Римское право в период поздней республики и принципата.

1. Последний век республики и первые два-три века империи были временем полного расцвета римской классической юриспруденции. Уходит в прошлое юридический формализм. Получают признание принципы «равенства сторон», «справедливости», «доброй совести».

Авторитету Законов XII таблиц противопоставляется авторитет «общенародного права», под которым стали понимать совокупность установлений, общих для многих народов. Активным поборником этих новых воззрений был нерегринский претор.

Не посягая на самый текст Законов XII таблиц, римские юристы изобрели эффективный способ их игнорирования. Оба претора имели право издания эдиктов, которыми они заявляли о своем вступлении в должность. В этих эдиктах они стали постепенно проводить идеи, расходившиеся с Законами ХП таблиц, и устанавливать правила, которыми должны были руководствоваться судьи при рассмотрении дел. С течением времени преторский эдикт становится в Риме важнейшим источником нового права, законотворческим актом. Каждый новый, по обыкновению, претор подтверждал эдикт предшественника, вводил, если считал нужным, новую норму. Таким образом создавалось то, что называют «преторским правом».

Теперь надо было изменить положение претора в гражданском процессе. Из пассивного наблюдателя его первой стадии следовало сделать его активным творцом нового цивильного права.

Около 150 года до н.э. в гражданском судопроизводстве Рима происходит подлинный переворот. Как и прежде, существовали две стадии. Как и прежде, решение спора передавалось судье, назначенному приказом претора. Но судья этот не был уже свободен в своем решении. Оно предписывалось формулой претора. Отсюда и название самой формы процесса - формулярный.

Формула-указание, которой претор снабжал судью, могла содержать прямой приказ сделать так, а не иначе, она могла предоставить судье некоторую свободу - все зависело от обстоятельств дела. Но каждый раз судья был обязан следовать полученной инструкции.

«Когда окажется, что Н.Н. должен А.А. 10 тысяч сестерций, то ты, судья, присуди Н.Н. уплатить эту сумму, если нет, то оправдай».

Здесь говорится только об одном: выясни, должен ли Н.Н. такую-то сумму денег истцу А.А. Если должен - пусть уплатит. Претор сознательно уклоняется от вопроса о том, были ли соблюдены формальности, обязательные при заключении договора займа. Его это не интересует. Руководствуясь тем, что добросовестность требует возврата денег, претор говорит: «присуди».

Когда рабов продавали крупными партиями, обряд манципации совершали далеко не столь строго. Случалось, что его вовсе не исполняли. Недобросовестный продавец, ссылаясь на это упущение, мог потребовать возврата рабов, оставив себе всю полученную за них плату. Но на пути его стоял претор. Оперируя принципом доброй совести, противопоставляя Законам XII таблиц свой собственный эдикт, претор отказывал такому истцу в иске, не давал ему формулы, и таким образом притязание истца оставалось не обеспеченным защитой суда («голым правом»).

В каком-нибудь другом случае претор мог столкнуться с иском эманципированного сына, требующего участия в отцовском наследстве. Законы ХП таблиц отказывали ему в этом: эманципированный, освобожденный из под власти отца, не агнат. Но претор считал это несправедливым. И он предписывал судье ввести эманципированного сына в его долю наследства.

Соответствующая формула гласила: «Если бы истец А.А. был наследником, спорная земля принадлежала бы ему по квиритскому праву, и ты, судья, присуди эту землю А.А., но при условии, что, как это по справедливости требуют все другие наследники, истец внесет в общую наследственную массу и свое собственное имущество, каким бы образом оно ни приобретено».

Так возникает новая форма собственности, отличная от квиритской. Ее называют преторской или бонитарной (от слов «in bonis» - «в имуществе»). Охраняет ее преторское право, защита претора.

В своем завершенном виде преторская формула стала представлять собой совокупность трех частей: интенции, эксцепции и кондемнации.

По установившейся традиции, судья, истец и ответчик, когда дело шло о каком-нибудь чисто теоретическом рассмотрении должной формулы иска, получили в римской правовой науке свои особые клички: судья - это Октавий, истец именуется Авлом Агерием, ответчик - Нимерием Нигидием.

Интенция в переводе с латыни означает «обвинение», «намерение». Это, так сказать, требовательная часть формулы: она содержит указание на предмет иска и его правовое основание. Если сумма была точно обозначена, претор вписывал ее в интенцию, если ее следовало установить в ходе судебного разбирательства, претор предоставлял это судье.

Поначалу, возможно, формула претора состояла главным образом из интенции, снабженной репликой претора, предназначавшейся судье (совет, указание).

C течением времени формула приобретает триединую форму: за интенцией следует эксцепция и кондемнация.

Эксцепция, то есть в переводе - возражение, протест, особое мнение, заявлялась, разумеется, ответчиком, и если она была резонной, то есть опиравшейся на закон, «добрую совесть» или «справедливость», претор соответствующим образом формулировал свое указание судье в третьей и последней части формулы - кондемнация.

Таким образом в Риме утверждается новая форма правосудия по гражданским спорам - так называемый формулярный процесс, постепенно, хотя и не окончательно вытесняющий процесс легисакционный.

Как легко видеть, самой существенной частью формулы была эксцепция, ибо именно с ней следует связывать то новое, что вводил претор в римское право. От того как претор относился к возражению ответчика, принимал ли он его или отвергал (полностью, частично) зависело и содержание кондемнации, то есть резолютивной части формулы, а значит, и решение спора вообще - как данного спора, так и будущих, ему подобных.

Следствием новых порядков было стирание граней между известными нам res mancipi и res пес mancipi. Вместе с ними исчезает постепенно и старая манципация.

2. Помимо преторских эдиктов источниками нового римского права сделались распоряжения императоров, постановления сената, консультации юристов.

Наиболее известные юристы получали право давать толкования законов, которые были обязательны для судов. Толкования юристов были впоследствии систематизированы и составили самую значительную часть кодификации императора Юстиниана (так называемые Дигесты).

По теории римских юристов, всю совокупность правовых велений следовало подразделять на две части - право частное и право публичное. К последнему, по известному определению Ульпиана (Ш в. н. э.), принадлежат все те нормы, которые «относятся положению римского государства» как целого; напротив, " частное право” имеет дело с тем, что касается «пользы отдельных лиц».

Таким образом, храмы и дороги, например, были объектом регулирования «публичного права»; отношения собственности, семейные, наследственные и пр. - областью «частного права».

Деление это было признано в средние века в тех странах, где было заимствовано римское право. Оно укоренипось в буржуазном праве.

3. В конце республики, с тех пор как окончательно утверждается принцип поземельной частной собственности, получает развитие институт владения (possessio), под которым понималось всякое фактическое господство лица над вещью, соединенное с желанием осуществлять эту власть для себя.

Самым распространенным видом владения было владение провинциальной землей: ею можно было пользоваться, присваивать приносимый ею доход. Однако право верховной собственности на эту землю принадлежало всему римскому государству, и владелец ее был обязан потому платить налог. В тех случаях, когда фактическое обладание вещью сочетается с правом распоряжения ею, имеет место право собственности, но не владения.

Основанием для возникновения владения не могут быть, следовательно, ни купля-продажа, ни наследование. Владение возникает из добросовестного (без применения хитрости или насилия) пользования вещью, собственник которой либо неизвестен, либо не заявляет протеста, либо безвестно отсутствует.

В конце империи было признано, что тридцатилетнее добросовестное владение вещами давало на них право собственности (приобретательная давность).

Беспрепятственно могли быть присвоены заброшенные земли, дикие звери и рыба, впервые открытые клады, вновь открытые земли и т. д. - одним словом, вещи, не бывшие в чьей-либо собственности.

Никому не принадлежащими были объявлены вещи, захваченные на войне. Римские юристы оправдывали этот способ завладения тем, что война представляет собой возвращение к «естественному состоянию» вражды всех против всех, которое, по их мнению, существовало до возникновения государства. Отсюда выводилось в более широком смысле право на военный трофей вообще.

Практическое значение института владения заключалось в той защите, которую давало ему право. До тех пор пока лицо, заявляющее себя собственником вещи и требующее ее изъятия у несобственника-владельца, не докажет законности своих притязаний и не добьется соответствующего судебного решения, претор окажет владельцу всю возможную защиту. Самовольное изъятие владения было запрещено.

Представим себе следующий казус. Чужая лошадь, спасаясь от волков, забежала на двор к Н.Н. В течение некоторого времени Н.Н., сделавшийся добросовестным владельцем лошади, работал на ней. Затем заявилось некое лицо, потребовавшее возврата лошади. Оно привело с собой свидетелей. Обязан ли Н.Н. удовлетворить это требование? Если обязан, то может ли столь упрощенный порядок разрешения споров гарантировать от обмана? Будет ли он обеспечивать справедливые претензии владельца о возмещении расходов на лечение и прокорм лошади (если он считает их превосходящими принесенный лошадью доход)? Чем отличается подобный способ изъятия от самоуправства? А что, если предметом аналогичного спора будет засеянное поле?

Вопросы эти сами по себе содержат должный ответ: особая защита, даваемая институту владения, вытекала из необходимости удовлетворить экономический интерес, порождаемый взаимными отношениями частных хозяйств.

Близким по своей юридической природе к владению римские юристы считали держание. Под держанием точно так же понимали пользование, лишенное права распоряжения вещами. Однако в данном случае речь шла о вещах, собственник которых хорошо известен. Держанием являются отношения, создаваемые договором найма квартиры, орудий труда, рабочего скота и других вещей.

Если, например, некое лицо заявит иск о признании квартиры, сданной нанимателю, своей, ответчиком будет, естественно, не квартиронаниматель, но только квартирохозяин. Потому, между прочим, мы говорим в данном случае не о владении, а о держании, т. е. «посредственном владении».

4. Определение права собственности (proprietas), заимствованное многими буржуазными кодификациями, было дано римскими юристами. Они понимали под ним наиболее полное, наиболее «абсолютное» право пользоваться и распоряжаться вещами. Пользоваться - значит извлекать выгоду; распоряжаться - значит определять судьбу вещей (вплоть до уничтожения).

Но как бы ни было абсолютно право собственника, оно не может быть «неограниченным». Ограничения эти делаются неизбежными вследствие противоположности интересов одного собственника интересам другого собственника.

Многие ограничения были установлены еще Законами XII таблиц. Никто, например, не мог сажать деревья ближе 2, 5 футов (75 см) от забора, чтобы тень, которую они дадут, не приносила вреда соседу. Никто не мог перегораживать реку на своем участке так, чтобы остановилась мельница на нижележащем участке, и т.д.

Особой формой ограничения права собственности является «право на чужую вещь», или сервитут. Различались вещные и личные сервитуты.

Право проведения воды через чужой участок, вызванное хозяйственной необходимостью, было примером вещного сервитута, которым римское право обременяло одного собственника в пользу другого собственника. В городе был установлен сервитут, дававший право одному домовладельцу проложить трубу клоаки или водопровод через двор соседа.

Примером личного сервитута, или узуфрукта, может быть предоставление неким лицом своей кормилице права пожизненного пользования комнатой, частью дома, садом и пр.

Всякий новый собственник должен был считаться с личным сервитутом: кормилица пользовалась своей комнатой пожизненно, хотя бы сменилось несколько хозяев.

5. Древние формы договорных отношений были опутаны строгими формальностями. Не следует думать, что это было результатом одного только несовершенства экономических отношений, культуры, юриспруденции, хотя и это, конечно, сказывалось.

Театрализованное представление, связанное с договором покупки вещей «рес манципи», должно было способствовать запоминанию сделки, а та особая торжественность, которая при этом царила, имела целью предостеречь против легкомысленного отношения к выполнению договора, подчеркнуть неотвратимость исполнения. И это удавалось.

Определяя существо (содержание) обязательства, римский юрист Павел (III в. н.э.) писал: «Сущность обязательства... состоит в том, чтобы связать другого перед нами, дабы он дал что-нибудь или сделал, или предоставил» (эти три действия выражаются по латыни словами: dare, facere, pracstarc). Соответственно слово solvere означало «исполнение обязательства», буквально - «развязать», «выполнить».

Древнейшим типом договора был в Риме договор словесный, или вербальный. Для его действительности требовалось произнесение определенных слов, особенно «даю», «сделаю».

«Вербальное обязательство, - пишет Гай, возникает посредством вопроса и ответа, например, обещаешь ли дать... (что-нибудь)? - обещаю; дашь ли? - дам: ручаешься ли? - ручаюсь; сделаешь ли? - сделаю».

Весьма вероятно, что в самое древнее время вербальный договор скреплялся клятвой.

Вербальный договор был очень удобен при некоторых сделках, например при займе. Не надо было называть ни суммы займа, ни величины процента. «Дашь ли сто?» - спрашивал кредитор. Словом «даю» должник связывал себя. И никого больше не могло интересовать, что именно скрывается за суммой «сто» до тех пор, пока и займовые операции не оказались под контролем государства.

С течением времени вербальные договоры стали терять свой строго формальный характер. Из обязательства словесного стало возникать обязательство письменное. Римские юристы вынуждены были признать законной и эту форму обязательств, дав ей название договоров (контрактов) литеральных (от «литера» - буква).

Началось, вероятно, с записи в приходо-расходной книге. Затем появляется расписка в том, что один обязуется уплатить другому такую-то сумму тогда-то. Наконец проявляется письменный договор в его привычной форме.

В какое-то время судебная практика вынудила римских юристов выделить особую группу контрактов, получивших затем название реальных. Обязанность исполнения и связанная с этим ответственность наступает по ним не с момента соглашения, а с момента передачи вещи, не ранее (отсюда от «рее» - «вещь» - и название).

Типичный пример реального договора - договор хранения. В понедельник утром одно лицо обязалось перед другим принять на хранение вещи. Доставить их

следовало во вторник. Но как раз в ночь на вторник они сгорали от пожара. Можно ли требовать, чтобы поклажеприниматель возместил их стоимость? Конечно, нет. Его ответственность наступит не ранее того, как вещи поступят к нему на склад.

Помимо договора хранения к числу реальных договоров были отнесены договоры займа и ссуды.

Римские юристы проводили тонкое различие между займом и ссудой. При ссуде возвращается не всякая подобная вещь, а именно та, которая была одолжена (не всякая посуда, а именно данная, не всякая лошадь, а именно та, которую одолжили для поездки, и т. п. - вещь индивидуально-определенная). При займе, наоборот, возврату подлежат не те именно деньги, которые были одолжены, а та же самая сумма денег: когда одна хозяйка одалживает другой хлеб к обеду, она требует возврата не той же самой буханки, а такой же самой (то есть вещи, обладающей теми же родовыми признаками).

Выделение реальных контрактов имело важное значение для практики. Судья прежде всего выяснял, о каком контракте идет речь. Если то был реальный контракт, его первым вопросом было: «Передана ли сама вещь?» Без этого не было ответственности.

Последней по времени возникновения и самой важной по значению была четвертая группа контрактов, так называемых консенсуальных.

С экономической точки зрения они охватывали все наиболее важные формы правоотношений (за исключением займа): куплю-продажу, наем рабочей силы, скота, помещений, договор аренды земли, договор товарищества.

Момент наступления ответственности был избран критерием для отнесения сделок к названному типу договоров и в данном случае. Когда же она наступала? Тотчас по заключении соглашения (отсюда и название «консенсуальный» - от «consensus» - соглашение).

Особое место среди консенсуальных контрактов занял договор купли-продажи (emptio-venditio). Из договора реального, каким он был при господстве манципации, договор купли-продажи сделался консенсуальным. Ответственность сторон возникала теперь не с передачей вещи, а немедленно по заключении соглашения - в любой из дозволенных форм: письменной, устной. Оборот товаров был значительно облегчен.

Лицо, купившее урожай будущего года (то есть вещь, еще не существующую), «аки лицо, продавшее урожай, получали свои выгоды независимо от того, как поступит контрагент, что принесет распоряжение урожаем” и т. д.: договор вступал в силу с момента соглашения.

В споре о реальном договоре претора интересовало, была ли передана вещь. В консенсуальном договоре это обстоятельство не имело ни малейшего значения. Было ли достигнуто соглашение и о чем - вот что было первым вопросом. В реальном договоре соглашение без передачи вещи не имеет обязательной силы ни для той, ни для другой стороны. В консенсуальном договоре достаточно соглашения. Оно должно предусмотреть порядок и время передачи вещи; если контрагент воздерживается от передачи вещи, возникает нарушение обязательства, но само оно остается в силе.

Римское право (так же, как и афинское) обязывало продавца: а) гарантировать покупателя от эвикции; б) предупредить покупателя о скрытых недостатках вещи, не могущих быть обнаруженными при простом осмотре.

Если обнаруживался действительный собственник, покупатель получал право на возмещение убытков; если он обнаруживал действительно скрытый недостаток - мог потребовать расторжения договора или уменьшения покупной цены.

6. Когда вместо ответственности «кровью и мясом» утвердилась одна имущественная ответственность, резко возросло значение залога как наиболее эффективного средства обеспечения обязательства.

Вручение какой-либо ценной вещи кредитору (в качестве средства обеспечения долга) было известно с глубокой древности, но как внеправовой акт. Единственным средством побудить кредитора-залогопринимателя вернуть вещь была угроза бесчестия. Только в конце республики залог получает наконец официальное признание. А в начале империи было постановлено, что при неисправности должника заложенная вещь поступает в продажу, но так, что должнику возвращается излишек, вырученный против суммы долга.

Особым и самым важным видом залога в период империи становится ипотека недвижимости. Земля, поступившая в ипотеку, оставалась до времени в руках ее собственника. Обрабатывая ее, он мог с большей надеждой трудиться для возвращения займа. Если долг оставался невыплаченным, земля поступала в собственность кредитора.

В ипотеке мог находиться инвентарь арендатора. Мебель квартиранта считалась находящейся в ипотеке квартирохозяина по закону.

Помимо того, средствами обеспечения служили поручительство третьего лица, неустойка, задаток.

7. В рассматриваемое время существенно меняется институт ответственности, наступающей за причинение вреда. Воровство, грабеж, телесные повреждения и оскорбления покидают область имущественных отношений, становятся частью уголовного права. Возникает чистая форма имущественного деликта. Под причинением вреда стали понимать имущественный ущерб, наступивший в результате чьих-либо действий (если последние не подпадают под уголовный закон).

В установлении размеров возмещения римские юристы проявляли необычайную изобретательность. Считалось, что убивший раба или коня должен заплатить по высшей цене, как она определилась на рынке в течение последнего года. Если же по чьей-либо вине погибал конь, принадлежавший к одномастной упряжке, и таким образом хозяин должен был озаботиться приисканием нового коня той же масти и годности, выплачивался весь связанный с этим убыток.

8. Господствующей формой брачных отношений в период империи становится брак, при котором нет власти мужа. Обязательным условием брака является согласие брачащихся. Брак по расчету, особенно в среде имущих классов, становится обыкновенным явлением. Римский брак в период империи - типичная форма моногамии; его основанием служит частная собственность, его принципом - господствующее положение мужчины (хотя и без той власти, которую имел paterfamilias).

Освободившийся от религиозных и моральных сдержек прошлой эпохи брак сделался легко расторжимым, непрочным. Император Август пытался исправить положение с помощью законов. Была установлена уголовная ответственность жены за нарушение супружеской верности, ограничены разводы.

В тщетных усилиях упрочить распадающиеся семейные союзы Август прибег к крайним мерам. Лицам, не состоявшим в браке, было запрещено принимать наследство. Лица, хотя и состоявшие в браке, но не имевшие детей, могли принимать его в половинном размере. Был введен налог на безбрачие. Закон устанавливал брачный возраст от 25 до 60 лет для мужчин, от 20 до 50 лет для женщин.

Несмотря на все эти меры, цель достигнута не была. Тщетно настаивал Август на строгом выполнении брачных законов. «Бурное сопротивление, - пишет Светоний, - заставило его отменить или смягчить наказания».

Пример Августа есть пример наивной веры неограниченного правительства во всемогущество закона, находящегося в его руках.

Меняется к лучшему положение детей. Власть отца ослабевает. Убийство детей становится преступлением. Освобождение сына из-под власти отца облегчается. Предоставление сыну особого имущества еще при жизни отца и некоторой связанной с этим правоспособности получает защиту претора. Облегчается грядок усыновления внебрачных детей.

9. В наследственном праве самым существенным было признание права наследования и за теми кровными родственниками, которые прежде его не имели. Первыми наследовали, как в старину, дети, а в случае их смерти - внуки. Когда не было ни тех, ни других, призывались братья, дяди, племянники. Наконец, если и их не было, претор призывал всех кровных родственников наследователя вплоть до шестого колена. Ближайшая степень родства исключала последующую.

В интересах старых римских фамилий и для обуздания произвола, явившегося следствием полного развития частной собственности, римское право встало на путь ограничения свободы завещательного распоряжения. Ближайший родственник, если его обошли наследством в пользу дальнего родственника, имел право, по крайней мере, на одну четвертую того, что он получил бы при отсутствии завещания (то есть по закону). Таким образом вводился принцип обязательного наследования, сохранившийся до наших дней.

Само завещание стало составляться в письменном виде и удостоверяться семью свидетелями.

10. Римское уголовное право складывалось из массы законов, включая Законы ХП таблиц, из постановлений народных собраний и сената. В период диктатур и империи значительное число новых уголовных законов обнародовали императоры. Большая часть их преследовала определенный политический расчет, была нацелена против политических противников. Законы не исключали произвола. Императоры и некоторые его магистраты не были связаны законом и могли по своему усмотрению определять, что именно преступно и что таковым не является. Естественно, что и наказание было произвольным. Во многих случаях императоры предпочитали непосредственную расправу, особенно когда не имелось оснований для преследования в судебном порядке.

О «божественном Августе» Светоний пишет: «Пинарий, римский всадник, что-то записывал во время его речи перед солдатами... заметив это, он приказал заколоть его у себя на глазах как лазутчика и соглядатая... Претор пришел к нему для приветствия с двойными табличками под одеждой... Август заподозрил, что он прячет меч, однако не решился его обыскать на месте, опасаясь ошибиться: но немного спустя он приказал центурионам и солдатам стащить его с судейского кресла, пытал его, как раба, и, не добившись ничего, казнил, своими руками выколов наперед глаза».

Наследник Августа Тиберий казнил воина за то, что тот украл павлина из его сада, и чуть не до смерти засек центуриона за то, что носилки Тиберия запутались в терновнике. Перечислять его злодеяния слишком долго, замечает Светоний. «Со многими вместе осуждались их дети и дети их детей... Обвинителям, а часто и свидетелям назначались любые награды...» Когда однажды пыткам подвергли случайного человека и это вскрылось, Тиберий приказал его во избежание скандала умертвить. На глазах императора осужденных бросали в море, и матросы добивали их баграми.

Об императорах Калигуле, Нероне и других можно сказать то же самое. В момент острой политической борьбы право на убийство определенных лиц предоставлялось всем, включая рабов.

Особого упоминания заслуживает закон об «оскорблении величия римского народа». Сформулирован он был очень неопределенно. Под этот закон можно было подвести все, что угодно правительству. Малейшее недовольство, неосторожное слово или неугодная острота, недостаток лести, равно как и излишек ее. могли быть сочтены преступлением.

Столь же неопределенным было преступление, квалифицируемое как «оскорбление величества». Под этим понималось, конечно, оскорбление императора.

Монтескье упоминает о сенатус-консульте, приравнявшем к оскорблению величества расплавку неудачно отлитых статуй императора. Римские юристы всерьез обсуждают вопрос, можно ли судить за то, что брошенным камнем попали нечаянно в статую императора. Некто Фаустиниан в отчаянии: он поклялся именем императора не прощать раба, а теперь чувствует несправедливость этого решения. Как быть? Не будет ли оскорблением величества, если он нарушит клятву?

Лакейство и пресмыкательство доходят до того, что воздвигают памятники не только императору (при жизни), но и врачу, который его исцелил.

Можно себе представить, какое количество невинных людей было погублено карательными органами императорского Рима из одного только страха быть заподозренными в недостатке рвения.

Немалое внимание уделяет римский законодатель преступлениям чиновников - взяточничеству, присвоению казенных денег, хищениям государственного имущества вообще и т.д. Виновные в этих преступлениях наказывались главным образом смертной казнью и ссылкой.

Кое в чем еще сохраняются старые предрассудки. Отцеубийца и его сообщники зашивались в кожаный мешок с собакой, петухом, змеей и обезьяной (“чтобы отнять у него землю при жизни и него после смерти)”. Среди тайных убийц, перечисленных в законе Корнелия Суллы, фигурируют “волшебные нашептыватели”.

Наказания различались по степени связанного с ними мучительства и позора на такие, которые применимы к лицам высших сословий, и такие, которые предназначены непривилегированным. Особую группу наказаний составляли те, которые применялись к рабам.

За одно и то же преступление, например, повреждение межи, работ ссылали на верную смерть в рудники, свободные низших сословий приговаривались к каторжным работам, нобили и всадники наказывались штрафом или высылкой.

В случаях осуждения к смертной казни знатных и солдат казнили мечом, незнатным угрожало сожжение, закапывание в землю, разрывание телегами и т.п. Рабы медленно и страшно умирали, распятые на крестах. Один из друзей Августа наказывал своих провинившихся рабов, бросая их специально содержавшимся в садках хищным рыбам - муренам.

Что касается теории, что римские юристы хорошо различают, конечно, умышленное и неосторожное преступление, подстрекательство и соучастие. Трудно сказать, однако, насколько это помогло ограничению произвола.

11. Кардинальные перемены происходят в сфере судебного устройства и судопроизводства. Кризис республики имел одним из своих результатов отстранение народного собрания от разрешения (в окончательной инстанции) уголовных дел. Тем самым была уничтожена самая важная гарантия законности, самая надежная опора против необоснованных репрессий.

Другая важная перемена заключалась в том, что место коллегиального суда, существовавшего с древнейших времен, занял суд единоличный.

Со II века до н. э. разрешение уголовных дел было компетенцией особых коллегий в составе 30-40 судей, назначаемых для каждого данного дела жребием. Председательствовал претор.

Существовавшие в Риме судебные коллегии, заполненные сенаторами, всадниками и состоятельными гражданами, были откровенно классовыми судами, однако они решали дела по большинству голосов и в открытых заседаниях.

Но именно переход к единоличному судейству отвечал интересам того политического режима, который возник вместе с империей.

Третье и последнее новшество, столь же реакционное, как и первые два, заключалось в том, что судебная компетенция по уголовным и гражданским делам была передана чиновникам административных органов.

В Риме уголовный суд оказался в руках городского управителя (префект претория), а по мелким делам - его подчиненных; в провинциях - в руках провинциальных управителей и т. д.

Суд стал строго сословным. Члены высших сословий судились самим императором или городским префектом. Чиновник имел привилегию судиться своим начальником. Особый суд существовал для рабов и колонов.

Разделения на предварительное и судебное следствие не существовало. Судья сам производил дознание, сам выступал обвинителем и сам выносил приговор. Самым распространенным средством установления «истины» считалась пытка. С ее помощью римские судьи добивались всего, чего хотели.

Вместо публичного и открытого судопроизводства времен республики установилась строгая тайна производства. Оправдываемая «высшими государственными соображениями», она служила прикрытием произвола.

Непременным следствием всех этих порядков было необычайное распространение доносов. В республиканские времена ложный доносчик наказывался как преступник, каковым он и являлся. В период империи донос сделался безопасным: пытка подтверждала любое обвинение. К тому же государство установило систему денежного и имущественного вознаграждения доносчиков.

К концу империи по мере развития в ее недрах феодальных отношений суд по делам колонов становится компетенцией землевладельцев. В каждой большой латифундии возводится свое собственное тюремное здание.

Гражданский процесс переживает схожую эволюцию. Рассмотрение гражданских споров сделалось в имперский период делом чиновников. Началось с исключительных, «экстраординарных» случаев, затем, как это не раз бывало, экстраординарный порядок стал обыкновенным. Тем не менее процесс сохранил название экстраординарного.

Не стало, конечно, известных нам двух стадий. Вызов ответчика, оценка доказательств, вынесение решения, его исполнение - все это стало делом судьи и его помощников.

Высшей апелляционной инстанцией был император или, точнее, его канцелярия.

12. В V веке н. э. некогда всесильное римское государство находилось в состоянии крайнего упадка - экономического, политического, идеологического. Население империи предпочитало быть под властью «варваров» - германцев, в которых видело избавителей, чем терпеть тиранию «законного» правительства.

Переродилась и военная сила империи. Значительная часть ее военных отрядов состояла из наемников - выходцев из покоренных или враждебных народов.

Под ударами германцев, славян, гуннов империя утрачивает одну область за другой. В 410 году наступила очередь самой ее столицы. Германский вождь Аларих взял Рим и отдал его на разграбление своим воинам. Меркнет былая слава империи, исчезает страх перед ее могуществом.

В 476 году глава германских наемников Одоакр свергает последнего римского императора и занимает его место. Это событие принято считать концом Западной Римской империи.