Начало командировки

О тстояв гигантскую очередь в железнодорожной кассе, оформив командировочное удостоверение с печатью института и получив аванс, отъезжающие спешили домой, наскоро собирали пожитки в дорожную сумку и вновь встречались уже в купе перед отходом поезда. Настроение обыкновенно было приподнятое, разговоры тянулись за полночь, и когда наутро поезд подкатывал к станции, все выглядели помятыми и зевали во весь рот.

За безвкусно-помпезным вокзалом с острым шпилем и звездочкой наверху расстилалась площадь, обстроенная трех-четырехэтажными домами ярких тонов, с подобиями классических портиков, наглядно доказывавших приезжим, что здешние жители не лаптем щи хлебают. Крыши были опоясаны идейными лозунгами, которые ночью светились красным. На площади звенели трамваи, киоски торговали газетами и мороженым, в закутке мужики осаждали пивную бочку. Напротив вокзала зеленел небольшой чахлый скверик, в центре которого возвышался бодрый Ильич в кепке и рукой указывал на трамвайную остановку. Командированные послушно поворачивали туда, расспрашивая встречных, как бы им добраться до завода имени Дзержинского. Старожилы качали головами и показывали в разные стороны.

Подкатывал набитый трамвай; москвичи втискивались в него и ехали не туда. Дома за окнами быстро снижались, переходя в деревенскую застройку с цветущими палисадниками, калитками и узкими тропками, петлявшими вдоль пыльных обочин. Лаяли собаки, кричал петух, баба с коромыслом возвращалась от колодца. За зеленью яблоневых садов белыми айсбергами торчали удаленные новостройки. Завод нигде не проглядывался.

Осознав ошибку, путешественники высаживались на ближайшей остановке и возобновляли расспросы. Мужик с граблями на плече уверенно махал в обратную сторону: надо было сесть не на третий трамвай, а на восьмой автобус и ехать до самой запруды, и потом пройти пешком на взгорок, за которым уже видна дымовая труба. Сдержанно чертыхнувшись и еще раз прокатив с ветерком мимо вокзала, москвичи пялились в окна, чтобы не пропустить запруду; другие пассажиры, уже посвященные в суть проблемы, спорили между собой, какая из четырех имелась в виду.

Наконец, побуждаемые шестым чувством, командированные высаживались в ложбинке у ручейка, ковыляли вверх по пыльной дороге и за взгорком неожиданно обнаруживали целый квартал, из середины которого торчала к небу кирпичная дымовая труба. Облупленная табличка на обочине гласила: " Поселок им. Дзержинского". Кривая, страшно разбитая улица петляла вправо и влево; ухабы перемежались глубокими лужами, отчасти заваленными битым кирпичом. Через них в облаке брызг катили облепленные грязью самосвалы. Высокие тополя скрывали фасады унылых пятиэтажек из серого кирпича, в которых жили рабочие завода. Со всех балконов полоскалось на ветру исподнее белье. По щербатому тротуару слонялись люди в таком тряпье, что сразу становилось ясно: их поселок - их дом, и стесняться нечего. Во дворах, несмотря на рабочее время, раздавались пьяные крики, музыка и стук домино.

Улица упиралась в проходн у ю завода, где старик в форменной фуражке долго проверял документы, звонил начальству и наконец пропускал внутрь. Обширная, неопределенных очертаний территория была беспорядочно застроена и завалена такой рухлядью, словно над ней потрудились немецкие бомбардировщики. Неровные проезды, вымощенные бетонными плитами, петляли в разные стороны, огибая сараи, склады, какие-то будки, широкие прогалы, где прямо в грязи валялись груды ящиков с оборудованием. Кое-где угрюмо чернели стены старых цехов с выбитыми стеклами и провалившейся местами крышей; их облепляли низкие уродливые пристройки, а вдоль стен ползли целые гроздья проводов и небольших труб. Трубы потолще лежали на эстакадах - веренице толстых бетонных столбов, которые размашисто шагали через захламленную территорию во всех направлениях. Что-то сипело, ритмично звякало, валил белый пар; из темноты цехов доносился приглушенный мат и тянуло нагретым машинным маслом. Дряхлый погрузчик тарахтел в завалах какой-то дряни. Казалось, не было такого угла, который не был бы занят очередной ржавой кучей. В промежутках между цехами тянулись заросшие травой железнодорожные рельсы, вдалеке застыла рама разгрузочного козлового крана. Другие краны лениво шевелились возле строящегося нового цеха, по которому как раз и возникли вопросы.

Спотыкаясь по рыжим от ржавчины шпалам, москвичи медленно пробирались к трехэтажному серому корпусу заводоуправления с часами на фасаде. Перед входом опять стоял Ленин в обрамлении двух исправных фонарей и Доска Почета с улыбающимися портретами передовиков производства. Работница в грязном халате выпалывала вокруг бурьян. Узкая лестница вела в кабинет заместителя директора по капитальному строительству, который вместе с подчиненным ему начальником Отдела капитального строительства (ОКСа) курировал все заводские стройки. Здесь не было официальности и холодной чопорности, присущей столичным учреждениям; миловидная секретарша в домашнем платьице радушно приветствовала гостей и указывала на стулья вдоль стен, оклеенных веселыми цветастыми обоями. Кто-то опрометью пускался на поиски, и наконец хозяин кабинета, пыхтя, взбирался по лестнице и подавал руку. К нему был только один вопрос: готово ли жилье? Хозяин подмигивал и принимался названивать Мане, управлявшей заводским общежитием. Маня, естественно, уже была в курсе и просила не беспокоиться. Москвичи благодарили, раскланивались и, сопровождаемые секретаршей, выбирались обратно к проходной более удобным путем.

Первый этаж одной из пятиэтажек поселка был занят гостиницей, о чем оповещала неряшливая табличка у двери. На подходе к крыльцу командированные едва уворачивались от изрядной порции грязной воды, которую выплескивала из ведра свирепая баба в халате, оказавшаяся на поверку той самой Маней. Маня расцветала в улыбке и вела гостей по свежевымытым дощатым полам через темные, пахнущие хлоркой коридоры в большую светлую комнату с шестью солдатскими кроватями у стен. На одной валялся водитель- дальнобойщик, прибывший из другого города за продукцией, в ожидании обратного рейса. Громко играющее радио и початая бутылка ясно указывали, что ожидание затянулось. Солнце било в пыльные стекла, тучи комаров переместились подальше на потолок в ожидании ночной кормежки.

Наскоро познакомившись с водителем и оставив вещи, москвичи спешили в обратный путь на вокзал, чтобы решить вторую принципиальную задачу - добыть обратные билеты. По возможности их покупали еще в Москве, но это не всегда удавалось, особенно если командировка сваливалась неожиданно. С другой стороны, никто не мог предсказать заранее, сколько дней потребуется на утряску всех дел, и если их оказывалось слишком много, приходилось с убытком избавляться от прежних билетов и добывать новые.

Проторчав не менее трех часов в душной, нервной очереди и обзаведясь, сверх всякого ожидания, купейными билетами на обратный путь, москвичи расслаблялись, как будто все трудности были уже позади, и долго бродили по солнечным улицам в поисках столовой. Узкие, заросшие травой колеи сбегали с холма к реке, где дул ветерок, кричали чайки и изгибалась дуга многопролетного моста. Сидя на лавочке у чьих-то ворот и грызя сорванное украдкой яблоко, каждый молчал и думал, что жизнь все-таки хороша, и не зря он заехал в такую даль. Вечером будет фильм в старом прокуренном кинотеатре, жаркая комариная ночь и новое утро, когда они наконец доберутся до своего цеха и учинят скандал по поводу неверно заложенных фундаментов.