Лирика. 4 страница

Стоишь возле двери, невольно

В кармане платок теребя,

Швырнули «Дунайские волны»,

Как рыбу,

на берег тебя.

И ты нарочито вразвалку

Из зала выходишь.

— Постой,

Куда ты?

— Туда, в раздевалку.

— А после?

— Конечно, домой.

— Домой ли?

Зачем притворяться,

Я знаю по опыту,

что

Ты будешь по улице шляться,

На плечи накинув пальто,

Что шляпу надеть позабудешь

И, ветру подставив лицо,

Ты ждать эту девочку будешь,

На школьное глядя крыльцо.

Окончится вечер,

и выйдет

В распахнутой шубке она.

Но только тебя не увидит,

Поскольку она

не одна.

Внушительный десятиклассник

Ее провожает домой...

Ты смотришь растерянно на снег,

Герой неудачливый мой.

Сутулясь идешь, как с погоста,

Угрюмо твердишь:

— Ну и пусть...

Нет, ты не ревнуешь,

а просто

На сердце обидная грусть.

Не книгой сейчас увлечен ты —

Она у тебя под плечом.

Ты, верно, мечтаешь о чем-то,

И даже я знаю,

о чем.

В минуты ночного покоя

В мечтах у тебя

непокой:

Вдруг сделал ты что-то такое,

Что сразу же стал не такой.

Ты стал знаменит повсеместно,

(Идешь — ликованье вокруг!)

И каждому встречному

лестно

Сказать тебе:

— Здравствуйте, друг.

И в эти минуты, конечно,

Рыдает, не ведая сна,

Один человек безутешно —

И это, конечно, она.

Раскаянье...

— Милый, желанный,

Сама не могу я понять,

Ах, как на того Дон-Жуана

Тебя я могла променять! —

Но ты,

хладнокровнеишии мститель,

Ответишь, садясь на коня: —

Я вас не припомню, простите,

Вы спутали с кем-то меня.

Коварная жизни не рада.

Житье ей теперь не в житье...

А, может,

так резко не надо?

А, может,

простишь ты ее?

Она же пришла к тебе, каясь,

Отдав тебе к сердцу ключи...

Прости же ее.

А покамест, Мечтатель,

уроки учи.

Ты, вспомнив минувшие даты,

Легко убедиться сумел,

Что проще бывало,

когда ты

Друзей настоящих имел.

Надежда в тебе поселилась,

Тебя подломила, дразня, —

И как хорошо получилось:

Тебя навестили друзья.

Допрошен друзьями своими

Ты тщательно,

как никогда: — Девчонка?

Фамилия?

Имя?

Как внешне?

— Красивая, да?

— Какие в характере перлы,

С кем дружит и ходит куда?

— М-да... — резюмирует первый.

Второй ему вторит:

— М-да. —

А третий, немного философ,

Осиливший множество книг,

Любитель сердечных вопросов

И съевший собаку на них,

Сказал, оттопыривши губы

И вскинув изгибы бровей:

— Чем меньше мы женщину

любим,

Тем больше мы нравимся ей.

А коль до такого ты дожил,

Что чувства не в силах скрывать,

Тогда непременно ты должен

Любимую завоевать.

Представь, что однажды бандиты

Пристали к девчонке твоей

(К услугам надежная свита

Твоих всемогущих друзей).

Безлюдная ночь темновата...

В безлюдной ночной темноте

Спасения нет.

И тогда-то

На помощь являешься ты.

Один против всех!

Ты прекрасен

В божественном гневе своем.

Сражение!

Путь — безопасен...

И вы остаетесь вдвоем

А в небе луна заискрится,

Твои освещая черты...

Спасенная скажет:

— Мой рыцарь..

И скромно потупишься ты.

Во власти романтики детской

Смешные герои мои.

Полеты фантазии дерзкой

Их выбили из колеи.

Ни более сильный соперник,

И ни благонравья предел —

Ничто не удержит теперь их

От смело задуманных дел.

Мороз ощущать начиная,

Снежинки быстрей и быстрей,

Как бабочек стая ночная,

Слетались на свет фонарей.

Глазами вонзаясь в прохожих,

Дежурили возле кино

Три личности,

внешне похожих

На воинов батьки Махно.

Топчась возле скрюченной липы,

Продрогшие,

в снежной пыли,

Весьма нетипичные типы

Такую беседу вели: —

Какая на улице стужа,

Лицо занемело совсем. т-»

Терпите, я тоже простужен.

Как время?

— Без четверти семь.,.

Сейчас она выйдет.

Сейчас нам

Представиться ей предстоит...

А где же Ромео несчастный? —

Он там, за аптекой стоит. —

И верно: от них в отдаленье,

Трамбуя ботинками снег.

Взволнованно, как по арене,

Ходил молодой человек.

Ходил то вперед, то назад он,

Ходил,

предвкушая восторг,

Шагов этак десять на запад

И столько же вновь

на восток.

Часы над аптекой маячат,

(Как медленны стрелки часов!)

Но, чу... голоса! —

это значит — Вперед,

на призыв голосов! Вон там

за сугробом горбатым,

Похожим слегка на волну,

Вошедшие в роли ребята

Снегурочку держат в плену.

Увидев знакомую шубку,

Ты больше не терпишь,

не ждешь, Ты, вдруг

рассердясь не на шутку,

Кому-то по шее даешь, Кому-то —

подножку удачно, И кто-то

за шиворот взят...

И сдачи дает тебе смачно

Приятель,

вошедший в азарт.

Но в свалке, на драку похожей,

Припомнивши свой уговор,

Друзья ретируются все же,

Махнув через ближний забор.

Мечта уходящего детства,

Мечта о возможной любви,

Две ямочки — признак кокетства

Украсили щеки твои.

Слегка по-татарски раскосо

Твое удивление глаз,

В которых молчанье вопроса:

«Да где же я видела вас?»

Но только подобной привету,

Взволнованной,

робкой слегка

В глазах благодарности нету

За счастье спасенья пока.

Спасибо бы, что ли,

сказала, Заплакала б, что ли,

а то

Внезапно командовать стала: —

Прошу мне почистить пальто...

Готово? Наверно, пора вам

Домой.

Да и я тороплюсь...

А тех хулиганов я, право,

Не так чтоб уж очень боюсь.

И знайте, я вас заверяю,

За это им

не сдобровать. Прощайте,

(простите, не знаю, Как звать вас.)

— Владимиром звать.

— Прощайте... —

Ушла. Улетела

За ветром в погоню она.

С небес беспристрастно глядела

Большая седая луна.

Несчастье негаданным ветром

Нагрянуло исподтишка.

И вот

перед всем педсоветом

Предстали четыре дружка.

Коварная —

ябеда, значит,

Ты, в сущности, вот какова?..

Ты выдала их,

не иначе,

А, может, ты в этом права?

Судьбы принимая удары,

Стоят они возле стола.

Трем первым —

положена кара,

Четвертого ждет похвала...

И скорбно морщинят ребята

Две пары вспотевшие лбов.

Так вот какова она — плата

За первую в жизни любовь.

Сказать бы сейчас педсовету

Об истинном смысле того,

Чему оправдания нету

Пока что во взгляде его.

Сказать бы про все неудачи,

Про тяжесть лирических бед...

И, может, взглянул бы иначе

На эти дела педсовет.

И стал бы директор добрее,

Улыбчивый ус теребя,

И вспомнил бы,

вдруг молодея,

Шестнадцатилетним себя!

Но вы непреклонно молчите —

Зачинщики дерзких проказ.

И вам объявляет учитель

Директора строгий приказ.

Идете из школы теперь вы

Безрадостно,

как никогда.

— М-да... — резюмирует первый.

Второй ему вторит:

— М-да...

А третий, который философ

, Бесстрастен, как хладный гранит.

В подобных житейских вопросах

Он мудро молчанье хранит.

Четвертому ж много труднее,

Чем первым троим,

потому

Что выговор был бы милее

Похвал педсовета ему.

Идет он, сутулясь и горбясь,

И вдруг застывает, сопя.

Он видит виновницу скорби

Не так далеко от себя.

Внушительный десятиклассник

Ее провожает домой...

И смотрит растерянно на снег

Герой неудачливый мой.

Девчоночье сердце, соперник,

Ты держишь в счастливом плену.

Взволнованно,

словно Коперник,

Ты ей говоришь про Луну.

О, ты говоришь вдохновенно

И красочно,

и потому

Девчонка дивится, наверно,

Большому уму твоему.

Совсем безразлично сейчас ей,

Что доброю славой своей

Не жертвовал ты

ради счастья

Вот так разговаривать с ней.

ВЕНЕРА И БРИГИТТА

Жил некогда в солнечном

Риме Ваятель со светлой душой.

До нас не дошло его имя,

Хоть был он умелец большой.

Рожденный в далекой эпохе,

Он гордо страдал оттого,

Что все олимпийские боги

Гневились всерьез на него

За то, что он, дерзкий не в меру,

Умел по-земному любить,

За то, что богиню Венеру

С жены своей начал лепить.

Он мрамор долбил месяцами,

Работа была тяжела...

Но вот наконец под резцами

Венера его

ожила.

Прикрыла застенчиво груди

И гибкий расправила стан,

И вдруг показалось:

— О люди! Я с вами!.. — шепнули уста.

И мнилось:

под мраморной кожей

И вправду пульсирует кровь...

Молился ей каждый прохожий —

Богине,

чье имя — Любовь.

Молились прекрасной

Венере

Не месяц,

не год

и не век,

Не помня,

не зная,

не веря,

Что создал ее человек.

Что это стоит перед ними

Того человека жена,

Забыв свое первое имя,

Навечно горда и нежна.

Рим в небо глядел голубое,

Божественно неповторим...

Но варвары

дикой толпою

Ворвались в пылающий Рим,

От крови пьянея не в меру,

Оглохнув от звона мечей,

Казнили богиню Венеру,

Ей руки отбив до плечей.

И, как говорится в преданье,

На следующий вечер

она

Была под обломками зданья,

Болезная,

погребена.

...Не правда ль,

печальна развязка.

Нет-нет, погоди, погоди...

Ведь все это присказка.

Сказка — Она еще вся впереди.

Жил некогда в Ревеле старом

Какой-то чудак-чародей.

Лечил от недугов задаром

Он всех небогатых людей.

Он щурил глаза близоруко

Сквозь тусклые стекла очков,

И, лишь признавая науку,

Плевать он хотел на богов.

Но надо ж такому случиться,

Что как-то ноябрьским днем

Больные не стали лечиться,

Как будто забыли о нем. -.

: -! Узнал он немного попозже,

Что все они, ^

молод и сед, ^

С молитвой

«Прости меня, боже»

Ушли за монахом вослед.

Ушли за монахом под Ревель

Кто язву лечить,

кто запор....Глупцов,

неприступен и древен,

Встречал монастырский собор,

За мрачными

Стенами скрыты

В немой полутьме золотой

Останки девицы Бригитты,

Нетленные мощи святой.

ч

Пригоршня тряпичек бесцветных,

Да клочья волос,

да ребро...

Монахи

с мирян безответных

Смиренно берут серебро.

— Кто мощи Бригитты увидит

(За вход небольшая цена),

Здоровым и радостным выйдет,

И будет душа

спасена!

...К монахам отправился лекарь,

Глазами ворочая зло.

Он набожным не был калекой,

Но был любопытен зело.

Он подал монету монаху

И долго на мощи глядел,

И вдруг рассмеялся без страху,

Да так, что монах обалдел!

Ударила, словно картечью,

Смешливая речь смельчака:

— Хоть было б ребро

человечье, А то ведь ребро

ишака!

И тут же негромко,

несмело

Людская молва разнеслась:

«Святая Бригитта имела, Вы знаете,

ребра осла!»

За эти крамольные слухи

В тот день

на глухом пустыре

Сожгли монастырские слуги

Того смельчака

на костре.

Шли годы.

Менялись одежды.

Менялся характер людей.

Рождались другие надежды

Под веяньем новых идей.

Католики эсты устали

От веры кормильцев седых.

Они протестантами стали

И больше не верят в святых.

А тут еще

с громом орудий,

С Великим Петром во главе,

русские люди Пришли

(не жилось им в Москве)

И плеснели, всеми забыты,

Под Ревелем

в келье пустой

Останки несчастной Бригитты,

«Нетленные» мощи святой.

Не правда ль,

печальна развязка.

Нет-нет, погоди, погоди...

Ведь все это — присказка.

Сказка -Она еще вся

впереди!

Глава первая

Сидел император за чашей,

Усы измочивши в вине.

— А где Кологривов?

Сейчас же Сказать,

чтоб явился ко мне. —

...И загнанный конь рыжегривый

Упал посредине двора.

Предстал дворянин Кологривов

Пред светлые очи Петра. И царь

без вступлений окольных

Промолвил, усы теребя:

— К утру позаботься о конях.

Я в Рим посылаю тебя. —

Разгладились брови косые,

Повел он могучим плечом:

— Как видишь,

окрепла Россия, —

Враги нам теперь нипочем.

Без страха о собственной шкуре,

Для блага грядущего дня,

Сейчас мы должны о культуре Подумать.

Ты понял меня?

Я слышал о том,

что искусства

Магической силой своей

Влияют не только на чувства,

Но даже на разум людей.

Искусство

незримо и зримо

Разбросано в Риме самом

И там, за пределами Рима.

Бери его —

только с умом. Под каждой развалиной —

чудо,

Бесценное чудо лежит.

Купи это чудо,

покуда

Им родина не дорожит.

Скупись не особенно,

ибо

Когда-нибудь там, впереди,

Потомки за это

спасибо Нам скажут.

Понятно?

Иди!

Глава вторая

Над Римом зловеще и немо

Навис обжигающий зной.

Казалось,

пропитано небо

Насквозь мировой желтизной.

Овалами арок глазея

Из тьмы чужедавних эпох, —

Безмолвен гранит Колизея,

Как всепонимающий бог.

На мраморной плитке старинной

Старинных владык письмена.

На ней же

помет голубиный —

И надпись уже не видна.

По Риму весь день

Кологривов Бродил,

как в каком-нибудь сне.

Лаская молодок игривых,

Дивился чужой старине.,.

От солнца

душа молодела,

Он солнце вином заливал,

Но самого главного дела

За чаркою не забывал.

Античных сокровищ искатель,

Он что-нибудь должен найти!..

Один рестйвратор-ваятель

Попался ему на пути.

За дружеской мирной беседой

В таверне,

слегка под хмельком,

Ваятель

возьми да посетуй

На горести жизни мельком; —

На Папу, наместника бога,

Работаем в поте лица,

А платит он

ох как немного!

О щедрость святого отца!

Нашел я недавно, к примеру,

В старинных обломках дворца

Чудесной работы Венеру,

Созданье былого творца.

В могиле холодной

веками

Лежала Венера, как труп.

Понятно,

потрескался камень

И стал он от этого груб

. Я возле несчастной калеки

Дневал

и подчас ночевал...

И как на живом человеке,

Я раны ее врачевал.

И как же был счастлив,

когда я

Увидел в сиянии дня:

Венера,

опять молодая,;

Вздохнула,

взглянув на меня.

Да только холеная лапа

У Римского Папы

длинна. Владеет Венерою

Папа.

Ему приглянулась она.

Венеру отправили

— боже! — В безлюдье,

в монашье жилье!

Ее не увижу я больше!

Никто не увидит ее!

И горько заплакал ваятель: —

Ну как же мне тут не запить! А русский:

— Послушай, приятель,

А можно Венеру...

купить?

— Купить?

Говоря откровенно,

Хоть Папа и любит деньгу,

Он знает:

Венера — бесценна,

И скажет:

«Продать не могу».

«А, может, сторгуемся?..»

С риском

Давно Кологривов знаком.

Задумал он

с Папою Римским

Всерьез потрепать языком.

Глава третья

Безусого Римского Папу

Впервые узрев наяву,

ТЗн принял сначала

за бабу,

Богатую чью-то вдову.

Из тех,

что, напомнив о боге,

На девок продажных плюют,

Но платят,

стары и убоги, Холопам

за собственный блуд.

Посол был великий психолог,

И знал он в священниках толк:

«Да, будет мучительно долог, Наверно,

сегодняшний торг».

Беззубо змеилась улыбка

— Улыбка святого отца:

— Вы знаете,

это ошибка,

Что зрите во мне вы купца.

— С сутаны стряхнул осторожно

Соринку

и бросил в камин: —

Венеру купить невозможно.

Она не продажна.

Аминь! «Неуж поражение?» —

горбясь,

Подумал российский посол: «Уйти?» —

но упрямая гордость

Взыграла,

и он не ушел.

Поскреб пятернею затылок,

Как делают это в Твери: «Мозги ж,

а не куча опилок

В башке моей, черт побери!»

Единственный правильный выход..

Он есть...

Но каков он и где? «Иконы холодные!

Вы хоть

Сейчас помогли бы в беде!»

Задумчивый день, увядая,

Заглядывал в щеки окон... И скорбно

Бригитта святая Смотрела с одной из икон.

Была она бледной и тощей,

Видать, не противилась злу...

Вот тут-то Бригиттины мощи

И вспомнились, кстати, послу.

И вновь дворянин Кологривов

На Папу глядит свысока,

В усы ухмыляясь игриво,

Руками упершись в бока. Ему,

как ребенку, забавно

Плести озорные слова,

И речь его движется плавно,

Как милая сердцу Нева. Он бает,

что всеми забыты

Под Ревелем,

в келье пустой,

Останки несчастной Бригитты,

Нетленные мощи святой,

Он бает в пылу вдохновенья,

Что счастливы будут в раю,

Коль Папа спасет от забвенья

Святую Бригитту свою.

Был Папа

хитрее лисицы,

Угадывать мысли умел.

Однако же не согласиться

Он с русским послом не посмел

. Затронута жилка скупая,

Он сделался набожно тих...

— Я... мощи у вас:., покупаю...

Во сколько вы цените их? —

А русский спокойно и важно

Погладил седеющий ус:

— Бригитта, она

не продажна.

Ее оценить не берусь.

А, впрочем,

мы сделаем проще,

Не ссориться ж нам, старикам...

Сменяем Венеру

на мощи... Что смотрите так?

По рукам? —

Что в мире смешнее бывает

Обманщика злого того,

Которого вдруг

надувают — Да как! —

На глазах у него! Его от досады

корежит, Он губы кусает,

сопя, А вымолвить слова

не может,

Чтоб как-то не выдать себя.

Стоит без движения,

словно

Забывши молитву свою.

А русский:

— Ну что ж,

полюбовно

Подпишем бумагу сию! —

И тут же ему косолапо

Свое он перо предложил. С каким наслаждением

Папа Его бы сейчас

придушил!

Ему бы он сунул под ребра

Клинок боевого ножа... Но он

молчаливо и бодро

Ему улыбался,

ханжа,

Как будто доволен он небом,

Как будто его не знобит,

Как будто он вовсе и не был

Своим же оружием бит.

Стоял как ни в чем не бывало

«Нетленных» мощей господин.

...Но Римского Папу прорвало,

Когда он остался один.

Фарфором кулак исковеркав,

Любимую вазу разбил...

В тот день

не явился он в церковь,

Впервые о ней позабыл.

Глава четвертая

Как будто бы вызов бросая

В бездонное небо

Христу,

Дарила Венера босая

Всем людям

свою красоту.

Видением

ошеломленный,

Забыл Кологривов на миг,

Что он, сединой убеленный,

Давно удивляться отвык. «О версты!

Их сотни,

их тыщи

До родины.

Боже ты мой!

Как эту бы мне красотищу

Сохранной доставить домой!

По морю?

Но море угрюмо,

Оно предвещает шторма.

Венера не вынесет трюма,

Где сходят от качки с ума.

Умрет, ударяясь о стены,

Лицо исковеркав и грудь...»

От этаких дум

постепенно

Взяла Кологривова грусть.

Но все же,

под стать молодому,

Он выпятил грудь колесом: —

Не морем,

так сушей

ДО дому Ее

на руках

понесем!

В посконных рубахах,

босые,

Усталые,

как ишаки,

По знойной дороге

в Россию

Венеру несут мужики.

Их брови шевелятся хмуро,

Всклокочены дебри бород...

Несет мировую культуру

Неграмотный

русский народ.

Он, темный,

слепой,

беспортошный

Питомец лишений и бед,

Покуда не знает про то, что

Несет прозреванье и свет.

Идет он,

рукою корявой Венеру прижавши к груди...

Но все это — присказка, право.

А сказка —

она впереди.

ВСТРЕЧИ НА СПЛАВНОЙ РЕКЕ

1. Начало

Словно стадо наивных овечек,

Волны ластятся к нашим ногам...

Я и спутник мой, старый газетчик,

По отлогим идем берегам.

И за нами — нескладно, неровно,

То легко, то с великим трудом —

В дальний путь отправляются бревна

Вперемежку с расколотым льдом.

А на бревнах гарцуют ребята,

Сжав в могучих ладонях багры,

Гибки, как циркачи-акробаты,

Как солдаты в атаке, храбры.

Сочинить бы мне песню такую,

Как весенняя эта река,

Чтоб неслась эта песня, ликуя,

Про отчаянный труд сплавщика!

Спутник мой

понимающим взглядом,

Брови сдвинув, меня оглядел. —

Знаешь,

песен пока что

не надо.

Много есть и без этого дел.

Предстоит нам большая работа,

Славословие праздное — прочь!

Легче

громко прославить кого-то,

Чем серьезно кому-то помочь!

2. Разноязыкие

Старый мастер сплавного участка

Очень редко без дела сидит.

Ходит хмурый, ругается часто

(Он всегда

на кого-то сердит).

Мастер, мастер!

Старания ваши

Не оценит сплавная река:

Простодушные парни-чуваши

По-карельски не знают пока.

Не вчера ли еще по вербовке

Их сюда привезли, озорных...

Нет у них еще должной сноровки,

Но она еще будет у них!

Видишь: юноша, слывший задирой,

Осмелев, в самолюбии злом,

Потрясая багром, как секирой,

По бревну побежал

на залом. — Стой, негодный! —

волнуется мастер. Ведь оступишься!

Ох ты какой!..

Бревна темно-коричневой масти

Непослушно юлят под ногой.

Сразу стала походка нетвердой.

Шаг. Второй.

— Ну куда ты? Куда?! –

Третий шаг.

Неумелый четвертый —

Парень рухнул.

Сомкнулась вода.

Бревна темно-коричневой масти

Над его головою сошлись.

Чертыхнулся рассерженный мастер:

— Не послушался...

Ну берегись! —

Миг —

и скинута к черту фуфайка!

Миг —

и мастер в объятьях реки!

Дескать, ну-ка, Покажем давай-ка,

Как работаем мы, старики!

Поплевав на большие ладони:

Что ж, посмотрим, сплавная река! —

Стали бревна послушны, как кони

Под умелой рукой ездока.

Знать, в руках сохранилась силенка,

Не подводит в решительный час;

Он несет на руках, как ребенка,

Человека, которого спас.

Он глядит на него, как папаша,

Добрый, хмурый

и грустный слегка...

Простодушные

Парни-чуваши

По-карельски не знают пока...

И молчат...

И, пожалуй, не надо

Неуместных речей в этот миг —

Говорят благодарные взгляды,

Выразительней слов их язык.

3. О н е ж ц ы

Если именем строгим «онежец»

Он, знакомясь, себя назовет,

В этом имени — сила и нежность,

И рабочая гордость живет.

Знаю я, что с родного завода

Он на сплав не случайно пришел:

Там, где трудно и мало народа, —

Там всегда впереди комсомол.

Парни в робах, промокших от пота,

Оседлали сосновых коней.

Разве их испугает работа,

Этих виды

видавших парней?!

Я видал их в работе.

Однако

Мой рассказ не об этом пока.

Вечер. Длинные нары барака.

Опустела на время река.

На плите отдувается чайник,

Не спеша закипает уха...

— Между прочим,

товарищ начальник,

В общежитии крыша плоха.

Не пойми, что, вот зтак ночуя,

Я заною, что жизнь нелегка.

Только спутник Земли не хочу я

Наблюдать через щель потолка! —

И начальника вертят, как в вальсе,

Влево, вправо, назад и вперед.

— Пятый день нам не платят аванса! —

Парень в старой тельняшке орет.

Знаю я, если надобно будет,

Этот парень без лишних речей

И про отдых на время забудет,

Недоспит, если надо, ночей...

А вот этот пропившийся малый,

Хмурый

(совесть, видать, нечиста),

Просит письменно старую маму

Срочно выслать хотя бы полета.

«Мама, мама, пойми мои муки!

Кушать хочется, нету житья...

Если мне не протянешь ты руки,

Протяну свои ноженьки я...»

Что такому рабочая слава?

Что такому рабочая честь?

Через сутки удрал он со сплава,

Чтобы выпить и сытно поесть.

Вскрылись реки.

На реках на лютых

Вскрылись души за несколько дней

. Зримей стало хорошее в людях,

И неважное стало видней.

Дом, где будем справлять новоселье,

Круглый стол, за которым тогда

Зазвенит, не смолкая, веселье,

Как весенняя эта вода.

И планер и трамплинные вышки

Дарит людям сплавная река...

Вон плывут наши лучшие книжки —

Те, что в замыслах только пока.

Фантазировать скоро устанешь,

Сосчитать не сумеешь зараз

Все, чем ты в скором времени станешь,

Лес, плывущий сейчас мимо нас.

4. Лес идет

Я смотрю удивленно и немо,

Папироска погасла в руке:

То ль река окунается в небо,

То ли плавает небо в реке...

Солнце рыжее вдруг обалдело

— Прямо с облака ринулось вплавь...

Мир вокруг — голубой до предела,

Мир вокруг — не похожий на явь.

Если эти цветы вдохновенно

Человек на холсте воссоздаст,

То ему не поверят, наверно,

Скажут:

— Так не бывает, фантаст!

Уверяю: похлеще бывает

На просторах стремительных вод.

То не срубленный лес проплывает,

То грядущее наше плывет:

5. Конюх

Онгомукса размыта дождями.

Низко-низко над ней облака...

Запастись бы сейчас лошадями —

И в дорогу, не поздно пока.

Непричесанный, заспанный конюх

Нам медлительно руку пожал.

В деревнях — на старинных иконах —

Я подобные лица видал.

Назидательно, медленно, внятно

Говорит он слова по складам: —

На о-хо-те на-чаль-ство, по-нят-но?

Без него лошадей я не дам. —

Мы в ответ:

— Но у нас-то ведь дело.

Люди ждут нас, а время не ждет... —

Конюх слушает осоловело

И лениво цигарку жует.

Головы своей не поднимая,

Так же медленно чешет живот:

— Распрекрасненько все понимаю,

Но... начальство охотится. Вот! —

Да, пронять не удастся, как видно,

Нам ни прозой его, ни стишком.

И хоть было нам очень обидно,

Побрели мы обратно пешком.