Спасительный выстрел. Восточный склон Андских Кордильер, спускаясь длинными пологими скатами,

Восточный склон Андских Кордильер, спускаясь длинными пологими скатами,

незаметно переходит в равнину; на этой равнине оказался обломок горы с

путешественниками. В этом новом краю расстилались тучные пастбища,

высились, образуя настоящий лес, великолепные деревья и несметное число

яблонь, отягощенных золотистыми плодами, посаженных еще во времена

завоевания материка. То был, казалось, уголок плодородной Нормандии,

заброшенный на эти плоские равнины, и при всяких иных обстоятельствах

путешественник был бы поражен столь внезапным переходом от пустыни к

оазису, от снеговых вершин к зеленеющим лугам, от зимы к лету.

Почва вновь стала совершенно неподвижной. Землетрясение прекратилось, и

подземные силы проявляли, видимо, свою разрушительную работу где-то

дальше, ибо цепь Кордильер всегда в каком-нибудь месте подвержена

колебаниям или сотрясениям почвы. На этот раз землетрясение отличалось

особой силой. Очертания гор резко изменились. На фоне голубого неба

вырисовывалась новая панорама вершин, гребней, пиков, и проводник по пампе

напрасно стал бы искать на них привычных ориентиров. Начинался

восхитительный день. Восстав со своего влажного ложа - Тихого океана,

солнечные лучи скользили по серебристому простору, погружаясь в волны уже

другого океана.

Было восемь часов утра.

Гленарван и его спутники благодаря усилиям майора мало-помалу вернулись

к жизни. Они были лишь сильно оглушены. Итак, они спустились с Кордильер и

могли бы приветствовать такое передвижение, все заботы о котором взяла на

себя природа, если бы не исчез один из них, самый слабый, еще ребенок,

Роберт Грант.

Мужественный мальчик покорил сердца спутников. Паганель, особенно к

нему привязавшийся, да и майор, несмотря на свой холодный вид, - все

полюбили его, но больше всех полюбил его Гленарван. Он пришел в отчаяние,

когда узнал об исчезновении Роберта. Гленарван словно видел несчастного

мальчика, лежащего на дне пропасти и тщетно зовущего на помощь его, своего

второго отца.

- Друзья мои, друзья мои, - говорил Гленарван, с трудом удерживая

слезы, - нужно искать его, надо его найти! Не можем мы его бросить на

произвол судьбы! Ни одна долина, ни одна пропасть, ни одна бездна не

должны остаться необследованными. Обвяжите меня веревкой! Спустите в эти

пропасти! Я так хочу! Слышите: хочу! Лишь бы Роберт был жив! Утратив сына,

как мы осмелимся найти его отца! И какое имеем мы право спасать капитана

Гранта ценою жизни его ребенка!

Спутники Гленарвана молча слушали его. Они понимали, что он жаждет

прочесть в их глазах хотя бы тень надежды, и избегали смотреть на него.

- Ну что ж, - продолжал Гленарван, - вы слышали меня! Вы молчите! Так,

значит, вы больше уже ни на что не надеетесь! Ни на что!

Все молчали. Наконец заговорил Мак-Наббс:

- Кто из вас, друзья мои, помнит, в какой именно момент исчез Роберт?

Ответа на этот вопрос не последовало.

- Скажите, по крайней мере, подле кого был мальчик во время спуска? -

продолжал майор.

- Подле меня, - отозвался Вильсон.

- До какого момента ты видел его подле себя? Постарайся припомнить!

Говори!

- Я помню вот что, - ответил Вильсон, - минуты за две до толчка,

которым кончился наш спуск, Роберт, уцепившись за пучок лишайника,

держался еще подле меня.

- Минуты за две? Подумай хорошенько, Вильсон. Минуты могли показаться

тебе очень долгими. Не ошибаешься ли ты?

- Думаю, что не ошибаюсь. Да, именно так: минуты за две, а быть может,

и того меньше.

- Пусть так. А где находился Роберт: справа или слева от тебя? -

спросил Мак-Наббс.

- Слева. Я помню, как его пончо хлестало меня по лицу.

- А ты по отношению к нам находился с какой стороны?

- Тоже слева.

- Итак, значит, Роберт мог исчезнуть только с этой стороны, -

проговорил майор, поворачиваясь к горе и указывая вправо. - Прибавлю, что,

принимая во внимание время исчезновения мальчика, можно с уверенностью

сказать, что он упал на ту часть горы, которая снизу ограничена равниной,

а сверху - стеной в две тысячи футов. Там-то и следует его искать, и,

распределив между собой этот район, мы там его и найдем.

Никто не прибавил ни слова. Шесть человек взобрались по склону

Кордильер, расположились цепью на хребте и начали на разной высоте поиски.

Держась вправо от линии спуска, они обыскивали малейшие трещины,

спускались, рискуя жизнью, на дно пропастей, местами заваленных обломками

массива, и выбирались оттуда с окровавленными руками и ногами, в

изодранной одежде. В течение долгих часов вся эта часть Кордильер, за

исключением нескольких, совершенно недоступных плоскогорий, была

обследована самым тщательным образом, и ни одному из этих мужественных

людей не пришло в голову подумать об отдыхе. Но, увы, все поиски оказались

тщетными. Ребенок нашел в горах не только смерть, но и могилу, навеки

сокрытую надгробной плитой какой-нибудь огромной скалы.

Около часа дня Гленарван и его спутники, разбитые усталостью,

удрученные, вновь сошлись на дне долины. Гленарван глубоко страдал. Он

говорил с трудом, с его губ слетали одни и те же слова, прерываемые

вздохами:

- Не уйду отсюда! Не уйду!

Всем понятно было это упорство, превратившееся в навязчивую идею, и

каждый отнесся к нему с уважением.

- Подождем, - сказал Паганель майору и Тому Остину, - отдохнем немного

и восстановим силы. Это нам необходимо независимо от того, возобновим ли

мы наши поиски или будем продолжать наш путь.

- Да, - ответил Мак-Наббс, - останемся здесь, раз этого хочет Эдуард.

Он надеется - но на что он надеется?

- Бог его знает, - сказал Том Остин.

- Бедный Роберт! - промолвил Паганель, вытирая слезы.

В долине росло множество деревьев. Майор выбрал место под группой

высоких рожковых деревьев и распорядился разбить временный лагерь.

Несколько одеял, оружие, немного сушеного мяса и риса - вот все, что

уцелело у путешественников. Вблизи протекала речка, где черпали еще мутную

после обвала воду. Мюльреди развел на траве костер и вскоре подал своему

хозяину горячий, подкрепляющий силы напиток. Но Гленарван отказался от

него и продолжал лежать в оцепенении на раскинутом пончо.

Так прошел день. Настала ночь, такая же тихая и безмятежная, какой была

вначале и предыдущая ночь. В то время как все улеглись, хотя и не

засыпали, Гленарван снова отправился на поиски по склонам Кордильер. Он

прислушивался, надеясь, что расслышит призыв мальчика. Он поднялся высоко,

углубился далеко в горы один и, приложив ухо к земле и стараясь укротить

биение сердца, прислушивался.

В течение всей ночи бедный лорд блуждал в горах. То Паганель, то майор

шли за ним следом, готовые поддержать его на скользких гребнях, у края

пропасти, куда увлекала его бесполезная отвага. Но его последние усилия,

его стократ повторяемый призыв: " Роберт! Роберт! " - оказались бесплодными,

- оплакиваемое им имя повторяло эхо.

Настало утро. Друзьям пришлось идти за Гленарваном на отдаленное

плоскогорье и силой увести в лагерь. Он был в невыразимом отчаянии. Кто

осмелился бы заговорить с ним о дальнейшем пути, кто посмел бы предложить

ему покинуть эту роковую долину? А между тем не хватало уже съестных

припасов. Где-то вблизи должны были находиться те аргентинские проводники,

о которых говорил им катапас, и лошади, необходимые для перехода через

пампу. Вернуться было гораздо трудней, чем идти вперед. Кроме того, было

условлено встретиться с " Дунканом" на побережье Атлантического океана. Эти

веские соображения не допускали дальнейшего промедления, и в общих

интересах необходимо было продолжать путь.

Мак-Наббс попытался отвлечь Гленарвана от его горестных мыслей. Долго

уговаривал он друга, но тот, казалось, не слышал его и только отрицательно

качал головой. Наконец он пробормотал:

- Выступать?

- Да, выступать.

- Подождем еще час.

- Хорошо, подождем, - согласился майор.

Час прошел, Гленарван стал умолять переждать еще час. Казалось, что это

приговоренный к смерти молит о продлении жизни. Так шло время

приблизительно часов до двенадцати. Наконец Мак-Наббс, посоветовавшись со

всеми, решительно заявил, что надо отправляться в путь, ибо от этого

зависит жизнь всех его спутников.

- Да, да, - отозвался Гленарван, - надо, надо отправляться.

Но, говоря это, он не глядел на Мак-Наббса. Его взор был устремлен на

какую-то черную точку высоко в небе. Вдруг он поднял руку и замер.

- Вон там, там! - крикнул Гленарван. - Смотрите! Смотрите!

Все взглянули туда, куда он так настойчиво указывал. В это время черная

точка заметно увеличилась.

Это была птица, парившая на неизмеримой высоте.

- Это кондор, - сказал Паганель.

- Да, кондор, - отозвался Гленарван. - Как знать! Он несется сюда,

снижается... Подождем.

На что надеялся Гленарван? Не помутился ли его рассудок? Что значили

слова: " Как знать"?

Паганель не ошибся: все яснее и яснее можно было разглядеть кондора.

Этот великолепный хищник, перед которым некогда благоговели инки [древние

индейские племена], был царем Анд. В этом краю он достигает необычайно

крупных размеров. Сила его изумительна, он нередко сталкивает в пропасть

быка. Он набрасывается на бродящих по равнинам овец, козлят, телят и,

вцепившись в жертву, поднимается с ней на большую высоту. Нередко кондор

парит на высоте двадцати тысяч футов, то есть на высоте, недоступной

человеку. Отсюда этот невидимый царь воздушных пространств зорко

оглядывает землю и замечает там такие неуловимые глазом предметы, что

изумляет естествоиспытателей.

Но что такое заметил этот кондор? Быть может, труп Роберта Гранта?

- Как знать! - повторял Гленарван, не спуская с него глаз.

А чудовищная птица приближалась, то паря в воздухе, то стремительно

падая вниз, словно неодушевленное тело, брошенное в пространство. Но

вскоре хищник начал описывать большие круги не выше, чем семьсот футов над

землей. Теперь кондора можно было рассмотреть ясно: ширина его могучих

распростертых крыльев превышала пятнадцать футов, он держался в воздухе,

еле взмахивая ими, так как большим птицам свойственно летать с

величественным спокойствием, тогда как насекомым, чтобы удержаться в

воздухе, приходится беспрестанно махать крыльями.

Майор и Вильсон схватили карабины. Гленарван жестом их остановил.

Кондор описывал круги над одним из недоступных для человека плато

Кордильер, находившимся приблизительно в четверти мили от наших путников.

Огромная птица носилась с головокружительной быстротой, то выпуская, то

пряча страшные когти, время от времени тряся своим хрящеватым гребнем.

- Это там! Там!.. - крикнул Гленарван.

Вдруг в его голове промелькнула догадка.

- Если Роберт еще жив! - воскликнул он в ужасе. - То эта птица...

Стреляйте, друзья мои, стреляйте!

Но было уже поздно: кондор исчез за высокими выступами скалы. Прошла

секунда, показавшаяся столетием... Но вот огромная птица появилась снова:

она летела медленнее, отягощенная грузом.

Раздался вопль ужаса - в когтях у кондора висело и качалось

безжизненное тело, то было тело Роберта Гранта. Хищник, вцепившись в

одежду мальчика, парил в воздухе футах в ста пятидесяти над лагерем. Он

заметил путешественников и, стремясь со своей тяжелой добычей поскорее

скрыться, мощно рассекал крыльями воздух.

- А! - крикнул Гленарван. - Пусть лучше тело Роберта разобьется о

скалы, чем послужит...

Он не договорил и, схватив карабин Вильсона, прицелился в кондора, но

рука его дрожала, глаза заволоклись туманом, он не мог навести ружья.

- Предоставьте это мне, - сказал майор.

И, неподвижный, спокойный, уверенный, Мак-Наббс прицелился в кондора:

тот был от него уже в трехстах футах.

Но не успел майор нажать курок карабина, как в глубине долины раздался

выстрел; белый дымок поднялся между двумя базальтовыми громадами, и

кондор, пораженный пулей в голову, описывая круги, стал медленно, словно

на парашюте, спускаться на своих широко распростертых крыльях. Не выпуская

добычи, он мягко упал футах в десяти от крутого берега ручья.

- Теперь за нами дело! За нами! - крикнул Гленарван.

И, не стараясь узнать, откуда раздался спасительный выстрел, он кинулся

к кондору. Спутники последовали за ним. Когда они добежали до кондора, тот

был уже мертв, а тела Роберта почти не было видно из-под его широких

крыльев.

Гленарван бросился к мальчику, вырвал его из когтей птицы, уложил на

траву и приник ухом к безжизненному телу.

Никогда из уст человеческих не вырывалось еще такого радостного

возгласа, какой вырвался в этот миг у Гленарвана:

- Он дышит! Он жив!

В одну минуту с Роберта сняли одежду, смочили ему лицо свежей водой. Он

пошевелился, приоткрыл глаза, посмотрел вокруг себя и прошептал:

- А, это вы, сэр... отец мой!

Гленарван, задыхаясь от волнения, был не в силах ответить и,

опустившись на колени возле чудом спасенного мальчика, заплакал от

радости.