Источники и механизмы активности

/Морозов С.М. Экзистенциальный вектор деятельности. Т.1. М., МПСУ, с.129-139/.

Философским источником теории А. Н. Леонтьева, разумеется, была материалистическая диалектика. Вряд ли в советской психологии могло быть по-другому. Но и советские психологи относились к постулатам марксизма по-разному. Кто-то принимал их в качестве догматов, не подлежащих обсуждению. Другие пытались осмысленно анализировать исходные принципы и на их основе создавать собственные теоретические построения. Без сомнения, к этим «другим» относится и автор деятельностного подхода. Именно поэтому сегодня, через несколько десятилетий после его ухода из жизни, необходим беспристрастный взгляд на теорию, методологическая ценность которой составляет бесспорный интерес. В частности, необходимо внимательно сопоставить психологические конструкты, разработанные Леонтьевым, с теми положениями марксизма, которые послужили основой теории деятельности.

Для того чтобы понять законы функционирования деятельности, нужно рассматривать деятельность не в качестве упрощенного механизма для переработки информации, а в виде сложной саморазвивающейся и самоорганизующейся системы, функционирующей по имманентно присущим ей законам. Только в этом случае мы сможем с полным основанием говорить об активности деятельности. Приняв такую интерпретацию — и только тогда, — можно предполагать существование противоречивых аспектов деятельности, выступающих в качестве основания самодвижения этой системы. Соответственно, перед психологией встала проблема соединения двух принципов, которые долгое время считались несовместимыми, но в действительности оба входят в число следствий, вытекающих из диалектической интерпретации активности. Принцип обусловленности внутреннего внешним, с одной стороны, и принцип внутренней противоречивости психического, с другой стороны, должны быть объединены в русле одной интерпретации активности деятельности.

Понятие «деятельность» позволило привлечь в методологический аппарат психологии принцип социальности. Одновременно психологи обратили внимание на такую особенность человека, как осмысленность его деятельности. В свою очередь осмысленность стала сопоставляться с предметностью, которая характеризует поведение человека. Поведение человека стало рассматриваться как осмысленная, предметно направленная, социальная деятельность. Такой выбор, кроме всего прочего, позволял использовать принцип развития в ходе психологического анализа объективно наблюдаемой реальности. Деятельность отличалась в теоретических построениях психологов не только указанными характеристиками, но и тем, что рассматривалась как активное образование, то есть как то, что обладает способностью к изменениям. Именно эта способность стала интерпретироваться как индикатор активности.

Марксистская психология видит возможность адекватного описания активности в выявлении единства собственных внутренних тенденций личности и воздействия на нее социального окружения. Активность субъекта позволяет последнему осуществлять обнаружение новых для него сторон и аспектов познаваемого объекта. Познание по своей сущности — активный процесс. Известно, что этот процесс состоит в раскрытии субъектом свойств и признаков объекта. Причем познаваемые свойства часто не являются чем-то объективно новым. Они новы только для субъекта. Проблема, следовательно, заключается в том, чтобы понять, каким образом субъект приходит к открытию новых для себя свойств объекта, существующих вне и независимо от его сознания.

Активность — один из основных атрибутов человеческой деятельности. Поэтому данная характеристика должна учитываться при попытке раскрытия законов функционирования деятельности. К сожалению, в современной психологии не прекращаются попытки найти причину активности психики за пределами самой деятельности. Советские психологи предложили в качестве объяснения теорию интериоризации. Однако абсолютизация роли интериоризации в процессе взаимодействия человека с окружающим его миром закрывает дорогу к исследованию генерального свойства деятельности — ее активности. Преувеличение роли интериоризации, которое выражается в приписывании ей функции единственного механизма развития, заводит исследователя в тупик, не позволяя использовать при рассмотрении развития принцип активности. Это связано с тем, что исследователем не уделяется должного внимания процессу экстериоризации, который представляет собой рядоположный интериоризации аспект деятельности. Если рассматривать открытие нового как переход «внешнего» поведения во «внутреннее» сознание, категория активности становится излишней.

Чтобы понять сущность активности деятельности человека, следует исходить из необходимости целостного рассмотрения двух аспектов взаимодействия человека с миром — интериоризации и экстериоризации. Экстериоризация представляет собой аспект взаимодействия человека с окружающим его миром, не менее важный для такого взаимодействия, чем интериоризация. Очевидно, что в ходе указанного взаимодействия субъект не только усваивает извне некоторую информацию, но и выражает вовне собственное понимание событий, явлений и предметов объективной реальности. Присутствие в деятельности человека как интериоризационного, так и экстериоризационного аспекта составляет объективную закономерность и, как следствие этого, — необходимое условие развития деятельности.

Вопрос соотношения деятельности и активности часто превращается в вопрос о соотношении категорий «деятельность» и «активность». Между тем, необходимо исходить из реального процесса, протекающего в пространстве и времени. Этот процесс деятельности человека — единственная реальность, которую можно анализировать в качестве эмпирического предмета. Но, вполне естественно, что данное реальное явление, как и любое другое, обладает определенными свойствами, важнейшим из которых является активность. Активность сама по себе не обладает бытийными характеристиками и, будучи продуктом абстракции исследователя, является вторичной по отношению к деятельности человека. Очевидно, именно так — как абстракцию исследователя — следует понимать интерпретацию активности С. Л. Рубинштейном, который следующим образом объяснял различия между активностью и деятельностью: «О любом психическом процессе... мы говорим, что он является единством содержания и процесса, и подчеркиваем его активный характер. Но мышление как процесс — это для нас активность, а не деятельность. О деятельности и действии в специфическом смысле слова мы будем говорить только там, где есть воздействие, изменение окружающего» [Рубинштейн, 1976, с. 98].

Вместе с тем приведенное высказывание можно интерпретировать и так, что активность и деятельность являются разными этапами существования. Действительно, мы часто говорим, например, о спонтанной активности ребенка, имея в виду, что в этом случае деятельность как таковая (целенаправленная, мотивированная, предметная деятельность) отсутствует. Можно даже попытаться выделить генетические ступени формирования деятельности, считая, что начальные ступени этой лестницы представляют собой проявления чистой активности. Очевидно, что такая интерпретация активности и деятельности предполагает разделение этих двух категорий по критерию наличия у данного процесса предметности и целенаправленности. Однако если генетически активность предваряет становление деятельности, то сама деятельность ни в коем случае не может рассматриваться в отрыве от свойства активности. Активность, возможно, будучи этапом, предшествующим деятельности, в деятельности (деятельностью) снимается, превращается в свойство, отличить которое от деятельности может только абстракция исследователя. Когда мы употребляем понятие «деятельность», мы всегда имеем в виду, что эта деятельность активна. «Пассивная деятельность» — бессмысленное словосочетание.

Вопрос о внутренней природе источника активности психического сложен и имеет ярко выраженную философскую подоплеку. Одним из основных в советской философии являлся принцип вторичности психического отражения по отношению к объективной реальности. Может быть, в результате искаженной интерпретации этого принципа, положение, в соответствии с которым источник активности психики следует искать среди закономерностей, имманентно присущих субъекту психического, редко выступало в качестве исходного пункта содержательного психологического анализа. В связи с этим представляется актуальным анализ перспектив, возникающих в результате рассмотрения источников психической активности как имманентных атрибутов деятельности.

Один из основных принципов диалектического материализма гласит: «Сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений» [Маркс, Энгельс, 1961, с. 3]. Значит, причина бытия человека, следовательно, и источник его активности находятся за пределами деятельности — в сфере объективно существующих общественных отношений. В то же время диалектичность диамата предполагает поиск активности внутри самого субъекта, причем в качестве непосредственного источника активности должно выступать противоречие между сторонами (аспектами) самой деятельности.

Не отрицая вненаходимости окружающего нас мира (в том числе и в формате социального), мы в то же время должны поставить перед собой вопрос: каким образом такое «социальное» проявляется в деятельности? Исследования Л. С. Выготского, А. Н. Леонтьева, С. Л. Рубинштейна, Д. Н. Узнадзе, их единомышленников и последователей создали основу представлений о психике, существовавших в советской психологии. Центральным пунктом этих представлений является интерпретация психики человека в виде активного, целостного, социально обусловленного процесса, неразрывно связанного со всеми другими проявлениями жизнедеятельности конкретного субъекта. Положение об активном характере психического прочно вошло в теоретический аппарат современной психологии. Однако конкретные интерпретации этой категории далеко не всегда однозначны. Часто такие интерпретации сводятся к попыткам продемонстрировать физиологическую обусловленность активности человека (см.: [Аптер, 1987]).

Часто категория активности употреблялась (и употребляется по сей день) в качестве объяснительного принципа. Такое отношение к обобщенным методологическим категориям характерно для психологических школ, имеющих в основном экспериментальную ориентацию и употребляющих теорию только в качестве средства при объяснении полученных экспериментальных данных. Такое использование категориального аппарата предполагает достаточную разработанность употребляемых понятий или, по крайней мере, их однозначную интерпретацию. К сожалению, эти требования не выполняются в отношении многих психологических категорий, в число которых входит и понятие активности.

Среди теоретических подходов к проблеме активности в психологии можно выделить две основные позиции. В соответствии с исторической традицией мы обозначаем их как бихевиористский и интроспекционистский подходы. Первый из этих подходов, принимая постулат о взаимодействии субъекта с внешне расположенным миром, считает организм активным, если его действия некоторым образом изменяют окружающие его объекты. Бихевиористская трактовка интерпретирует механизм такого взаимодействия в соответствии с принципом «проб и ошибок». Согласно данной интерпретации активность сводится к тому, что организм (категория «человек» здесь неуместна) автоматически манипулирует объектом (предметом), пока случайно не обнаружит значимое для себя свойство. В этом случае предполагается, что уровень активности может быть выражен через количество промежуточных переменных, расположенных на пути от входа системы переработки информации до ее выхода: чем длиннее такой путь, чем более он разветвлен, тем меньше вероятность того, что организм ответит на данный стимул заранее известной реакцией. Таким образом, наличие вероятностного, статистического характера зависимости между стимулом и реакцией выдается за показатель активности субъекта. Понятие активности в этом случае подменяется (более или менее незаметно) реактивностью переменных, активируемых предшествующими звеньями.

Характерной особенностью бихевиористского подхода к проблеме активности является идентификация активности с воздействием организма на окружающую среду: организм считается активным, если его действия некоторым образом изменяют окружающие его объекты. Очевидно, что данный признак необходим для описания активности. Однако он явно не достаточен для того, чтобы данное описание стало полным. Простая реактивность, функционирующая по принципу обратной связи, также является причиной определенных изменений, без появления которых она не была бы возможна. Очевидно, что зависимость развития субъекта (его личности, его психики) от изменений объекта деятельности не является абсолютной.

Второй подход заявляет о необходимости поиска внутренних механизмов человеческой активности. Ко второй группе интерпретаций активности следует отнести те концепции, в соответствии с которыми активность присуща исключительно сознанию (или, более широко, психике) человека. Данная интерпретация подчеркивает один из важнейших аспектов активности: необходимость поиска внутренних источников активности. В то же время этот подход сталкивается с существенным затруднением, которое не может быть преодолено внутри рассмотрения изолированного человека как лейбницевой монады. Дело в том, что один из кардинальных аспектов активности — вопрос энергийности (см.: [Дубов, 2010]): откуда получает деятельность тот энергийный потенциал, который позволяет ей изменять свое состояние? Механистический ответ прост: стимулирующее тело передает стимулируемому определенное количество энергии, само теряя такую же величину. «Интроспекционистский» подход оставляет этот вопрос за пределами своего внимания, хотя вопрос от этого не перестает существовать.

Если не относиться к указанным подходам как к побочным ветвям древа науки (а такое отношение было присуще советским ученым), то следует подчеркнуть, что поведенческая психология и психология сознания — не только два источника, но и две составные части так называемой научной психологии. С одной стороны, поведенческая психология подчеркнула зависимость деятельности от окружающего мира и изменения окружающего как проявления активности. Нельзя отрицать и правомерность интроспекционистского утверждения о необходимости поиска внутренних механизмов активности человека. Только в том случае, когда мы рассматриваем внутренние источники, можно считать, что в центре внимания находится активность в истинном смысле этого слова. Эти два принципа едины в своей основе. Однако они направляют внимание исследователей на разные аспекты деятельности человека. Если первый подчеркивает детерминированность деятельности внешними факторами, то второй указывает на конкретность деятельности как формы существования отдельного человека. Первый принцип показывает, каковы условия функционирования деятельности. Второй — чем является деятельность, если посредством абстракции вырвать ее из этих условий.

Обобщение двух подходов, пытающихся дать характеристику механизмов активности (бихевиористского и интроспекционистского) дает возможность выявить как положительные, так и отрицательные стороны этих учений. С одной стороны, поведенческая психология подчеркнула необходимость рассмотрения проявления активности вне субъекта, то есть зависимости активности от воздействий окружающей среды и изменения окружающего как проявления активности. Это означает, что при анализе активности необходимо учитывать принцип субъектно-объектного взаимодействия. Конечно, такое взаимодействие нельзя понимать так, как это делали и делают всевозможные психологические, физиологические или социологические школы бихевиористского толка. Можно многократно употреблять термин «взаимодействие» (содержащий в себе, по существу, идею активного субъекта), но если считать, что активность субъекта определяется внешними воздействиями, то это означает исчезновение собственно активности, подмену ее механическим реагированием на стимул. В этом случае употребление категории «активность» представляет собой попытку замаскировать старое содержание видоизмененной формой.

Только в том случае, когда мы рассматриваем внутренние источники активности, можно считать, что в центре нашего внимания находится активность в истинном смысле этого слова. Только нечто, находящееся внутри субъекта, то есть составляющее его имманентное свойство, может рассматриваться в качестве непосредственной детерминанты активности, иными словами — в качестве движущей силы деятельности субъекта.

Обе концепции выражают важные аспекты жизнедеятельности человека, и поэтому следует разместить их в едином теоретическом поле. Чтобы сделать это, мы предлагаем рассматривать две детерминанты активности — ее источники и механизмы. Под источниками активности будем понимать только те противоречия, которые характерны для самой деятельности человека. Именно они (и только они) являются непосредственными («ближайшими», по терминологии Л. С. Выготского) детерминантами активности. Разумеется, они представляют собой результат единства и взаимодействия субъекта с (социальным) окружением. Следует особо подчеркнуть сложный характер этого взаимодействия. Социальное отнюдь не однозначно отображается в психическом: существуют многообразные и сложные способы социальной детерминации психики, ее развития, функционирования. Такие способы, определяющие активность субъекта, но не являющиеся ее непосредственными детерминантами, назовем механизмами возникновения и проявления активности деятельности. Таким образом, мы будем различать понятия источника активности (как явления, связанного с психологической сущностью активности субъекта, его деятельности) и механизма активности, релевантного социальной детерминированности субъекта.

Таким образом, деятельность человека действительно обусловлена социальным контекстом, но источники ее активности заключены в ней самой и могут быть вскрыты лишь путем анализа самой деятельности. Иными словами, следует говорить о существовании двух подходов к исследованию активности. Первый связан с изучением социальных условий, в которых происходит функционирование деятельности; второй — с изучением конкретных способов такого функционирования. Эти два подхода вовсе не исключают друг друга. Они лишь выражают две стороны отображения социального в индивидуальном.