История и чинопоследование Миропомазания, обрядов Восьмого дня и Воцерковления

В древней Церкви Миропомазание внешне выглядело совсем не так, как сегодня. Как мы помним, сначала Дух Святой сошел на апостолов в виде огненных языков; потом апостолы начали возлагать на крестившихся руки – возложение рук и стало способом дарования Духа Святого. Впоследствии установилась практика низведения Духа через помазание миром (сложным освященным составом из различных ароматных веществ), которое освящалось предстоятелем Церкви; помимо всего прочего, такой обычай стал выражением идеи единства Церкви под священной богодарованной властью епископа.

Мы находим подтверждение необходимости совершения Миропомазания в дополнение к Таинству Крещения в книге Деяний Апостольских: «Находившиеся в Иерусалиме Апостолы, услышав, что Самаряне приняли слово Божие, послали к ним Петра и Иоанна, которые, придя, помолились о них, чтобы они приняли Духа Святаго. Ибо Он не сходил еще ни на одного из них, а только были они крещены во имя Господа Иисуса. Тогда возложили руки на них, и они приняли Духа Святаго» (Деян. 8, 14—17). Мы видим, что одного Крещения здесь оказалось недостаточно, нужно было, чтобы на этих людей еще и сошел Дух Святый. При этом описанное здесь Крещение не являлось крещением Иоанновым, а совершилось во имя Господа Иисуса Христа, то есть было именно Крещением христианским. И все равно тем самарянам для того, чтобы эти люди стали членами Церкви, было необходимо еще и возложение рук, принятие Духа.

В католической традиции Таинство Миропомазания (конфирмация) оказалось отделенным во времени от Таинства Крещения и совершается епископом над людьми, достигшими отроческого возраста (так называемого «возраста распознавания»). Следует заметить, что конфирмации здесь предшествует совершаемое священником своего рода предварительное помазание миром младенцев сразу после их Крещения; вместе с тем это помазание не считается Таинством и в католической традиции представляет собой лишь залог будущего «взрослого» Миропомазания.

Известно, что, в отличие от запада, в православной восточной традиции помазание миром как Таинство уже в III веке совершалось сразу же после Крещения.

Миро – это сложный благовонный состав. В ветхозаветной истории миро употреблялось Моисеем для освящения скинии, миром был помазан Аарон, первосвященники и пророки помазывались на вступление в служение Господу. Первый древнейший состав мира был указан Моисею Самим Богом (Исх. 30). При этом миро Самим Богом было названо «святыней» (Исх. 30: 32). В том ветхозаветном миропомазании, конечно же, еще не было полноты Божественного присутствия, которая была явлена в Миропомазании христианском. Ветхозаветное помазание – это прообраз христианского Миропомазания.

Миро приготавливают епископы. В настоящее время в составе мира используется около сорока веществ. Раньше их было еще больше: так, в 1691 году на Руси использовалось пятьдесят пять веществ. Туда входят: оливковое масло, ладан, белое вино, лепестки розы, фиалковый, пряный, калганный корни, мускатное, розовое, гвоздичное масла и т.д. Эти вещества заготавливаются на Крестопоклонной седмице Великого Поста. Они смешиваются и настаиваются. Затем на Страстной седмице осуществляется чин мироварения. Ныне миро варят в Малом соборе Донского монастыря. Мироварение происходит с понедельника по среду Страстной седмицы – при постоянном чтении Евангелия и постепенной добавке в миро различных веществ. Затем в Великий Четверг на Божественной Литургии в Патриаршем соборе миро освящается; при этом в него добавляется немного древнего мира, хранящегося на престоле, а в древнее миро добавляется новое. Таким образом, через это в Церкви также осуществляется преемственность передачи благодати от времен близких к апостольским и до наших дней.

Миро также используется и при освящении храма; раньше – прежде торжества в нашем Отечестве безбожной большевистской власти – оно применялось при помазании на царство православных царей. Кроме того, миро используется при чиноприеме в Православие некоторых еретиков и раскольников.

Обратимся же теперь к изложенному в Требнике чинопоследованию Таинства Миропомазания. После облачения новокрещеного человека в белые одежды и тропаря «Ризу мне подаждь светлу…» следует молитва перед помазанием миром о даровании христианину печати Дара Духа Святаго «Благословен еси Господи Боже Вседержителю, Источниче благих, Солнце Правды…». После нее происходит само помазание миром. Благодатная печать мира поставляется крестообразно на челе, очах, ноздрях, устах, ушах, груди, руках, ногах христианина. При этом вместе с каждым помазанием произносятся слова «Печать дара Духа Святаго. Аминь». О смысле помазания различных частей тела человека святитель Кирилл Иерусалимский, обращаясь к новокрещеным христианам, говорит так: «Вы помазаны на челе, чтобы „открытым лицом“ взирать на славу Господню и преображаться „в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа“ (2 Кор. 3, 18). Помазанием на ушесах вы получаете ухо для слышания Божественных Таин, о котором сказал пророк Исаия: „Он пробуждает ухо мое, чтобы я слушал…“ (Ис. 50: 4). Помазание ноздрей вводит человека в единство с Божественным благоуханием мира, чтобы он мог со всеми верными сказать: „Мы – Христово благоухание Богу в спасаемых“ (2Кор. 2: 15). И, наконец, помазание груди облекает участника Таинства „в броню праведности…“, чтобы он „молился во всякое время духом и старался о сем… со всяким постоянством“ (ср. Ефес. 6, 14, 18)»[96].

Мы помним, что слово CristÒ j (Христос) переводится с греческого языка на русский как «помазанник». Именно в Таинстве Мира человек помазуется во образ Христов, становится помазанником-христом (конечно же, «христом» как бы только со строчной буквы), «христом» во Христе. Приобщаясь в Таинстве Миропомазания, как и в каждом из христианских Таинств, к одной из сторон земной жизни Спасителя, Его Искупительного подвига, православный христианин действием Святого Духа, по дару благодати, освящается, обоживается и своим телом, и своей душой – во образ обоженной и прославленной человеческой природы Христа.

После принятия помазания миром новокрещеный христианин троекратно обходит вокруг крещальной купели. Впереди идет священник; за ними купель обходят и крестные. При этом звучат слова: «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся: аллилуиа» (см. Гал. 3, 27). Хождение вокруг купели – важный символ. Круг знаменует собой полноту, совершенство, вечность. Сделавшись подобным Христу – помазанником Святого Духа, «христом» во Христе, – новокрещеный человек вступает в символический круг: для ознаменования вечности своего союза с Господом.

В древности Крещение совершалось в особом здании – в баптистерии. Оттуда новокрещеные шествовали в белых одеждах и со свечами в храм, где их уже ожидала вся община: шествовали для того, чтобы впервые принять участие в Таинстве Евхаристии, приобщиться Святых Христовых Таин. После отделения Крещения и Миропомазания от Литургии, когда эта традиция перехода из храма в храм упразднилась и ходить новокрещеным стало некуда, появился обычай обхождения вокруг купели, приобретший уже исключительно символический смысл.

Затем читается прокимен – предшествующие чтению Священного Писания краткие библейские фрагменты. В данном случае, при совершении Таинств Крещения и Миропомазания, мы слышим слова, произносимые как бы от лица крестившегося: «Господь Просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся? Господь Защититель живота моего, от кого устрашуся?» То есть христианин как бы говорит: поскольку я принял Крещение, кого мне теперь боятся? Мне уже ничто не страшно, потому что со мной Христос, и я живу во Христе.

Следом за прокимном читается отрывок из Послания к Римлянам апостола Павла (он уже приводился ранее). В этом фрагменте (Рим. 6, 3—11) говорится о теснейшем единении человека со Христом, которое достигается нашим уподоблением смерти и Воскресению Христовым: через духовную смерть для греха и через духовное воскресение, сочетание со Христом, со-восстание со Христом из гроба – из того гроба, который знаменует собой крещальная водная купель. По слову святителя Иоанна Златоуста, «чем для Христа был крест и гроб, тем для нас стало Крещение… Христос умер и погребен плотью, а в нас умер и погребен грех… Как во Христе, так и в нас смерть есть истинная… Верь и собственному воскресению, так как и в этом ты уподобляешься Христу»[97].

После Апостола читается отрывок из Евангелия от Матфея (28, 16—20). Вот его окончание: «...шедше, научите вся языки, крестяще их, во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Это слова установления Таинства Крещения. «...И се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века, аминь», – говорит Господь. И эти слова Христа – не просто свидетельство о том, что Христос будет нам постоянно помогать (как бы «со стороны») на протяжении всей нашей жизни; это свидетельство того, что мы подлинно живем во Христе и Он непрестанно пребывает в нас: именно в результате нашего приобщения Таинству Крещения и затем – Таинству Миропомазания, открывающим для нас путь к предельному единению со Христом – через Таинство Евхаристии. После Крещения мы вечно пребываем в Боге, а Его благодать – в нас, если, разумеется, мы сами этот союз не разрушим нашими грехами и отступлением от Бога.

Затем следует ектения с прошением о новопросвещенном рабе Божием. После ектении совершаются так называемые обряды «восьмого дня». Что же это за обряды? В древней Церкви на восьмой день после Миропомазания новокрещеные приходили в храм, чтобы быть омытыми от мира руками священника. Дело в том, что в течение недели после Крещения новокрещеные ходили в тех самых одеждах, которые на них возложили при совершении этого Таинства. Кроме того, миро до этого момента, до восьмого дня, с них не отиралось, не смывалось, но оставалось на их теле. Наверное, вы обращали внимание на то, что батюшки говорят новокрещеным при Миропомазании: «Только не трогайте, пожалуйста, те места, которые я сейчас помажу святым миром». Это делается потому, что миро – особая святыня; нельзя, чтобы она случайно попала на какие-нибудь посторонние предметы: мы можем коснуться его пальцами, а затем случайно взяться за дверную ручку, за что-то еще… В древней Церкви на помазанное миром место человеческого тела даже налагалась особая «шапочка» – чтобы миро не попало на посторонние предметы, и люди в течение недели, с покрытым челом, ходили в храм, слушали особые тайноводственные беседы, посвященные истолкованию смысла Таинств, причащались Тела и Крови Христовых. И вот наступал восьмой день, когда этим людям нужно было вернуться к повседневной жизни. Тогда-то они и переоблачались из белых одежд в одежды повседневные, с их тела аккуратнейшим образом омывалось миро, которое до сих пор оставалось под шапочками.

Сегодня обычай изменился. Никто из новокрещеных уже не ждет наступления восьмого дня, не ходит в шапочках. Но сами обряды «восьмого дня» в Церкви сохранились. Правда, совершаются они сразу же после Миропомазания, и потому эти восемь дней как бы сокращаются здесь до нескольких минут, воспринимаясь уже символически.

Почему же новокрещеные ходили с этой духовной печатью на теле именно восемь дней? Почему же именно на восьмой день после Крещения омывалось святое миро?

Как мы знаем, в Церкви Христовой очень важна символика чисел. Одно из таких символических чисел – семь. Семь – это число времени бытия нашего тварного мира: вы, конечно же, помните такое выражение – семь дней творения. За шесть дней Господь созидает мир, на седьмой же день Бог почил от Своих творческих дел, не оставляя при этом Своего Промысла о судьбах мироздания. Как же понимать этот период – семь дней творения: буквально (как семь суточных циклов) или символически (как некие условные периоды времени)? У Святых Отцов в их истолковании библейского рассказа о сотворении мира на этот счет есть две взаимоисключающие точки зрения. Первые считают, что мир действительно сотворен в семь суточных циклов (по 24 часа каждый) – так думал преподобный Ефрем Сирин[98]. Другие (например, священномученик Мефодий Патарский) утверждают, что семь дней – это семь неведомых нам по своей продолжительности периодов, циклов[99]: ведь у Бога тысяча лет как один день, и один день как тысяча лет (ср. 2 Петр. 3, 8).

Как бы то ни было, те Святые Отцы, которые понимают под днями творения периоды времени, не идентичные суточному циклу, воспринимают седьмой день, день, в который Господь почил от всех дел Своих, как период, длящийся от завершения мироздания и до пришествия в мир Христа. При этом следует иметь в виду, что седьмой день, как день, в котором мироздание пребывает в своем падшем состоянии, отчасти длится и поныне – в наш с вами век. Правда, продолжается он не для всех, и это зависит от нас с вами. Почему? Дело в том, что приходящий на смену седьмому дню день восьмой в символическом восприятии Церкви – это время наступления Царствия Божия; день восьмой – символ пришествия Христа во славе. И от каждого из нас зависит, живем ли мы хотя бы отчасти уже в восьмом дне или все еще обитаем лишь в дне седьмом. Если мы пребываем в рабстве греха, значит, хотя Христос и явился для Спасения всего мира, в том числе и ради нас с вами, Он, увы, к нам еще не пришел, мы Его – дарующего Свою славу и благодать – в нашу жизнь попросту не впустили; мы по-прежнему живем безбожно, а значит, все еще пребываем в седьмом дне. Но если Христос действительно в нашей жизни присутствует, если мы Христом животворимся, Им движемся и существуем, то мы отчасти уже принадлежим восьмому дню. Мы причастны тому грядущему дню, который в своей полноте еще только должен наступить – как день воскресения из мертвых, как нескончаемый день, у которого уже не будет захода солнца, который будет длиться вечно. Таким образом, этот день восьмой имеет как бы два «измерения», две степени своей реализации. Его исток и основание уже явлены нам ныне – как плоды Воплощения и Воскресения Христовых. Второе же – совершенное – явление восьмого дня осуществится лишь в грядущем – когда Господь придет во славе судить мир, когда возникнут новое небо и новая земля: то есть в апокалиптической, эсхатологической перспективе.

Для христиан эта символика восьмого дня издревле была очень важна. Поэтому и Евхаристические собрания проходили именно в первый день недели, в день Господень, который воспринимался одновременно еще и как день, выходящий за пределы только что завершившегося недельного цикла, – а значит, как день восьмой. У нас сегодня в гражданском календаре счет недели начинается с понедельника. А вот в древности, да и в церковном календаре, и в некоторых современных, в частности, в англо-американской, традициях счет недели начинается со дня солнца, с воскресенья, с «недели». Кстати говоря, слово «неделя» в церковнославянском языке обозначает не семь дней, а именно воскресный день. Неделя такая-то по Пасхе, скажем неделя шестая по Пасхе, о слепом, – это воскресный день новой седмицы, нового седмичного, семидневного цикла. И вот получается, что первый день недели в нашем церковном понимании – это день воскресный: он одновременно оказывается и днем первым, и днем восьмым.

Обряды восьмого дня, которые мы находим в нашем современном Требнике, как раз и символизируют: с одной стороны, вхождение новокрещеных людей в день Господень, а с другой – их возвращение в мир, вступление в обычный цикл бытия, в первый день седмицы – благословение на повседневные труды, на подвиг крестоношения.

Сначала происходит омытие святого мира. В древности оно предварялось возложением рук епископа на главу крещеного. Символический смысл этого возложения рук – посланничество в мир на войну с бесами и грехом, своеобразная духовная «мобилизация». И читаемые здесь молитвы, которые мы находим в Требнике, – это в том числе и прошение о защите, о даровании смелости, верности, терпения. И вот, в знак готовности нести такое воинское служение, христианин преклоняет свою главу. Здесь следуют несколько молитв (три молитвы): «Избавление грехов святым Крещением рабу Твоему даровавый…», «Владыко Господи Боже наш, купелию небесное осияние крещаемым подаваяй….» и «Одеявыйся в Тя Христа и Бога нашего…». При этом с новокрещеного снимали шапочку – в знак его готовности к повседневному труду. Затем происходит само омытие мира со словами: «Крестился еси. Просветился еси. Миропомазался еси. Освятился еси. Омылся еси. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь». Важно отметить, что среди этих слов присутствует выражение «освятился еси». Для древней Церкви это означало, что христианин уже подлинно освятился, то есть причастился Святых Христовых Таин, потому что в течение семи дней, до наступления восьмого дня по Крещении, человек многократно приобщался Евхаристии. А у нас сегодня сложилось так, что эти слова произносятся еще до тех пор, как человек приступил к Евхаристическому Чуду. Но мы с вами ныне можем отнести это выражение и к дару благодати Святого Духа, освящающей нас в Таинствах Крещения и Миропомазания.

Затем следует молитва на пострижение волос «Владыко Господи Боже наш, иже образом Твоим почтивый человека…» и собственно само пострижение волос с молитвой «Господи Боже наш, от исполнения купельнаго Твоею благостию освятивый в Тя верующыя…» и с произнесением слов: «Постригается раб Божий (такой-то), во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа». В древности этот чин не был связан с чинопоследованием Крещения и Миропомазания; он совершался над достигшими отрочества детьми. Это пострижение означает отсечение нашей греховной воли и принятие воли Божией, готовность послужить Богу. Затем произносится сугубая ектенья и творится отпуст.

Существует еще обычай воцерковления. После Крещения христианин входит в храм, мужчины вводятся в алтарь, а женщины только целуют иконы Спасителя и Богоматери в иконостасе.

Я не стану подробно останавливаться на духовном смысле воцерковления – понятно, что здесь осуществляется вхождение христианина в Церковь, в церковную традицию, в богослужебную жизнь.

Но почему же мальчиков вводят в алтарь, а девочек – нет (хотя следует заметить, что их тоже вносили туда до XIV века)? Это не какая-либо духовная «дискриминация», это отнюдь не означает, что девочки хуже, чем мальчики. Церковь объясняет такое ограничение очень просто: у всех людей, совершающих дело Спасения, есть свой образ служения Христу, дарованное им Богом жизненное предназначение. Подобное предназначение, свои пути служения Господу есть и у мужчин, и у женщин. Кем может стать почти всякий мужчина, желающий особым – усиленным – образом послужить Богу? Священником. Женщины не могут стать «священницами» (священник являет собой икону Христа, а Христос был по плоти мужчиной), но и у них есть иной, очень высокий образ служения Богу – материнство. Предельную славу этого высочайшего служения материнства нам явила Богородица, которая родила Сына Божия, стала Его Матерью. Посмотрите: вот что недоступно мужчинам – только женщина смогла родить Христа. У мужчин же другое служение, другой особый дар – возможность священнодействовать. И девочек не вносят в алтарь не потому, что они хуже мальчиков, а потому, что мальчикам дается залог: каждый мальчик может когда-нибудь стать священником.