Непознанное

Мое знакомство с нетрадиционными науками началось в конце 70-х годов. Я работал на кафедре физической электроники Ленинградского Политехнического института и учился там же в аспирантуре. Тема моей работы была глубоко академична: " Изменение работы выхода поликристаллического вольфрама при двухкомпонентной адсорбции электроположительных элементов". За несколько лет после окончания института я построил экспериментальную установку с неплохими по тем временам параметрами, опубликовал несколько статей и уверенно продвигался к защите диссертации. Впереди ожидала спокойная преподавательская работа и неторопливая научная деятельность.

Когда заходит речь об ученых и о научной работе, в воображении большинства встает образ некоторого " ученого мужа", просиживающего целые дни у своих установок и периодически совершающего переворачивающие мир открытия. На деле действительно интересные и оригинальные идеи — это удел единиц, а подавляющее большинство научных работников занимаются скучной рутинной работой, сотни раз получая одни и те же кривые, исписывая десятки страниц уравнениями и просиживая дни, уставившись в экран компьютера. В лучшем случае это дает подтверждение чьей-то высказанной ранее идеи, в худшем — " отрицательный результат — тоже результат". Из сотен тысяч научных работников только несколько получают Нобелевские премии. Однако даже эта рутинная работа требует огромных знаний, напряжения ума и дает редкие моменты прозрений, приносящие глубокое удовлетворение и особый род интеллектуального удовольствия.

Итак, я спокойно работал, и, глядя со стороны, можно было предположить, что все замечательно. Однако, как это часто бывает, " в тихом омуте черти водятся". Так и в моей душе назревало недовольство. Спокойная рутинная работа с заранее, на годы вперед, расписанным планом плохо соответствовала моему темпераменту. И было еще одно обстоятельство, которое создавало внутреннее напряжение и недовольство. Читая красивые иностранные журналы типа " Surface Science" и " Physical Review", я каждый раз страдал от несоответствия западного научного уровня и нашего советского. Там уже в полном ходу были компьютерные технологии и современные методы обработки данных, любой научный центр мог заказать самую последнюю аппаратуру, у нас же об этом не приходилось даже мечтать. Возникало опасение, что вся та работа, на которую я трачу столько сил и времени, может быть выполнена на Западе в значительно более короткие сроки на гораздо более высоком уровне. Однако эти опасения были только легкими облачками, до поры до времени не сильно портившими ясную картину моей научной деятельности.

Но однажды я увидел объявление о лекции: " Что такое биополе? " Лекцию проводила какая-то дама, ни фамилию, ни принадлежность которой я сейчас уже не помню, и рассказывала она о вещах достаточно простых, на мой сегодняшний взгляд, — о телепатии, об экстрасенсах и об эффекте Кирлиан. Но тогда эта лекция произвела на меня большое впечатление: оказывается, есть еще в мире настоящая Тайна и есть ученые, которые занимаются ее изучением. " Вот бы попасть в их число! " — с тайной завистью подумал я тогда. Я даже стал выяснять, кто и где этим всем занимается, но, так ничего не узнав, отодвинул эту мысль подальше в глубь памяти.

И вот однажды вызывает меня мой научный руководитель — доцент Норберт Георгиевич Баньковский — и спрашивает:

— Константин Георгиевич, вы слышали что-нибудь об эффекте Кирлиан?

Здесь мне кажется необходимым рассказать предысторию этого вопроса. В начале 70-х годов эффектом Кирлиан занимались во всем мире... кроме Советского Союза. Проводились международные конференции, издавались книги, а в научных кругах СССР об этом было мало кому известно. Такое положение дел вызвало беспокойство в Советском Комитете по Науке и Технике — головной организации, отвечавшей перед ЦК КПСС за развитие науки в СССР. Комитет дал указание Президиуму Академии Наук СССР разобраться в этом вопросе; Президиум, рассмотрев проблему, отправил ее для детального изучения в Совет по физической электронике АН СССР; Председатель Совета академик Н. Д. Девятков на одном из текущих совещаний обратился к своему хорошему знакомому — профессору Н. Н. Петрову, заведующему кафедрой физической электроники Ленинградского Политехнического института — с просьбой сделать обзор литературы по этой теме и доложить на одном из следующих заседаний. Профессор Петров обратился с той же просьбой к своему подчиненному и другу — доценту кафедры Н. Г. Баньковскому, последний вызвал младшего научного сотрудника Константина Короткова. Так прозвучал для меня первый звонок Судьбы, круто изменивший не только мою научную карьеру, но, пожалуй, и всю жизнь.

— Константин Георгиевич, вы слышали что-нибудь об эффекте Кирлиан?

И вот с этого вопроса началось мое путешествие в мир загадочных свечений, мир тонких энергий, колдунов в галстуках и серьезных ученых с беспокойными сердцами.

— Да, Норберт Георгиевич, как раз недавно я слушал лекцию о биополе, и там упоминали об этом явлении. Насколько я понял, это метод исследования биологического поля у человека и растений.

— Совершенно верно, что-то вроде этого. Нашей кафедре поручили разобраться, что в этом деле есть действительно научного. Уж слишком много возникло разговоров и спекуляций вокруг этого явления и такое положение всегда вызывает недоверие. Как вы смотрите на то, чтобы сделать обзор литературы по данной теме и доложить это на заседании Совета по физической электронике — конечно, параллельно основной работе?

— Я согласен. Сколько у меня есть времени на эту работу?

Как вы понимаете, я согласился без всяких колебаний. Только недавно я безрезультатно пытался выяснить, кто и где занимается нетрадиционными проблемами, а теперь появилась реальная возможность заняться этим самому. Норберт Георгиевич сообщил, что доклад через месяц и что из Совета обещали прислать литературу.

— Однако, Константин Георгиевич, чтобы не терять времени, сходите-ка поройтесь в библиотеке, что там можно найти по этой теме.

На следующий же день я отправился в Государственную Публичную библиотеку. Я очень люблю работать в этой библиотеке. Она находится в самом центре Петербурга, в прекрасном старинном здании с широкими лестницами и высоченными потолками. В зале для научной работы, высокие стрельчатые окна которого выходят на садик с памятником Императрице Екатерине, стоит торжественная тишина, и шелест переворачиваемых страниц теряется в многоэтажной вышине зала. Пересмотрев все каталоги и проштудировав " Citation Index", я обнаружил несколько статей в редких американских журналах и единственный экземпляр книги " Kirlian Aura" под редакцией Stenli Krippner в Москве в Ленинской библиотеке — центральной и крупнейшей библиотеке Советского Союза. На следующий день вечером я уже ехал в поезде в Москву и в 10 часов утра держал в руках вожделенную книгу.

Доклад на совещании прошел успешно. Помню, что я ужасно волновался и поэтому читал текст своего доклада по бумажке, не отрывая от нее глаз. Однако, когда начались вопросы, касавшиеся существа дела, я забыл о волнении и, как потом выяснилось, вполне толково на все ответил. После совещания Николай Дмитриевич Девятков подозвал нас троих — Петрова, Баньковского и меня, поблагодарил за проделанную работу, пожал мне руку и предложил заняться более серьезным изучением этой проблемы на кафедре. Естественно, этой работой занялась лаборатория Норберта Георгиевича.

Мог ли я думать тогда, начиная эту работу, что именно эта дорога приведет меня к новым знаниям, откроет новые горизонты человеческого существования, позволит выйти на международную научную арену?!

Под окном самолета клубятся облака. Где-то под ними — Атлантический океан. И вдруг солнце создает фантастическую картину — тень самолета падает на облака и вокруг этой тени зажигается радуга. Глядя в иллюминатор, я вижу эту тень, вижу эту радугу вокруг, и в этом сверкающем ореоле мне открывается глубинный смысл. Только однажды мне довелось испытать подобное чувство космической общности.

Вдвоем с приятелем мы поднимались на отвесную стену в Домбае на Кавказе. Это было наше последнее восхождение в сезоне, заключительное. Мы были полны сил и энергии. Стена была самая сложная в окружающем горном районе, но к середине дня мы уже прошли наиболее сложные участки. Поэтому, когда после очередной отвесной веревки мы вылезли на площадку, достаточную для того, чтобы не просто поставить палатку, но и лечь, мы без всяких колебаний решили на ней остановиться. Используя ледорубы в качестве лопат, начали расчищать камни, превращая наклонную полку в горизонтальную плоскость. Вдруг Петр воскликнул: " Константин, посмотри! " Я поднял голову, огляделся и замер от восхищения.

Мы стояли на небольшом уступе отвесной стены, которая уходила вниз на полкилометра. Но низа стены не было видно. Под нами была пелена облаков. Они были настолько плотными, что казались твердью. Создавалось впечатление, что если прыгнуть на эти облака, то они обнимут тебя и можно на них прыгать и качаться, как на слое плотной ваты. И эта облачная твердь простиралась далеко-далеко, до самого горизонта. Вокруг из нее поднимались величественные вершины, большинство из которых было ниже нашего уровня. Над твердью проплывали маленькие облачка, которые казались воздушными ангелами. Было впечатление, что мы сидим на пороге Рая. Смотрим сверху на ангельские кущи, видим тихие полеты небесных ангелов. И все это переливается под лучами заходящего солнца, меняя цвета от золотистого к бирюзовому. Потом начали появляться красноватые оттенки. Потом уже само солнце опустилось за этот облачный слои. И все вокруг внезапно озарилось розовым светом. Это был свет божественного сияния.

Мы сидели, не двигаясь, смотрели на эту красоту, не предполагая, что следующий день будет для нас днем смертельных испытаний, что мы несколько раз будем балансировать между Жизнью и Смертью, словно фигурки, участвующие во Вселенской Игре между Демонами Зла и Ангелами Добра.