Как исправлять детей

Если бы я рассуждал о детях, неспособных к высокой добродетели, о тех, которые изучали бы искусства механи­ческие и рабские, я, возможно, и сказал бы, что их иной раз нужно бить. Но я против того, чтобы бить тех, которые имеют отца и учителя, с усердием стремящихся сделать их добрыми: во-первых, мне кажется это делом злым, находя­щимся в противоречии с природой и способным сделать души рабскими; далее, когда дети становятся взрослыми, в них иногда ослабевает (из-за этого) чувство естествен­ной любви, если они считают побои оскорблением. Кроме того, душе хорошо настроенной достаточно будет только порицаний, так как отцовское усердие никому не позволит заходить слишком далеко туда, откуда с трудом можно из­влечь.

По природе наш ум настолько всеобъемлющ и настоль­ко быстро он поворачивается в любую сторону, что не толь­ко в течение дня он способен ко многим делам, но иной раз в одно и то же время может выполнять различные действия. … Поэтому не следует желать сначала быть совершенным грамматиком, потом стать наилучшим музыкантом, затем стремиться стать скульптором или архитектором, потому что ты потерял бы уже первую дисциплину, приобретя вза­мен скуку, потерял бы большую часть времени и сам стал скучным. Посвятить себя многим наилучшим вещам – это и есть та цель, которая заставляет приобретать с наслажде­нием; сделай для себя обычным многое, воспитай себя все­сторонне развитым во многих человеческих делах и как особую награду получишь то, что у тебя не будет надобнос­ти терять время на какой-то отдых, но одно искусство ста­нет для тебя отдыхом от другого, и в занятиях ими всеми ты получишь удовольствие.

Благородные искусства, о которых усердно заботились наши предки, на протяжении многих веков до такой степе­ни иссякли, что, стыдно сказать, не в состоянии были при­нести ни славы, ни плодов; затем, с помощью благодати, уменья, благодаря возвышенному и замечательному уму или непрерывному усердию, рождается, как видим, тот, кто воз­рождает погибшее искусство; затем, сделавшись учителем, он обучает и создает учеников, которые становятся лучши­ми не потому, что сами по себе добиваются этого, но потому, что обучаются наилучшим учителем, подобно тем, которые перед возрождением искусств, обучаясь у злых (tristi) учите­лей, становились наихудшими.

О литературе и свободных искусствах лучше молчать, чем говорить мало. Эти важнейшие руководительницы и на­стоящие наставницы любого другого доброго искусства бо­лее чем на восемьсот лет были забыты в мире до такой степе­ни, что не нашлось никого, кто бы знал их по-настоящему и мог использовать их красоты хотя бы в наименьшей степе­ни; так что все то, что нашли за это время написанным на бу­маге или выбитым на мраморе, можно заслуженно назвать грубым невежеством [с. 133–135].