У. Эко. Когда на сцену приходит Другой.

// Пять эссе на темы этики. СПб., 2000. С.11-21.

…Я твердо убежден, что рели­гиозность существует в разных фирмах, и следовательно, ощущение сакральности, тяга к " главным вопросам" и ожидание отве­та на них, чувство единения с чем-то пре­восходящим человека свойственны и тем, кто не верует в личное и всерасполагающее божество.

…Мы прямоходячие животные, поэтому нам затруднительно долго пребывать вниз толовой и поэтому у всех нас общее пред­ставление о верхе и о низе, причем первое, как правило, предпочитается второму. Точно так же всем людям свойственно поня­тие о правом и левом, о покое или ходьбе, о стоянии или лежании, о ползании и пры­гании, о бодрствовании и сне. … Этот список мож­но продолжать долго, в него войдут поня­тия, связанные с видением, слышанием, едой и питьем, заглатыванием и извержени­ем. И безусловно, любому человеку присущи такие представления, как познание, па­мять, желание, страх, грусть или облегче­ние, радость или печаль, а также представ­ление о том, какими звуками отображают­ся все эти чувства. Далее (и тут мы уже вступаем в область права), всем знакомы универсальные концепции принуждения; всем нам нежелательно, когда препятствуют в процессах речи, зрения, слуха, сна, за­глатывания либо извержения, не дают идти куда хочется; мы страдаем, если нас связы­вают или принуждают к изоляции, если нас избивают, ранят или убивают, подвергают пыткам физическим и психологическим, ко­торые ограничивают или уничтожают спо­собность соображать.

Учтите, что пока я выводил на сцену только некоего звероподобного и одинокого Адама, не ведающего, что есть сексуальное единение, радость диалога, любовь к детям, горе из-за утраты любимого человека; но даже и на этом этапе нам (если не ему/ей) эта семантика дает основания для этики; мы в первую очередь обязаны уважать права телесности другого существа, и, в частности право говорить и право мыслить. Если бы все нам подобные уважали эти «телесные права» история не знала бы таких явлений, как избиение младенцев, скармли­вание христиан львам. Варфоломеевская ночь, сожжение еретиков, концлагеря, цен­зура, работа детей в шахте, массовые изна­силования в Боснии.

Но как, благодаря чему, даже обзаве­дясь инстинктивным набором универсальных представлений, это звероподобное выведен­ное мною создание, сотканное из изумления и свирепости, сумеет дотумкать до идеи, что оно желает делать что-то и не желает, чтобы с ним что-то делали иные, и уж тем более, что оно не должно делать другим то, чего не хочет, чтобы делали ему? …Этический: подход начинается, когда на сцену приходит Другой. Любой закон, как моральный, так к юриди­ческий, всегда регулирует межличностные отношения, включая отношения с тем Дру­гим, кто насаждает этот Закон.

… Как свидетельствуют самые внерелигиозные из гуманитарных наук, Другой, взгляд Другого определяет и формирует нас. Мы (как не в состоянии существовать без питания и без сна) неспо­собны осознать, кто мы такие, без взгляда и ответа Других. Даже тот, кто убивает, на­силует, крадет, изуверствует, — занимается этим в исключительные минуты, а в осталь­ное время жизни выпрашивает у себе подоб­ных одобрение, любовь, уважение, похвалу. И даже от тех, кого унижает, он хочет по­лучить признание — в форме страха или подчинения…. Можно умереть или ополоуметь, живя в обще­стве, в котором все и каждый систематиче­ски нас не замечают и ведут себя так, буд­то нас на свете нету.

Почему же тогда существуют (или суще­ствовали) культуры, санкционирующие мас­совое убийство, каннибализм, унижение •тела Другого? Просто по той причине, что в них круг Других сужен до пределов племе­ни (или этноса) и " варвары" не воспринима­ются как человеческие существа. Но и хри­стианнейшие крестоносцы тоже не относи­лись к неверным как к ближним, которых надо сердечно возлюбить. Дело в том, что признание роли других, необходимость ува­жать те же их потребности, которые мы считаем неукоснительными для себя, — ре­зультат тысячелетнего развития. Христиан­ская заповедь любви тоже была провозгла­шена и со скрипом воспринята только тогда, когда времена созрели.

…я полагаю, что личности, ни­когда не переживавшие опыт трансценденции либо утратившие эту способность, мо­гут придавать смысл своей жизни и своей смерти, могут успокаиваться одной любовью к другим и стремлением обеспечить для этих Других жизнеподобную жизнь — в частно­сти, и после того, как их самих уже не ста­нет. Есть, разумеется, на свете и такие, кто не верует и все равно не заботится о при­дании смысла собственной смерти. Но есть и те, кто говорит, что верует, ипри этом готов вырезать сердце у живого ребенка, только бы самому не умереть. О силе этики судят по поведению святых, а не тех неразумцев, cujus deus venter est.[1]

…Я постарался обосновать принци­пы внерелигиозной этики на чисто природ­ном явлении (а для Вас это явление в ка­честве составляющей части природы есть детище Божественного промысла), какова наша телесность, и на убеждении, что ин­стинктивно всякий предполагает, что его душа (или нечто, выполняющее ее функ­цию) проявляется только благодаря сосед­ству с окружающими. Из этого вытекает, что то, что я определил как " внерелигиозная этика", по сути — этичность природы, а от нее не станет открещиваться даже и верующий человек. Природный инстинкт, дозревший до степени самоосознания, — разве это не опора, не удовлетворительная гарантия?

- Какие идеи У. Эко предлагает в качестве основы «внерелигиозной» этики?

- Какую роль в становлении человека, его нравственности оказывает его «встреча» с Другим?

[1] «Чей Бог – утроба» (лат.).