История Николаса Рэми 1 страница

Лето двадцатого года века Танцующей Змеи выдалось на удивление жарким. Засуха сгубила все труды крестьян, поля стояли желтые, и над сгоревшими посевами сиротливо летали черные вороны. Люди, предчувствуя голодную зиму, запасались лютеанской мукой и шраванскими крупами, цены на которые взлетели до небес.

Рэми повезло. Инквизиторы не бедствовали: конечно, разодетые в сверкающие доспехи королевские гвардейцы смотрели на них свысока, но так ли велика была разница? В отличие от выдрессированных сторожей дворца, воины церкви не засиживались на бархатных подушках: всегда хватало работы и не только в столице. Для строительства церквей, для пресечения бунтов и беспорядков, для усмирения еретиков и заговорщиков отправлялись инквизиторы – единственная действующая армия Эйнерина после памятной битвы под стенами столицы, которую дорионцы назвали Братской.

Нападение гофов произошло четыре года назад. Они высадились близь Эйнерина, решив нанести удар в самое сердце. Ждать помощи было неоткуда, и вся столица от мала до велика взялась за оружие. Страшное и героическое время. Здоровые мужчины и женщины, калеки, дети и старики – все пришли на смертный бой за свой дом, свою страну, своего короля. Расчет гофов на внезапность был верным, но в одном они ошиблись: дорионцев так просто не сломить. Потери были немыслимы, земля под стенами Эйнерина пропиталась кровью врагов и защитников. Но отстояли, выдержали, отбились. Это был последний год службы Рэми в армии Дориона. Да и не осталось никакой армии. Только горстка уцелевших солдат. Кто-то подался в королевскую гвардию, кому хватило удачи не стать калекой. А Рэми не захотел становиться посмешищем, стоять наряженным столбом целый день, охраняя вход в королевский дворец от назойливых мух. Он рвался в бой, ему лишь нужно было зализать раны. И Церковь дала такой шанс.

Рэми зевнул. Жара совсем разморила его. Он сидел в тени конюшни, сняв кольчугу и рясу, и мечтал только о том времени, когда солнце скроется за горизонтом и наступит душная ночь, самую малость отличающаяся от жаркого дня. Засушливое выдалось лето.

- Ник! Ты здесь, братишка?

Деклан выглянул из-за угла конюшни и белозубо улыбнулся:

- Так и знал, что ты захватил это последнее убежище тени во всем Дорионе.

Рэми подвинулся, освобождая товарищу место на траве. Деклан был приземистым и коренастым, а Рэми высоким, тонкокостным и худощавым. Волосы первого торчали во все стороны и щеки покрывала щетина, а второй был гладко выбрит и пострижен по последней моде. Один был простодушный весельчак и забияка, а другой – воин с грустью в глазах, как у седых философов. Они отличались как день и ночь, и все же были братьями: прежде только по защите Эйнерина, теперь еще и по Церкви.

Деклан покачал головой, отказываясь от приглашения, и пояснил:

- Пора.

Не стоило заставлять остальных ждать. Рэми поднялся, надел на себя рубаху, затем кольчугу, и сверху на это рясу. Да, солнце, скорее всего, захочет убить его, но выбора нет. Им предстояла ловля, так инквизиторы именовали охоту на еретиков и язычников. Сегодня их направляли в Медвежью Рощу – густой непроходимый лес близь Эйнерина. Не так давно купцы из Пудрофена обнаружили на привале следы последователей Ваарха, и задачей церкви было отправить инквизиторов осмотреть лес. Конечно, стоило бы идти солидным отрядом, а не вшестером. Но с другой стороны, Крейдел обещал выслать своих бойцов на подмогу. Рэми не брался спорить с епископом относительно подобных распоряжений: каждый инквизитор на счету, и чтобы отправить в лес на обычную проверку большой отряд, необходимо сорвать людей с других постов, что было тоже неразумно. Джоселин возглавлял Церковь с того самого дня, как первый ее камень заложили в Эйнерине. Он уже стар, но никому бы не пришло в голову назвать его немощным: одного его взгляда достаточно, чтобы заставить отважного воина содрогнуться. Недоброжелатели обвиняли епископа в жесткости, против которой выступал сам Пророк, но Рэми понимал, что тяжелые времена требуют нелегких решений. Церковь Лазериана только набирала силы, врагов, оспаривающих святость Пророка, слишком много, и мягкость равносильна проявлению слабости.

За городом воздух был таким раскаленным, что обжигал ноздри. Чем дальше уходили они от моря, тем больше казалось, будто их путь лежит в печь кузнеца. Хотелось снять кольчугу, да нельзя: времена непростые для тех, кто носит на груди символ Церкви Пророка. Зазеваешься, и легко получишь либо нож под лопатку, либо стрелу. Великая вера достойна великих испытаний.

- Если тем купцам померещилось, проверим их на ересь. Только подлые язычники могли бы так солгать, - прохрипел Деклан, облизывая пересохшие губы. – Я б им угли запихал, знаешь куда?

- Знаю, - усмехнулся Рэми.

Он думал приблизительно о том же, и даже надеялся отыскать следы людоедов. Пройти по раскаленной дороге впустую было бы невыносимо. Остальные товарищи молчали, то и дело прикладываясь к захваченным бурдюкам с водой. Драгоценные капли можно было не беречь, в Медвежьей Роще полно родников.

Солнце поднялось в зенит и с особой ненавистью стало поливать землю смертоносными лучами. На губах лошадей появилась пена. Рэми полил себе голову из бурдюка, но не почувствовал облегчения: вода нагрелась настолько, что даже обжигала кожу. Едва впереди показались очертания Медвежьей Рощи, сердце забилось быстрее. Инквизиторы едва сдерживались, чтобы не пришпорить измученных лошадей. Казалось, дорога издевается над путниками, каким-то невероятным образом становясь все длиннее. Но, наконец, лес принял путников в прохладные объятия. Не сговариваясь, они свалились из седел в заросли папоротника и пролежали так какое-то время, наслаждаясь прикосновением прохладных, дышащих влагой листьев к коже.

Деклан, который был назначен предводителем, по-стариковски кряхтя, поднялся и приказал остальным встать на ноги. Проклиная друг друга, солнце, купцов из Пудрофена и последователей Ваарха, инквизиторы повели лошадей к ручью. Изможденные люди и животные припали к прохладной воде, и на несколько минут для них все прочее забылось.

- Где купцы видели следы? – спросил Патрик, зачерпывая воду и шумно умываясь.

- Сказали, что съехали с дороги возле указателя, - ответил Деклан. – Отсюда неподалеку.

Дальше они двинулись через лес. Густые кроны деревьев защищали от палящего солнца. Пахло сухой хвоей, сыростью ручьев и нагретой зеленью. Птичье пение, лошадиное дыхание, хруст тонких прутиков под ногами. Инквизиторы старались особенно не шуметь: кто знает, какие тайны скрываются в оврагах? Но светлый лес не предвещал ничего плохого. Не похоже, что за одним из золотистых стволов деревьев притаилось какое-то древнее зло. Солнечные лучи, еще недавно жгучие и жестокие, тонкими шелковыми нитями пронзали кружевные кроны.

Одним людям свойственно полагать, что все самое страшное случается ночью, во мраке им чудится притаившаяся опасность и неведомые враги. А другие считают, будто тьма скроет их омерзительные деяния.

Обнаруженные инквизиторами следы, о которых говорили купцы из Пудрофена, в свете дня не казались ни пугающими, ни загадочными. Разбросанные человеческие останки после пира людоедов лишь вызывали приступ рвоты и омерзение.

- Это их алтарь, - сказал Стив, указывая рукой на сооружение из бревен, напоминающее стол. На дереве чернели пятна засохшей крови, в расколе, оставшемся после удара топора, застрял сломанный ноготь.

- Мерзость, - сплюнул Патрик, переступая через торчащую из травы берцовую кость с остатками усохшей плоти.

Смрад стоял невыносимый, но уходить было еще рано. Предстояло понять, куда отправились людоеды. Рэми присел, осматривая поляну. Какими же чудовищами нужно быть, чтобы поедать себе подобных, и устраивать из этого столь жуткий ритуал?

- Судя по следам, они ушли на север, вглубь леса, не далее, чем этим утром, - сообщил Дерек.

Он был следопытом и ошибался редко. Люди, способные читать следы на земле, повсюду ценились, хоть некоторое время назад их умение сравнивали с колдовством.

Деклан отвел свой отряд в сторону от поляны. Идти на поиски людоедов было бы неразумно, и все единодушно согласились с решением дождаться помощи из Крейдела, тем более, что те обещали прибыть еще до заката. Первыми дежурить возле указателя Деклан отправил Дерека и Патрика, остальные тем временем, сморенные жарой и бездельем, погрузились в полудрему. Все, кроме Рэми. Он сидел, прислонившись к пропахшему смолой стволу сосны, и напряженно всматривался в окружающую их густую зелень.

- Ник, ты как старый пес, который лает даже на пустую улицу, - усмехнулся Деклан. – Расслабься, до ночи есть время. И пока из Крейдела не придут мужики, мы с места не сдвинемся.

Рэми решил поделиться с братьями своими мыслями:

- Я сомневаюсь, что людоеды ушли.

- Дерек читает следы, как ты молитвы, - отозвался Стив. – Я ему верю.

Рэми нахмурился, но промолчал.

- Расслабься, братишка, - повторил Деклан, сладко потягиваясь. – Дерек в отцы тебе годится, ему можно верить.

На этот раз промолчать было бы уже неправильно. У людей короткая память, особенно в мирное время. Иногда даже те, кто старше года на два-три, сравнивают себя с опытными стариками, и смотрят на младших товарищей с унижающей достоинство жалостью. Что уж говорить о тех, в чьих волосах белеет седина.

- Под Эйнерином было не важно, кто кому в отцы годится, - жестко сказал он.

- Ну ладно тебе, ладно, - Деклан с тяжелым вздохом перевернулся на бок. – Хочешь – сиди и смотри по сторонам, как безумная сова, лишь бы тебе спокойнее было. Но ночью, когда впрямь придется мозговать, не зевай.

Рэми только головой покачал. Беспечность товарища удивляла его, но он не стал с ним спорить. Дав приятелям отдохнуть, Рэми просидел целый день, не смыкая глаз. Он чувствовал, что кто-то сквозь ветви наблюдает за ним. Возможно, то и был дикий зверь, но самый лютый среди всех хищников – тот, кто на двух ногах ходит, уж кому знать, как не Рэми.

Вечера летом долгие, солнце не спешит спрятаться и напоследок еще подогревает землю, чтобы та не успела остыть за ночь. Деклан позвал Рэми с собой, чтоб навестить Дерека и Патрика. Из Крейдела так никого и не было: дорога чистая, тишина. Подмога не особо спешила.

- Идите, отдыхайте, - распорядился Деклан. – А мы уж организуем им встречу.

Брат Хельм, отправленный в Крейдел распространять слово Церкви, наверное, полагал, что его миссия куда важнее, чем людоеды в Медвежьей Роще. Конечно, за пределами столицы еретиков осталось много, не все стремились принять Пророка в свое сердце, и война инквизиторов с язычниками не затухала. Но последователи Ваарха под самыми стенами Эйнерина – вот, что должно заботить каждого, кому небезразлична судьба истинно верующих людей. Прежде людоеды сторонились больших городов, но что-то пригнало их сюда. Они как волки: если потеряли страх и пришли в деревню, значит, их стало слишком много, чтобы прокормиться в лесах. Ослабленный войнами Дорион не сможет противостоять врагу, которого нельзя узнать в лицо, который прячется в лесах и бьет в спину.

Солнце скатилось за горы на западе, небо потемнело, и показались крупные звезды. Люди боятся ночи, и ждут, что с наступлением темноты зло просыпается и выходит на охоту. Наверное, поэтому Рэми почуял неладное за миг до того, как птицы с испуганным вскриком взлетели над лесом. Они с Декланом переглянулись и бросились туда, где оставили своих товарищей, выхватывая мечи на ходу. Миновав поляну, на которой обнаружились следы людоедов, они замедлили шаг. Деклан поднял руку, призывая к тишине. Рэми и сам понимал, что нет смысла ломиться сквозь кустарник, оповещая весь лес о своем приближении. Он слышал только тишину, и это дурной знак. Где-то далеко тоскливо куковала ночная птица, стрекотали кузнечики в траве. Всё. А так не может быть, когда где-то рядом отдыхают четыре воина и шесть лошадей.

Рэми осторожно шагал вперед, чтобы ветка не хрустнула, а трава не зашуршала. Рукоять меча привычно расположилась в ладони. Краем глаза он отметил, что Деклан продвигается немного быстрее. Ох уж эта самоуверенность! Мальчишество и глупость. Рэми подумал, что непременно сделает замечание потом, если не забудет, но в следующий же миг эта мысль покинула его разум, как и все прочие. Отодвинув ветку раскидистого куста, он посмотрел на поляну, где еще недавно отдыхал их отряд. Костер горел жарко. Поленья в него подбросили совсем недавно. Но только никого вокруг. Ни людей, ни лошадей. Трава примятая, и больше никаких следов. Оглядевшись, Рэми осторожно вышел на поляну.

- Куда они делись? - шепотом спросил Деклан.

- Думаю, туда, - Рэми указал на сломанную ветку куста. – Видишь, листья сорваны…

Пригнувшись и стараясь не шуметь, они двинулись вперед. Рэми не следопыт, но, кажется, те, кто похитил инквизиторов и лошадей, не пытались уйти незамеченными. В том, что это похищение, сомнений не было.

Они крались долго, настороженно прислушиваясь к каждому шороху спящего леса. Сквозь деревья впереди блеснул свет огня. Рэми замер и прислушался. Голоса человеческие, язык чужой, отрывистый. Поклонники Ваарха родом с севера, их язык схож с гофийским, но за последние годы перемешался с дорионским, превратившись в совершенно невообразимую смесь.

Они двинулись вперед. Рэми остановился возле дикой груши и ловко, словно белка, взобрался на нее повыше. В далеком детстве деревья в саду приюта были его единственным убежищем от строгих учителей. Приятно осознавать, что он там все же научился чему-то полезному: хотя бы скрываться. С ветки открывался вид на поляну.

Костер разгорался. Стреноженные лошади стояли возле поваленного дерева. Там же лежали связанные Стив, Патрик, Дерек и одноухий Ян. Их рты были заткнуты, а в глазах застыл такой ужас, что у Рэми сердце сжалось. Но бросаться на поляну, размахивая мечом над головой, было бы глупо. Он насчитал восемнадцать человек, обнаженных по пояс, разрисованных красными, белыми и черными полосами. Людоеды. Они изображали на своих телах раскраску своего кровавого божества Ваарха.

Внизу что-то мелькнуло. Деклан! О, Создатель, ну что на этот раз пытается он доказать, пробираясь вперед к поляне?!

Шаман людоедов, на чьей груди висело ожерелье из человеческих зубов, начал что-то мычать, совершая странные движения, напоминающие дикий танец, вокруг костра. Он готовился к ритуалу. Его утробное пение, похожее на рык, заглушило еле слышный щелчок и сдавленный стон. Рэми увидел, как Деклан присел, уткнувшись лицом в руку. Рэми бесшумно соскользнул с ветки в траву и, пригнувшись, поспешил к товарищу. Тот убрал руку от лица, из его глаз выступили слезы. Деклан отодвинул полу рясы, и показал свою ногу, застрявшую в крупном капкане. Металлические зубцы пробили мясо и, вероятнее всего, вошли в кость. Быстро и бесшумно освободиться из ловушки было бы невозможно, но даже если бы это удалось сделать, едва ли Деклан смог бы идти.

Рэми глянул в сторону поляны. Людоеды совершенно не боялись их. Они знали, что два инквизитора остались свободны, знали, что те придут, но их это не пугало. Что могут сделать два человека против восемнадцати обезумевших человекоподобных зверей?

- Уходи, - выдохнул Деклан, не разжимая челюстей.

Шаман подошел к Патрику и что-то сказал ему. Конечно, Рэми не услышал, что именно. Но стоило шаману убрать изо рта инквизитора кляп, как тот обрушил на голову людоеда поток брани и проклятий. Людоед не удивился этому и тем более не смутился. Он снял со своего пояса косой нож и полоснул по горлу Патрика. Рэми вздрогнул. Он видел, как его товарищ бьется в конвульсиях, и как струящуюся из разрезанной артерии кровь шаман собирает в глиняную чашу.

- Уходи, - повторил Деклан. У него на лбу выступил пот, вены на висках вздулись.

- Я не оставлю тебя, - покачал головой Рэми.

Он попытался острием ножа поддеть крепление капкана, чтобы разжать его, но и сам понимал, что это бесполезно. Просто Рэми не мог развернуться и уйти, оставив своих товарищей на верную смерть. Не мог. Он никогда не бежал с поля боя, не отступал, даже когда победа казалась невозможной.

- Это приказ, - процедил сквозь зубы Деклан, близкий к тому, чтобы лишиться сознания от невыносимой боли. – Приведи сюда людей из Крейдела.

На поляне шаман людоедов присел перед Дереком с залитой кровью чашей в руках.

- Я вернусь, - сказал Рэми, поворачиваясь к Деклану и глядя ему в глаза. – Вернусь вместе с подмогой.

Тот кивнул.

Рэми так же крадучись двинулся обратно, и каждый следующий шаг давался ему все тяжелее. Наверное, если бы он попал в капкан, Деклан не оставил бы его. Но что толку от этих мыслей? Рэми мчался до самой дороги, а когда выскочил из леса и огляделся, не смог сдержать крик. Он с яростью принялся рубить стоящие вокруг молодые деревья. Дорога по-прежнему была пуста.

Он чуть не сошел с ума, дожидаясь инквизиторов из Крейдела. И когда Рэми привел отряд из четырнадцати человек на ту поляну, никаких следов уже не было: ни людей, ни лошадей. Все, что ему удалось отыскать – это пустой капкан в крови.

История Ларса (продолжение)

Никто не заметил, что дождь усилился, костер свернулся рыжим котом, шипя от льющейся с неба воды.

- Мы так и не нашли их, - закончил свою историю Рэми. – А господ из Крейдела задержала ловля еретика. Одного-единственного престарелого колдуна.

Он мрачно усмехнулся и поднялся. Никто не нарушил молчания, пока он не ушел.

- Ошиан, Франк! Первую половину ночи, - объявил Оливер, - Рурк, Одар - вторую.

Я поднялся и пошел за всеми под навес. На душе было тоскливо. Хоть Рэми не смаковал подробности встречи с людоедами, но сознание услужливо подсовывало одну жуткую картину за другой. Аж мурашки по коже. Хотя, если честно, поразило меня другое: вот уж не думал, что Рэми во всеуслышание признается, что оставил своих товарищей на верную смерть. Конечно, в такой ситуации геройствовать глупо, и наверняка безрассудство обернулось бы его смертью, но было у правильных и разумных поступков какое-то гаденькое послевкусие.

Уверен, история из пыльного прошлого сказывалась не для Лиса, не для нас, а ради самого Рэми. Он хотел покаяться в том, о чем сожалел, и не знал, как сделать это лучше.

Несмотря на ужасную усталость, уснуть не удавалось. Мне удалось задремать ненадолго, но тот час из дебрей сновидений поднялись жуткие кошмары с участием людоедов, и пробуждение стало единственным спасением. Чтобы уместиться под навесом, мы лежали так плотно, что лишний раз и повернуться было нельзя – обязательно кого-нибудь зацепишь. Тэд то и дело издавал какие-то жуткие звуки, которые прогоняли робко подкрадывающийся ко мне сон, Оливер постоянно сучил ногами, будто убегал от кого-то, а Вилли тихо постанывал. Я промучился так, пожалуй, около часа, но потом не выдержал и поднялся. Переступая через лежащих инквизиторов, вышел из-под навеса, прихватив накидку. Ничего, посижу с часовыми. Все лучше, чем бока отлеживать.

Возле костра сидел Лис в полном одиночестве, укрывшись двумя одеялами и задумчиво глядя на огонь. Мелькнула мысль вернуться обратно под навес, но меня заметили. Теперь уход был бы похож на побег, поэтому, пересилив себя, я прошел дальше и сел на бревно.

- Я пришел сюда первый, - устало вздохнул южанин, - но не прогонять же тебя от огня.

Какое неслыханное милосердие! Я даже не нашел, что на это ответить. Прошло несколько минут в тишине. Сармантиец подбросил в затухающий костер еще веток и перемешал угли, чтобы разбудить жар.

- А где Франк и Ошиан? – спросил я, прерывая молчание.

- Отправились отдыхать, - ответил Лис. – Они согласились, что я справлюсь с их задачей.

Ни на минуту в этом не сомневаюсь. Кто сможет позаботиться о нашей безопасности лучше, чем человек, сторожащий покой наместника Шравана? Все же странно, что столь важного и необходимого человека отправили на чужой берег. Похоже, наместник очень хочет продемонстрировать, как важен ему союз с Дорионом. Только зачем для этого отсылать того, кто в течение десяти лет спасал его шею? Едва ли потому, что в Шраване стало спокойней жить, тем более теперь, когда вот-вот свершится свадьба наместника и герцогини.

- А ты почему не спишь? – спросил Лис.

Оказывается, он все время внимательно смотрел на меня, и от пронизывающего взгляда стало не по себе.

- Бессонница, - ответил я. – И кошмары замучили. Тебя тоже?

Он усмехнулся, сунул в огонь ветку и достал ее, любуясь тем, как от тлеющего кончика поднимается тонкий виток дыма.

- Я никогда не вижу снов. Только собственное прошлое. Так что да, пожалуй, меня мучают кошмары.

Ого, какая откровенность! С чего бы это на меня свалилась такая милость? Сомневаюсь, что жизнь сармантийца в Шраване похожа на мед, как бы он ни пытался убедить всех окружающих, что так и есть. Кто знает, какие причины заставили его самого или его предков покинуть родную землю, но едва ли они бежали от хорошей жизни.

- У меня когда-то была нянька, - вспомнил я, - родом из Сармантии…

- О, служанка-сармантийка, - его губы растянулись в усмешке, - какое интересное начало разговора!

Я почувствовал себя неловко и поспешил добавить:

- Она была очень славная, добрая, хорошо ко мне относилась, и я к ней привязался…

- В самом деле? - он вновь опустил ветку в огонь, - и что же с ней сталось, добрый мальчик? Кто-то из слуг заметил пропажу серебряной ложки? Или она была слишком строга с тобой? Или слишком красива и твой отец забеспокоился, что проклятая иноземка развратит его невинное чадо? Знаешь ли, от сармантийцев можно ожидать чего угодно!

Лис насмешливо посмотрел на меня. Похоже, он не слишком уважает дорионцев, но судить его за это нельзя. История не была моим любимым предметом, и я не помнил, что произошло с Сармантией. Знал только, что великая богатая держава превратилась в туманное воспоминание, а ее дети разбежались по миру, стараясь выжить. Похожая судьба постигла и Шраван, но он нашел новый путь к равновесию, разорвавшись на лоскутья между наместниками. Конечно, печально, что вчерашние союзники сегодня попрошайничали на улице, с мольбой обращаясь к тем, кто когда-то считал их ровней. Но кто знает, как бы поступили они с нами, если бы Дорион пал?

- На ее теле был знак, - я взял прутик и нарисовал на земле символ, который запомнил с детства. – Она принадлежала высокому роду, но вынуждена была оставить родину, чтобы спастись…

- Как и многие, - пожал плечами Лис.- Насколько мне известно, в Сармантии некоторые проблемы с властью. Только не пойму, зачем ты мне это говоришь?..

Он замолчал и удивленно посмотрел на меня, словно его осенила догадка:

- Не хочешь ли сказать, будто я, по твоему мнению, один из беглецов Сармантии, что дивным образом укрылся среди бескрайних песков Шравана?

Я с досадой скривился. Да, такое объяснение было бы очевидным. Лиса, кажется, мое предположение здорово развеселило, если только он вообще способен к искреннему проявлению эмоций.

- Ты не веришь, - потешался он. – Может, желаешь, чтобы я разделся и доказал, что на моем теле нет ни единой отметины, во всяком случае никаких рисунков и символов? Я чист, как благородная девица накануне свадьбы!

- Ну и жаль, - я выжал из себя смешок, хотя изо всех сил хотел смазать кулаком самодовольную ухмылку с его хитрой рожи, - иначе бы твое творчество в Орлином Гнезде имело хоть какой-то смысл.

- А так оно было бессмысленно? - уточнил он, подняв изящную бровь.

Наверное, не стоило затевать этот разговор. Всему виной бессонница, несомненно, и еще любопытство. Верно подметил тогда Артур, когда пропустил непутевого бывшего капитана стражи в архив.

- Что это был за стилет в книге? – спросил я. – Ты назвал его «посланием».

- Потому что это и было послание, - Лис посерьезнел. – Поверь, ты не хочешь этого знать. Я бы и сам не хотел.

- Значит, ты не рассказал Рэми?

Вопрос вырвался сам собой. Неудачно выйдет, если сармантиец решит, будто я стараюсь выслужиться перед нашим предводителем. Но он, кажется, даже не обратил на это внимания, к моему величайшему облегчению.

- Нет, - он вытянул ноги ближе к огню, - достаточно, что я предупредил Алтана, а он – остальных.

Мое непонимание, отразившееся на лице, показалось ему забавным:

- Алтан – это самый высокий из моих сопровождающих. О, в самом деле, ты ведь не думал, что их так и зовут: «шраванцы»?! У них есть имена, хотя ни одному из вас так и не пришло в голову их узнать. У Берка шрам на брови, от меня заработал. Озан прекрасный поэт, но стеснительный, как робкое дитя. Только в бою раскрывает крылья. Тарек самый забавный, если можно так сказать. Того, кто защищал Рэми, зовут Гокер. Такой, угрюмый.

Я подумал, что понятие «угрюмый» подошло бы ко всем перечисленным, но вслух ничего не сказал. Лис на удивление тепло отзывался о своих воинах, хотя, должно быть, между ними была целая пропасть, если вспомнить о рангах.

- А теперь я спрошу, - он посмотрел на меня исподлобья. - От тебя действительно отец отказался?

Вот уж не ожидал, что он спросит именно об этом. Может быть, потому что я полагал, будто никто не знает о той части моего наказания, поскольку все были заняты сборами и не слушали городские сплетни. Но догадываюсь, кто тот человек, который, безусловно, владел этой информацией. И не только владел, но и поделился ею с другими.

- Брат Рэми рассказал?

- Осчастливил меня, - усмехнулся Лис. – Хотя, клянусь, я бы спокойно прожил без столь ценных сведений.

Даже не буду спорить. Уверен, он бы предпочел никогда не слышать ни обо мне, ни о самом Рэми, ни о нашем Дорионе, и продолжать греться под жарким шраванским солнышком, время от времени развлекаясь спасением жизни наместника.

- На самом деле это неплохо, - вдруг сказал он задумчиво. – Не так часто людям выпадает шанс начать жизнь заново, без прошлого. Ты такую возможность получил. Не упусти.

Я не успел продемонстрировать, насколько удивлен подобным советом, поскольку услышал шаги. К нам направлялся Рэми. Он выглядел помятым и всклокоченным. Еще одна жертва бессонницы. Одарив хмурым взглядом меня и Лиса, он сел на свободное бревно, всем своим видом показывая, насколько мы некстати.

- Ты уже знаешь, куда мы отправимся? – обратился сармантиец к инквизитору.

Тот плотнее завернулся в свое одеяло и стал похож на огромного печального ворона. В ответ на вопрос он покачал головой, стряхивая капли с прилипших на лоб волос:

- Много неясного. Из-за путаницы в записях невозможно определить, в какое место из трех Пророк прибыл в последнюю очередь.

Я замер, надеясь, что про меня забудут. Что за дивная ночь? Рэми признается в своих ошибках и беспомощности, а Лис оказывается не таким уж мерзким типом. Может, Айра из зачаровала? Того и гляди меня разбудит Оливер, и выяснится, что это был сон.

- Завтра мы выдвигаемся в Норидж, - продолжил Рэми. – Я настоятельно рекомендую тебе подумать о покупке лошадей. Близятся холода, и кто знает, насколько затянется наше путешествие. В восточной части Дориона суровые зимы.

Лис нахмурился. Видимо, лошадь действительно много для него значила. Может, подарок владыки равносилен медали или титулу, а с этим не так-то просто расстаться, особенно, если отдал служению десять лет жизни. Лис продолжал хмуро смотреть на огонь. Конечно, он понимал, что шраванские лошадки не приспособлены к скачкам по снежным сугробам и по горным тропам, но иногда просто понять проблему недостаточно.

- Кому в Норидже я могу оставить лошадь и знать, что она будет в безопасности? – спросил он.

Инквизитор не рассмеялся, не стал с довольным видом потирать руки и не издал победный клич. Наверное, это все же была какая-то особенная ночь. Рэми говорил, что во мраке людям свойственно видеть зло и творить ужасные вещи. Как стражник, могу это подтвердить. Но сейчас, глядя на этих двух упрямцев, я подумал, что, пожалуй, ночь не всегда обнажает только темную сторону. Иногда во тьме проще увидеть наш собственный внутренний свет, от которого мы отмахиваемся день за днем.

- У меня есть такой человек, - сказал он. – Я в нем уверен.

Лис кивнул, не глядя на него. Он был полностью погружен в свои мысли. И тут Рэми заметил меня. Несмотря на то, что я сжался почти вдвое, стать невидимкой так и не удалось.

- Считаю до десяти, - сказал он мне. – Если к тому времени, как завершится счет, ты не будешь еще под навесом изображать спящего, я скажу тебе, что лошади успели за ночь испачкаться. Раз. Два…

«Три» никто дожидаться не стал. Удивительно, но стоило улечься на оставленное место между Арданом и Хашем, как сон окутал мою голову. Я же говорил, это была очень странная ночь.

К утру дождь прекратился, и лес брезгливо отряхивал ветви и листья, щедро посыпая каплями головы сонных инквизиторов. Земля размокла, превратилась в вязкую жижу, налипающую на сапоги. Мерзкая погода смогла пробить прочную защиту хваленого шраванского хладнокровия. Южане, помогающие собирать лагерь, сквозь зубы цедили что-то на родном языке, и без перевода было понятно, что звучат только отборные ругательства. До моего слуха только и доносилось, что: «Хра́ нва». Не представляю, что означало это слово, но букет чувств, которые вкладывались в произношение шраванцы, говорил о многом. Проходящий мимо Лис недовольно нахмурился, услышав брань, и прикрикнул на своих сопровождающих. Они притихли, виновато потупив взгляд. Но стоило сармантийцу сделать следующий шаг, как его нога в изящном сапоге погрузилась по щиколотку в грязь.

- Хра́ нва вотуска́ ле! – прорычал он, с трудом вытягивая свою ногу и с омерзением глядя на испачканную обувь.