Кризис проектирования

К середине тридцатых годов маятник качнулся в противоположную сторону. О воспитании нового человека теперь уже никто не заикался, разве что на политзанятиях. Но был Сталин, имевший неограниченную власть в собственной стране и с вожделением поглядывавший на соседние страны. И существовала его столица, которая в перспективе должна была, конечно, стать всемирной. Этот нарождающийся центр мировой власти остро нуждался в архитектурном оформлении, словно бифштекс в красивом гарнире. Если же реальная застройка Москвы не выдерживала никакой критики, ее следовало попросту заменить новой - однако не утилитарно-фабричной, как предлагали конструктивисты, а величественно-классической. Ибо первая в лучшем случае выражала экономическое процветание страны, тогда как вторая прямо ассоциировалалась с мощью имперской власти.

В результате на место низвергнутых гениев-конструктивистов выползли из темных углов чудом уцелевшие третьестепенные архитекторы дореволюционной выучки, владевшие приемами классицизма и способные в некоторой степени удовлетворить сталинским амбициям. Каждому из них была дана мастерская, т.е. многолюдный коллектив помощников, призванный воплощать в чертежах и расчетах гениальные идеи своего руководителя. Главный архитектор теперь уподобился генералу, который изрекает судьбоносные директивы, но не утруждается их деталями и тем более не стреляет сам. Тогда как прежний, дореволюционный архитектор в лучшем случае пользовался услугами двух-трех чертежников, которым он платил из собственного кармана. Но теперь за все платило государство; с другой стороны, чем больше людей подбирал под себя руководитель мастерской, тем солиднее становилась его репутация.

Но едва эти генералы от архитектуры приступили к работе, как выяснилось нечто, накрест перечеркнувшее традиционную систему проектирования. Дело в том, что от их проектов требовалась величественность, а величественности не бывает без высоты. Если скажут, что дворцы прежних веков строились обыкновенно трехэтажными, то ведь их окружала деревянная одноэтажная застройка. Но в середине ХХ века для обеспечения величественности требовалось, конечно, никак не меньше десяти этажей. Однако, как уже говорилось, кирпичные стены, вне зависимости от их толщины, при высоте более 7-8 этажей не могут нести даже собственный вес, расслаиваются и рушатся. Правда, к описываемому времени нижние части стен научились армировать тонкими стальными сетками, укладывая их через каждые 3-4 ряда кладки. Эти сетки мешали стене расслаиваться и обеспечивали некоторый запас прочности. Вот почему б о льшая часть жилых домов сталинского времени смогла дорасти до 10-12 этажей. Но дальше не помогали уже и сетки; требовались более прочные материалы, которых в принципе существовало всего два: сталь и бетон.

Однако едва архитектор со вздохом отказался от привычного, но хлипкого кирпича, как поменялась вся конструктивная схема здания: оно стало каркасным. В самом деле, из металла стен не построишь, а бетонные стены хотя в принципе выполнимы, но совершенно не удерживают в помещениях тепло. (Правда, в конце ХХ века их научились облицовывать снаружи декоративным утеплителем). В результате пришлось вместо массивных внешних стен устанавливать тоненькие стойки (колонны) и не только опирать на них перекрытия, но еще навешивать с уличной стороны наружные панели, защищающие от зимнего холода. Внешняя стена, таким образом, превратилась в чистый камуфляж и не только не несла полезной нагрузки, но нередко сама висела на каркасе.

(Здесь может возникнуть вопрос: ведь наружные панели все равно бетонные, неужели они не могут нести нагрузку сами? Могут, но небольшую, потому что бетон, из которого они сделаны, очень рыхлый, пористый и ненадежный. Ибо чем он прочнее, тем хуже удерживает тепло, и наоборот. Существовали, правда, здания с несущими панелями, но только в жилищном строительстве, где нагрузки невелики, и специалисты их недолюбливали).

Толстые кирпичные стены легко проектировать: всегда существует известный запас прочности, да и ошибки не так губительны. Дело в том, что готовое здание начинает работать как единое жесткое целое; усилия растекаются по стенам, обходя аварийные и слабые места, как вода сама собой огибает мешающие ей камни. Вот почему многие изрешеченные снарядами дома все равно продолжали стоять. Каркас же тонок, и все усилия, прежде распределявшиеся по метровой толщине стены, собираются теперь в концентрированный пучок, подобно тому как река, едва текущая на широком плесе, остервенело хлещет сквозь узкий водосброс плотины. Эти усилия не могут уже обтечь стороной поврежденное или слабое место, и потому малейшая ошибка приводит к катастрофическим последствиям. Всякий каркас напоминает карточный домик: авария какой-нибудь одной стойки может привести к разрушению всего здания в целом.

Таким образом, требование величественности, выдвинутое советскими вождями, вело к росту высоты зданий, а рост высоты, в свою очередь, вынуждал архитекторов переходить с привычного и надежного кирпича на тонкие и рискованные каркасы. Но замена конструктивной схемы здания неизбежно выворачивала наизнанку весь подход к его проектированию.

Так, например, чем были раньше междуэтажные перекрытия? На известной высоте в обрамляющих помещение толстых кирпичных стенах делались гнезда, в которые вставлялись концами мощные деревянные балки. Эти балки поддерживали перекрытие и все, что на нем находилось; если же случался пожар и внутренность здания выгорала дотла, то почерневшие, закопченные стены стояли как ни в чем не бывало, и требовалось только вставить в гнезда новые брусья. То есть перекрытия никак не влияли на прочность дома в целом: были они - хорошо, не было их - стены все равно держались. В здании нового типа балки стали составной частью каркаса: они не только несли свои перекрытия, не только связывали колонны между собой, но еще и перераспределяли между ними усилия, так что в одном месте из-за них порой становилось легче, тогда как в другом - значительно хуже. Не говоря уж о том, что деревянные брусья естественным образом уступили место железобетонным и стальным балкам; эта перемена, в свою очередь, потянула за собой бесчисленные следствия. Одним словом, взявшись надстроить несколько дополнительных этажей, проектировщики обнаружили себя в неведомой галактике, где всякий шпынь требовал точного расчета, а малейшая оплошность приводила к аварии.

И тогда претенциозные замыслы архитекторов сменились растерянной тишиной. Ибо каждый замысел требовал быстрого воплощения (Сталин не любил ждать), а инженеры, привыкшие довольствоваться простенькими формулами и нехитрыми, унаследованными от дедов приемами, не знали, как подступиться к сложным и чрезвычайно ответственным каркасным системам.

До сих пор инженер, работавший в гражданском строительстве, пребывал как бы в тени архитектора. Отныне роли объективно поменялись: внешний вид зданий год от года все упрощался, сведясь наконец к простым рядам одинаковых окон, а инженерная сложность конструкций, напротив, росла. Пропорционально повышалась роль проектирования инженерного и усыхало архитектурное. Как следствие, вырождалась профессиональная компетентность архитекторов, но их доминирующее положение и вера в собственную гениальность изменений не претерпели.

Науки и специальности (1)

Т еперь необходимо, собравшись с духом, сделать следующий шаг: рассмотреть, из каких важнейших дисциплин состоит строительное проектирование и какие специалисты занимаются отдельными его частями. Придерживаясь тактики максимального упрощения, постараемся добиться этого на протяжении всего нескольких глав.