Санкт-Петербург. Философия консерватизма К.Н

20 13

Содержание

Введение………………………………………………………………………...3

Биография К.Н. Леонтьева………………………………………………...…..4

Философия консерватизма К.Н. Леонтьева……………………………….….6

Заключение……………………………………………………………….……21

Цитаты…………………………………………………………………………23

Интернет-ресурсы…………………………………………………………..…25

Список литературы…………………………………………………………....26

Введение

Консерватизм в русской общественной мысли второй половины XIX в., представленный в различных вариантах, никогда не исчерпывался лишь официальным " охранительством". Консерватором считал себя славянофил Ю.Ф. Самарин, бывший одним из организаторов реформ 1861 г., консерваторами были столь разные культурные и общественные деятели, как Ф.М. Достоевский, М.Н. Катков, К.П. Победоносцев, И.С. Аксаков. Их, как и многих других российских консерваторов, нельзя механически причислить к некоему единому идеологическому лагерю.

К числу наиболее ярких представителей российского консерватизма принадлежит Константин Николаевич Леонтьев. Его философские и общественные воззрения не исчерпывались политическим консерватизмом, хотя последний был ему, безусловно, присущ. В данном случае мы имеем дело со своеобразной " консервативной" философией истории и культуры.

Биография К. Н. Леонтьева

Константин Николаевич Леонтьев (1831-1891) - выдающийся русский мыслитель, писатель, публицист, дипломат родился 13(25) января 1831 года в семье небогатого помещика в селе Кудиново Калужской губернии. Первоначальное образование получал дома, у своей матери. С 1841 по 1849 год учился в гимназии, после которой поступил в Московский Университет на медицинский факультет. В студенческие годы Леонтьев начинает заниматься литературной деятельностью, первым результатом которой стала комедия «Женитьба по любви». В 1854 году, досрочно получив диплом, отправляется добровольцем в Крым в качестве лекаря. В 1857 году увольняется с военной службы и возвращается в Москву. В 1859-60 годах Леонтьев работает сельским врачом в Нижегородской губернии. В конце 1860 года переезжает в Петербург, где выходит его первый большой роман «Подлипки». В эти годы Леонтьев решительно порывает с модным тогда либерализмом и становится убежденным консерватором. В 1863 году он поступил в Азиатский департамент министерства иностранных дел и вплоть до 1873 года служил дипломатом на Балканах и Ближнем Востоке.

Время, проведенное на Востоке, оказало огромное влияние на взгляды Леонтьева. Н.А. Бердяев в связи с этим отмечал, что «Восток окончательно сформировал его духовную личность, страшно обострил его политическую, философскую и религиозную мысль, возбудил его художественное творчество». Однако в 1871 году происходит событие, которое имело определяющее значение для последующей жизни Леонтьева. В июле Леонтьев внезапно заболевает, и, когда смерть казалась уже неминуемой, он внезапно видит икону Божией Матери. Леонтьев поклялся перед ней, что в случае выздоровления примет монашество и через два часа почувствовал облегчение. После болезни отправился в Афонский монастырь, где собирался стать монахом, но афонские старцы его отговорили. В 1872-1874 годах живет в Константинополе и пишет свою самую знаменитую работу «Византизм и славянство».

В 1874 году Леонтьев возвращается в родное Кудиново, посещает Оптину Пустынь и становится послушником Николо-Угрешского монастыря под Москвой, но уже в мае 1875 года снова отправляется в Кудиново. В ноябре 1880 года поступает на службу в Московский Цензурный Комитет, а осенью 1887 года переезжает в Оптину Пустынь, где пишет работы «Записки отшельника», «Национальная политика как орудие всемирной революции» и другие. 23 августа 1891 года Леонтьев принял монашеский постриг в Оптиной пустыни с именем Климента. После этого он переехал в Троице-Сергиев Посад и 12 (26) ноября 1891 года скончался от пневмонии.

Философия консерватизма К.Н. Леонтьева

Себя К.Н. Леонтьев называл идейным консерватором. Идеи Леонтьева так же, как и его жизнь, пронизаны противоречиями, страстью, беспокойством. Поэтому неудивительно, что его творчество вызывало и вызывает самые противоречивые оценки. Леонтьева называли «реакционером», «мракобесом», «сатанистом», «эпигоном славянофильства», «пророком», «социалистом», «русским Ницше». Его сложно заключить в какие-либо рамки и однозначно определить принадлежность к тому или иному направлению, поскольку основной пафос философии Леонтьева был связан со стремлением выработать такой идеал человека, который бы гармонично сочетал в себе все разнообразие проявлений человеческой личности. К. Леонтьев был консерватором, причем консерватором активным,... создавшим оригинальнейшую, развернутую теорию антипрогресса и антидемократизма, которая основывалась на методологии органицизма. В качестве основных аспектов консервативной философии К.Н. Леонтьева выделим:

· проблему социально-политического развития;

· комплекс антропологических идей;

· национальный вопрос и проблему судьбы России.

1. Проблема социально-политического развития в историософии К.Н. Леонтьева.

Социальная методология Леонтьева разрабатывалась под очевидным влиянием концепции культурно-исторических типов Данилевского. Он также рассматривает культурные и государственные образования как организмы, и, подобно Данилевскому, не проводит существенного различия между биологическими и социальными организмами. Леонтьев отмечает, что социальные науки должны непосредственно опираться на точные и естественные науки и полагает, что сама идея развития должна быть перенесена из «реальных, точных наук» в науки социально-исторические.

В данном аспекте можно увидеть определенное сходство с позитивистской методологией О. Конта и Г. Спенсера, стремившихся построить социальную науку на прочном естественнонаучном базисе. Этого не отрицал и сам Леонтьев, признавая, что у них общая исходная точка зрения. Но все же концепцию русского мыслителя нельзя свести к натурализму и позитивизму. Обосновывая сходство биологического социального развития, он прибегает к аксиологическому критерию, а главной ценностью, по Леонтьеву, является ценность эстетическая - красота, сущность которой есть «единство в разнообразии». Тем самым Леонтьев, согласно Н.А. Бердяеву «открывает как бы предустановленную гармонию законов природы и законов эстетики, т.е. признает эстетический смысл природной жизни». «Константин Николаевич устанавливает тождество красоты с жизнью, с бытием. Эстетическая ценность для него - первоценность. В конце концов, она тождественна со всякой ценностью, и с общественно-политической, и с моральной, и с религиозной».

Таким образом, Леонтьев настаивал на том, что основополагающий закон развития един для всего существующего, соответственно, как природная, так и социальная реальность, а также искусство, религия, мораль, «все органические явления подчинены тому же закону». Основанием этого единства природных, социальных и духовных феноменов является для Леонтьева то, что все в мире сотворено Богом и развивается в соответствии с данным Богом законом.

Сущность закона органического развития заключается в следующем: «Постепенное восхождение от простейшего к сложнейшему, постепенная индивидуализация, обособление, с одной стороны, от окружающего мира, а с другой - от сходных и родственных организмов, от всех сходных и родственных явлений. Постепенный ход от бесцветности, от простоты к оригинальности и сложности.... Так что высшая точка развития... есть высшая степень сложности, объединенная неким внутренним деспотическим единством». «Высшая точка развития» является поворотным пунктом, где собственно само развитие заканчивается и начинается процесс вторичного упростительного смешения, в результате которого происходит окончательное разложение организма на составляющие элементы и его гибель.

Таким образом, Леонтьев отказывается от представления о линейном развитии человеческого общества и утверждает во многом схожую с теорией культурно-исторических типов Н.Я. Данилевского модель циклического развития, которую он выражает в виде триединого процесса: «1) первоначальной простоты, 2) цветущего объединения и сложности и 3) вторичного смесительного упрощения». Не принимая прогрессистского видения истории, Леонтьев не отрицал прогресса вообще, он лишь не принимал идеи бесконечного прогресса общего для всех культур и народов. С его точки зрения, прогресс имеет место только на двух первых этапах развития, а вступление на третий этап - стадию «вторичного смесительного упрощения» - приводит к концу прогрессивного развития общества. Соответственно требование прогресса на этом этапе равносильно призыву к ускорению гибели культуры. В связи с этим Леонтьев дает оригинальную трактовку соотношения прогрессизма и консерватизма. Он считает, что в период «цветущей сложности» «все прогрессисты правы, все охранители не правы», поскольку «прогрессисты тогда ведут нацию и государство к цветению и росту. Охранители тогда не верят ни в рост, ни в цветение. <...> После цветущей и сложной эпохи... все прогрессисты становятся не правы. <...> Все охранители и друзья реакции правы..., ибо они хотят лечить и укреплять организм».

Основное внимание в историософии Леонтьева сосредоточено на проблеме развития государства. По его мнению, цивилизация, культура являются продуктом государства, чем «... шире и по духу и по месту, сложнее по содержанию» государственная система, тем сложнее и разнообразнее производимая им культура. Леонтьев, подобно Данилевскому, рассматривавшему культурно-исторические типы как независимые и уникальные образования, подчеркивает идею множественности форм проявления государства, их индивидуальную неповторимость. Он отмечает, что «государственная форма у каждой нации, у каждого общества своя; она в своей главной основе неизменна до гроба исторического, но меняется быстрее или медленнее в частностях, от начала до конца».

Общим у всех государств является только закон их органического развития. «Развитие государства, - пишет Леонтьев, - сопровождается постоянным выяснением, обособлением свойственной ему политической формы». Поскольку развитие циклично, органично, то есть происходит по аналогии с биологическим организмом, то всякое государство имеет, как и любое существо, определенные сроки жизни. Философ видит за кажущимся разнообразием, уникальностью развития культур и государств, некий алгоритм: «при всей случайности исторических событий, их неповторимости - все же национальные государства не живут дольше двенадцати веков, меньше жили многие, но границу этой нормы никто не перешагнул: Ассирийское - около 1200 лет, Древнее и Новоперсидское - до 1262 года (до покорения их арабами), Эл- лино-Македонское - около 1170 лет, Византийское - 1128 лет. Римское - 1229 лет».

При этом Леонтьев отмечает не синхронность развития государства и культуры, поскольку «культуры, соединенные государствами, большею частью переживают их». В качестве примера он приводит античную культуру, элементы которой сохранились в Византии, Европе и даже в России. То же самое, по его мнению, касается индийской культуры, которая сохранилась, не смотря на то, что индийское национальное государство было раздавлено английскими колонизаторами. Но поскольку Леонтьев ставил развитие культуры в прямую зависимость от развития государства, то он полагал, что полноценное развитие культуры возможно только в условиях сильного государства, а ослабление государства приводит к размыванию целостной культуры и лишь ее элементы становятся предметом трансляции культурного опыта. Более того, заимствованные у другого народа обычаи, ремесла, искусства, науки значительно трансформируются, приобретая новые черты и содержание.

Проанализировав, в своем основном труде «Византизм и славянство» особенности развития различных государств, Леонтьев поставил вопрос о возрасте Европы и перспективах ее дальнейшего прогресса. Началом европейской государственности, по его мнению, следует считать IX-X века, а не V век, поскольку раннее средневековье аналогично гомеровскому периоду в древнегреческой истории. Периоду «цветущей сложности» соответствуют, по мысли Леонтьева, XIV - начало XVIII века, а с XVIII Европа вступила в период «вторичного смесительного упрощения».

Главными основаниями европейской цивилизации Леонтьев считал четыре начала: византийское христианство, германское рыцарство (феодализм и индивидуализм), эллинская (античная) образованность и римское муниципальное начало, которое заложило фундамент буржуазного движения. Именно последнее начало и определило, на его взгляд, облик современной Европы, исказив при этом остальные начала. «Вместо христианских загробных верований и аскетизма явился земной гуманный утилитаризм', вместо мысли о любви к Богу, о спасении души, о соединении с Христом, заботы о всеобщем практическом благе.

Леонтьев выделяет целый ряд признаков, указывающих на разложение европейской цивилизации:

· социальные: господство среднего класса, буржуазии, «равенство всякое, экономическое, умственное, половое», индивидуализм, «ненависть к сословности»;

· политические: преобладание демократических тенденций, ослабление монархий, централизованной власти, «ненависть к власти»; -

· экономические: развитие «подвижного капитализма», промышленности, техники; -

· духовные: господство «безличного реализма» и утилитаризма в искусстве, материализма в философии, распространение атеизма, всеобщего образования, утилитарной науки, презрение к аскетизму; -

· бытовые: нарастание однообразия, усредненности жизни, поведения людей, вкусов, моды, обычаев.

На этом основании Леонтьев предрекает, что европейские государства «сольются в какую-нибудь федеративную, грубо-рабочую республику», а последним плодом европейской цивилизации станет новый тип человека - «средний человек».

2. Антропологические идеи К.Н. Леонтьева

Историософские воззрения Леонтьева неразрывно связаны с его антропологией. Признавая уникальность культур и государств, Леонтьев точно также никогда не писал о человеке «вообще», человек выступает у него только в определенном социальном, национальном и конфессиональном отношении. Человек в его философии предстает как человек государственный. Творчество Леонтьева не знает человека в догосударственном или внегосударственном состоянии.

Тип человека, в философии Леонтьева, признается зависимым не только от того, к какому типу культуры и государства он принадлежит, но и от того, в какой стадии развития находится государство. Современная Европа, по его мнению, дойдя до стадии «вторичного упрощения», породила новый тип человека, лишенного личной индивидуальности, национального, культурного, религиозного и политического своеобразия. Леонтьев сближается здесь с идеями А.И. Герцена, который также обратил внимание на опасность европейского мещанства, но Леонтьев «углубил эту проблему до религиозных ее первооснов». Кроме того, его идеи предвосхитили появившиеся в XX веке концепции «одномерного человека» Г. Маркузе и «восстания масс» X. Ортеги-и-Гассета. Критика Леонтьевым «мещанского царства», оказалась пророческой и по отношению современному процессу глобализации.

Среди главных причин, которые привели к тому, что идеалом европейского человека стал «... средний человек; буржуа, спокойный среди миллионов таких же средних людей, тоже покойных», философ выделяет процессы, происходившие в Европе в сфере политики, экономики, искусства и науки. С XVIII века Европа, по его мнению, встала на путь либерально-демократического развития, главными социально-политическими лозунгами которого стали свобода, равенство и индивидуализм. Леонтьев указывает на главный парадокс этого развития, заключающийся в том, что «эгалитарно-либеральный процесс называется стремлением к индивидуализму», но оказалось, что «индивидуализм погубил индивидуальность». Он отмечает, что виновны в этом не только либералы, но и социалисты. Различия между ними, с его точки зрения, состоят только в том, что если первые называют этот процесс демократизации и эмансипации «реформами», то вторые - «революцией», а сам Леонтьев, вопреки и тем и другим, называет его «вторичным упрощающим смешением».

В его концепции жестко разграничиваются понятия «индивидуализм» и «индивидуальность». Индивидуализм порождает общественный строй, который «имеет в виду преимущественно права и выгоды всех отдельных лиц, равноправность всех граждан перед законом или государством», это ведет к тому, что «люди становятся все сходнее и сходнее между собою. В них более и более уничтожается прежняя индивидуальность, слабеют идеальные (или идейные) ее отличия; остаются одни отличия темперамента и, до поры до времени, отличия образования (степени сознательности?)».

Индивидуальность, с точки зрения Леонтьева, возможна только при сохранении сословного строя, который дает возможность человеку «соединять в себе и на всей внешней особе своей, и во внутреннем строе души... особенности группы: национальной, провинциальной, религиозной, сословной и т.д.». При этом он отмечает, что необходима возможность перехода из одной социальной группы в другую, но вместе с тем и определенное юридическое ограничение социальной мобильности, не позволяющее слоям и группам смешиваться.

Такой строй, как утверждает отечественный социальный мыслитель, порождает противоречивое взаимодействие между социальными слоями, выражающееся одновременно во взаимной солидарности и антагонизме. Если человек «не носит в личной натуре своей особых залогов для бесстрашной борьбы», то он «остается в своей среде». И только личность, обладающая особыми способностями и силой, может подобно Ломоносову, «прорвать вширь и вверх пределы своей крепкой крестьянской группы и своего слоя, стесненного давлением сверху» (там же). Таким образом, по Леонтьеву, сословный строй есть главное условие выработки сильной личности, способствующей нормальному развитию общества и государства, а равенство и индивидуализм, наоборот, идут на пользу слабому человеку, который может способствовать только разложению государственного строя.

Не менее негативным является и отношение Леонтьева к идее индивидуальной свободы в ее либеральной интерпретации. Так, он отмечает, что «государство держится... гармонией между дисциплиной веры, власти, законов, преданий и обычаев, с одной стороны, а с другой - той реальной свободой лица, которая возможна даже и в Китае при существовании пытки <...> " Не делай того, что запрещено, если боишься пытки. <...> А если не боишься - как знаешь". Этот выбор возможен был во все времена, и люди действительно выбирали...». Таким образом, свобода предстает не как результат устранения внешнего ограничения, а как внутренняя способность человека к принятию самостоятельного решения, свобода выбора, которая есть даже у раба и заключенного. Свобода человека, по Леонтьеву, необходимо должна уравновешиваться авторитетом, поскольку «человек ненасытен, если дать свободу», которая приводит «к возбуждению разрушительных страстей вместо их обуздания авторитетами». Также русский мыслитель сумел раскрыть одно из основных противоречий идеи либеральной свободы, которое заключается, по его мнению, в том, что борьба за освобождение от феодальной зависимости и крепостного рабства, привела к рабству «... рабочих людей от представителей подвижного капитала».

Таким образом, критика индивидуализма, свободы и равенства оказывается тесно связанной у Леонтьева с критикой капитализма, в котором он видит главную экономическую причину появления «среднего человека», этот тип как раз и воплощается в образе «европейского буржуа», представителя «власти капитала». Капитализм, по Леонтьеву, невозможен без развития промышленности, техники и утилитарной науки. Он признает научно-технический прогресс выгодным только «средним людям, фабрикантам, купцам, банкирам, отчасти и многим ученым, адвокатам», но невыгодным для государства, религии, искусства, дворян, крестьян и рабочего класса. Техника, научные изобретения, как и сам класс средних людей, есть орудия и продукт всеобщего «смешения».

Идея освобождения человека от власти капитала, провозглашаемая социалистами и коммунистами, отвергается Леонтьевым на том основании, что социализм есть «организация (конституция) средних имуществ, всеразлитие среднего класса». И «анархический коммунизм» для него — «все тот же эгалитарный либерализм». «Подвижному капитализму» он противопоставляет «прочное землевладение», обнаруживая в общинном быте русского крестьянства тот порядок, который «спасает несколько и его самого, и еще более государственно-культурный строй самой России».

Неприятие Леонтьевым «единообразия», «смешения», «мещанства» обусловлено спецификой его аксиологии, первостепенное место в которой занимают эстетические и нравственные ценности. Леонтьев не приемлет «среднего человека», во-первых, потому, что «средний тип менее эстетичен, менее выразителен, менее... прекрасен, менее героичен, чем тип более сложный или более односторонне крайний». Во-вторых, этика «среднего человека» лишена, по его мнению, чувства религиозности, бескорыстия и самоотверженности, которые мыслитель определяет как самые высокие личные свойства человека, и именно они оказываются «скорее вредны, чем полезны, по мнению либералов и прогрессистов». Леонтьев отрицает единые для всего человечества стереотипы поведения, морали, этики. Он утверждает, что «всеобщая равномерная правда, всеобщее равенство, всеобщая любовь, всеобщая справедливость, всеобщее благоденствие... не имеют нравственного, морального правдоподобия: ибо высшая нравственность познается только в лишениях, в борьбе и опасностях». Этика Леонтьева парадоксальна: равноправие и равномерное благоденствие, с его позиции, убивает мораль, а «милосердие, доброта, справедливость, самоотвержение - все это только тогда и может проявляться, когда есть горе, неравенство положений, обиды, жестокость и т.д.». Такая этика оправдывает необходимость социального неравенства, жесткой дисциплины и деспотизма верховной власти. В философии Леонтьева «этике пользы, рационализированной этике необходимого разумного прогресса, утверждаемой либеральной идеологией, противопоставлена этика сострадания, совпадающая в этом с этикой христианских заповедей».

Такая христианская заповедь, как любовь к ближнему, является, по Леонтьеву, основополагающим нравственным ориентиром человека. При этом он указывает, что любовь, не дополненная страхом Божьим, «не есть чисто христианская,... любовь без страха и смирения есть лишь одно из проявлений того индивидуализма, того обожания прав и достоинства человека, которое воцарилось в Европе с конца XVIII века».

Таким образом, борьба и гармония солидарности и антагонизма социальных слоев, жесткой дисциплины государства и внутренней свободы отдельного лица, страха и любви утверждается Леонтьевым в качестве главного средства выработки цельной личности, противостоящей эгалитарному процессу.

3. Национальный вопрос и судьба России

Предчувствия если не конца истории, то заката европейской культуры тревожили Леонтьева, прежде всего, потому что Россия, начиная с XVIII века все больше и больше сближалась с Европой, но именно с XVIII века в Европе наступил процесс «вторичного упростительного смешения», отсюда и возникал у русского философа фундаментальный вопрос: примкнуть к Европе и тем самым подчиниться процессу общеевропейского разложения, либо сохранить свою самобытность, «устоять в своей отдельности».

Вслед за славянофилами и Данилевским Леонтьев настойчиво утверждал, что Россия является самобытной индивидуальной культурой, Россия и Европа принадлежат пусть и родственным, но разным культурным мирам. Но он совершенно иначе решал вопрос об истоках этой самобытности.

В годы чрезвычайной популярности идеи общеславянского единства, Леонтьев заявляет, что славянство - сфинкс, загадка.

Именно в приоритете общеимперского («почвы») над узконациональным («кровью») состоит, по Леонтьеву, один из факторов успешного государственного строительства». Национальные движения в Европе XIX века, по его глубокому убеждению, были ни чем иным, как «орудием всемирной революции», цель которой - установление господства «среднего человека», по сути своей враждебного национальным культурам. Тем самым Леонтьев открывает одно из главных противоречий национализма: «объединительные тенденции, будучи национальными по цели, оказываются антинациональными по результатам». Причем он подразумевал прежде всего «стремление объединиться по расам, по языкам, которое превращает людей уже не в самостоятельные народы со своей, растущей издревле культурой, а в скопище населения, занимающего какую-то определенную территорию».

Не принимая славянофильства, а тем более панславизма, Леонтьев отмечал, что «... назначение России не было и не будет чисто славянским», потому что «сама Россия давно уже не чисто славянская держава». Он подчеркивает, что для России огромное значение имеют азиатские территории, в самом русском характере больше черт азиатских народов, а не южных или западных славян. Тем самым мыслитель высказал очень важную идею, получившую свое развитие в XX веке благодаря евразийцам, которые, как и Леонтьев, подчеркивали «плодотворность туранской примеси в нашу русскую кровь».

Таким образом, Россия, по Леонтьеву, и в географическом, и в национальном, и в духовном планах не является страной славянской и тем более европейской, а представляет собой сочетание славянского, восточного и византийского начал. Последним началам Леонтьев придавал особое значение, поскольку истоки национальной самобытности следует, по его мнению, искать не в народности как таковой, а в том, что скрепляет нацию в единое целое. Именно «византийские идеи и чувства, - писал Леонтьев, - сплотили в одно тело полудикую Русь». Этими византийскими началами, скрепляющими Россию в единое целое, русский мыслитель признавал самодержавие и православие. «Православное Самодержавие, - отмечал он, - есть главный отличительный признак русской национальности», и одно без другого в России не может существовать без утраты ее самобытности.

Для Леонтьева, утверждал Н.А. Бердяев, «важен не народ, а великая идея, которая владеет народом. Церковные и государственные начала для Константина Николаевича выше национальных». Но сам Леонтьев отмечал, что «все " национальное" бывает троякого рода. Одно национально потому, что создано впервые известной нацией; другое, потому, что другой нацией глубоко усвоено; третье, потому, что пригодно исключительно одной определенной нации... и нациям передаваться не может». На этом основании, подчеркивая византийское происхождение православия, Леонтьев отмечал, что «оно до того усвоено нами, что мы и как нация и как государство без него жить не можем».

Того же мнения Леонтьев придерживался и относительно самодержавия. От его могущества, полагал он, «всецело зависит дальнейший ход истории», «оно не должно меняться в сторону конституционной монархии на английский манер, ни вообще следовать каким-либо веяниям времени». Отказываясь от народности как источника национальной и государственной самобытности, философ, вместе с тем, подобно славянофилам, придавал большое значение крестьянской общине. Подобно А.И. Герцену, он утверждал, что в крестьянской поземельной общине присутствуют элементы социализма, но, в отличие от народников, видел в общине «охранительное начало», которое предупредит развитие «буйного пролетариата», ибо в ней некоторого рода коммунизм уже существует. На этом основании он констатировал: «на Западе есть кровавая революция, а у нас монархия и вера отцов».

Таким образом, Леонтьев признает, что основами национальной самобытности России выступают три начала: православие, самодержавие и поземельная община. Укрепление этих начал, по мысли Леонтьева, способствует развитию государства и культуры, предохраняя Россию от пагубного воздействия либерально-эгалитарного упадка Европы.

Для сохранения самобытности России Леонтьев сформулировал целый ряд задач:

«1. Государство должно быть пестро, сложно, крепко, сословно и с осторожностью подвижно, сурово иногда до свирепости.

2. Церковь должна быть независимее нынешней. Иерархия должна быть смелее, властнее, сосредоточенней. Церковь должна смягчить государственность, а не наоборот.

3. Быт должен быть поэтичен разнообразен в национальности, в обособленном от Запада единстве...

4. Законы, принципы власти должны быть строже, люди должны стараться быть лично добрее, одно уравновешивает другое. 5.

Наука должна развиваться в духе глубокого презрения к своей пользе».

Но все же на будущее России Леонтьев смотрел пессимистически, реформы 60-х годов XIX века означали, на его взгляд, окончательный поворот в сторону западного, либерального пути, поэтому он пророчески восклицает: «Конец Петровской Руси близок... и слава Богу». Начало «спасительной реакции» в 80-е годы не развеяло сомнений Леонтьева. Он понимает, что не достаточно лишь «подморозить Россию» и выдвигает три варианта будущего России: «1. Особая культура, особый строй, особый быт, подчинение своему Церковному Единству. 2. Подчинение славянской государственности Римскому папству. 3. Взять в руки крайнее революционное движение и ставши во главе его стереть с лица земли буржуазную культуру Европы». Но и в этих случаях Леонтьев понимает, что в соответствии с его теорией «триединого процесса развития» «Погибнет и Россия когда-нибудь. <... > Можно почти наверное предсказать, что Россия может погибнуть только двояким путем, или с Востока от меча пробужденных китайцев, или путем добровольного слияния с общеевропейской республиканской федерацией». Таким образом, под конец своей жизни Леонтьев все более и более склонялся к эсхатологическому видению истории.

Заключение

В социальной философии К.Н. Леонтьева дано обоснование органического характера развития культуры и государства, уникальности и неповторимости каждой культуры. Вместе с тем философ выявляет общий закон, выражающий сущность развития всех ор- ганических образований, который состоит в переходе от простого к сложному и обратно к «вторичному упростительному смешению». В соответствии с этим дается критика эгалитаризма, прогрессизма, либеральных ценностей, социализма и анархизма, поскольку в них Леонтьев усматривает проявление третьей «упростительной» стадии развития общества, что в его концепции предстает как симптом упадка культуры.

Значительное внимание Леонтьев уделяет проблеме человека. Кризис европейской культуры породил, по его мнению, новый тип человека, лишенный личной индивидуальности, национального, культурного, религиозного и политического своеобразия. Образу «среднего человека» мыслитель противопоставляет идеал сильной личности, обладающей внутренней духовной свободой, религиозной нравственностью, чувством подлинной красоты. Основными условиями развития такой личности Леонтьев считает наличие сословной иерархии и сильной государственности, прочную связь человека с национальными традициями и, прежде всего, религией.

В отличие от славянофилов и Н.Я. Данилевского, Леонтьев отвергал идею общеславянского единства и тем более не принимал этнический национализм, так как Россия, с его точки зрения, является многонациональной культурой, в создании которой помимо славян активное участие принимали азиатские народы. Эта идея получит свое дальнейшее развитие в философии евразийцев. Основой самобытности русской культуры и государственности, по мнению философа, служат византийские начала самодержавия и православия. Будущее России, согласно Леонтьеву, зависит от того, сумеет ли она сохранить и укрепить эти начала или нет.

Цитаты

· «Чтобы лучше видеть и объяснить другим, что выгодно и невыгодно для России, надо, прежде всего, дать себе ясный отчет в том идеале, который имеешь в виду для своей отчизны». «Записки отшельника»

· «Отвлеченная идея византизма крайне ясна и понятна. Эта общая идея слагается из нескольких частных идей: религиозных, государственных, нравственных, философских и художественных». «Византизм и славянство»

· «Жалок тот историк, который не умеет видеть, что в бесконечной сложности и глубине всемирной жизни известное зло нередко глубокими корнями связано с известным добром!» «Грамотность и народность»

· «Я думаю, что все частные, так сказать, все вышеперечисленные идеалы, сохранение святыни Православия и даже дальнейшее правильное развитие его, богатство, слава, всемогущество в делах международных, новые пути в науке и философии, новые формы и искусства — все это (за исключением ненужных равенства и свободы) в совокупности заключено в одном этом общем и всеобъемлющем идеале: новой, независимой, оригинальной культуры» «Записки отшельника»

· «Пора же понять хоть нам, русским (если западные европейцы уже не в силах этого сделать), что сословный строй, неравноправность граждан, разделение их на неравноправные слои и общественные группы есть нормальное состояние человечества…» «Записки отшельника»

· «Гуманитарное лжехристианство с одним бессмысленным всепрощением своим, со своим космополитизмом — без ясного догмата; с проповедью любви, без проповеди «страха Божия и веры»… < …> — такое христианство есть все та же революция, сколько ни источай оно меду; при таком христианстве ни воевать нельзя, ни государством править; и Богу молиться незачем…» «Записки отшельника»

· «Нет спора, Церковь и Государство и, отчасти, помещичье право, заставлявшее многих дворян жить в деревне, поддерживали связь, но эта связь в обыденной жизни была не так заметна, как отчуждение» «Грамотность и народность»

Интернет-ресурсы

· https://www.bibliotekar.ru/filosofiya/68.htm

· https://podelise.ru/docs/index-25542313.html

· https://русскоедвижение.рф/index.php/articles/42-articles/6143-2012-03-18-06-52-37

· https://www.bestpeopleofrussia.ru/persona/Konstantin-Leontev/bio/

· https://www.politstudies.ru/fulltext/2011/3/14.pdf