Встреча

Мой черный Мерседес ждал на подъездной дорожке. Манзур стоял у шоферской двери, до последней минуты защищая тепло в машине от порывов осеннего ветра. Его темные глаза по-прежнему вопрошающе смотрели на меня, но он не говорил ни слова. Я села в теплую машину, устроилась поудобнее за рулем и поехала навстречу сумеркам. Слово Бога лежало на сидении рядом со мной.

В деревне Вах все друг друга знают, знают, кто где живет, Митчеллы жили примерно в пяти милях от деревни. Дома в том районе были построены в качестве временного прибежища для британских войск во время второй мировой войны. Я вспомнила, что уже несколько раз видела эти бедные одинаковые дома, потерявшие большую часть белой краски, их тонкие крыши латали очень часто.

Странная смесь ожидания и страха наполняла меня в пути. Я никогда раньше не бывала в доме христианских миссионеров. Я надеялась узнать о том, кто же был этот загадочный человек, Иоанн Креститель, и все-таки я боялась чего-то определенного, может быть, «влияния», со стороны тех, кто ответит на мой вопрос. Что скажут в моем окружении о визите к христианскому миссионеру? На секунду я подумала о своем прапрадеде, который сопровождал известного британского генерала Никольсона через Киберский перевал в одну из афганских войн. Какой позор этот визит навлечет на мою семью! Для него миссионеры всегда ассоциировались с бедняками — изгоями общества. Я представила себе разговор с дядей или тетей, в котором бы я, защищаясь, рассказала о странных снах. «В конце концов, — сказала я, — в сцене, разыгравшейся в моем воображении, любой на моем месте захотел бы понять значение таких вещих снов».

Приблизившись к району, где жили Митчеллы, в тусклом вечернем свете я увидела, что здесь все осталось так, как я запомнила, пожалуй, только знакомые дома выглядели еще более обшарпанными, если это возможно. После поисков по узким улицам я нашла дом Митчеллов именно там, где я и предполагала. Это был маленький выкрашенный в белый цвет дом, скрытый в зарослях шелковицы. Сначала из осторожности я хотела припарковать машину поодаль, но потом взяла себя в руки. Я слишком боялась того, что подумает моя семья. И все же я решилась и припарковала машину напротив дома Митчеллов, взяла Писание и быстро направилась к дому. Двор, как я заметила, был чистым, аккуратным, а веранда содержалась в хорошем состоянии. По крайней мере, эти миссионеры поддерживали чистоту и порядок.

Неожиданно дверь дома распахнулась, и из дома вышла целая группа деревенских женщин, одетых в типичные, похожие на пижаму платья и шарфы. Я остолбенела. Конечно же, они узнают меня, почти все в этом городе знали меня. Теперь повсюду пойдут сплетни о том, что Бегума Шейх ходила в гости к христианским миссионерам!

Как только свет упал на меня и женщины меня заметили, их беседа резко оборвалась. Они поспешили мимо меня на улицу, и каждая приложила руку ко лбу в знак традиционного приветствия. Мне ничего не оставалось, как только продолжить свой путь к дверям, где миссис Митчелл стояла на пороге, вглядываясь в темноту. Вблизи она выглядела такой же, как я запомнила ее, увидев как-то в городе: молодая, бледная, почти хрупкая. Только теперь она была одета, -как деревенские женщины. Увидев меня, она открыла рот от удивления. «Как... как, Бегума Шейх! — воскликнула она.

— Как это?... Но... входите, — сказала она. — Входите». Я была рада наконец-то очутиться в доме, подальше от глаз деревенских женщин, потому что знала, что они смотрят мне в спину. Мы прошли в гостиную, маленькую и просто обставленную. Миссис Митчелл пододвинула мне то, что считалось самым удобным, — кресло, и поставила его

поближе к огню. Она не стала садиться, но стояла передо мной, нервно теребя руки. Я посмотрела на группу стульев посередине комнаты. Миссис Митчелл объяснила мне, что только что закончила изучение Слово Бога с несколькими местными женщинами. Она нервно откашлялась. «Ах, может быть, Вы хотите чаю?» — спросила она, поправляя волосы.

«Нет, спасибо, я пришла, чтобы кое-что спросить у Вас». Я оглянулась. «А мистер Митчелл дома?»

«Нет, он уехал в Афганистан».

Я пожалела об этом. Женщина, стоявшая передо мной, была такой молодой! Разве она может ответить на мои вопросы?

«Миссис Митчелл, — обратилась я к ней, — Вы знаете что-нибудь о Боге?»

Она опустилась в одно из деревянных кресел и посмотрела на меня с изумлением, единственным звуком в комнате было шипение пламени в камине. Затем она тихо сказала: «Боюсь, я немного знаю о Боге, но я знаю Его Самого».

Какое странное утверждение! Как может человек утверждать, что знает Бога! Но странная уверенность этой женщины передалась и мне. Не успела я осознать, что происходит, как обнаружила, что рассказываю ей о снах, связанных с пророком Исой и с человеком по имени Иоанн Креститель. Странно, но мне было трудно управлять своим голосом, когда я вспоминала свои переживания. Даже пересказывая ей сны, я заново переживала то возбуждение, которое почувствовала на вершине горы. Затем, описав свой сон, я наклонилась вперед.

«Миссис Митчелл, я слышала об Исе, но кто такой Иоанн Креститель?»

Миссис Митчелл посмотрела на меня и нахмурилась. Я почувствовала, что она хочет спросить меня, неужели я действительно никогда не слышала об Иоанне Крестителе, но вместо этого она поудобнее устроилась в кресле. «Ну, Бегума Шейх, Иоанн Креститель был пророком, предшественником Исы, который проповедовал покаяние и был послан приготовить путь Ему. Именно он указал на Ису и сказал: «Вот Агнец Божий, берущий на себя грехи мира». Он крестил Ису».

Почему-то мне стало неспокойно при слове «крестил». Я немного знала об этих дерующих, но всем мусульманам известно об их странном обычае крещения. Я быстро вспомнила многих людей, которых убили после крещения. Такое случалось даже во время британского правления, когда предполагалась свобода вероисповедания. Еще в детстве я научилась сопоставлять два факта: мусульманин крестился, мусульманин умер,

«Бегума Шейх?»

Я очнулась. Сколько мы просидели вот так в тишине? «Миссис Митчелл, — сказала я, причем в горле у меня пересохло, — забудьте о том, что я мусульманка. Просто расскажите мне, что Вы имели в виду, когда сказали, что знаете Бога?»

«Я знаю Ису,» — сказала миссис Митчелл, и я поняла, что она решила, будто ответила на мой вопрос.

Потом она рассказала мне о том, что Бог сделал для нее и для всего мира, разрушив пропасть, отделявшую грешного человека от Него Самого, придя на эту землю во плоти и приняв смерть за каждого из нас на кресте.

В комнате снова повисла тишина. Я слышала, как по шоссе проезжали грузовики. Казалось, что миссис Митчелл не торопилась говорить. Неожиданно, с трудом веря своим ушам, я сделала глубокий вдох и начала говорить вполне определенно: «Миссис Митчелл, в нашем доме за последнее время произошли странные события. События духовные. Хорошие и плохие. Я чувствую себя так, как будто я попала на поле боя, и мне нужна помощь. Не могли бы Вы помолиться за меня?»

Женщина, казалось, удивилась моей просьбе, затем, взяв себя в руки, спросила меня, как я хочу молиться: стоя, преклонив колени или сидя. Я содрогнулась, неожиданно испугавшись. Все эти виды казались мне немыслимыми. Но на моих глазах эта худенькая женщина преклонила колени. И я последовала ее примеру!

«Дух Божий! — тихо произнесла миссис Митчелл, — я знаю, что никакими словами мне не удастся убедить Бегуму Шейх в том, Кто на самом деле Иса. Но я благодарю Тебя за то, что Ты снимаешь покрывало с наших глаз и Сам открываешь Ису в наших сердцах. О, ДУХ СВЯТОЙ, сделай это для Бегумы Шейх. Аминь»

Мы стояли на коленях, как мне показалось, целую вечность. Я радовалась наступившему молчанию, потому что на сердце у меня странным образом потеплело.

Наконец, миссис Митчелл и я встали. «Это Слово Бога, госпожа Шейх?», — спросила она, указывая на маленькую серую книгу, которую я одной рукой прижимала к груди. Я показала ей книгу. «Что Вы о ней думаете? — спросила она, — Вам было легко ее понимать?».

«Не совсем, — сказала я, — это старый перевод, и я не очень его понимаю».

Она вышла в соседнюю комнату и вернулась с другой книгой.

«Это Новый Завет на современном английском, — сказала она. — Его называют переводом Филиппса, он наиболее понятен. Может быть, Вы возьмете его?».

«Да», — сказала я без колебания.

«Начните с Евангелия от Иоанна, — посоветовала миссис Митчелл, открывая книгу и закладывая нужную мне страницу. — Это другой Иоанн, но он очень четко говорит об Иоанне Крестителе».

«Спасибо, — сказала я, тронутая ее вниманием. — А теперь, думаю, я и так отняла у Вас слишком много времени».

Когда я собралась уходить, миссис Митчелл сказала: «Вы знаете, это так интересно, что именно сон привел Вас сюда. Бог часто разговаривает со своими детьми через сны и видения».

Когда она помогала мне надеть пальто, я подумала: может быть, стоит рассказать ей о втором сне. О том торговце духами. Он был таким странным. Как уже не раз за тот вечер, я вдруг почувствовала неожиданный прилив храбрости, как будто идущий изнутри. «Миссис Митчелл, скажите, есть ли какая-то связь между духами и Исой?»

Она подумала с минуту, опираясь на косяк. «Нет, — сказала она, — пока мне ничего не приходит в голову. Однако я помолюсь об этом».

Когда я ехала домой, то вновь ощутила странный аромат, который появился в моем саду накануне!

Приехав домой, я стала читать часть Слова Бога, которая называлась «Евангелие от Иоанна». Его автор рассказывал об Иоанне Крестителе, странном человеке, облаченном в одежду из конского волоса, пришедшем из пустыни и призывавшем людей подготовиться к пришествию Господа. А затем в тишине своей спальни, сидя на диване, окруженная воспоминаниями и традициями, уходившими назад на семь веков, я поймала себя на одной мысли, несвязной, нежеланной и сразу отвергнутой: если Иоанн Креститель был знамением от Бога, знаком, указывавшим на Ису, может быть, тот же самый человек указывал и мне на Ису?

Конечно же, я постаралась отмахнуться от тревожного христианского влияния.

Тут вошла Райшам, но не с чаем, а с запиской, которую, как она сказала, только что принесли в дом.

Это прислала миссис Митчелл. В ней было следующее: «Прочтите Второе послание к коринфянам, 2 главу, 14 стих».

Я потянулась за Писанием, которое она дала мне, и искала, пока не нашла нужную страницу. Взглянув на эти слова, я «потеряла дар речи»:

«Но благодарение Богу, Который всегда дает нам торжествовать во Христе и благоухание познания о Себе распространяет нами во всяком месте».

Я сидела в постели и перечитывала стих; от уверенности, бывшей у меня всего минуту назад, не осталось и следа. Познание Исы распространяется как благоухание! Во сне торговец забрал у меня золотой флакончик с благовонием и поставил его на столик рядом с кроватью, сказав, что «это благовоние изольется на весь мир». На следующее утро я нашла Писание на том самом месте, куда он поставил флакон! Все было слишком ясно. Мне больше не хотелось об этом думать. Нужно позвонить, чтобы принесли чай, чтобы жизнь снова вошла в привычную колею до того, как что-нибудь еще случится.

Хотя миссис Митчелл пригласила меня прийти еще раз, я решила, что мне лучше этого не делать. Мне казалось, что я приняла разумное и логичное решение самостоятельно исследовать Слово Бога. Мне не хотелось, чтобы мне мешало какое-нибудь внешнее влияние. Однако днем Нурджан вбежала ко мне в комнату со странным выражением лица. «Мистер и миссис Митчелл хотят видеть Вас», — сообщила она.

Я испугалась. Зачем они пришли сюда? Однако, быстро взяв себя в руки, я велела горничной проводить их ко мне.

Дэвид Митчелл, высокий худощавый человек с волосами песочного цвета, излучал ту же самую доброту, что и его жена. Казалось, они были так счастливы видеть меня, что я забыла о неловкости, которую испытала, узнав об их приходе.

Миссис Митчелл, приветствуя меня, начала с пожатия руки, а потом обняла меня. Это ошеломило меня. Никто, кроме членов семьи, даже самые близкие друзья, не обнимали меня таким образом. Я напряглась, но миссис Митчелл, казалось, не заметила моей реакции. Потом я поймала себя на том, что мне пришлось признать — такое проявление чувств было приятно мне. В ее приветствии не было ничего притворного.

«Я очень рад познакомиться с «цветочной леди», — воскликнул Дэвид с американским акцентом.

Я взглянула на миссис Митчелл, и она рассмеялась. «Я должна кое-что объяснить. Когда Вы пришли к нам, я хотела сообщить об этом Дэвиду телеграммой, потому что мы часто говорили о Вас, побывав у Вас в саду прошлой весной. Однако я не хотела называть Ваше имя, чтобы защитить Вас. Я думала, как мне назвать Вас в телеграмме, и, выглянув в окно, увидела цветы, которые выросли из тех семян, которые Вы дали нам. И тут название пришло само собой: «цветочная леди», и эта фраза стала Вашим кодовым именем».

Я рассмеялась: «Ну, что ж, с сегодняшнего дня Вы можете называть меня Билкис».

«А Вы, пожалуйста, — сказала она, — называйте меня Синов».

Это был странный визит. Сначала я приняла его за попытку Митчеллов навязать мне свою религию, но ничего подобного не произошло. Мы выпили чая и поговорили. Я спросила, почему ису называли Сыном Божьим, ведь для мусульманина нет большего греха, чем подобное утверждение.

В Коране снова и снова повторяется, что у Бога нет детей. «А эта Троица? — спросила я. — Как это Бог тройственен?».

В ответ Дэвид сравнил Бога с солнцем, которое проявляет себя в трех различных видах энергии — в тепле, свете и радиации. Это тройственное отношение, которое вместе составляет солнце, каждое из них в отдельности не является солнцем. Вскоре они ушли.

И снова в течение нескольких дней я сидела с двумя книгами — Кораном и Словом Бога. Я продолжала читать их параллельно, изучая Коран, будучи верной своему воспитанию, и погружаясь в Писание из-за странного внутреннего голода.

И все же иногда я откладывала его^Бог не может открываться в двух книгах, это я знала, потому что содержание их было разным.-Но каждый раз, когда я сомневалась, открывать ли Новый завет, который дала мне миссис Митчелл, я ощущала странное чувство вины. Всю последнюю неделю я жила в мире красоты, не в видимом саду, созданном мною из семян и воды, но внутреннем саду, сотворенном духовным знанием. Впервые я вошла в этот мир красоты с помощью снов, во второй раз я узнала об этом мире в ту ночь, когда почувствовала удивительное присутствие в саду; я познала его еще раз, когда подчинилась внутреннему побуждению и навестила Митчеллов.

Медленно, но неуклонно за последние несколько дней я начала понимать, что есть путь в тот мир красоты. Чтение этой христианской книги, казалось, по какой-то странной причине, еще неведомой мне, было ключом к нахождению этого мира.

И вот однажды маленький Махмуд подбежал ко мне, держась за ухо и стараясь не плакать. «Ухо, мама, — прохныкал он, и в его голосе четко слышалось страдание. — Мне больно».

Я наклонилась и тщательно осмотрела его. Обычно смуглое лицо Махмуда побледнело, и хотя он был не склонен жаловаться, я видела, как на его маленьких белых щечках блестели слезы.

Я сразу же уложила его в постель и осторожно укрыла. Его темные волосы выделялись на подушке. Как только он

закрыл глаза, я подошла к телефону и позвонила в госпиталь Святого семейства в Равалпинди. Через минуту Тоони была на проводе. Она согласилась, что нам необходимо осмотреть Махмуда в больнице на следующий день. Мне могли предоставить в больнице комнату по соседству, а моей горничной отвели помещение, примыкающее к моему.

День склонился к вечеру, когда мы разместились в удобных комнатах. У Тоони был свободный вечер, и она решила провести его с нами. Вскоре Махмуд с матерью смеялись над какими-то картинками, которые Махмуд раскрашивал в книге, принесенной ему Тоони. Я улеглась и читала в постели Слово Бога. Я также взяла с собой Коран, но теперь я читала его только из чувства долга, без всякого интереса.

Неожиданно свет в комнате померк, а затем погас вообще. Наступила темнота. «Опять неполадки с электричеством, — сказала я. — Здесь есть свечи?».

Через минуту дверь открылась, и вошла монахиня с фонариком. «Я надеюсь, Вы не боитесь темноты, — весело сказала она. — Скоро мы принесем свечи». Я узнала в ней доктора Пиа Сантьяго, филиппинку, которая руководила всей больницей. Мы уже встречались с ней в мой прошлый визит. Почти тотчас же вошла еще одна монахиня со свечами, и через минуту теплый свет наполнил комнату. Махмуд и Тоони были у себя, а мне пришлось поддерживать беседу с доктором Сантьяго. Я не могла не заметить, что она уставилась на мое Слово Бога.

«Вы не будете возражать, если я ненадолго присяду?» — спросила доктор Сантьяго. Она пододвинула стул к моей постели, и ее белые одежды зашелестели, когда она садилась.

«Ах, — сказала она, снимая очки и вытирая лоб платком, — это был беспокойный вечер».

Мое сердце потеплело. Мусульмане всегда уважали таких святых женщин, которые оставили мир, чтобы служить Богу, их вера могла быть ложной, но искренность была неподдельной. Мы поболтали о пустяках, но я поняла, что у этой женщины что-то на уме. Это была мое Слово Бога. Я видела, как она смотрит на него со все возрастающим любопытством. Наконец, она наклонилась вперед и конфиденциальным тоном спросила: «Госпожа Шейх, зачем Вам Слово Бога?».

«Я ищу Бога», — ответила я. Далее, пока догорали свечи, я рассказала ей, сначала неуверенно, а затем все более смело, о своих снах, о визите к миссис Митчелл и о сравнении Писания и Корана. «Что бы ни произошло, — подчеркнула я, — я должна найти Бога, но меня смущает ваша вера», —' сказала я в завершение, понимая, что, пока я говорила, я никак не могла забыть самое главное, что меня смущало. «Мне кажется, что вы сделали Бога.... Я не знаю... Личным!»

Глаза маленькой монахини смотрели на меня с сочувствием, и она наклонилась ко мне. «Госпожа Шейх, — сказала она, и голос ее был полон чувства, — есть только один способ узнать, почему мы так думаем. Вы должны сами это узнать, каким бы странным Вам это ни казалось. Почему Вы не помолитесь Догу, которого Вы ищете? Попросите Его показать Вам путь. Поговорите с Ним, как если бы Он был Вашим другом».

Я улыбнулась. Она точно так же могла предложить мне поговорить с Тадж-Махалом. Но потом доктор Сантьяго сказала мне нечто такое, что пронзило меня насквозь, как электрический ток. Она подошла ближе и взяла мою руку в свои, слезы потекли по ее щекам. «Поговорите с Ним, — сказала она очень тихо, — как, будто Он — Ваш отец».

Я резко откинулась назад. Мертвая тишина наполнила комнату. Не слышно было даже разговора Махмуда.и Тоони. Я посмотрела на монахиню, на то, как свет от свечи отражался в ее очках.

Поговорить с Богом как с отцом! Эта мысль потрясла мою душу, и вместе с ней пришло сначала изумление, а затем утешение.

Тут снова все заговорили. Тоони с Махмудом смеялись и решили раскрасить зонтик сиреневым цветом. Доктор Сантьяго улыбнулась, поднялась, пожелала нам всего лучшего, расправила свою одежду и покинула комнату.

Больше не было сказано ни слова о молитве или христианстве. И все же весь вечер и даже наутро я не могла оправиться от изумления. Что еще больше усиливало

ощущение чего-то таинственного, так это то, что врачи не нашли ничего серьезного в заболевании Махмуда, а он твердил, что его ухо больше не болит.

Сначала я рассердилась на него за те беспокойства, которые он всем причинил. Затем мне пришла в голову мысль, что, может быть, каким-то таинственным образом Бог использовал эту ситуацию, чтобы я встретилась с доктором Сантьяго.

Позже в то утро Манзур отвез нас всех в Вах. Когда мы свернули с Гранд Транк на нашу дорогу, между деревьями я увидела серую крышу собственного дома. Обычно я стремилась к нему как к месту, где я уединялась от мира. Но сегодня мои чувства к дому были другими, как будто что-то особенное должно было случиться со мной там.

Когда мы оказались на подъездной дорожке, Манзур посигналил. Выбежали слуги и окружили машину. «С малышом все в порядке?» — спросили все в один голос. Я уверила их, что Махмуд чувствует себя прекрасно. Но я никак не могла сосредоточиться на радостном возвращении домой. Я встала на путь поиска Бога. Я прошла в спальню, чтобы подумать обо всем, что произошло. Ни один мусульманин, я была в этом уверена, не думал об Аллахе как об отце. С самого детства меня учили, что самый верный путь познать Аллаха — это молиться пять раз в день, изучать Коран и раздумывать над ним. И все же я снова и снова вспоминала слова доктора Сантьяго: «Поговорите с Богом. Поговорите с Ним как со своим отцом».

Оставшись в комнате одна, я преклонила колени и попыталась назвать Его Отцом. Но это было бесполезной попыткой, и я разочарованно встала. Вообще-то это было смешно. Разве не грешно пытаться принизить Великого до нашего уровня? В ту ночь я заснула в еще большем замешательстве, чем прежде.

Через несколько часов я проснулась. Было уже за полночь, и наступил день моего рождения — 12 декабря. Мне исполнилось 47 лет. На мгновение я почувствовала радость, пришедшую ко мне из детства, когда в дни рождения устраивались праздники, были повсюду натянуты ленты, играли в игры, и родственники приезжали весь день. Теперь не будет праздника, может быть, несколько телефонных звонков и ничего больше.

О, как я скучала по тем дням моего детства! Я подумала о родителях, и мне хотелось вспоминать о них только самое лучшее. Мама была такой любящей, такой царственной и прекрасной. А отец! Я так гордилась им, ведь он занимал такие высокие посты в индийском правительстве. Я представила его, как всегда, безукоризненно одетого, поправляющего тюрбан перед зеркалом перед тем, как выйти из офиса, его дружелюбные глаза под густыми бровями, ласковую улыбку, благородные черты и нос с горбинкой.

Воспоминания о том, как он работал в своем кабинете, были очень дороги для меня. Даже в обществе, где сыновей ценили больше, чем дочерей, отец относился к своим детям одинаково. Часто в детстве я хотела спросить его о чем-то и тихонько прокрадывалась к нему в кабинет, стоя в дверях и не решаясь прервать его занятия. Тогда его взгляд встречался с моим. Он откладывал ручку, откидывался в кресле и спрашивал: «Кеес а?». Я медленно входила в кабинет, опустив голову. Он улыбался и пододвигал к себе стул. «Иди сюда, дорогая, садись». Затем он обнимал меня и прижимал к себе. «Теперь, моя маленькая Кеес а, — говорил он очень мягко, — чем я могу тебе помочь?»

С отцом так было всегда. Он не возражал, когда я мешала ему. Когда у меня появлялся вопрос или проблема, неважно, как бы занят он ни был, он всегда откладывал работу, чтобы посвятить все свое внимание мне.

Было уже далеко за полночь, когда я лежала в постели и перебирала эти прекрасные воспоминания. «О, спасибо Тебе...», — прошептала я Богу, Неужели я действительно разговаривала с Ним?

И неожиданно надежда наполнила меня. Представь, только представь, что Бог похож на отца. Если мой земной отец откладывал все, чтобы выслушать меня, как же поступит мой небесный Отец?

Задрожав от восхищения, я встала с постели и опустилась на колени на коврике. Подняв глаза к небу, обретя новое понимание я обратилась к Богу «Мой Отец». Я была не готова к тому, что произошло дальше.