Учение о душе

Печатается по: Платон. Сочинения. В З т. – М.: Мысль, 1971.

Ведь каждое тело, движимое извне, – неодушевлено, а дви­жимое изнутри, из самого себя – одушевлено, потому что тако­ва природа души.
Если это так и то, что движет само себя, есть не что иное, как душа, из этого необходимо следует, что душа непорождаема и бессмертна. < …>

Попробуем сказать и о том, как произошло название смерт­ного и бессмертного существа. Всякая душа ведает всем неоду­шевленным, распространяется же она по всему небу, принимая порой разные образы. [Будучи совершенной и окрыленной, она парит в вышине и правит миром, если же она теряет крылья, то носится, пока не натолкнется на что-нибудь твердое, – тогда она вселяется туда], получив земное тело, которое благодаря ее силе кажется движущимся само собой [а все вместе, т. е. сопряже­ние души и тела, получило прозвание смертного].

Закон же Адрастеи таков: душа, ставшая спутницей бога и увидевшая хоть частицу истины, будет благополучна вплоть до следующего кругооборота, и, если она в состоянии совершать это всегда, она всегда будет невредимой. Когда же она не будет в силах сопутствовать и видеть, но, постигнутая какой-нибудь слу­чайностью, исполнится забвения и зла и отяжелеет, а отяжелев, утратит крылья и падет на землю, тогда есть закон, чтобы при первом рождении не вселялась она ни в какое живое существо. Душа, видевшая всего больше, попадает в плод будущего по­клонника мудрости и красоты или человека, преданного Музам и любви; вторая за ней – в плод царя, соблюдающего законы, в человека воинственного или способного управлять; третья – в плод государственного деятеля, хозяина, добытчика; четвертая – в плод человека, усердно занимающегося упражнением или вра­чеванием тела; пятая по порядку будет вести жизнь прорицателя или человека, причастного к таинствам; шестой пристанет под­визаться в поэзии или другой какой-либо области подражания; седьмой – быть ремесленником или земледельцем; восьмая бу­дет софистом или демагогом; девятая – тираном. Во всех этих призваниях тот, кто проживет, соблюдая справедливость, полу­чит лучшую долю, а кто ее нарушит – худшую. < …>

Только человек, правильно пользующийся… воспоминаниями, всегда посвящаемый в совершенные таинства, становится подлинно совершенным [с. 181–185].

Мы не без основания признаем двойственными и отлич­ными друг от друга эти начала: одно из них, с помощью которо­го человек способен рассуждать, мы назовем разумным началом души, а второе, из-за которого человек влюбляется, испытывает голод и жажду и бывает охвачен другими вожделениями, мы назовем началом неразумным и вожделеющим, близким другом всякого рода удовлетворения и наслаждений.

Признать это было бы не только обоснованно, но и естественно.

Так пусть у нас будут разграничены эти два присущих душе вида. Что же касается ярости духа, отчего мы и бываем гневли­вы, то составляет ли это третий вид, или вид этот однороден с одним из тех двух?

Или как в государстве три рода начал, его составляющих: деловое, защитное, совеща­тельное, так и в душе есть тоже третье начало – яростный дух? По природе своей оно служит защитником разумного начала, если не испорчено дурным воспитанием.

Непременно должно быть и третье начало [с. 233–235].