например представление, обыкновенно не бывает длительно сознательным. Наобо­рот, характерным является то, что состояние сознательности быстро про-

¹ Хрестоматия по истории психологии / Под ред. П.Я.Гальперина, А.Н.Ждан. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1980. С. 184—188.

Фрейд 3. Сознание и бессознательное 165

ходит; представление в данный момент сознательное, в следующее мгно­вение перестает быть таковым, однако может вновь стать сознательным при известных, легко достижимых условиях. Каким оно было в проме­жуточный период — мы не знаем; можно сказать, что оно было скрытым (latent), подразумевая под этим то, что оно в любой момент способно бы­ло стать сознательным. Если мы скажем, что оно было бессознательным, мы также дадим правильное описание. Это бессознательное в таком слу­чае совпадает со скрыто или потенциально сознательным. Правда, фило­софы возразили бы нам: нет, термин «бессознательное» не может иметь здесь применения; пока представление находилось в скрытом состоянии, оно вообще не было психическим. Но если бы уже в этом месте мы ста­ли возражать им, то затеяли бы совершенно бесплодный спор о словах.

К термину или понятию бессознательного мы пришли другим пу­тем, путем разработки опыта, в котором большую роль играет душевная динамика. Мы видели, т.е. вынуждены были признать, что существуют весьма напряженные душевные процессы или представления, — здесь, пре­жде всего, приходится иметь дело с некоторым количественным, т.е. эко­номическим, моментом — которые могут иметь такие же последствия для душевной жизни, как и все другие представления, между прочим, и такие последствия, которые могут быть сознаны опять-таки как представления, хотя в действительности и не становятся сознательными. Нет необходи­мости подробно повторять то, о чем уже часто говорилось. Достаточно сказать: здесь начинается психоаналитическая теория, которая утвержда­ет, что такие представления не становятся сознательными потому, что им противодействует известная сила, что без этого они могли бы стать созна­тельными, и тогда мы увидели бы, как мало они отличаются от остальных общепризнанных психических элементов. Эта теория оказывается неоп­ровержимой благодаря тому, что в психоаналитической технике нашлись средства, с помощью которых можно устранить противодействующую си­лу и довести соответствующие представления до сознания. Состояние, в котором они находились до осознания, мы называем вытеснением, а сила, приведшая к вытеснению и поддерживавшая его, ощущается нами во вре­мя нашей психоаналитической работы как сопротивление.

Понятие бессознательного мы, таким образом, получаем из учения о вытеснении. Вытесненное мы рассматриваем как типичный пример бес­сознательного. Мы видим, однако, что есть двоякое бессознательное: скры­тое, но способное стать сознательным, и вытесненное, которое само по себе и без дальнейшего не может стать сознательным. Наше знакомство с пси­хической динамикой не может не оказать влияния на номенклатуру и описание. Скрытое бессознательное, являющееся таковым только в опи­сательном, но не в динамическом смысле, называется нами предсознатель-ным; термин «бессознательное» мы применяем только к вытесненному динамическому бессознательному; таким образом, мы имеем теперь три термина: «сознательное» (bw), «предсознательное» (vbw) и «бессознатель-

166 fewo 2. Становление предмета психологии

ное» (ubw), смысл которых уже не только чисто описательный. Предсоз-нательное (vbw) предполагается нами стоящим гораздо ближе к созна­тельному (bw), чем бессознательное, а так как бессознательное (ubw) мы назвали психическим, мы тем более назовем так и скрытое предсоз-нательное (vbw). Почему бы нам, однако, оставаясь в полном согласии с философами и сохраняя последовательность, не отделить от сознательно-психического как предсознательное, так и бессознательное? Философы предложили бы нам тогда рассматривать и предсознательное и бессозна­тельное как два рода или две ступени психоидного, и единение было бы достигнуто. Однако результатом этого были бы бесконечные трудности для изложения, а единственно значительный факт, что психоиды эти поч­ти во всем остальном совпадают с признанно психическим, был бы оттес­нен на задний план из-за предубеждения, возникшего еще в то время, ко­гда не знали этих психоидов или самого существенного в них.

Таким образом, мы с большим удобством можем обходиться нашими тремя терминами: bw, vbw и ubw, если только не станем упускать из виду, что в описательном смысле существует двоякое бессознательное, в динамичес­ком же только одно. В некоторых случаях, когда изложение преследует осо­бые цели, этим различием можно пренебречь, в других же случаях оно, конечно, совершенно необходимо. Вообще же мы достаточно привыкли к двойственному смыслу бессознательного и хорошо с ним справлялись. Из­бежать этой двойственности, поскольку я могу судить, невозможно; разли­чие между сознательным и бессознательным есть, в конечном счете, вопрос восприятия, на который приходится отвечать или да или нет, самый же акт восприятия не дает никаких указаний на то, почему что-либо воспринима­ется или не воспринимается. Мы не вправе жаловаться на то, что динами­ческое в явлении может быть выражено только двусмысленно ¹.

¹ Сравн.: «Замечания о понятии бессознательного» (Sammlung kleiner Schriften zui Neurosenlehre, 4 Folge). Новейшее направление в критике бессознательного заслуживает быть здесь рассмотренным. Некоторые исследователи, не отказывающиеся от признанш психоаналитических фактов, но не желающие признать бессознательное, находят выхо; из положения с помощью никем не оспариваемого факта, что и сознание как феноме! дает возможность различать целый ряд оттенков интенсивности или ясности. Наряду i процессами, которые сознаются весьма живо, ярко и осязательно, нами переживаются также и другие состояния, которые лишь едва заметно отражаются в сознании, и наибо лее слабо сознаваемые якобы суть те, которые психоанализ хочет обозначить неподходя щим термином «бессознательное». Они-де в сущности тоже сознательны или «находят ся в сознании» и могут стать вполне и ярко сознательными, если только привлечь к ни! достаточно внимания.

Поскольку мы можем содействовать рассудочными аргументами разрешению вс проса, зависящего от соглашения или эмоциональных моментов, по поводу приведенны возражений можно заметить следующее: указание на ряд степеней сознания не соде{ жит в себе ничего обязательного и имеет не больше доказательной силы, чем аналоги¹ ные положения: существует множество градаций освещения, начиная от самого ярког(ослепительного света и кончая слабым мерцанием, следовательно, не существует никг кой темноты. Или: существуют различные степени жизненности, следовательно, не с; ществует смерти. Эти положения в известном отношении могут быть и содержательн

Фрейд 3. Сознание и бессознательное 167

В дальнейшем развитии психоаналитической работы выясняется, однако, что и эти различия оказываются неисчерпывающими, практиче­ски недостаточными. Из числа положений, служащих тому доказательст­вом, приведем решающее. Мы создали себе представление о связной ор­ганизации душевных процессов в одной личности и обозначаем его как Я этой личности. Это Я связано с сознанием, что оно господствует над по­буждениями к движению, т.е. к вынесению возбуждений во внешний мир. Это та душевная инстанция, которая контролирует все частные процессы (Partialvorgange), которая ночью отходит ко сну и все же руководит цен­зурой сновидений. Из этого Я исходит также вытеснение, благодаря ко­торому известные душевные побуждения подлежат исключению не толь­ко из сознания, но также из других областей значимости и деятельности. Это устраненное путем вытеснения в анализе противопоставляет себя Я, и анализ стоит перед задачей устранить сопротивление, производимое Я по отношению к общению с вытесненным. Во время анализа мы наблю­даем, как больной, если ему ставятся известные задачи, попадает в за­труднительное положение; его ассоциации прекращаются, как только они должны приблизиться к вытесненному. Тогда мы говорим ему, что он на­ходится во власти сопротивления, но сам он ничего о нем не знает, и да­же в том случае, когда, на основании чувства неудовольствия, он должен догадываться, что в нем действует какое-то сопротивление, он все же не умеет ни назвать, ни указать его. Но так как сопротивление, несомненно, исходит из его Я и принадлежит последнему, то мы оказываемся в неожи­данном положении. Мы нашли в самом Я нечто такое, что тоже бессоз­нательно и проявляется подобно вытесненному, т.е. оказывает сильное действие, не переходя в сознание и для осознания чего требуется особая работа. Следствием такого наблюдения для аналитической практики яв­ляется то, что мы попадаем в бесконечное множество затруднений и не­ясностей, если только хотим придерживаться привычных способов выра­жения, например, если хотим свести явление невроза к конфликту между

ми, но практически они непригодны, как это тотчас обнаружится, если мы пожелаем сделать из них соответствующие выводы, например: следовательно, не нужно зажигать света, или: следовательно, все организмы бессмертны. Кроме того, вследствие такого не­заметного подведения под понятие «сознательного» утрачивается единственная непо­средственная достоверность, которая вообще существует в области психического. Созна­ние, о котором ничего не знаешь, кажется мне гораздо более абсурдным, чем бессозна­тельное душевное. И наконец, такое приравнивание незаметного бессознательному пыта­лись осуществить, явным образом недостаточно считаясь с динамическими отношения­ми, которые для психоаналитического понимания играли руководящую роль. Ибо два факта упускаются при этом из виду: во-первых, очень трудно и требует большого напря­жения уделить достаточно внимания такому незаметному; во-вторых, если даже это и удается, то прежде бывшее незаметным не познается теперь сознанием, наоборот, часто представляется ему совершенно чуждым, враждебным и резко им отвергается. Возвра­щение от бессознательного к малозаметному и незаметному есть, таким образом, все-таки только следствие предубеждения, для которого тождество психического и созна­тельного раз навсегда установлено.

168 Тема 2. Становление предмета психологии

сознанием и бессознательным. Исходя из нашей теории структурных от­ношений душевной жизни, мы должны такое противопоставление заме­нить другим, а именно, цельному Я противопоставить отколовшееся от не­го вытесненное '.

Однако следствия из нашего понимания бессознательного еще более значительны. Знакомство с динамикой внесло первую поправку, структур­ная теория вносит вторую. Мы приходим к выводу, что ubw не совпадает с вытесненным; остается верным, что все вытесненное бессознательно, но не все бессознательное есть вытесненное. Даже часть Я (один бог ведает, на­сколько важная часть Я может быть бессознательной), без всякого сомнения, бессознательна. И это бессознательное в Я не есть скрытое в смысле пред-сознательного, иначе его нельзя было бы сделать активным без осознания и само осознание не представляло бы столько трудностей. Когда мы, таким образом, стоим перед необходимостью признания третьего, не вытесненно­го ubw, то нам приходится признать, что характер бессознательного теряет для нас свое значение. Он обращается в многосмысленное качество, не по­зволяющее широких и непререкаемых выводов, для которых нам хотелось бы его использовать. Тем не менее, нужно остерегаться пренебрегать им, так как, в конце концов, свойство бессознательности или сознательности явля­ется единственным светочем во тьме психологии глубин.

¹ Сравн.: Jenseits des Lustprincips.

3.Фрейд [О ЗАБЫВАНИИ]¹