Вторник 3 страница

VII

Тесса Уолл не собиралась засиживаться у Мэри – она всегда нервничала, оставляя мужа и сына вдвоём, но получилось так, что её визит растянулся на два часа. У Фейрбразеров некуда было ступить от раскладушек и спальных мешков; родня сомкнула ряды, чтобы заполнить брешь, нанесённую смертью, но никакое шумное оживление не могло скрыть ту пропасть, которая осталась после ухода Барри.
Впервые после смерти их друга оставшись наедине со своими мыслями, Тесса брела в темноте назад по Чёрч-роу; ноги болели; кардиган не спасал от холода. Тишину нарушал только перестук её деревянных бус да ещё телевизионный шум, доносившийся из домов.
Неожиданно для себя Тесса подумала: «Интересно, Барри знал?..»
Раньше ей не приходило в голову, что Колин мог поделиться с Барри главной тайной её жизни, гнильцой, лежащей в основе их брака. Они с Колином никогда об этом не заговаривали (хотя какие-то отзвуки, случалось, мелькали в их беседах, особенно в последнее время).
Сегодня вечером ей показалось, что при упоминании Пупса Мэри стрельнула взглядом в её сторону…
«Ты переутомилась, вот и выдумываешь всякую ерунду», – одёрнула себя Тесса. Колин был настолько скрытен, настолько замкнут, что никогда бы не проболтался, даже в разговорах с Барри, которого боготворил. Тесса с ужасом думала, что Барри всё же мог знать… а его доброта по отношению к Колину рождалась из сожаления к тому, что сделала она, Тесса.
Когда она вошла в дом, по телевидению передавали выпуск новостей; Колин в очках сидел в гостиной. На коленях у него была стопка каких-то распечаток, а в руке – авторучка. К облегчению Тессы, Пупса поблизости не было.
– Как она? – спросил Колин.
– Да ты знаешь… не блестяще, – ответила Тесса. Опустившись в старое кресло, она блаженно застонала и сбросила стоптанные туфли. – Но брат Барри – это чудо.
– В каком смысле?
– Ну… понимаешь… он так её поддерживает.
Закрыв глаза, Тесса массировала переносицу и веки большим и указательным пальцем.
– Мне он всегда казался слегка ненадёжным, – донёсся до неё голос Колина.
– В самом деле? – удивилась Тесса из добровольного мрака.
– Да. Помнишь, он обещал приехать, чтобы судить встречу с пакстонской школой? А сам отказался буквально за полчаса. Пришлось Бейтману ехать.
Тесса с трудом удержалась, чтобы его не одёрнуть. У Колина была привычка делать безапелляционные выводы на основе первых впечатлений или единичных случаев. Казалось, он не способен постичь безбрежную изменчивость человеческой природы и понять, что за неприглядной видимостью скрывается порой бурный и неповторимый мир – вот как у него.
– Во всяком случае, он с детьми прекрасно ладит, – осторожно выговорила Тесса. – Пойду-ка я спать.
Она не двинулась с места и лишь сосредоточилась на своих болячках: ноги, поясница, плечи.
– Тесс, я тут подумал…
– Мм?
За линзами очков глаза Колина делались маленькими, как у крота, отчего высокий шишковатый лоб с залысинами казался необъятным.
– Всё, за что ратовал Барри в местном совете. Всё, за что он боролся. Филдс. Наркологическая клиника. Я весь день думал. – Он сделал глубокий вдох. – И так сказать, решил продолжить его дело.
Дурные предчувствия пригвоздили Тессу к креслу, на миг лишив её дара речи. Усилием воли она сохранила профессионально-спокойное выражение.
– Не сомневаюсь, Барри был бы доволен, – сказал Колин.
В его странно взволнованном голосе сквозили вызывающие ноты.
«Никогда, – предельно честно сказала про себя Тесса, – никогда, ни на одну секунду Барри не допустил бы такой мысли. Кто-кто, а он прекрасно знал, что ты меньше всего подходишь на эту роль».
– Боже, – произнесла она вслух. – Я понимаю, Барри был очень… Но это огромная ответственность, Колин. К тому же Парминдер остаётся на своём месте и сделает всё, чтобы довершить начатое Барри.
«Нужно было сразу ей позвонить, – упрекнула себя Тесса и почувствовала угрызения совести. – Господи, почему же я ей не позвонила?»
– Но её надо поддержать; в одиночку ей там не выстоять, – возразил Колин. – Ручаюсь, что Говард Моллисон прямо сейчас выбирает кого-нибудь из своих марионеток на замену Барри. А может, уже и…
– Оставь, Колин…
– Готов поспорить! Ты же знаешь, что он за фрукт! – Бумаги гладким белым водопадом заскользили с его коленей на пол. – Я хочу сделать это в память о Барри. Начну с того места, где он остановился. Прослежу, чтобы его дело не развеялось в пух и прах. Аргументы мне известны. Барри всегда говорил, что ему открылись возможности, которых в ином случае быть не могло. Сама видишь, сколько он сделал для общего блага. Непременно выставлю свою кандидатуру. Завтра же разузнаю, что для этого требуется.
– Хорошо, – сказала Тесса.
Многолетний опыт подсказывал ей, что в первом порыве энтузиазма Колин неудержим; любое противодействие только добавляло ему настырности. А Колину тот же самый опыт подсказывал, что Тесса вначале для виду соглашается, а потом начинает спорить. Над такими дебатами всегда довлело невысказанное воспоминание о всё той же давно хранимой тайне. Тесса чувствовала, что она у него в долгу. Он чувствовал, что ему должны.
– Я в самом деле хочу этого добиться, Тесса.
– Понимаю, Колин.
Она поднялась с кресла, не зная, хватит ли у неё сил подняться по лестнице.
– Ты спать собираешься?
– Через одну минуту. Мне нужно тут кое-что пролистать.
Он уже собирал с пола страницы с распечатанным текстом; судя по всему, новые планы заряжали его кипучей энергией.
Тесса медленно раздевалась в их общей спальне. Казалось, земное притяжение многократно усилилось, любое движение давалось с трудом – поднять руку, расстегнуть молнию, сделать самое необходимое. Накинув халат, она прошла в ванную и услышала, как наверху топает Пупс. Её одиночество и усталость были результатом бесконечных челночных рейсов между мужем и сыном, которые существовали сами по себе, словно квартирный хозяин и жилец.
Собравшись снять часы, Тесса вспомнила, что ещё вчера не смогла их найти. Сил нет… рассеянная стала… как можно было не позвонить Парминдер? В слезах и тревоге она зашаркала к постели.

Среда

I

В понедельник и вторник Кристал Уидон ночевала у своей подружки Никки, прямо на полу, потому что в пух и прах разругалась с матерью. Началось всё с того, что Кристал, вернувшись с тусовки, застала на пороге Терри и Оббо, которые о чём-то беседовали. В Филдсе все знали этого типа: одутловатая физиономия, беззубая ухмылка, зелёные кружки очков без оправы, засаленная кожаная куртка.
– Заныкаешь у себя на пару деньков, ага, Тер? Внакладе не останешься, ага?
– Чего это она должна заныкать? – взвилась Кристал.
Робби протиснулся между ногами Терри и крепко обхватил Кристал за коленки. Робби не любил, когда в дом приходили мужчины. И в общем, не без оснований.
– Да ничего. Кампутеры.
– Не смей, – бросила ей Кристал, опасаясь, как бы у матери не завелись свободные деньги.
Но Оббо, как она подозревала, собирался расплатиться с Терри не деньгами, а сразу – пакетиком герыча.
– Не смей их брать.
Но Терри уже сказала «да». Сколько помнила Кристал, её мамаша никому не могла отказать – она вечно соглашалась, поддакивала, прогибалась: «ага, пойдёт; ладно, давай; вот, держи; да не вопрос».
Кристал ходила с ребятами покачаться на качелях под вечерним небом. Её не отпускали напряг и злость. Смерть мистера Фейрбразера не укладывалась у неё в голове, но при этом как будто била под дых, отчего Кристал бросалась на людей. Она и без того терзалась, что стырила часы у Тессы Уолл. А зачем эта курица положила их Кристал под нос и закрыла глаза? На что она рассчитывала?
В тусовке было не легче. Джемма уже достала её своими подколами насчёт Пупса Уолла; в конце концов Кристал не стерпела и бросилась на неё с кулаками; Никки и Лианна едва удержали. Кристал помчалась домой – а там Оббо со своими компьютерами. Робби пытался вскарабкаться на башню коробок, а Терри балдела, даже не подняв с полу шприц и прочее хозяйство. Кто бы сомневался, что Оббо сунет ей дурь.
– Коза драная, тебя снова из клиники вышибут нафиг!
Но героин делал мамашу неуязвимой. Хоть она и откликнулась, вяло бросив Кристал «сучонка» и «шлюшка», это было сделано скорее по привычке. Кристал залепила Терри пощёчину. Терри обложила её матом и пожелала сдохнуть.
– За ребёнком смотри, ёпта, корова тупая! – заорала Кристал.
Робби с рёвом бросился за ней в коридор, но она захлопнула дверь у него перед носом.
В доме у Никки ей нравилось больше, чем в любом другом месте. Может, и не так чисто, как у бабули, зато без понтов, шумно и весело. У Никки было двое братьев и сестрёнка; Кристал спала на разложенном тюфяке между кроватями девчонок. На стенах висели журнальные картинки – целая галерея классных мальчиков и симпатичных девочек. Кристал никогда не приходило в голову хоть как-то украсить свою собственную комнату.
Но сейчас её мучила совесть; перед глазами всё время стояло перепуганное личико Робби, оставшегося перед захлопнутой дверью, так что в среду утром она сразу побежала домой. Родители Никки всё равно не любили оставлять её дольше чем на две ночи подряд. Со свойственной ей прямотой Никки объяснила, что мама, в принципе, не против, если только Кристал не сядет им на шею, но строго-настрого запрещает шляться сюда как в ночлежку, особенно после двенадцати ночи.
Терри встретила дочь как ни в чём не бывало. Рассказала о посещении новой инспекторши, и Кристал задёргалась, представив, что подумала незваная гостья об их жилище, которое в последнее время совсем заросло грязью. А хуже всего было то, что Робби застукали дома: ведь год назад, когда решался вопрос об изъятии Робби из приёмной семьи для возвращения родной матери, та подписалась водить ребёнка в детсад – это было непременным условием. Кристал злилась ещё и оттого, что посетительница застала Робби в подгузнике, хотя Кристал все силы положила на то, чтобы при учить его ходить по-маленькому в уборную.
– Чё она сказала? – потребовала ответа Кристал.
– Сказала, ещё зайдёт, – выдавила Терри.
У Кристал возникли дурные предчувствия. Терри в минуты просветления робела перед дочерним гневом, и Кристал могла ею помыкать. Воспользовавшись своей временной властью, она велела матери одеться поприличнее, насильно втиснула Робби в чистый костюмчик, припугнула, чтобы не вздумал писать в штаны, и отвела в детский сад. Он заревел, когда Кристал оставила его в группе и пошла к выходу; сначала она на него цыкнула, но потом присела на корточки и пообещала, что скоро за ним придёт; только тогда он её отпустил.
Инспекторша, которая прежде курировала семью Уидонов, ни во что особо не вмешивалась. Рассеянная и суматошная, она часто путала имена и житейские обстоятельства своих подопечных, а наведывалась хорошо если раз в две недели, причём, похоже, с единственной целью: проверить, жив ли Робби.
Хотя это был её самый любимый день – среда, когда в расписании стояли физкультура и воспитательский час, Кристал решила не ходить в школу, а вместо этого немного прибраться дома: разбрызгала по кухне хвойный аэрозоль от тараканов, смела заплесневелые продукты и старые окурки в мешок для мусора. Спрятала жестянку от печенья, в которой хранились все торчковые причиндалы Терри, а потом запихнула оставшиеся компьютеры (три уже забрали) в стенной шкаф у входа.
Отскребая от тарелок присохшие объедки, Кристал мыслями вернулась к тренировкам по гребле. Если бы мистер Фейрбразер был жив, следующая тренировка состоялась бы завтра вечером. Обычно он подвозил её в своём мини-вэне туда и обратно, потому что иначе ей было не добраться до гребного канала в Ярвиле. К нему в машину садились также его дочки-близняшки, Нив и Шивон, и ещё Сухвиндер Джаванда. В школе она с этими девчонками не общалась, но, став одной командой, они по её примеру начали при встрече говорить: «Всё путём?» Вначале Кристал подозревала, что они будут перед ней заноситься, но, познакомившись с ними поближе, успокоилась: девчонки как девчонки. Смеялись её шуткам. Перенимали коронные словечки. Она, можно сказать, стала у них лидером.
У Кристал в семье отродясь не было автомобиля. Сосредоточившись, она могла бы хоть сейчас, посреди этой вонючей кухни, вспомнить, как пахло в салоне мини-вэна. Она обожала этот тёплый пластиковый запах. Больше ей в этой тачке не ездить. Бывало, мистер Фейрбразер брал напрокат микроавтобус, чтобы отвезти в Ярвил всю команду; бывало, они даже уезжали с ночёвкой, когда соревновались с какой-нибудь неближней школой. На заднем сиденье они распевали свои музыкальные позывные – песню Рианны «Зонтик», это была счастливая примета; но вначале Кристал исполняла вступление рэпера Джей-Зи. Мистер Фейрбразер, когда в первый раз услышал, так хохотал, что чуть не обделался.

Uh huh uh huh, Rihanna…
Good girl gone bad —
Take three —
Action.
No clouds in my storms…
Let it rain, I hydroplane into fame
Comin’ down with the Dow Jones… [7 - Ах-ха, ах-ха, Рианна…Хорошая девочка стала плохой —Дубль три —Мотор.Мои грозы без туч.Пусть льёт дождь, я глиссирую к славе, Падая вместе с индексом Доу-Джонса (англ.).]

Смысла этих слов Кристал не улавливала.
Кабби Уолл разослал им сообщение, что, мол, тренировки возобновятся после того, как школа найдёт нового тренера. Да только нового тренера взять было негде, и вся команда понимала: он просто гонит.
Это была команда мистера Фейрбразера, его детище. Чего только Кристал не наслушалась от Никки и прочих, когда подписалась на это дело! За их издёвками вначале скрывалось недоверие, а потом уважение, потому что команда выиграла медали. (Свою Кристал хранила в шкатулке, которую стырила у Никки дома. Кристал частенько подворовывала у людей, которые ей нравились. Шкатулка была пластмассовая, с розочками: если честно – просто детская коробка для всяких мелочей. Сейчас в ней, свернувшись клубком, лежали ещё и часы Тессы.)
Самый кайф был, когда они победили этих заносчивых сучек из школы Святой Анны, – тот день запомнился Кристал как самый счастливый в её жизни. На утреннем построении директриса вызвала их команду перед всей школой (Кристал немного робела, потому что перед тем Никки и Лианна её обсмеяли), и все им аплодировали… Это кое-что да значило: они, «Уинтердаун», порвали «Святую Анну».
Но теперь всё накрылось: поездки на машине, гребля, расспросы газетчиков. Совсем недавно её грела мысль, что скоро про неё опять напишут в газете. Мистер Фейрбразер обещал, что в редакцию они поедут вместе. Вдвоём.
– Чё они спрашивать-то будут, типа?
– Про твою жизнь. Их интересует твоя жизнь.
Фу-ты ну-ты знаменитость. У Кристал не было денег на журналы, но она разглядывала фотки их команды у Никки дома и в приёмной у доктора, когда водила Робби на лечение. А теперь… это могло получиться ещё круче, чем с командой. Она лопалась от гордости, но не проболталась Никки с Лианной. Хотела их удивить. И хорошо, что не проболталась. В газете про неё теперь не напишут.
У Кристал внутри образовалась пустота. Перемещаясь по дому, она старалась больше не думать про мистера Фейрбразера и продолжала уборку – неумело, но терпеливо, а мать всё это время сидела на кухне, курила и смотрела в окно на задний двор.
Около полудня перед их домом остановился старенький синий «воксхолл», из которого вышла женщина. Кристал засекла её из комнаты Робби. Посетительница, темноволосая, стриженная под мальчика, приехала в чёрных брюках, с какой-то бисерной мулечкой, вроде как этнической, на шее и с большой сумкой через плечо, в которой, наверное, лежали конторские папки.
Кристал сбежала вниз.
– Кажись, пришла! – крикнула она Терри, по-прежнему сидевшей на кухне. – Инспекторша.
Женщина постучалась, и Кристал открыла ей дверь.
– Добрый день, меня зовут Кей, я заменяю Мэтти. А ты, видимо, Кристал?
– Ну, – сказала Кристал, не считая нужным отвечать улыбкой на улыбку.
Она провела гостью в комнату и отметила, что от той не укрылся относительный порядок: чистая пепельница, поднятое с полу и запихнутое в раздолбанный стеллаж барахло. Ковер, конечно, загажен, потому как пылесос давно сдох; на полу остались полотенце и цинковая мазь, а на бортике пластмассовой ванночки – игрушечная машинка Робби. Этой машинкой Кристал пыталась отвлекать Робби, пока обрабатывала ему попу.
– Робби в садике, – доложила Кристал. – Я его отвела. Штанишки ему надела. Это она его в подгузнике держит. Сто раз ей говорила, чтоб так не делала. Я ему и попку кремом смазала. Скоро заживёт, это у него опрелость, вот и всё.
Кей опять улыбнулась. Кристал высунулась в коридор и прокричала:
– Мам!
Из кухни появилась Терри. На ней были джинсы и замызганная старая фуфайка; когда бо́ льшая часть её тела была прикрыта, выглядела она чуть получше.
– Добрый день, Терри, – сказала Кей.
– Всё путём? – спросила Терри, глубоко затягиваясь сигаретой.
– Сядь, – потребовала Кристал, и мать подчинилась, устроившись на прежнем месте. – Хотите чаю или ещё чего-нибудь? – спросила Кристал у Кей.
– С удовольствием, – сказала Кей, опускаясь в кресло и открывая папку. – Спасибо.
Кристал поспешила выйти. Она чутко прислушивалась, чтобы не упустить ни слова из их разговора.
– Вы, наверное, не ожидали, что я так скоро появлюсь, Терри, – услышала Кристал (чудной говорок: лондонский, что ли, как у той новенькой сучки, на которую все мальчишки запали), – но меня вчера очень обеспокоил Робби. Кристал говорит, сегодня он в детском саду?
– Ага, – подтвердила Терри. – Она его отвела. Токо утром вернулась.
– Вернулась? Где же она была?
– Я… это… у подружки ночевала. – Кристал поспешила обратно в комнату, чтобы говорить за себя.
– Ну да, токо утром вернулась, – повторила Терри.
Кристал ушла на кухню следить за чайником. Перед тем как вскипеть, он так загрохотал, что она перестала разбирать беседу матери с инспекторшей. Плеснув молока поверх чайных пакетиков, Кристал поспешила отнести три горяченные кружки в гостиную и застала обрывок фразы:
– …в детском саду поговорила с миссис Харпер.
– Та ещё стерва, – бросила Терри.
– Пейте, – сказала Кристал, ставя кружки на пол и поворачивая одну ручкой к Кей.
– Большое спасибо, – сказала Кей. – Терри, миссис Харпер сообщила, что у Робби за последние три месяца было очень много пропусков. Ни одной полной недели, это так?
– Чего? – переспросила Терри. – Ну да. То ись нет. Он токо вчера пропустил. И ещё кода горло болело.
– Когда же это было?
– Да с месяц тому. С полмесяца. Типа того.
Кристал присела на подлокотник маминого кресла. Сложив руки на груди, точь-в-точь как мать, она недобро взирала со своего насеста на Кей и энергично жевала резинку. Кей раскрыла у себя на коленях толстую папку. Кристал ненавидела папки. Понапишут всякой фигни, подошьют в папку, а ты потом отвечай.
– Я сама вожу Робби в садик, – сказала она. – Перед школой.
– По данным миссис Харпер, посещаемость Робби резко упала, – сказала Кей, сверяясь со сведениями, полученными от директора детского сада. – Всё дело в том, Терри, что год назад, когда вам вернули сына, вы обязались водить его в детское учреждение.
– Какое, нафиг… – заговорила Терри.
– Нет, молчи, поняла? – осадила её Кристал. А потом обратилась к Кей: – Он у нас приболел, точно говорю, миндалины распухли, я у доктора антибиотики для него получала.
– И когда же это было?
– Да уж три недели как… Короче, это…
– Вчера во время нашей встречи, Терри, – сказала Кей, снова обращаясь к матери Робби (Кристал яростно жевала, отгородившись барьером сложенных рук), – у меня создалось впечатление, что вы с огромным трудом откликаетесь на нужды Робби.
Кристал бросила быстрый взгляд сверху вниз. Её бедро, расплющенное подлокотником, было вдвое толще материнского.
– Да я… Чтоб я… – Тут Терри передумала. – Он у меня присмотрен.
У Кристал в мозгу хищно кружило дурное предчувствие.
– Терри, вы ведь вчера, перед моим приходом, кололись, верно?
– Ни фига! Ты мне тут… Ах ты, бля… Нет, не кололась я, понятно?
Кристал задыхалась, у неё звенело в ушах. Значит, Оббо дал матери не одну дозу, а целый вес. И та вмазалась до прихода инспекторши. Теперь у неё в «Беллчепеле» будут положительные пробы, и её опять турнут…
(А если её снимут с метадона, опять начнётся всё тот же кошмар: Терри будет брать в свой беззубый рот у первого встречного, чтобы только ширнуться. Робби опять у них заберут, и в этот раз, возможно, навсегда. В кармане у Кристал лежал брелок в виде красного сердечка, а в нём – фотография Робби в годовалом возрасте. Сердце у неё заколотилось, как в те минуты, когда она гребла в полную силу, налегала, налегала на вёсла и не щадила ни одной мышцы, видя отставание соперниц…)
– Вот гадина, – вырвалось у неё, но этого никто не услышал, так как Терри во всю глотку орала на Кей, которая с невозмутимым видом держала в руках кружку.
– Ни фига я не ширялась, не докажешь…
– Мозгов совсем нету, – повысила голос Кристал.
– Ни фига не ширялась, брешешь ты всё! – вопила Терри, дёргаясь, как угодившая в сеть зверушка, и запутываясь всё сильнее. – На кой мне это надо, да я ни в жисть…
– Тебя опять турнут, нафиг, из клиники, коза драная!
– Ишь на маму пасть разевает!
– Ладно.
Кей попыталась перекрыть эти вопли, опустила кружку на пол и поднялась с места в испуге от спровоцированной ею сцены. Но тут её охватила настоящая паника, и она вскричала: «Терри!» – потому что мать приподнялась на локте у себя в кресле и поравнялась лицом с дочерью; почти столкнувшись носом к носу, они, как ведьмы, сыпали проклятиями.
– Кристал! – завопила Кей, увидев её вскинутый кулак.
Кристал в бешенстве сорвалась с места и отскочила подальше от матери. К своему удивлению, она почувствовала, что по щекам у неё течёт что-то тёплое, и не могла взять в толк, откуда кровь, но это были слёзы, всего лишь прозрачные слёзы, которые блеснули у неё на пальцах, когда она провела рукой по лицу.
– Ладно, – нервозно повторила Кей, – давайте, пожалуйста, успокоимся.
– Сама успокойся, – бросила ей Кристал.
Дрожа, она утёрлась тыльной стороной запястья и бросилась назад, к креслу. Терри съёжилась, но Кристал всего лишь вытряхнула у неё из пачки последнюю сигарету, щёлкнула зажигалкой и закурила. После первой затяжки она повернулась спиной и отошла к окну, глотая слёзы.
– Хорошо, – сказала Кей, не рискуя сесть, – если мы сможем поговорить спокойно…
– Да пошла ты, – мрачно буркнула Терри.
– Речь идёт о Робби, – выговорила Кей. Она не расслаблялась. – Поэтому я здесь. Мне нужно было убедиться, что с ним всё в порядке.
– Подумаешь, в сад не ходил, – процедила, стоя у окна, Кристал. – Тоже мне преступление.
– Тоже мне преступление, – смурным эхом подхватила Терри.
– Детский сад – это только часть проблемы, – возразила Кей. – Во время моего вчерашнего посещения Робби нервничал и был неопрятен. Он большой мальчик и не должен ходить в подгузнике.
– Какой, нафиг, подгузник, говорю же, я ему штаны надела, не доходит, что ли? – вскинулась Кристал.
– Извините меня, Терри, – сказала Кей, – но вчера вы были не в состоянии обеспечить ребёнку должный уход.
– Да чтоб я…
– Можете сколько угодно твердить, что бросили, – продолжила Кей, и Кристал впервые услышала в её голосе что-то человеческое: досаду, раздражение. – Но в клинике вам сделают анализы. Мы с вами понимаем, что результат будет положительный. Вам же объяснили, что это последний шанс, что вас исключат из программы.
Терри вытерла рукой губы.
– Послушайте меня, я вижу, что вы обе не хотите потерять малыша.
– Так отвяжитесь от нас – и всё! – выкрикнула Кристал.
– Всё не так просто, Терри. – Кей опять села и подняла с пола тяжёлую папку. – Когда в прошлом году Робби к вам вернулся, вы не употребляли героин. Вы взяли на себя серьёзное обязательство вернуться к нормальной жизни и пройти курс реабилитации; вы приняли также и другие условия: например, водить Робби в детский сад…
– Ну так водили же…
– Очень недолго, – сказала Кей. – Да, сначала водили, но только для виду. Этого недостаточно, Терри. После всего, что я здесь увидела, после того как я побеседовала с вашим наркологом и с миссис Харпер, нам, видимо, придётся вмешаться в существующее положение.
– Это как? – не поняла Кристал. – Опять пересмотр дела, типа? На кой это вам? На кой? Он у нас в порядке, я за ним смотрю… да заткнись же ты, мать твою! – заорала она на Терри, когда та попыталась спорить из своего кресла. – Она не… Я сама за ним смотрю, понятно? – Раскрасневшись, она ткнула себя в грудь; в густо накрашенных глазах стояли злые слёзы.
Робби месяц жил в приёмной семье, и Кристал регулярно его навещала. Он льнул к ней, звал пить чай, плакал, когда она уходила. Её как будто резали по живому. Кристал хотела, чтобы он пожил у бабули Кэт, – в детстве Кристал и сама частенько жила у неё, когда Терри срывалась с катушек. Но бабуля совсем состарилась и сдала, ей было не до Робби.
– Я понимаю, ты любишь брата, Кристал, и делаешь для него всё, что в твоих силах, – сказала Кей, – но по закону ты не имеешь права…
– Здрасьте, это ещё почему? Я ему сестра или кто?
– Ладно, – решительно отрезала Кей. – Терри, давайте смотреть правде в глаза. Если вы придёте в клинику, сделаете вид, будто не употребляли наркотики, а потом у вас окажется положительный анализ, из программы вас безусловно исключат. Я это знаю от вашего нарколога.
Сжавшись в кресле, эта странная беззубая девочка-старушка смотрела перед собой пустым, горестным взглядом.
– Я считаю, выход у вас один, – продолжала Кей. – Открыто признаться, что вы нарушили запрет, не вступать в пререкания и доказать, что вы готовы начать с чистого листа.
Терри не мигая смотрела перед собой. Из многочисленных затруднений, с которыми она сталкивалась, ей был известен только один выход: обман. Ага, лады, замётано, давай сюда, а потом: Не, чтоб мне сдохнуть, я вообще не при делах…
– Притом что вы получаете значительные дозы метадона, у вас на этой неделе был какой-то особый повод сделать себе укол героина? – спросила Кей.
– Был, был, – вмешалась Кристал. – Это всё Оббо, она ему ни в чём не отказывает.
– Заткнись, – вяло бросила Терри, пытаясь, как видно, осмыслить этот подозрительный, опасный совет: сказать правду.
– Оббо, – повторила Кей. – Кто такой Оббо?
– Барыга чёртов, – объяснила Кристал.
– То есть он снабжает вас наркотиками? – уточнила Кей.
– Заткнись, нафиг, – ещё раз посоветовала Терри дочке.
– Чё ты его не послала куда подальше? – обрушилась Кристал на мать.
– Ладно, – в который раз выговорила Кей. – Терри, я собираюсь сделать повторный звонок вашему наркологу. Попытаюсь её убедить, что для вашей семьи будет лучше, если вы пройдёте курс реабилитации до конца.
– Без балды? – изумилась Кристал: поначалу эта инспекторша показалась ей такой гадиной, даже хуже, чем приёмная мать Робби, чистоплюйка со своими подходцами, от которых Кристал чувствовала себя последним дерьмом.
– Да, – подтвердила Кей, – я постараюсь. Но, Терри, нам, то есть Комиссии по охране детства, положение представляется очень серьёзным. Мы будем тщательно контролировать условия проживания Робби. Мы должны увидеть перемены к лучшему, Терри.
– Замётано, ага, – согласилась Терри, как соглашалась на всё и всегда.
Но тут заговорила Кристал:
– Ты справишься, точно. Она справится. Я ей помогу. Она справится.

II

По средам Ширли Моллисон ездила в Юго-Западную клиническую больницу Ярвила. Вместе с десятком других волонтёров она выполняла разные неквалифицированные поручения: развозила по палатам библиотечные книги, ухаживала за букетами пациентов или спускалась в киоск, чтобы приобрести какие-то мелочи для лежачих больных, кого не навещали родные. Но больше всего ей нравилось, переходя от одной койки к другой, принимать заказы на завтрак, обед и ужин. Как-то раз спешивший мимо доктор, увидев у неё планшет с зажимом для бумаг и ламинированный пропуск, даже принял её за сотрудницу канцелярии.
На мысль заняться волонтёрской деятельностью навела её Джулия Фоли в ходе их самой длительной беседы во время одного из чудеснейших рождественских приёмов в Суитлав-Хаусе. Тогда-то она и узнала, что Джулия собирает средства на создание педиатрического отделения в местной больнице.
– Нам как воздух необходим визит кого-нибудь из членов королевской семьи, – говорила Джулия, глядя через плечо Ширли на вход. – Я собираюсь попросить Обри ненавязчиво переговорить с Норманом Бейли. Простите, мне надо поздороваться с Лоренсом…
Оставшись стоять в одиночестве у рояля, Ширли проговорила в пустоту: «Конечно-конечно». Она понятия не имела, кто такой Норман Бейли, но чувствовала, что это упущение. На другое утро, даже не посоветовавшись с Говардом, она позвонила в Юго-Западную клиническую больницу и спросила, нужны ли им волонтёры. Удостоверившись, что от неё не требуется ничего, кроме безупречной репутации, уравновешенности и здоровых ног, она попросила прислать ей бланк заявки.
Волонтёрство открыло Ширли совершенно новый, удивительный мир. Тогда, у рояля, Джулия Фоли ненароком подвела её вплотную к давней мечте: скромно сцепив перед собой руки, Ширли будет стоять с ламинированным пропуском на шее, когда вдоль шеренги добровольных помощников медицины неспешно прошествует её величество. Тут Ширли сделает идеальный реверанс и тем самым обратит на себя внимание королевы; та остановится, чтобы перемолвиться словом с Ширли, поблагодарит её, что она, не считаясь со временем… вспышка фотокамеры, а на следующий день – фото в газете: «Королева беседует с миссис Ширли Моллисон, работающей на общественных началах…» Когда Ширли воображала эту сцену, её порой охватывал почти священный трепет.
А кроме того, волонтёрство давало ей в руки сверкающее оружие против заносчивости Морин. Когда вдова Кена вдруг преобразилась, как Золушка, из продавщицы в совладелицу, она стала задирать нос, чем приводила в бешенство Ширли (которая, впрочем, неизменно встречала её кошачьей улыбкой). Но Ширли поднялась на ступень выше: она трудилась не ради наживы, а ради высоких идеалов сердца. Волонтёрство давно стало признаком хорошего тона: оно привлекало таких женщин, которые, как она сама и Джулия Фоли, не нуждались в деньгах. Более того, пропуск в больницу давал Ширли доступ к неограниченным запасам сплетен, с которыми не мог сравниться назойливый щебет Морин по поводу открытия нового кафе.
Сегодня утром Ширли уверенно попросила координатора волонтёрской службы направить её в двадцать восьмую палату онкологического отделения. На посту возле этой палаты она рассчитывала застать единственную медсестру, с которой сумела подружиться; молоденькие девчонки порой дерзили и выговаривали волонтёрам, тогда как Рут Прайс, вернувшаяся к сестринской профессии после шестнадцатилетнего перерыва, привлекла её с самого начала. Обе они, как подчёркивала Ширли, были «уроженками Пэгфорда», и это их сближало.
(Если уж совсем честно, Ширли не была уроженкой Пэгфорда. Они с младшей сестрой выросли в Ярвиле, в тесной, грязноватой квартирке, принадлежавшей их матери. Мать Ширли была пьянчужкой; она не давала развода отцу девочек, которого те никогда не видели. Казалось, все мужчины в округе знали мать Ширли по имени и говорили о ней с ухмылкой… но это давным-давно кануло в прошлое, а Ширли считала, что прошлое выветривается, если только о нём не вспоминать. Она и не вспоминала.)
Ширли и Рут радостно поздоровались, но сегодня у обеих была масса дел, и они успели только обменяться короткими фразами насчёт внезапной кончины Барри Фейрбразера. Они договорились пойти в столовую около половины первого, и Ширли отправилась за библиотечной тележкой.
Она пребывала в прекрасном расположении духа. Будущее виделось ей столь же отчётливо, как настоящее. Говард, Майлз и Обри Фоли собирались сплотиться, чтобы раз и навсегда покончить с предместьем Филдс; такое достижение не грех будет отметить торжественным приёмом в Суитлав-Хаусе…
Ширли завораживало это имение: огромный сад с прудами, солнечными часами и затейливо подстриженной живой изгородью; широкий коридор, обшитый деревом, на рояле – фотография в серебряной рамке: хозяйка дома беседует с дочерью королевы. Со стороны четы Фоли не чувствовалось ни тени высокомерия к Говарду и Ширли; правда, попав в орбиту этой семьи, Ширли заметила, что хозяев дома во время каждой встречи что-нибудь отвлекает. А ведь как мило было бы им впятером устроить приватный ужин в одном из этих восхитительных малых залов: Говард сел бы рядом с Джулией, Ширли – по правую руку от Обри, а между ними – Майлз. (У Саманты в фантазиях её свекрови неизменно находились другие дела.)
Ровно в половине первого Ширли и Рут нашли друг друга у стойки с йогуртами. В шумной больничной столовой ещё не было того столпотворения, какое начиналось в час дня, и они без труда нашли липкий, в крошках столик на двоих у стены.
– Как Саймон? Как мальчики? – спрашивала Ширли, пока Рут вытирала столешницу.
Затем они переставили на столик содержимое своих подносов и сели друг к дружке лицом, собираясь поболтать.
– Сай – лучше всех, спасибо, прекрасно. Сегодня привезёт домой новый компьютер. Мальчики ждут не дождутся, вы же понимаете.
Это не вполне соответствовало истине. У Эндрю и Пола были свои простенькие ноутбуки; большой компьютер находился в углу тесной гостиной, и мальчики к нему не прикасались, предпочитая лишний раз не попадаться на глаза отцу. В рассказах Рут её сыновья выглядели намного младше, чем на самом деле: покладистые, предсказуемые, смешливые. По-видимому, она и себя старалась выставить моложе, подчеркнуть разницу в возрасте – почти в два десятка лет – между собой и Ширли, чтобы они с ней ещё более походили на мать и дочь. Рут потеряла мать десять лет назад, и у неё не осталось старшей подруги, а у Ширли хоть и была дочь, но отношения с ней, как она намекала, оставляли желать лучшего.
– Мы с Майлзом всегда были очень близки. А у Патриции довольно трудный характер. Она сейчас живёт в Лондоне.
Рут не терпелось узнать подробнее, но они с Ширли в первую очередь ценили друг в дружке сдержанную гордость: обе с достоинством являли миру ничем не омрачённый фасад. Запрятав подальше своё любопытство, она всё же не оставляла надежды со временем разузнать, в чём проявляется трудный характер Патриции. Взаимная симпатия Ширли и Рут основывалась на признании того факта, что подруга более всего гордится многолетней привязанностью своего мужа. Они, как члены масонской ложи, выработали особый код, благодаря которому чувствовали себя друг с дружкой более комфортно, чем в компании других женщин. Их заговору добавляло остроты чувство превосходства: каждая втайне жалела другую за выбор такого мужа. Рут считала Говарда физически омерзительным и не могла понять, как Ширли, хоть и полненькая, но вполне симпатичная, согласилась за него выйти. А Ширли, которая в глаза не видела Саймона и не слышала, чтобы его упоминали в высших сферах Пэгфорда, заключила, что Рут страшно далека от светской жизни, а муж у неё – домосед и неудачник.
– Так вот, Майлз и Саманта доставили Барри в моё дежурство, – без предисловий заговорила Рут. В отличие от Ширли она не владела тонкостями светской беседы и не умела маскировать свою жадную тягу к пэгфордским сплетням: если они и долетали к ней на вершину взмывшего над городом холма, то разбивались о нелюдимость Саймона. – Они и вправду всё видели?
– О да, – подхватила Ширли. – В воскресенье вечером они ужинали в гольф-клубе: девочки после каникул вернулись в школу, а Сэм предпочитает питаться вне дома, готовит-то она посредственно…
Мало-помалу, во время перерывов на кофе, Рут сделала для себя выводы относительно изнанки брака Майлза и Саманты. Ширли упомянула, что её сын женился в силу своей порядочности, когда Саманта забеременела старшей дочкой, Лекси.
– Комар носу не подточит, – вздохнула Ширли с прозрачной бравадой. – Майлз поступил как положено; иного я от него и не ждала. Девочки у них – само очарование. Жаль, что у Майлза нет сына – это был бы чудный мальчик. Но Сэм третьего не захотела.
Каждый завуалированный выпад против Саманты был для Рут на вес золота. Она с первого взгляда невзлюбила невестку Ширли ещё в ту пору, когда водила четырёхлетнего Эндрю в подготовительную группу; туда же Саманта водила Лекси. Визгливый смех, выкаченный наружу бюст и солёные шуточки, адресованные молодым матерям, ожидавшим во дворике, делали её в глазах Рут опасной хищницей. Не первый год Рут наблюдала, как Саманта, приходя в школу на день открытых дверей, выпячивает массивную грудь, перед тем как вызвать на разговор доктора Викрама Джаванду, и спешила увести Саймона за угол, чтобы им не пришлось с ней общаться.
Ширли во всех подробностях пересказывала с чужих слов повесть о последнем путешествии Барри, всячески подчёркивая заслуги Майлза, который мгновенно вызвал «скорую», поддержал Мэри Фейрбразер, сопроводил её в больницу и оставался там до приезда супругов Уолл. Рут слушала внимательно, хотя и с некоторой досадой: у Ширли куда увлекательнее получалось критиковать многочисленные недостатки Саманты, нежели превозносить достоинства сына. А главное, ей самой не терпелось рассказать кое-что интересное.
– Значит, в совете образовалось свободное место, – подытожила Рут, едва дождавшись того момента, когда Майлз с Самантой уступили сцену Колину и Тессе Уолл.
– Для этого есть термин: «случайная вакансия», – любезно подсказала Ширли.
Рут собралась с духом.
– Саймон, – выговорила она с радостным волнением, – хочет выставить свою кандидатуру!
Машинально улыбнувшись, Ширли удивлённо-вежливо вздёрнула брови, а потом отпила чаю, чтобы спрятать лицо. Рут и подумать не могла, что её слова вывели приятельницу из равновесия. Она заранее представляла, как обрадуется Ширли, узнав, что их мужья будут вместе заседать в совете, а возможно, и чем-нибудь посодействует.
– Я от него вчера вечером узнала, – с важным видом продолжала Рут. – Он давно об этом задумывался.
Некоторые другие планы Саймона, как то развести на деньги Грейза, чтобы оставить его фирму подрядчиком совета, Рут немедленно выбросила из головы, как вычёркивала из памяти все его неприглядные делишки и мелкие нарушения закона.
– Кто бы мог подумать, что Саймона интересует участие в местном самоуправлении, – пропела Ширли лёгким и приятным тоном.
– Ещё как, – подтвердила Рут, которая до вчерашнего вечера ни сном ни духом об этом не догадывалась. – Очень даже интересует.
– А он обращался к доктору Парминдер Джаванде? – спросила Ширли, отпив ещё чаю. – Она не вызвалась помочь?
Рут слегка оторопела и не смогла скрыть замешательство.
– Да нет, я не… Саймон сто лет к врачам не обращался. Он на здоровье не жалуется.
Ширли улыбнулась. Если Саймон выступает сам по себе, без поддержки фракции Джаванды, то его можно сбросить со счетов. Ей даже стало жаль Рут: младшую подругу ждал неприятный сюрприз. Сама Ширли, знакомая со всеми мало-мальски уважаемыми гражданами Пэгфорда, не узнала бы мужа Рут, надумай он зайти в кулинарию за продуктами; бедняжка Рут – хоть бы спросила себя, кто станет за него голосовать. В то же время был один вопрос, который, по мнению Ширли, Говард и Обри непременно попросили бы её задать как бы невзначай:
– Саймон с рождения живёт в Пэгфорде, да?
– Не совсем: он родом из Филдса, – ответила Рут.
– Понимаю, – сказала Ширли.
Аккуратно вскрыв стаканчик йогурта, она задумчиво погрузила в него пластмассовую чайную ложку. Саймон наверняка присоединится к тем, кто ратует за сохранение Филдса, а это полезно знать наперёд, вне зависимости от его шансов на выборах.
– Это на сайте появится или как там положено о себе заявлять? – спросила Рут, всё ещё надеясь на запоздалый проблеск интереса и поддержки.
– Видимо, да, – туманно произнесла Ширли. – Думаю, так.