Глава II. «Медвежий» текст культуры – контекст ярославского «медвежьего» текста

Ярославский «медвежий» текст складывается на основании и во взаимодействии с «медвежьим» текстом мировой (западной) и отечественной культуры. На мой взгляд, «медвежий» текст имеет двойное наполнение и выражение – историческое и типологическое.

В историческом плане в «медвежьем» тексте я предлагаю выделить три фазы. Первую фазу - архаику и античность (мифологическую и магическую) я соотношу с процессами возникновения и формирования. Вторую – от средневековья до конца Нового времени, - я определяю как период переосмысления и изменения «медвежьего» текста под влиянием духовно-нравственных и социокультурных ценностей. Третья фаза – ХХ – ХХI вв. – период эксплуатации «медвежьего» текста.

В типологическом аспекте «медвежий» контекст предлагаю рассматривать как складывающийся прежде всего из мифологически-религиозной и духовно-нравственной (мифология и ритуальная практика язычества; христианство; духовные течения); художественной (фольклор, искусство); социально-культурной (социальные и политические практики, массовая культура) составляющих. Поскольку они имеют существенное значение для исследования, кратко охарактеризую их.

Мифологический пласт непосредственно связан с созданием «междвежьего» текста культуры: с появлением мифообраза медведя и закреплением его в ритуале.

Территория «медвежьего» культа охватывала пространство от Эльбы до Урала^[5].

Функциональные роли медведя в языческой мифологии различны. Это и «божество, культурный герой, основатель традиции, предок, родоначальник, тотем, дух-охранитель, дух-целитель, хозяин нижнего мира, священное и (или) жертвенное животное, зооморфный классификатор, элемент астрального кода, воплощение души, даритель, звериный двойник человека, помощник шамана, его зооморфная ипостась и душа, оборотень»^[6].

Непосредственный исток и контекст ярославского медвежьего текста – финно-угорские (племя меря) и славяно-русские мифологические представления. Здесь в мифообразе медведя актуализированы три ключевых значения. Во-первых, отождествление (или тесное сближение) с медведем скотьего бога, покровителя домашних животных – Велесом (медведь – культовое животное, спутник Велеса, волхв-оборотень или сам бог). Во-вторых, медведь воспринимался как некий дух — хозяин северных лесов, царь северных зверей. В-третьих, это подобие человеку (медведь - «лесной человек»). Последнее значение отчетливо проявлено в фольклорном животном эпосе.

Религиозный контекст «медвежьего» текста оказался важен в христианской культуре. Библейские тексты оказали решающее влияние на последующее символическое «отождествление медведя с сатаной»^[7]. Медведь обозначает и греховную телесность человека.

Сложной оказалась интерпретация образа медведя в русской средневековой культуре, отличавшейся «двоеверием». В ней медведь оказался соотнесен с грехом язычества, что отразилось на трактовке медведя как аллегории «дикого» начала в человеке (в духовном и социальном плане) и в качестве лесного человека – то ли духа, то ли волхва-оборотня, то ли опростившегося и укрывшегося в лесах Велеса.

В эстетическом плане медведь выступает предметом стилизации и пародии. Это нашло отражение в фольклорном творчестве, в частности, в таких народных сказках, как «Машенька и медведь» (здесь медведь изображен одиноким, диким, невежественным, в меру агрессивным «лесным человеком», которого сумела провести маленькая девочка).

Аналогичная трактовка образа медведя присутствует и в отечественном декоративно-прикладном искусстве, в народных промыслах. Гжель и более поздняя керамика, сохраняя стилизацию «под человека», трактуют образ медведя пародийно, даже сатирически, обличая такие его черты, как дикость, неоправданная агрессивность, глупость, неповоротливость, … Стилизация под «человека» является одним из ведущих приемов создания образа медведя в деревянной богородской игрушке. Пересечение «медвежьего» текста с игровым (медведь – игрушка), смехо-пародийным, приводит к «снижению» образа медведя. Свирепый дух, лесной человек, оборотень вызывает священный трепет, игрушка – смех, радость, удовольствие. Это позволит Медведю стать Мишей - участником народным балаганных развлечений, и «Мишкой» - игрушкой для детей.

В искусстве медведь становится и национальным символом. Например, полотно И.И. Шишкина «Утро в сосновом лесу» раскрывает перед зрителем красоту и богатство русской лесной природы, и, конечно же, здесь становится обязательным присутствие своеобразного «бренда» русского леса - медведя.

«Медведь» - образ-символ, имеющий с его древними корнями как всеобщий, так и «закрепленный» за Россией, характер едва ли не государственного символа (конечно, не официального). Известны иронические опасения иностранцев, что в дикой России до сих пор по улицам ходят медведи. Именно такие образы – «популярные», укорененные в массовом сознании, с долгой историей, способные упрощаться до схемы, стереотипа - востребованы в современной массовой культуре.

Эксплуатация образа медведя (детский вариант – медвежонка) в качестве стереотипа распространена повсеместно, его активно используют художники (художник М. Пейн, создатель «Tatty Teddy Bear»; писатель А.А. Милн, создатель «Винни-Пуха» и его интерпретаторы студия У. Диснея, писатель-сцеарист Б. Заходер и режиссер Ф. Хитрук; писатель Ю.Яковлев, режиссеры В.Попов и В. Пекарь – создатели образа Умки), журналисты (журналисты «Вашингтон пост» в истории с Т. Рузвельтом), специалисты по маркетингу и брендингу (продукция с «медвежьим» брендом – игрушки: плюшевый мишка «Tatty Teddy Bear», плюшевый мишка «медвежонок Тедди»; кондитерские продукты: конфеты «Мишка на Севере», «Мишка Косолапый», торт «Панда» (г. Кострома); мясные продукты: пельмени «Медвежье Ушко»), политики (Т. Рузвельт, У. Черчилль) всего мира, но особенно российские (Б. Ельцин^[8], партия «Единство», Д. Медведев).