Глава 8 2 страница. — Что мы хотим сохранить на другом носителе: сознание, то есть осознание себя как личности, или накопленный опыт

— Что мы хотим сохранить на другом носителе: сознание, то есть осознание себя как личности, или накопленный опыт, набор фактов?

— Есть иерархия, я считаю. Верхний слой — воспоминания. Потом индивидуальные предпочтения, привычки, динамические стереотипы. Это тоже хотелось бы сохранить, но это уже не так важно. Для меня лично важнее память.

Это опять-таки сказал самый старый и умудренный, накопивший много жизненного опыта, который было жалко терять из-за какой-то там смерти.

— Не согласен. Моя память — это не «Я»! Человек может потерять память или часть памяти. Но остаться собой. Я могу по пьяни не помнить, что творил вчера, но от этого не перестану быть собой.

— Если человек не ассоциирует себя с человеком, которым был десять лет назад, значит, это разные люди. Важна именно преемственность информации.

— Погодите, погодите, но если мы пришли к выводу, что в человеке главное софт, а не хард, то возникает следующий вопрос: в софте что главное — базы данных или обработка? То есть файлы или логика, которая к ним обращается?

— Я уже говорил: для меня главное — моя память.

Такая постановка вопроса всех возмутила.

— А для меня — логика. Какие бы мне ни дали данные, для меня важна логика, с помощью которой я буду этими данными, включая воспоминания, оперировать.

— Но ведь логика зависит от тела! И не надо на меня так смотреть! У нас у всех могут быть одни и те же факты, но трактовать мы их будем по-разному, в зависимости от того, к какой мировоззренческой модели больше склоняемся. Боговер скажет: тут просто Промысел Божий. Атеист скажет: случайность. Красный патриот заявит: это доказывает гибельность индивидуализма, потребительства и капитализма. Человек с менее развитым стадным инстинктом будет более склонен к либеральной, индивидуалистической модели мира. Это не мы умом подбираем модели мироздания. Это модели подбирают нас, фигурально выражаясь. Наши склонности и характер задаются генетикой, то есть телом — тем, как работают железы внутренней секреции, как устроен мозг данного конкретного человека. От этого потом пляшет и идеология — способ обработки данных, умение замечать факты, которые ложатся в струю, и не замечать неудобные факты. Ведь мир настолько многообразен, что под любую точку зрения можно накопать фактуры. Если мы освободим сознание от влияния животного тела, что от него (сознания) останется, кроме чистой математической логики, не раскрашенной телесными предпочтениями?

После этой моей тирады все опять заголосили хором, а я вдруг подумал, что в пылу разговора никто, в том числе и я, не заметил хитрого финта, с помощью которого сознание легко ускользнуло от рассмотрения, глумливо подставив вместо себя все что угодно, кроме себя. Я сам обратил на это внимание, только уже работая над книгой. Смотрите, один человек говорит:

- Для меня важнее воспоминания.

Другой не соглашается:

- А для меня логика над этими данными, способ обработки.

Но для кого для «меня»? Ведь под этим «меня» и спряталось их хитрое «Я», подсунув вместо себя воспоминания в одном случае и способ реагирования в другом. Воспомина- ния — это не человек. Воспоминания можно изложить буквами на бумаге. Но бумага не может думать и осознавать себя. Это просто база данных. С данными человечество научилось работать давным-давно, изобретя письменность, которая позволяет сохранять накопленную информацию, - с этим как раз проблем нет. Менее понятен вопрос о том, может ли себя осознавать та самая «логика над данными», то есть пустая тележка, которая ездит между полками с папками памяти и в произвольном порядке хватает то одну, то другую папку для чтения. Но кто читает? Тележка? Неужели мой способ мышления и реагирования — это и есть «Я»? Человек — это магнитофонная головка? Или весь магнитофон? Или магнитофон с катушкой, на которой записана память?

Писание мемуаров, которым человечество грешит уже тысячи лет, как раз и есть неполноценный способ остаться бессмертным — сохранить воспоминания, если не для себя, так хотя бы для потомков. То есть воспоминания отделить от «себя» можно. Если человек теряет память в результате амнезии, он все равно остается собой. Но при этом его начинает мучить вопрос: «Кто я?» Он не помнит ни имени, ни фамилии, ни города, в котором живет, ни времени, ни прошлого. Но его «Я» остается. Только очень встревоженное, поскольку потеряна система социальных координат, без которой «Я» функционировать сложно, и ему как-то пустовато, ведь человек — животное социальное. Тогда жизнь надо начинать с нуля. Жалко накопленного, я понимаю.

Тот мой собеседник, который декларировал, что главное в нем все-таки воспоминания, а не он сам, объяснил свою позицию:

— Почему я не склоняюсь к этой вашей «логике над данными»? Потому что воспоминания есть воспоминания — какие были, такие и остались. А вот логика завязана на хард.

...Это он верно сказал. Это как раз то, о чем я только что написал. Бегающая между полками с папками данных тележка нашего «Я» зависит от «тележных дел мастера», который ее сделал. То есть от конкретного устройства конкретного человека, от его нейронной сети, которая задается генетикой и отчасти формируется воспитанием.

Так что же такое «Я» и можно ли его расположить на эмоционально нейтральном носителе, не зависящем от нашего переменчивого, болеющего, стареющего, страдающего тела? Ведь все эти «страдательные» недостатки тела создают сильнейшие стимулы сознанию, под воздействием которых оно неравнодушно стремится к чему-либо. Эти стремления и ограничения формируют (воспитывают) сознание, превращая его в личность. Личность есть сумма недостатков... А к чему может стремиться искусственный интеллект, получающий питание из розетки и ни в чем не знающий нужды? Он и не будет личностью. Он будет стандартной вычислительной машиной, не обремененной теми проблемами, которые делают нас людьми. Эти соображения я и высказал группе товарищей. На что получил ответ:

— Но внутри огромного искусственного интеллекта можно задать виртуальное пространство, в котором эмулировать эволюцию или разместить наши индивидуальные сознания, чтобы они конкурировали между собой за виртуальные ресурсы.

— Зачем? Какой смысл в этой «конкуренции в банке»? За что конкурировать? За ток, который поступает из розетки? Часто говорят о том, что вся наша цивилизация уйдет в виртуальную реальность с головой. Но в реальной реальности я постоянно нуждаюсь в чем-то, что заставляет меня преобразовывать эту реальность. А внутри виртуальной реальности я словно йог в медитации, — воображаю себе все, что хочу. Или как Господь, поскольку в виртуальном мире можно создавать миры просто по желанию. К чему мне стремиться? Если у меня, как у Бога, есть все, что я пожелаю, ровно через мгновение после возникновения этого желания, значит, через мгновение я просто не буду больше ничего желать, ибо все получу. И потому не буду ничего предпринимать. Бог - это тот, кто ничего не желает, ибо ни в чем не нуждается и, соответственно, ничего не делает. А тот, кто ничего не делает, никак не проявляет себя. То есть попросту не существует. Поскольку существовать — значит проявлять себя. Если я всемогущ, значит, меня просто нет. Я давно уже умер от скуки.

— Ты будешь жить в виртуальной вселенной не как бог, а как персонаж. Просто потому, что тебе так интересно. Ты играешь в цивилизацию среди равных себе.

— Аватар. Не в смысле кино такое, а в санскритском смысле, как нисхождение бога в мир в лице человека.

— Да. И потому как всесильный бог ты ограничиваешь сам себя. Потому что неограниченность неинтересна! Ограниченность формирует, как ты верно заметил. А безграничность растаскивает до полного растворения и небытия. Ты же не хочешь небытия?

— Не хочу. Но понимаю, что существовать — значит нуждаться, то есть страдать. Жить — значит быть ограниченным. Расти и развиваться можно только в достижении целей, то есть покрывая дефицит чего-либо. А когда все дефициты покрыты — это конец развития. По сути, смерть... То есть, по-вашему, возможен вариант, что я бог и сейчас просто играю, ограничив сам себя в виртуальной реальности?

— Запросто! Это же игра. Ты вошел в игру простым игроком, а тебя взяли и на кресте распяли.

— Стоп-стоп! — я поднял палец. — Вы не заметили главного. Если этот мир — плод моего разума, значит, вы — тоже плод моего разума. Вас нет, вы не существуете. Вы — часть программы в моей игре. А это самый настоящий субъективный идеализм.

— Есть другая гипотеза. Может быть, стать взрослой для цивилизации означает отказаться от смерти и уйти в виртуальные миры играть. Там мы будем вовлеченными в игру персонажами. Отыграл до конца — начал по новой, как это обычно и бывает, — только с другим персонажем. В этом случае смерть персонажа не означает смерти игрока. И может быть, мы все — персонажи, и смерти действительно нет, а есть потусторонняя жизнь и рай — то место, откуда идет игра.

Я хлопнул в ладоши:

— Это же просто религия в новых одеждах. А как же покорение космоса? Или оно тоже будет игровым? И что будет, если в этой игре «Цивилизация» эволюционирующие персонажи разовьются настолько, что «перепрограммируют» себя — перестанут умирать. Вы же к этому стремитесь, господа геронтологи! Игра выйдет из-под контроля — с точки зрения Игрока. Он так и не вернется из своей игры обратно в реальное тело. Так что если мы все — персонажи в виртуальной реальности, может, мы кого-то крепко подставим тем, что не захотим возвращаться? Но ведь игра-то происходит с полным погружением, иначе неинтересно, интерес игры стоит в следовании правилам и случаю, а не в жульничестве, поскольку мошенничество в игре обессмысливает игру как процесс. А это значит, что персонаж не знает, что он персонаж. И именно поэтому в персонаж жестко вшита смерть — как программа, чтобы он не вышел из-под контроля и хозяин не остался в игровом кресле в бессознательном состоянии, будучи не в силах вернуться. Мне бы, например, не хотелось уйти в игру и остаться в ней навечно персонажем. Уж лучше быть богом-аватаром! То есть умереть и начать вторую игру, третью...

Но главный вопрос все равно в другом. Допустим, я - персонаж в компьютере. И даже неважно, кто меня создал, — я сам создал этот мир-программу, включая вас, и сделал ограничения для себя ради собственного интереса и теперь играю, или же мы все — эмулированные самостоятельные персонажи внутри программы, за каждым из которых стоит игрок. Меня другое интересует. Ведь программа, реализуемая в компьютере, — всего лишь гульба мелких электрических токов. Но какое отношение они имеют ко Мне? Как может мое сознание, мое «Я» сводиться к этим токам? Как гульба токов может самоосознавать себя?

- А разве в мозгу не гульба токов? — быстро возразили мне. — Как может гульба токов по нейронам самоосознавать себя? Однако прекрати эту гульбу — и каюк самосознанию.

- Э, нет! Я прекрасно понимаю, что гульба токов в моих нейронах — это не я. Ибо сознание идеально, а гульба токов материальна. Черная краска на белой бумаге — материальна. А текст как смысл — идеален.

- Верно. Любая информация требует материального носителя. Но она инвариантна к его свойствам: роман Толстого может быть записан буквами на бумаге, а может — лазерными импульсами на DVD. Можно записать сознание на мозге, а можно на другом носителе.

- Я понял, в чем ваша ошибка! - дошло вдруг до меня. — Вы почему-то думаете, что сознание - это информация. Это не так. По Винеру, информация — это сигнал, которого ждут. Вне кодировщика и ключа информации нет. Я не умею разбирать японские иероглифы, и потому для меня они не несут никакой информации. Я только знаю, что там чего-то написано. А крыса и этого не знает, она воспринимает книгу как жратву и грызет ее. Для крысы в книге не содержится никакой информации. Чувствуете, куда я клоню? К тому, что «Я» — это не информация! «Я» — этот тот, кто «ждет сигнала». Тот, кто читает информацию, записанную в мозгу. Поэтому ^я и сомневаюсь в том, что можно будет переписать в компьютер Меня. Непонятно, что переписывать, во-первых.

А во-вторых, даже если вы перепишете все, что найдете в мозгу, все равно это буду уже не «Я».

— Возможно, этот вопрос решится сам собой. Путем постепенной эволюции, то есть конвергенции человека и компьютера. Сейчас уже существуют пионерные разработки с инвазивным внедрением электродов в мозг. Пока что это первые шаги, и делается это для инвалидов и парализованных, чтобы они включали свет в комнате, например, с помощью своего желания, точнее, электромагнитного импульса мозга, порожденного этим желанием. Но потом этого могут захотеть и здоровые, чтобы пользоваться своим «умным домом», как телом.

...Опыты такие действительно проводились. В Вашингтонском университете группе из восьми эпилептиков внедрили в мозг электроды, с помощью которых измеряли электрическую активность разных отделов во время определенной умственной работы. Человек сжимает и разжимает кулак, например, или высовывает язык. А потом он не высовывает язык, а только представляет себе, что он высовывает язык. При этом активизируется тот же отдел мозга, но уровень электропотенциала составляет всего четверть от потенциала реального действия. То есть при воображении мозг не сильно напрягается, вроде как ленится.

Затем данные о записанных потенциалах ученые связали с движением курсора на экране компьютера. И соединив компьютер с мозгом проводами, попросили пациентов поуправлять курсором мысленно, воображая те же движения. Всего через несколько минут тренировок все испытуемые научились легко и непринужденно гонять курсор по экрану движением мысли, то есть одним своим желанием. Так же легко и непринужденно, как они управляли собственными руками с помощью одного только своего хотения. Но когда человек ходит или двигает руками, управляя таким образом с помощью своего эфемерного сознания «тяжелой» материей тела, это привычно и неудивительно. А вот когда он с помо- шью мысли управляет предметами вне тела, это непривычно и поразительно. Ведь курсор — только пример. В зависимость от положения курсора на экране можно поставить разные агрегаты. Прокатный стан. Или башенный кран. Или выключатель света в доме. Стиральную машину. Самолет. Курсор как посредника можно вообще исключить. Провода, соединяющие мозг и исполнительное устройство, тоже. Ведь есть уже технология «блютуз», есть вай-фай. Да и вообще радио люди изобрели сто лет назад!

Любопытный и важный момент: испытуемые вскоре наловчились гонять курсор по экрану, не воображая себе высовывание языка или сжатие кулака, а просто одним желанием сдвинуть его. То есть представление о сжатии кулака оказалось тоже всего лишь посредником, инструментом для обучения, костылем, от которого мозг потом отказался как от ненужной промежуточной детали; он стал просто двигать курсор по экрану. Это как учиться ходить — поначалу тяжело и падаешь, а потом просто не задумываешься. Хочешь — и идешь, куда хочешь!.. Второй интересный момент: уровень электропотенциала во время перемещения курсора был таким же, каким он был во время передачи мозгом команд на реальные действия — поднятие руки, например. То есть мозг уже не ленился, только воображая движение, а реально двигал...

- Ну разве это не здорово, если периферические устройства станут как части тела, то есть будут слушаться твоей мысли? Если ты можешь силой мысли управлять удаленным устройством, как своей собственной конечностью, а при этом устройство может быть на другом конце земного шара, то это будет промежуточный шаг между тем, что мы имеем сейчас, и «аплодингом» — полной «перезакачкой» сознания ^в сеть, переносом его на другие носители.

— Начать с того, что я, например, поостерегусь делать трепанацию черепа, чтобы внедрить в мозг электроды. Я лучше рукой выключатель поверну.

— А вот инвалиды и парализованные не опасаются: им терять нечего. Поэтому первыми в виртуальный мир могут уйти как раз они.

— Это красивая мысль! Дело в том, что сила эволюции — в сохранении разнообразия. В изменившихся условиях вчерашние аутсайдеры могут занять лидирующие позиции. Так когда-то мелкие теплокровные, мельтешившие под ногами динозавров, пережили вчерашних гигантов, которые царили на планете, и оказались на эволюционном острие. Теперь мы, теплокровные — короли планеты!.. Так что вполне возможно, именно убогие - тяжкие инвалиды первыми уйдут в виртуальную реальность, за которой будущее. А мы останемся тут и будем по-животному испражняться. Стыд-то какой!

— А они будут сидеть в ящике и общаться с миром посредством роботов и датчиков, которые могут быть где угодно, хоть за океаном.

— Но самое первое, что наступит, — это совмещенная реальность. С ней мы столкнемся уже очень скоро. Что это такое? Мы сейчас вокруг себя имеем огромное количество разных гаджетов, насыщенных всяческой информацией. Очень быстро будут развиваться сенсорные сети. Это будет мир, насыщенный датчиками. Неинвазивный путь. Пока без вживления электродов. Представьте, что на вас очки с внешней камерой и внутренней камерой, которая отслеживает движение глаз. Эти очки в Сети. Ты посмотрел на гору, вызвал движением глаз меню, отыскал нужную строчку, узнал высоту горы и какая там сейчас температура на вершине. Захотел — приблизил гору. Очки могут быть связаны с напальчниками и гироскопчиком для удобства управления меню. И это не фантастика, это уже существующие, разрабатываемые устройства, которые будут выброшены на рынок в обозримом будущем.

...В этот момент из каминного зала на веранду выехал сторожевой робот, поднял механическую голову и посмотрел на Тимура Артемьева. Это был явно знак свыше. Маленький, размером с игрушечный радиоуправлемый джип, робот, накопивший сил в своей зарядной станции возле розетки, решил выехать на патрульную поездку по дому, чтобы осмотреть свое хозяйство — все ли в порядке. Само будущее в его лице поприветствовало нас и напомнило о своей неотвратимости. Мы уже шагнули в него. Или оно железной пятой наступает на нас...

Я почесал затылок:

— Зачем тогда бороться со старостью, если всех нас все равно ждет сетевая жизнь без всякого тела? Как в религиозном раю...

Этого не видно широкой публике, но борьбой со старостью занимается довольно много людей в мире. Нет, если сравнивать с китайцами, то их, конечно, мизер. Но ведь и Циолковский был когда-то один. А вон оно как все потом обернулось... В вопросах бессмертия мы сейчас примерно на уровне циолковщины. Или на уровне молодого Королева. Еще буквально вчера геронтологов вообще не воспринимали всерьез. А теперь миллионеры скидываются на мышей, а руководители государств уже позволяют себе в разговорах друг с другом прямо на камеру высказываться о необходимости принятия мировой программы по борьбе с природной порчей нашего носителя. Правда, понимание у коллег находят еще не всегда.

Пока что успешнее работают другие методики продления жизни — оздоровительного плана. Помните смешной, но удивительно точный вопрос доброго доктора Блюма, который делает людям очень больно:

— А вы в бессмертие человека потащите с его геморроем ^в заднице? Не знаете? Так спросите об этом у Батина...

Я пошел и спросил Батина, мне нетрудно. Михаил Батин - глава фонда «Наука за продление жизни». Энтузиаст вечной жизни в бессмертном теле. Именно он, потратив 200 тысяч евро своих личных денег, привез в Россию испанского врача итальянского происхождения Паоло Макиари- ни, который вырастил первый в мире искусственный орган для человека — трахею. «Теперь и в России!»...

Выращивание и трансплантация искусственных органов — та самая промежуточная ступень на пути к бессмертию, о которой я беседовал в Даламане с другими энтузиастами бессмертия индивидуального разума. И на эту ступень мы тоже уже шагнули. Все перспективы, намеченные в Даламане, пока четко осуществляются...

Пересадкой сердец, печеней и почек нас уже не удивишь. Но Паоло Макиарини не стал пересаживать своей пациентке трахею от трупа. Он сделал немного иначе. Его пациентка имела проблемы с левым бронхом из-за перенесенного туберкулеза. В результате левое легкое не могло нормально работать. Обычно в таких случаях легкое удаляют. Это, я считаю, чересчур — выкидывать нормальный орган из-за ерунды. Все равно что выкидывать компьютер из-за поломавшейся копки включения. Так же считал и Макиарини, работающий в Барселонской клинической больнице.

Он решил применить к людям методику, прежде обкатанную на свиньях. Взял у скончавшейся женщины кусок трахеи длиной в 7 сантиметров и отмыл его от всех клеток, которые могли вызвать реакцию отторжения у реципиентки. Остался только белковый коллагеновый каркас. Снаружи его покрыли клетками хрящевой ткани самой пациентки, которые вырастили из ее стволовых клеток, а их взяли из костного мозга. Внутри каркас покрыли клетками эпителия, взятыми с ее бронхов. Затем полученную конструкцию поместили в биореактор, чтобы клетки разрослись и срослись с каркасом. Это заняло четверо суток.

После чего дефектный бронх удалили, а новый поставили. Через десять дней пациентку выписали. Ее левое легкое работало в полную силу. Никаких воспалительных процессов, никакого отторжения.

Первая операция была очень дорогой. Ее буквально «собирали», как собирают опытный термоядерный реактор ИТЭР, — в разных концах мира. В одной клинике Европы выращивали клеточную культуру, в другой делали коллагеновый каркас, в третьем месте стоял биореактор. Операция длилась несколько часов, но ее подготовка заняла недели. Сейчас Макиарини разработал упрощенную схему, и вскоре подобные операции будут делать «на потоке», как сейчас делают аортокоронарное шунтирование.

Эти два пути — искусственные органы и роботизация — порой живут в конвергенции и уже сейчас приводят к самой настоящей киборгизации человека. Так, например, в Германии разработан искусственный сфинктер. Сделали эту штуку в Немецком центре аэрокосмических исследований в Вайслинге. Она представляет собой силиконовую манжету с дистанционным управлением на основе технологии «блю- туз» и имплантируется вокруг уретры или прямой кишки. Манжета заполняется жидкостью из специального резервуара с помощью миниатюрного насосика. Все это монтируется в организм пациента. Никаких выводов контактов для подзарядки аккумулятора — он заряжается раз в неделю бесконтактно, как это происходит в электрических зубных щетках.

Механизм рассчитан на 10-летний срок службы и 330 миллионов циклов «открыть-закрыть». На пульте управления всего две кнопки - «вкл» и «выкл». Главное — не забыть пульт управления дома! Если такое случится, система при нарастании давления в уретре выше критического сначала будет пищать, подавая хозяину сигналы о том, что пора опорожнить мочевой пузырь, а потом просто откроется в аварийном режиме. Что ж, лучше описаться, чем мочевой пузырь лопнет!..

Обо всем этом я и хотел поговорить с Батиным. Батина я нашел на Физтехе. И почему-то ничуть этому не удивился. Он, как выяснилось, отвечает там за инновации.

Я начал разговор решительно. Сел перед Михаилом на стул. Закинул ногу на ногу. Наставил палец.

— Вы - фантазер, - сказал я ему. - Сущий фантазер! Люди зарабатывают деньги, а вы их тратите на пустые мечты. Вы все равно не доживете до бессмертия. Ваше поведение нерационально.

Батин остался спокоен:

— Занятия, направленные на радикальное продление жизни, я считаю самым рациональным делом, которым только может заняться человек. Это просто концентрация здравого смысла.

— А вы доктора Блюма знаете?

— Знаю. Это человек, который ремонтирует людей, — дал весьма точное определение Батин. — Он помог одному моему знакомому математику, у которого были очень серьезные проблемы.

— Так вот, доктор Блюм интересуется: вы что, потащите в бессмертие человека с геморроем в заднице?

— Да! Безусловно. И у нас будет уйма времени, чтобы дождаться, когда наука сможет ему помочь. Мы потащим в бессмертие слепого, глухого, немого — лишь бы его вылечить.

— Странно. Неужели вы полагаете, что достичь бессмертия проще, чем научиться лечить геморрой или рак?

— Ну, геморрой уже сейчас можно вырезать, а насчет рака... Некоторые ученые придерживаются мнения, что проблема рака сложнее проблемы старения. Зато если мы остановим или затормозим старение, мы уменьшим статистику рака, поскольку рак — возрастозависимое заболевание.

— Вы просто какой-то сущий Прометей! Причем вы стараетесь для людей, — я махнул рукой вокруг, обозначая неопределенное, но явно большое множество, — которые этого не оценят, которым это даже не нужно. Люди не хотят жить вечно! Так говорят опросы.

— Людям не свойственно рациональное поведение, — кивнул Михаил. — Людям свойственно поведение эмоциональное. А эмоциональное отношение к смерти определяется количеством пропаганды, которое нас окружает.

— Неужели кто-то пропагандирует смерть?

- Конечно! Во-первых, религия предлагает людям смириться с тем, что они смертны. Кроме того, мысль о смерти настолько страшна и неприятна, что люди стараются о ней не думать. А многие художественные произведения приукрашивают смерть, рекламируют ее, говоря, что это хорошо, героически и почетно. Да и сами похороны обставлены весьма пышно и торжественно — музыка, цветы, гроб... Есть еще такая штука, как декларативное принятие смерти — воспевание подвига, воспевание качества жизни как противовеса ее продолжительности. «Лучше я буду три года пить кровь, чем триста лет питаться падалью...» Для рекламы смерти вовсе не нужно быть сатанистом и ходить по улицам с плакатами «Давайте все умрем!» Пиар смерти делается по-другому. Религия трындит, что после смерти все будет прекрасно — вы попадете в прекрасное место и будете испытывать сплошные удовольствия.

— С религией все понятно, это зло. Но, во-первых, не все люди религиозны. Многих от поповских бредней воротит. А вот по поводу искусства не вполне соглашусь. Оно непрестанно воюет против смерти — герой постоянно преодолевает смертельные опасности, в конце концов выживает и даже получает самку для размножения.

Батин не согласился:

-Кино настраивает не на преодоление смерти, а на ее принятие с героическим лицом: все равно ведь она неизбежна. И, кстати, заметьте, герои, которые стремятся к бессмертию, всегда отрицательные — Кащей Бессмертный, Вечный жид, какой-нибудь миллионер, который ради бессмертия идет на разные козни... Из-за средства Макропо- ^лУса совершаются преступления. То есть само желание жить выступает в литературе как порочное, а вот желание Умереть — как нормативное и социально одобряемое.

«На миру и смерть красна». Смерть за Родину, за Бога восхваляется.

— Ну и в чем вы видите свою задачу? В антипропаганде? В пропаганде того, как хорошо было бы жить вечно?

— В том, чтобы достучаться до каждого. Чтобы каждый на своем месте работал на это. Пора! Вы, как писатель, должны написать об этом книгу, где объяснили бы людям, что это возможно. Если вы программист, вы можете создать базу данных, которая систематизировала бы вмешательства в проблемы старения — вывела бы корреляцию событий на молекулярном уровне, которые происходят, когда человек стареет. Эта база данных позволит нам построить математические модели, которые помогут бороться со старением. Если вы дворник, вы должны заниматься самообразованием, чтобы перестать быть дворником. С дворниками у нас все хорошо, в них нет недостатка. У нас плохо с людьми, которые могут что-то умное сделать. Не получается с самообразованием? Рассказывайте другим дворникам о реальности решения проблемы старения. В конце концов не нужно забывать, что дворники выбирают правительства.

— Это все иллюзия! Тренды дворникам все равно задает интеллигенция. О чем и как нынче принято думать, каких парадигм придерживаться, — это все выдумываем для народа мы. И продаем ему. Народ голосует и совершает революции в качестве пушечного мяса, но идеи революций всегда рождаются в головах интеллигенции, дворян, аристократии, интеллектуалов. А не дворников. Дворник может быть только рядовым пропагандистом в своей конспиративной пятерке... И вообще, все это напоминает сектантство.

— Напоминает, — согласился Батин. — Потому что любая целеустремленность напоминает сектантство. Да, это сектантство в том смысле, что это лозунг, ярлык. Потому как простому человеку проще что-то объяснить лозунгом, поскольку длинные объяснения в его голову не вмещаются. А лозунг находится в тех координатах, которые ему понятны.

- Знаете, я вам признаюсь честно. Лично я на самом деле весьма скептически отношусь к скорой «отмене» старения.

_ А каков ваш уровень компетентности в понимании проблем старения организма на молекулярном, клеточном уровне, - спросил Батин.

- По какой шкале?

- Допустим, по 10-балльной.

- Я скромный человек и скажу - два балла. Ну, три.

- Вашим мнением можно пренебречь. Вы сами можете им пренебречь, — сказал Батин, махнув рукой.

- Могу. Легко. Но от этого оно никуда не денется. К тому же моих знаний достаточно, чтобы понять: старение — процесс, настолько вшитый в наше тело, которое само по себе представляет собой одну огромную программу, настолько комплексный, что решить сей вопрос будет задачей невероятной сложной. Хотя не скажу, что неразрешимой. Просто я не разделяю оптимизма энтузиастов от этого дела. Мы-то уж точно не доживем!

- Знаете, человечество уже сильно продвинулось в этом направлении. Опыты над модельными животными дают прекрасные результаты, сейчас удалось продлить срок жизни мух и мышей почти в два раза, червяка нематоды — в десять раз. Наконец, сейчас мы наблюдаем большие успехи в регенеративной медицине. Вот у меня на столе лежит обзор, который ставит задачу вырастить печень, и эта задача будет решена в течение ближайших пяти лет. Это сложная задача — вырастить печень. Сложнее, чем построить двадцать атомных реакторов. Потому что как строить реакторы, понятно. А про печень — непонятно. И еще потрясает, что исследования эти очень скудно финансируются. Человечество больше увлечено футболом, если судить по его тратам на футбол, чем выращиванием печени. Между тем польза от искусственной печени во сто крат больше, но люди предпочитают развлечения! Потому что люди иррациональны и поступают под воздействием эмоций. Не удивлюсь, если выяснится, что суицидальный центр в мозгу окажется совсем рядом с центром удовольствия. Если бы люди были рациональны, если бы те деньги, что они угрохали на войну во второй половине XX века, пустили на науку, мы бы уже жили по двести лет. В конце концов, человек — всего лишь молекулярная машина, хотя и крайне сложная. Но трудно представить себе машину, которую нельзя починить. Природа нас создавала вслепую, а у нас есть разум, мы ускоряем эволюцию с помощью этого инструмента. И то, что было создано, может быть понято. И исправлено. Мы уже много понимаем в старении. Но борьба со старением — не единственный метод продления жизни. Есть еще выращивание органов и создание искусственных органов. Вообще, по большому счету, нашему головному мозгу нужна только кровь. Обеспечьте ее подачу, и вы будете независимы от функционирования многих органов.