Хосе Марти. Абдала. 3 страница

С террасы, откуда они ведут наблюдение, Бенитес вдруг замечает жилище. Че пишет: «Здесь стоял дом, который, судя по внешнему виду, принадлежал зажиточному крестьянину. Я решил, что подходить к дому не стоит, так как его хозяева, вероятнее всего, окажутся нашими врагами. Не исключалось и то, что в нем могли быть батистовские солдаты. Однако Бенитес придерживался другого мнения, и я пошел вместе с ним. Едва Бенитес осторожно начал перелезать через забор из колючей проволоки, как вдруг я заметил стоявшего за забором солдата с карабином в руках. Я тут же подал товарищу знак, и он успел незаметно спрыгнуть обратно». Оба возвратились туда, где остались Альмейда с товарищами.

Это все тот же зловещий дом Маноло Капитана.

Досадно сознавать, что они в ловушке, так как наступило утро, и покинуть это место незаметно не удастся. Спрятавшись в расщелинах скал, не рискуя лишний раз шевельнуться, они имеют возможность наблюдать за сменой морского патруля. Стало ясно: здесь находится сторожевой пост. Надо сделать все, чтобы остаться незамеченными. С наступлением ночи группа наконец покидает это опасное место, но еще не знает, что именно здесь, на откосе, по которому они взбираются на данный момент, всего несколько дней назад погиб их доблестный авангард во главе с Хосе Смитом. Пройдя с километр и оказавшись на кукурузном поле, они утоляют голод нежными початками кукурузы. Затем снова спускаются к реке. К полуночи они добираются до воды. Все, как по команде, ложатся, погружаются с головой в воду и жадно, не успевая даже насладиться вкусом, пьют большими глотками. Затем, наполнив фляги, снова поднимаются вверх по холму, названия которого не знают. А местное население называет его Муэрто, что в переводе означает «смерть».

С рассветом они оказались на плоской вершине этого холма. В дневнике Гевары записано: «Тщательно замаскировавшись, провели там целый день, наблюдая за самолетами, пролетавшими низко над головой. С наступлением ночи решили двигаться дальше. Вскоре подошли к дому, из которого доносилась музыка. Рамиро, Альмейда и я считали рискованным заходить туда. Бенитес и Камило Сьенфуэгос, наоборот настаивали. В конце концов мы с Рамиро пошли разведать обстановку и, если удастся, добыть еды. Когда мы подошли совсем близко, музыка стихла, и раздался громкий голос: «А теперь выпьем за наших товарищей по оружию, разгромивших эти банды!» Мы поняли, что это батистовцы, и быстро ретировались».

12 декабря. Сомнений нет. Каскитос устроили пьяную оргию.

В это время на другом берегу реки Торо группа Рауля обнаружила Эрнесто Фернандеса.

Выход для Альмейды и его товарищей один – как можно быстрее и незаметнее покинуть этот наводненный батистовцами район. Глубокая ночь. Начинается восхождение на холм Лас-Гуасимас. Впереди – склоны холма Рехино. Группа обессилена. Голод делает свое дело: сил остается все меньше, ноги идут все медленнее. Но бойцы продолжают двигаться вперед.

Только 13 декабря, на восьмой день после трагедии в Алегриа-дель-Пио, взводу Альмейды удается добраться до надежного убежища. Самая вершина горы Рехино. Дом крестьянина Альфредо Гонсалеса. Хотя час был еще очень ранний, хозяин их, похоже, ждал и встретил радушно. Сразу же, как отметил Гевара, начался «нескончаемый праздник обжорства». Проголодавшиеся бойцы ели. Остановить их было невозможно,

да и не было ни у кого такого желания: пусть едят. И это длилось несколько часов подряд. Еду несли со всех сторон. Каждый принес то, чем был богат. Накормить-то надо было почти взвод – восемь человек. Весть о людях с неуемным аппетитом в считанные минуты разнеслась по всей округе.

Не могла эта новость оставить равнодушной известную красавицу искусного кондитера и мать взрослого сына из поселка Лас-Пуэркас Офелию Арсис. Жила она

по соседству с сыновьями, вела нехитрое хозяйство и отличалась – все это знали – бескорыстной добротой.

Надев свой лучший наряд, уложив в короб домашние сладости и прихватив с собой сигары собственного изготовления, преисполненная радости Офелия отправилась

к Альфредо. Когда она вошла в дом, то застала там душераздирающее зрелище. Она увидела молодых, возраста ее сына, молодых людей, голодных, с одиннадцатидневной щетиной (в последний раз они брились перед самой высадкой, 1 декабря), в изодранной одежде, изможденных, с засохшими ссадинами на руках.

- Кожа да кости! – прошептала она, но так, чтобы этих слов не услышали бойцы.

На глаза навернулись слезы, и через минуту-другую она разрыдалась в голос.

- Дайте ей чашечку кофе. Она так расстроилась, увидев нас в таком виде, - сказал Че Гевара.

Офелия не стала засиживаться в доме Альфредо. Почти сразу ушла к Архелио Росабалю из соседнего поселка Мамей. Вместе с ним она стала срочно собирать гражданскую одежду на восемь человек. Вечером того же дня сын Офелии Ибраим Сотомайор, его друг Рубен Наон и сам Архелио принесли бойцам крестьянский наряд и сомбреро всех видов. Между тем обстановка в доме Альфредо все больше напоминала трагикомедию: бойцы корчились от болей в желудке. Переедание после долгого голода очень опасно.

Ближе к ночи, успокоив желудки народными средствами, бойцы переоделись

в свои новые костюмы. Альфредо предложил спрятать в его доме оружие, обещая сохранить и выдать по первому же требованию, когда они будут уже в полной безопасности. Лишь Альмейда и Че Гевара оставили пистолеты при себе.

В наступившей темноте бойцов разобрали по домам крестьяне. Камило ушел в дом Ибраима, Рамиро и Бенитес – к Офелии, Че, Альмейда, Чао и Панчо Гонсалес спрятались у Архелио Росабаля. Пабло Уртадо остался в доме Альфредо. Тяжело больной, он не мог не только самостоятельно передвигаться, но даже есть.

Гевара пишет: «Больного Пабло Уртадо мы поручили заботам гостеприимного хозяина. Часть оружия мы оставили в доме приютившего нас крестьянина. Но, как только мы ушли, он «по секрету» сообщил об этом своему другу, который уговорил этого крестьянина продать оружие через посредника. Посредник же заявил об оружии полиции. Через несколько часов после нашего ухода в дом ворвались солдаты, схватили Пабло и забрали оружие».

В одну из моих поездок на Кубу у меня состоялась дружеская встреча с Пабло Уртадо. Произошло это в Институте военной истории, куда он пришел вместе с сыном, тоже Пабло Уртадо, старшим лейтенантом РВС Кубы. Делясь со мной воспоминаниями и время от времени поглядывая на сидящего рядом сына, Пабло менялся на глазах. Создавалось впечатление, что он не просто помнит во всех подробностях эпизод в доме Альфредо, но и как бы заново переживает случившееся. И особенно ту свою беспомощность, когда он проснулся от грубых тычков карабином в грудь и был арестован внезапно нагрянувшей в дом крестьянина сельской жандармерией.

Случилось это на следующий день после ухода товарищей. «Меня спрятали. Лежал один в укрытии, - говорит он, и винтовку держал все время при себе. Жена Альфредо

по нескольку раз в день подходила ко мне и кормила с ложечки куриным бульоном. Добрая была женщина. Я до сих пор помню вкус того бульона, таким он был вкусным. Тогда я был моложе его, - кивнул он в сторону сына. Уже стал поправляться, радовался, что снова воссоединюсь со своими товарищами. Но ближе к седине дня, как раз перед обедом, проснулся я от грубого толчка в грудь. Открыл глаза и увидел каскито. Первым делом жандарм выхватил мою винтовку – она была заряжена – и потребовал, чтобы я немедленно встал, хотя хозяйка убеждала, что я болен. Я не сразу понял, что случилось. Но понял, что случилось предательство. Я подумал: это мог сделать только тайный агент полиции. Так я оказался в плену у батистовцев. А потом в тюрьме. Но могли и убить!»

В ходе беседы я сказала, что младший Уртадо, Паблито (так называет его мать), очень похож на отца в молодости. Отец улыбнулся, посмотрел на офицерские погоны сына и с нескрываемой гордостью произнес: «Мой сын!»

Четверо бойцов во главе с Альмейдой в доме Архелио чувствовали себя

в безопасности. Весь день 14 декабря они провели спокойно, отсыпаясь и отъедаясь «про запас», как пошутил командир центра. В тот же вечер им стало известно о захвате оружия и ареста Пабло Уртадо. Боясь облавы, Архелио срочно связался с Гильермо и сообщил, что у него в доме находятся повстанцы, и попросил прийти за ними. Гильермо только что довел Фиделя и его группу до Ла-Мантеке. Но группа Альмейды по-прежнему оставалась в неведении относительно судьбы Фиделя. И даже на вопрос Че Гевары о Фиделе Гильермо промолчал. Гевара записал в своем дневнике: «О Фиделе конкретных известий нет». Между тем Гильермо той же ночью увел группу в более надежное место.

Арест Пабло встревожил всех, у кого прятались повстанцы из группы Альмейды. Боялись, как бы жандармы не начали прочесывать местность и проверять все дома.

И приняли срочные меры по обеспечению безопасности повстанцев. Рамиро и Бенитеса из дома Офелии сразу же переправили в ближайшую пещеру и оставили там на ночь со всем необходимым: едой и водой. Пещера считалась наиболее надежным местом: ходили легенды, что там еще во времена войны с испанцами скрывались мамби. А еще раньше – беглые рабы.

Что касается Камило, то Ибраим попросил своего брата Фредди опустить его

в пустой, высохший колодец. А на следующий день – было уже 15 декабря – Камило тоже отвели в пещеру. Альмейда, Че, Панчо и Чао укрылись в доме Карлоса Маса. Наблюдательный Че Гевара, глядя на то, как отлажено, спокойно, соблюдая строгую конспирацию, работают проводник и связанные с ним крестьяне, записал: «Похоже, скоро мы встретимся с Алехандро [Фиделем]».

Вечером находившийся в пещере Камило через связного, мальчика лет десяти, получил записку от Альмейды с сообщением о том, что встретятся они в Пальмарито. Это означало, что командир центра капитан Хуан Альмейда готовится к перегруппировке своего взвода. Предчувствие близкой встречи с Фиделем и другими повстанцами обязывало к дисциплине. Той же ночью Камило, Рамиро и Бенитес перебрались в дом Карлоса Маса.

16 декабря. Семь бойцов под командованием Хуана Альмейды собираются вместе в доме Карлоса Маса и спокойно проводят день в ожидании проводника. Должен прийти Гильермо, который в этот момент находится с Фиделем и его группой в доме Монго Переса. Давая Гильермо задание отправиться за повстанцами, Фидель заодно просит прихватить с собой и все спрятанное по разным домам оружие. Прибытие Гильермо в дом Маса приносит необыкновенную радость: он сообщает, что Фидель жив и ждет их, чтобы вместе продолжить путь в Сьерра-Маэстра.

17 декабря. Карлос Мас приводит группу Альмейды в дом Перучо Каррильо. Путь не очень длинный, но преодолевают его медленно. Дело в том, что у Рамиро и у Камило обострились желудочные боли. Решают оставить их в доме Каррильо, а пятерым бойцам во главе с Альмейдой, не задерживаясь, отправиться на встречу с Фиделем. Но всем им приходится вернуться. Крестьянская разведка установила, что окрестности шоссе, которое им необходимо перейти, наводнены сельской жандармерией. Вернувшись, они разбивают лагерь на плантации юкки вблизи дома Каррильо и в ожидании новых вестей решают набраться сил, позволяя себе поспать.

Весь следующий день, 18 декабря, группа скрывается, но все же не лишена общения с крестьянами, проявляющими к ней интерес. Кому-то, особенно молодым, хочется поговорить, пообщаться, вдохнуть энергию, которая исходит повстанцев. Чучу Иснага, например, пришел к ним, чтобы поприветствовать и предложить свою помощь. Повстанцы ждут проводника в надежде этим же вечером отправиться в лагерь Фиделя. Однако Гильермо, прибывший в сопровождении Чао, передает Альмейде приказ отложить переход через шоссе на неопределенное время.

Не внес ясность в ситуацию с переходом и следующий день. Забота Перучо уже

не так радует. Но вечером в дом Перучо приходит сразу трое проводников: Карлос Мас, Эустикио Соса и Рикардо Перес. Они уводят группу Альмейды и ближе к полуночи начинают подъем на вершину под названием Лос-Раилес, Неподалеку от Лас-Гуасимаса. Здесь шоссе проходит между двумя холмами. Постояв минуту-другую, чтобы убедиться

в отсутствии опасности, Альмейда в одиночку переходит в другую сторону шоссе и залегает в кювете с заряженной винтовкой – на случай, если придется прикрывать товарищей. Операция проходит удачно. Группа в полном составе берет курс на Лас-Кахас. На рассвете они подходят к усадьбе, хозяин которой, как им показалось, не только

не ждал, но даже испугался их появления. Тем не менее, Альмейда решается разбить лагерь в леске неподалеку. Он понимает, что это рискованно, но другого выхода нет. Продолжать путь днем еще опаснее. Дом Перучо они покинули, не прихватив с собой и куска хлеба. С утра во рту не было маковой росинки. Альмейда и Бенитес в пять часов отправляются на поиски съестного. Хозяин усадьбы дает им немного овощей и заодно пытается более или менее доходчиво объяснить дорогу до усадьбы Монго Синко Пальмас. Проводник так и не является. Оставаться на ночь не имеет смысла. Иного выхода, кроме как покинуть это место, у них нет. Альмейда уводит свою группу. Прошагав всю ночь, иногда теряя направление, петляя и всякий раз припоминая ориентиры, о которых им говорил хозяин усадьбы, ближе к рассвету 21 декабря группа все же оказывается на холме Нигуа. Именно о Нигуа как о самой надежной примете на пути к цели настойчиво толковал им так и оставшийся для них подозрительным человек. Но группа так и

не переменила своего к нему отношения. А спроси: «Почему?» - вряд ли сумели бы объяснить. Ну, неприветлив человек. И только! При всей своей психологической схожести среди крестьян много самобытных характеров.

Спустившись с холма по крутому склону, группа сразу оказывается на кофейной плантации Монго. Что ждет за холмом? Они предчувствуют встречу с Фиделем. Но чем обернется их переход через кофейную плантацию, никто бы не взялся сказать.

Уж слишком много неожиданных напастей свалилось на их головы за последние дни. Нет и уверенности, что они прибыли именно туда, где ждет Фидель. И тем более они еще

не знают, что встретятся не только с команданте, но и с другими своими соратниками.

Альмейду, при всем его умении «не волноваться по пустякам», не оставляет

в покое вопрос: почему у его группы не оказалось проводника? Где Гильермо, который обещал лично за ними прийти?

Все выясняется на следующий день. Уход группы без проводника взволновал «подозрительного» хозяина усадьбы. Он знал, что не сможет успокоиться, пока

не получит вестей о прибытии Альмейды в Синко Пальмас. Он не был уверен

в толковости этих мучачос, которые могли понять все неправильно. И вдогонку им отправил человека к Монго, чтобы сообщить, что Гильермо задержался и не пришел вовремя за группой Альмейды не из-за халатности или безответственности. Гильермо

со своими помощниками и с Чао никак не могли отыскать то место, где была спрятана винтовка. Да и надо было обойти другие дома, где повстанцы оставили оружие. Когда же Альмейда узнал подробности, связанные с поиском оружия и приходом человека от «подозрительного» хозяина, он укорил себя за скороспелый «ярлык», который по его инициативе навесили на хорошего человека.

Надежды команданте на то, что бойцы его колонны с «Гранмы» выполнят приказ отправиться в Сьерра-Маэстра, начинали сбываться.

Вторник, 18 декабря, для Фиделя Универсо и Фаустино начинается спокойно. Сразу после рассвет в лагерь приходит старик Северо и приносит завтрак. Можно отдохнуть. Ближе к десяти Универсо замечает, что к лагерю подошел парнишка. Видно, что он боится к ним приблизиться. Раньше он сюда не заглядывал, и Универсо решает пойти ему навстречу. Мальчик представился как Примитиво Перес, родственник Монго и работник его усадьбы. В руках он держит кожаный бумажник и сообщает, что ему дали его в доме Монго для передачи Фиделю. К тому времени к собеседникам успел присоединиться и сам Фидель: он еще издали заметил в руках парнишки знакомый предмет. Выхватив бумажник, Фидель без промедления открывает его и достает из кармашка документ. Это те самые водительские права, полученные Раулем в Мексике, которые он передал хозяину молочной фермы. После некоторого замешательства – много мыслей и чувств роится в голове Фиделя – он произносит:

- Где он? Это мой брат!

И тут же спрашивает:

- Он при оружии?

Ответить на эти вопросы Примитиво не может. Но подробно рассказывает, как попал к нему этот бумажник. К Монго пришел их сосед, Эрмес Кардеро, и сообщил, что бумажник ему лично в руки передал человек, который явился в его дом на рассвете и сказал, что он Рауль Кастро, брат Фиделя.

Этой вести обрадовались все. Но Универсо вдруг насторожился: Рауль мог потерять бумажник, права у него могли отобрать. Мало ли что могло случиться! Нужно

во всем разобраться. Он сказал остальным:

- А что если все это хитроумно спланированная ловушка? И Рауль – вовсе

не Рауль! А Эрмес – игрушка и приманка в руках сельской жандармерии?

Универсо поддержал и Фаустино. Наступило всеобщее молчание. Смущенно молчал и Примитиво, хотя знал, что обмана быть не должно: Эрмес и Монго – старые друзья и никак не могут навредить друг другу.

Обстановку разрядил Фидель. Он обратился к парнишке:

- Я назову тебе имена тебе имена иностранцев, которые прибыли вместе с нами, и их клички. Среди них есть аргентинец. Зовут его Эрнесто Гевара. А мы все зовем его Че.

И на листочке бумаги написал все имена: кроме Гевары, доминиканец Рамон Мехиас Пичирильо, итальянец Джино Донне, мексиканец Гильен Селайя.

- Выучи их, а когда встретишься с человеком, отдавшим бумажник, пусть он назовет их имена и клички. Если он назовет все правильно, значит, это Рауль.

После того, как парнишка выучил имена, Фидель забрал у него листочек. И тот быстро побежал в дом Эрмеса. Прошло совсем немного времени, как Примитиво вернулся. Радостный, он сообщил, что тот, кого он только что придирчиво допросил, экзамен выдержал.

- Нет сомнений, это Рауль! Он не один, с ним еще четыре товарища!

Встречу назначили на ночь. Нетерпение Фиделя росло, минута казалась вечностью. Ближе к полуночи возле лагеря зашелестело, отчетливо послышались приближающиеся шаги. Еще минута – и молоденьким пальмам тростникового поля усадьбы Монго Переса суждено было стать свидетелем встречи двух братьев. И огромные звезды, вот уже две недели не спускавшие с повстанцев взгляда, казалось, впервые смотрели вниз умиротворенно, освящая судьбу каждого, поверившего в свою Звезду.

- Я верю в свою Звезду, - успел прошептать Эфихенио, успевший к тому времени потерять двух своих братьев Амейхейрасов, погибших под пытками батистовских сатрапов. Это мог повторить, наверное, каждый, кому довелось видеть, как Фидель мгновенно притягивает к себе тощую фигуру брата и, приподняв ее спрашивает:

- Сколько у тебя винтовок?

- Пять.

- И у меня две! Значит, всего семь! Теперь мы выиграем войну!

«А в своем ли он уме?» - подумалось вдруг присутствующим. Надо быть поистине сумасшедшим или свято верить в свою победу, чтобы говорить так после трагической высадки с «Гранмы».

Остаток ночи прошел в оживленной беседе. Горечь от потери соратников, конечно, давала о себе знать. Но во имя памяти погибших теперь нужно было теперь собрать все силы и нанести удар по режиму. Ближе к рассвету разработали инструкцию: не надо задерживать тех, кто уже пробрался сюда, но и не стоит спешить с переправкой в горы спасшихся экспедиционеров, если это может повлечь за собой хоть малейшие потери. Фидель настаивал на необходимости установить контакты с подпольем, для чего направил в Мансанильо своего эмиссара. Главное – общество должно знать, что Фидель жив, а «сенсационные» заявления о его гибели – трусливый блеф Батисты.

Под утро 19 декабря Фидель распорядился собрать и доставить в лагерь оружие, оставленное повстанцами в разных домах. В Ла-Мантеку, где Рауль спрятал винтовку Сесара Гомеса, вместе с Гильермо снарядился Рафаэль Чао.

Не успели Гильермо с Чао уйти, как Крессенсио Перес привел в лагерь Каликсто Моралеса. Так отряд пополнился еще одним человеком экспедиции. Это событие нашло отражение в дневнике Рауля: «Вчерашний день – сплошные перипетии и совпадения. Судьба позволила нам встретиться с товарищами. Нужна отдельная глава, которая будет написана в будущем.

Между тем пребывание отряда в усадьбе Монго держится в строжайшей тайне. Знает об этом очень ограниченный круг людей, в основном родственники Монго Переса, чьи приказы выполняются точно и безукоризненно, почти по-военному. А как иначе?

Дела в усадьбе идут своим чередом – если учесть, что сама усадьба расположена у дороги, ведущей в Пуриаль. По ней ходят пешие, едут на лошадях крестьяне. В лавку Монго заходят покупатели: кто-то за продуктами, а иные – просто поговорить «за жизнь». А жизнь у них достаточно суровая, даже если ты не поворачиваешься к ней спиной, а стараешься идти в ногу с ее трудностями и не всегда благими новостями. А в каком-то полукилометре от дома в окружении сахарного тростника отдыхают и оживленно беседуют Рауль, Фидель, Эфихенио и всеобщий любимец Сиро. Вот к ним подходит Северо Перес, в его руках – два ведра с рисом и овощами, а следом за ним идет его сын Омар с еще одним ведром. Там душистое мясо. Это завтрак, обед и ужин. Рауль подхватывает ведро и смеется:

- Когда победит революция, мы обязательно поставим вам памятник, изобразив вас с тремя ведрами еды.

Но Раулю нехорошо. Дает о себе знать вчерашний «банкет» на кофейной плантации Эрмеса Кардеро. В конце дня появляется новая запись: «Целый день я чувствовал себя довольно плохо из-за болей в желудке, кроме того, неприятная боль появилась в левом боку. Вечером я почти ничего не ел: первый день, когда у меня не было аппетита».

20 декабря Фидель посылает Монго Переса в Мансанильо и в Сантьяго-де-Куба. Рауль присутствует при его встрече с крестьянами. И вообще крестьяне как политическая сила занимают сейчас все его мысли и чувства. Он отмечает их практичность и деловитость. Что особенно его поражает, так это крестьянина мгновенно №закрыться в раковине», уйти в себя – так, что не найти дороги ни к его уму, ни к сердцу. В случае необходимости он способен изобразить кого угодно: от поддакивающего собеседнику простачка, деревенщины, до глубокомысленно вздыхающего мудреца. Но уж если ты увидел под драным сомбреро заложенный за ухо и привязанный ниточкой огрызок карандаша, то знай, что этот «хозяин» себе на уме. И на всякий случай остерегись задавать ему вопрос, на чем держится этот карандаш и для чего он ему. У кубинского прекариста – особая стать и особая психология. Его так часто сгоняли с насиженной земли, что он научился находить выход практически из любой ситуации.

Созданная крестьянами конспиративная сеть приводит Рауля в восхищение: «У них довольно хорошая организация, мы ее совершенствуем, особенно это касается связных и ведения разведки. Нам сразу же сообщают о любом подозрительном движении в окрестностях».

Фидель и Рауль знают от Гильермо, что на пути к ним находится Альмейда со своими бойцами. Они, как мы видели, и в самом деле самостоятельно, хотя и не без трудностей приблизились к партизанской «резиденции» команданте – холму Нигуа.

Пятница, 21 декабря. Раннее утро, а точнее – глубокая ночь. Фидель, Рауль и Сиро Редондо подошли почти к склону холма и стали прислушиваться. Заметны первые признаки приближения пеших людей – шелест шагов. То размеренные, то скользящие, а то и сродни галопу – они становятся все слышнее и четче. Сквозь дымку утреннего тумана Раулю удается разглядеть небольшую группу людей, двигающихся гуськом друг за другом. В идущем впереди бойце он узнает Альмейду и дает знать Фиделю, который и сам успел разглядеть ближайшего соратника еще по штурму Монкады и тюрьме Модело. Он срывается с места и заключает его в объятия.

Обратимся к дневнику Рауля: «Они появились в четыре часа утра… Альмейда, Бенитес, Панчо, Камило Сьенфуэгос и один из самых храбрых товарищей – Че Гевара. Объятия и, как и в предыдущий раз, вопросы об отсутствующих товарищах. С ними пришел и мой закадычный друг Р. Вальдес. Приблизительно в семь утра мы перешли на другую кофейную плантацию, которая находилась в трехстах метрах от предыдущей…

У прибывших сегодня такой же вид, как и у нас несколько дней назад: они уставшие и голодные. Мы зарезали поросенка и приготовили из него жаркое. Теперь надежд стало у нас больше. Нас уже шестнадцать, если считать N [имеется в виду Кресенсио Перес], хотя не у всех есть оружие. У прибывших сегодня только один автомат. У Че, который стал выглядеть намного лучше, из-за отсутствия лекарства вдруг начался приступ астмы.

Вдалеке послышались выстрелы. Высланная нами разведка установила, что стреляли в воздух два пьяных солдата.

Ночью на ужин нам принесли булочки и кофе, а также сигареты и сигары. Вечер прошел в беседе. Мы строили планы на будущее и решили, что нам пора менять место пребывания. Мы все еще надеемся, что наши люди к нам присоединятся».

Фидель счастлив, но и возмущен тем, что бойцы Альмейды не при оружии. Он достаточно резко отчитывает соратников. Это видно из дневника Че Гевары: «Наша группа пришла к месту встречи, имея всего лишь два пистолета, и Фидель сурово отчитал нас за недопустимое легкомыслие: «Вы могли поплатиться жизнью за свою оплошность, - говорил он. – Вашей единственной надеждой на спасение в случае встречи с батистовцами было ваше оружие. Оставить его в незнакомом доме было преступной небрежностью».

В субботу, 22 декабря, было принято решение переместить лагерь ближе к склону холма Нигуа и обустроить его чисто в партизанском духе. Перед заходом солнца вернулись Гильермо и Рафаэль Чао, горестно поведали о поисках спрятанного оружия и торжественно выложили из мешков все, что им удалось собрать. Подводя итоги изобилующего впечатлениями дня, Рауль отметил: «Универсо, пчеловод по профессии, наткнулся у ручья на ульи, принадлежащие старику Северо. У нас появился мед, и в это время пришли крестьяне с завернутыми в мешки восемью винтовками и автоматом «Томпсон», у которого не было магазина. Мы сразу принялись чистить оружие… Восхищает стремление крестьян окружить нас заботой и вниманием. Именно в этих людях заключено все кубинское благородство и рыцарство».

Воскресенье, 23 декабря началось буднично, в заботах о текущих нуждах отряда: охрана, смена караула, завтрак, обед, стирка белья, чистка оружия… Словом, обычная жизнь повстанцев. Бойцы поднялись на вершину холма и обозрели окрестности. Пышная красота природы пробудила в них тягу к музыке и поэзии. В душе Хуана Альмейды, наделенного талантом композитора, уже рождались звуки, в которых переплетались мука и радость, тревога и надежда на будущее.

Но что это? Перед самым обедом вдруг раздался четкий и суровый приказ команданте:

- Мы окружены сельской жандармерией и солдатами. Занять боевые позиции!

Бойцы мгновенно рассредоточились и залегли, готовые к схватке. Каждый хорошо знал свое место в предстоящем бою. Но не было никаких признаков не то что атаки, но даже приближения противника. Все прояснилось полчаса спустя: тревога была учебной. Команданте заметил, что в сложившейся обстановке кое-кто чересчур расслабился, утратил бдительность. Это самое опасное, что может грозить отряду повстанцев, когда идет процесс возрождения колонны как действенной боевой единицы.

Не ускользнули произошедшие перемены и от пытливого взгляда «летописца» Рауля: «Мы провели утро нормально. Днем была объявлена ложная тревога. Большинство отреагировало быстро, но кое-кто замешкался. Тревога была воспринята всерьез и пошла на пользу».

Вечером в отряд прибыли три посланца от Движения 26 июля в Мансанильо. Среди них – все та же Эухения Вердесиа, вид которой, как и в первый раз, вызвал довольно колкие реплики. А все из-за юбки: длинная, невероятного покроя, с множеством складок и кармашков. Ее спутники – Энрике Эскалона и Рафаэль Сьерра – тоже заулыбались вместе со всеми. Но серьезность Эухении мгновенно заставила всех умолкнуть. Раскрыв одну складку юбки, она достала оттуда добрый десяток патронов, из второй складки – еще столько же. Так, складка за складкой, на столе оказалось триста патронов, три детонатора и девять динамитных пакетов. Ироничные улыбки в мгновение ока превратились

в восторг, восхищение этой маленькой, хрупкой женщиной.

Это была самая первая доставка оружия и боеприпасов в горы.

Эухения и ее провожатые стали собираться в обратный путь – в Мансанильо,

к Селии. Для большей безопасности Фидель дал им в сопровождающие Фаустино Переса. В его обязанности входила начать работу по реорганизации подполья и прежде всего установить тесные связи с той структурой, которая была создана в ходе подготовки к встрече «Гранмы». Это Селия Санчес, Франк Паис, Вильма Эспин, Айде Сантамария, Армандо Харт и Мария Антония Фигероа. Они все еще пребывали в полном неведении

о судьбе экспедиционеров. Да и повстанцам о них самих до сих пор ничего не было известно, хотя их участие ощущалось постоянно: яркий пример – боеприпасы, которые таким экзотическим способом доставила в горы Эухения.

Не задерживаясь, эмиссары подполья той же ночью в сопровождении Фаустино покинули лагерь.

Дневник Рауля пополнился новой записью: «Уже темнело, когда мы обнялись

на прощание. Пока Алекс [Фидель] провожал их до ручья, мы собирали вещи. Потом мы собрались на кофейной плантации. А когда наступила ночь, мы отправились к дому Монгина [Монго]. Здесь мы ждали, пока Алекс беседовал с ним. Затем позвали меня. Меня угостили пивом, галетами и рождественскими сладостями.… Из дома мы вышли

в полной темноте и тишине. Ночевали мы на другой кофейной плантации».

Монго провел большую и оперативную работу по оснащению отряда обмундированием. На каждого повстанца были справлены военная форма оливкового цвета и ботинки. Кроме того, в экипировку бойцов входили одеяла и предметы личной гигиены. Фидель готовил свой отряд к перебазированию в горы Сьерра-Маэстра.