Глава III. С чего мы начали, и что мы делали

На первое занятие я принесла флейту, барабан и ещё несколько простых ударных инструментов в надежде заинтересовать ребёнка. Обычно так и было с другими детьми, но Саша разбросал мои инстру­менты, ничуть не заинтересовавшись ими. Хотя первое (очень непро­должительное) время он с интересом слушал игру на флейте, но потом стал заталкивать барабанную палочку в её нижнее отверстие. Чувства порядка, казалось, у Саши не было вообще: он всё разбрасывал и по­том наступал, топтал всё это ногами.

Пальчиковые игры ему тоже не понравились, каждый раз он силой пресекал мои попытки: вырывал руку, сползал с колен и т. д. Народ­ные потешные игры с пением были тоже отвергнуты. Когда я попыта­лась привлечь его внимание чтением книжки, он вырвал её из моих рук и чуть было не порвал.

Единственное, что ему понравилось из предложенных мною форм совместной деятельности, так это то, что я брала его на руки, кружила, качала, подбрасывала вверх, когда он карабкался в запрещённые для него места. (Например, на стеллаж за телефоном, в шкаф за видеокас­сетами, на окно к форточке). Таким образом, мы придумали несколько игр, которые неизменно заканчивались одним из перечисленных приё­мов, и долго в них играли. Он со смехом забирался куда-нибудь, а я его ловила. И так - на протяжении часа.

Когда после занятия мне нужно было уходить домой, Саша, сидя на руках у матери, взял моё лицо в свои ручонки, наклонил голову и дол­гим, долгим взглядом посмотрел мне прямо в душу, как будто впервые увидел человека и удивлённо задумался. Потом он ещё несколько раз награждал меня этим своим «специальным взглядом доверия». В по­следующем я заметила, что Саша «специальным взглядом доверия» награждает тех взрослых, которые считаются с его интересами, с его личными потребностями.

На момент нашего знакомства Саше нравилось собирать мозаику, гулять на улице, наблюдать работу лифта и шагать по лестницам вверх и вниз. Таким образом, первыми нашими «тренажёрами» стали лифт и лестничные марши. Кроме того, все наши «тренажёры», все наши пе­ремещения в пространстве и события, происходящие при этом, я ста­ралась сопровождать маленькими, простенькими (две-три ноты) пе­сенками, которые помнила ещё из своего детства, или сочинёнными «на ходу», «здесь и сейчас» про то, что происходит «здесь и сейчас». Например, «самолёт летит, и мотор гудит»; или - «самолёт, самолёт, посади меня в полёт; а в полёте пусто - выросла капуста». «Мы по улице идём, с собой зонтик несём. Если дождик пойдёт, зонт от дож-

дика спасёт». «С неба капает водичка: кап-кап, кап-кап. Это - дождь, весёлый дождик: вот так, вот так. Поскорей раскроем зонтик: вжик-вжик, вжик-вжик. Наш красивый красный зонтик: вот так, вот так». «Собака-папа лает: гав, гав, гав, гав. Собака-мама лает: гав-гав-гав. гав-гав-гав. Сыночек-щеночек, совсем как клубочек, за хвостиком кружит, поймать его хочет», — в разных регистрах, в сопровождении соответствующих движений. «Закружились карусели, карусели поле­тели; полетели, полетели, полетели!», — на ускорении, сидя на кару­сели. И так далее. Оказалось, что Саша их легко запоминал и дома воспроизводил на радость маме.

Вот какие «тренажёры» мы использовали:

Лифт (задачи №№ 8, 9, 16). Саша наблюдал за последовательно­стью работы лифта, а я комментировала все действия: «Лампочка в кнопке не горит. Нажимаем кнопку. Лампочка загорелась. Двери от­крываются (или «лифт пошёл; лифт пришёл», а потом только «двери открываются»). Двери закрываются. Лампочка гаснет».

Лестница (задачи №№ 8, 10, 11). Шагая вверх или вниз по сту­пенькам лестничных маршей, я ритмично, даже немного скандируя, произносила соответствующий текст: «вверх по лестнице идём» или «вниз по лестнице идём». Мне важна была ритмизация текста (№11), совмещённая во времени с ритмизацией тела (№№ 8, 10). Аналогично этому мы осваивали и другие «тренажёры».

Качели (задачи №№ 10, 11, 15). Нужно было качаться на качелях под ритмически организованный текст- речёвку: «Разноцветные каче­ли - кач, кач, кач, кач. Полетели, полетели - вот так, вот так. Мальчик Саша на качелях - кач, кач, кач, кач. Саша Суворов на качелях - вот так, вот так».

В возрасте трёх с половиной лет по законам развития должна на­чаться личностная идентификация, поэтому в нашей речёвке про каче­ли появились слово «мальчик», имя и фамилия. Во втором куплете я могла продекламировать про маму, в третьем - про папу; потом - про бабушку, про сестрёнку и т. д. Интересно отметить, что как только Саша начинал раскачиваться под мою декламацию, тут же из других углов детской площадки появлялись дети, усаживались на соседние качели, разворачивали свои головы в нашу сторону и, с удовольствием раскачиваясь, слушали нашу ритмизацию. Я заметила, что Саша не любил качаться без ритмического текста.

Дорожка (задачи №№ 7, 10, 11, 15). Идти по дорожке в сопровож­дении ритмически организованного текста: «Большие ноги шли по до­роге - топ, топ, топ. Топ, топ, топ. Маленькие ножки бежали по до­рожке - топ-топ-топ-топ, топ. Топ-топ-топ-топ, топ». Именно этот «тренажёр» научил Сашу правильной шаговой координации.

Лужа (задачи №№ 2, 5, 14). Прогуливаясь в окрестностях городка, мы находили лужу, и бросали в неё камни, отрабатывая координацию броска и контраст лёгкого и тяжёлого. Кроме того, это было просто интересно — наблюдать за взаимодействием воды и камней.

Догоню (задачи №№ 1, 2, 4, 6). В эту игру обычно играют с детьми от года до двух. Чтобы Саша реагировал на зов, нужно было позволить ему «вкусить» при этом приятных ощущений. Опытным путём пока­зать ему, что это хорошо - слышать, когда тебя зовут и реагировать на зов. Поэтому, я догоняла Сашу, повторяя «догоню — догоню», а дог­нав его, подхватывала на руки и кружила. На первых порах я не ждала, когда он остановится: догоняла и подхватывала ещё бегущего мальчи­ка. Но со временем я позволяла себе медленно подходить к уже давно остановившемуся и терпеливо ждущему (!) меня Саше.

Автобус (задачи №№ 5, 8, 9, 16). Мы наблюдали последователь­ность, связанную с работой автобуса. Как обычно, я проговаривала текст сначала в будущем времени, а потом, когда автобус приходил, соответственно происходящему. Саша за всем внимательно наблюдал. «Автобус придёт, остановится. Колёса перестанут крутиться. Двери откроются. Тёти войдут в автобус. Дяди войдут в автобус. Саша вой­дёт в автобус. Двери закроются. Колёса закрутятся. Автобус поедет». Подобными словами я сопровождала движение всех автобусов и ма­шин, наблюдаемое нами на остановке, изменяя текст смотря по об­стоятельствам. Постепенно Саша стал повторять за мной и самостоя­тельно обращать внимание на колёса и двери других машин, встре­чавшихся нам во время наших прогулок.

Умывание (задачи №№ 6, 8, 11). Умываться, сопровождая дейст­вие текстом. «Водичка, водичка, умой моё личико! Чтоб глазки бле­стели. Чтоб щёчки горели. Смеялся роток и кусался зубок».

Прятки. Эта игра появляется (должна появляться) в жизни ребёнка одной из первых. Вспомните, ребёнок только-только начал сидеть (ещё даже не самостоятельно, а у вас на руках, с вашей поддержкой), но уже готов играть в эту игру. Стоит только начать, и он радостно включает­ся. Мой многолетний опыт показывает, что мгновенный, эмоциональ­ный отклик ребёнка на какую-либо деятельность говорит о значимо­сти, об актуальности этой деятельности для психофизиологического развития ребёнка именно в данный конкретный период его жизни. Это во-первых. А во-вторых, когда ребёнок ищет кого-то, он учится выделять из всего множества предметов один-единственный; концен­трировать на нём свой взгляд, к тому же — произвольно.

Ребёнок радуется игре, я думаю потому, что она помогает ребён­ку «осознать» факт свершившегося перехода из небытия к бытию, из состояния внутриутробной спрятанности к состоянию проявленно­сти. Ребёнку на этом этапе развития очень важно быть «найденным», замеченным, нужным. А иначе, зачем жить? Науке известны много­численные случаи немотивированной смерти грудничков, когда без какой-либо видимой патологической причины наступала смерть ре­бёнка. Как правило, это были дети, хорошо ухоженные, но брошенные мамами: к ним не прикасались любящие руки, их не баюкал сладкой песней ласковый голос, им невозможно было прижаться к родной гру­ди, чтобы услышать знакомый ещё по внутриутробным дням стук до­рогого сердца.

Меня всегда поражал и умилял один момент в работе с малышами, связанный с игрой в прятки. По программе музыкального развития, разработанной Министерством дошкольного образования СССР, для малышей двух лет эта игра рекомендована в следующей форме. На глазах у детей нужно спрятать какой-либо предмет (куклу, звоно­чек и т. д.), накрыв его платочком, сопровождая при этом свои дейст­вия пением соответствующих слов. Потом предложить кому-либо из детей найти этот предмет («Кто же, кто же пойдёт, нашу куколку най­дёт?»). И когда ребёнок «находил» спрятанный предмет, радовался не только он: радовались все дети. На протяжении многих лет я наблюда­ла детскую эмоциональную заинтересованность игрой.

Годы идут, и для ребёнка игра не исчезает, а усложняется (по мере появления новых задач психофизиологического развития), но остаётся любимой (потому что помогает решать задачи развития) вплоть до юношеского возраста. Возможно, недоигранность в прятки является неосознаваемым мотивом азарта преступников: «не найдёте, не пойма­ете». И очень глубоко, где-то там, в недрах бессознательного, прячется могучая потребность быть «найденным», замеченным, любимым [2].

Поэтому мы с Сашей никак не могли «пройти мимо» этой игры. Однако... Как же научить Сашу искать меня? Как научить его прятать­ся? Казалось, это была непреодолимая задача. Но я твердо знала, что на моей стороне - потребность психофизиологического развития, био­логия Саши («родовая», культурная память), законы. Когда-нибудь они проявят себя, надо только быть очень внимательной, чуткой, мак­симально открытой и «мягкой» телом (без зажимов), чтобы вовремя почувствовать и не упустить этот момент.

Я периодически предлагала вниманию Саши «знаковые, пусковые стимулы» (движения, позы, слова) игры, по которым её можно было бы «узнать», которые могли бы её «запустить» [26, стр. 38]. Когда Са­ша отходил от меня на значительное расстояние, я пряталась, а потом кричала из укрытия: «Саша, я здесь. Найди меня!». И вот, в какой-то момент Саша вдруг меня «нашёл» (конечно же, я ему помогла в этом). Теперь надо было закрепить полученный успех. Я сгребла его в охапку и закружила, приговаривая: «нашёл, нашёл». Только я поставила его на пол, как он с криком на одном тоне побежал меня искать. То есть побежал по прежнему маршруту. (В нашем случае несколько помеще-

ний сообщались друг с другом дверными проёмами по замкнутой кри­вой). Я снова спряталась в прежнее место, и Саша нашёл меня с боль­шей долей самостоятельности. После нескольких повторений я спря­талась в этой же комнате не за дверь, как прежде, а за штору (комната практически была пустая — негде прятаться). Саша сначала подбежал к двери, не нашёл меня; притих и задумался. Я всячески пыталась об­наружить себя: шевелила штору, показывала, как бы нечаянно, башма­ки. Саша не замечал этого, и только тогда, когда я на мгновение поя­вилась из-за шторы, и снова спряталась за ней буквально на глазах у мальчика, он «нашёл» меня. Таким образом, постепенно я усложняла для Саши процесс поиска. Соответственно этому изменилось и его по­ведение: мальчик перестал кричать и бегать, его движения стали осто­рожными и внимательно сосредоточенными; глаза цепко обыскивали комнату.

В первый день мы играли в эту игру более часа, и она не надоедала мальчику. В последующем я каждый раз пряталась в новое место, си­дела тихо, без «подсказок», но Саша всё равно меня находил. Особен­но после этой игры мальчик научился концентрировать взгляд, заме­чать и наблюдать.

Танцы. Самый любимый Сашей и самый трудный для меня «тре­нажёр». Когда мальчику предлагали сделать что-нибудь под музыку (например, промаршировать, побегать, попрыгать и т. д.), казалось, он не понимает, что от него требуется. Он садился и с интересом смотрел на то, как это делают взрослые люди. Сам он не брал в руки кастанье­ты, палочки или барабан, и тем более не играл на них. Его тело «не знало», и «не понимало», что же нужно делать. Тогда я посадила Сашу на свои плечи, взяла его руками простейшие ударные музыкаль­ные инструменты, и мы стали танцевать с ним двухчастные танцы: 1-я часть - проходка, 2-я часть - ритмическая композиция на ударных. Каждому танцу предназначались свои ударные инструменты. Моё тело было посредником при восприятии мальчиком ритмической инфор­мации, заключённой в музыке. Со временем мы танцевали с ним шесть (!) танцев с различными ударными инструментами (барабан, клавесы, кастаньеты, рубель, маракасы, румба) и различными ритмами вторых частей, и два медленных мелодичных танца для опыта ощуще­ний кружения, фразировки и зрительного контакта.

Мы начали с двух танцев, и каждую неделю я добавляла ещё два. Музыкальные занятия проходили два или три раза в неделю, по об­стоятельствам. Когда я вводила новый инструмент, я играла, прогова­ривая и пропевая на нём его (инструмента) имя.

На первых занятиях Саша стремился одновременно нажимать на все кнопки магнитофона; выхватывал и разбрасывал по полу кассеты, ин­струменты. Но как только он получил несомненное удовольствие от танца, он стал с уважением относиться и к магнитофону, и к инстру­ментам.

Когда в нашем репертуаре оказалось три танца (и более), я стала предлагать Саше выбирать инструменты в зависимости от музыки. К концу второго месяца занятий Саша уже узнавал танцы буквально по первым тактам, и делал правильный выбор инструментов. Были у него и особенно любимые танцы: услышав их музыку, мальчик быстрее бе­жал к инструментам. Инструменты всегда лежали в определённом месте в полном порядке. И Саша, со временем, не только не нарушал этот порядок, но тщательнейшим образом его поддерживал. Он очень любил танцевать, сидя на моей шее. Сразу же оставлял все другие дела и спешил к инструментам, услышав знакомую музыку.

На третьем месяце занятий Саша стал самостоятельно играть рит­мические части танцев, но оставался сидеть на шее: самостоятельно передвигаться в пространстве в согласии с музыкой он ещё не мог.

Дома Саша повторял наши танцы; как мог, организовывал музы­кальное сопровождение к ним; пытался вовлечь других в эту деятель­ность, показывая, что им следует делать.

Игра на музыкальных инструментах. На музыкальных занятиях мы с Сашей пытались вместе играть на музыкальных инструментах. Например, я играла на флейте, а Саша аккомпанировал мне на бараба­не или на любом другом ударном музыкальном инструменте. Была у нас игра «по очереди»: я играю на флейте или фортепиано, потом иг­рает Саша на колокольчике (глёкеншпиле) или тоже на фортепиано.

Следует упомянуть ещё одну игру: Саша играл на ударном музы­кальном инструменте (барабан, клавесы, рубель), а я реагировала на его игру соответствующим движением. Мне казалось, что мальчик без особого интереса, исключительно из уважения ко мне, играет в эти игры, но потом, как-то мама Саши рассказала, что он заставляет её гостей играть в эти игры, добиваясь точного выполнения.