P. S.». Трагифарс по пьесе Ж.-П. Сартра «Huis clos». Театр «Грань» (Новокуйбышевск). Режиссер Денис Бокурадзе, художник Алиса Якиманская.

МАРИНА ДМИТРЕВСКАЯ

«P. S.»: ПОСЛЕ SМЕРТИ, РОSЛЕ САРТРА…

P. S.». Трагифарс по пьесе Ж.-П. Сартра «Huis clos». Театр «Грань» (Новокуйбышевск). Режиссер Денис Бокурадзе, художник Алиса Якиманская.

Жан-Поль Сартр произнес: «Ад — это другие».

Резо Габриадзе не раз говорил, что ад — это когда целую вечность каждый из нас будет смотреть то, что поставил, рассматривать то, что нарисовал, слушать собственную музыку и читать то, что написал. Тот есть, останется наедине с самим и собой и плодами своей жизни.

Спектакль Дениса Бокурадзе «P. S.» по той самой пьесе «За закрытыми дверями», в которой Сартр изобразил в виде добротной гостиницы и трех ее обитателей этот самый ад, — на самом деле ближе не к определению «ад — это другие», а к констатации: ад — это я сам, и адская мука — это неспособность уйти от себя и собою содеянного. Ад — это неспособность выйти куда-то из самого себя. И потому конца этому аду нет.

В тонкой, нервной «Фрекен Жюли» (режиссерский дебют Дениса Бокурадзе получил признание и три премии, в том числе гран-при на Фестивале театров малых городов в Пятигорске; мы писали о спектакле не раз три персонажа — фрекен, Жан и Кристина (Юлия Бокурадзе, Даниил Богомолов и Алина Костюк) — мучили друг друга в пределах земной юдоли. Три героя «P. S.» («после написанного, после жизни») — дезертир Гарсэн, лесбиянка Инэс и детоубийца Эстель (Даниил Богомолов, Алина Костюк и Любовь Тювилина) — мучаются в следующем круге бытия-небытия. Они терзают новых знакомцев так же, как терзали при жизни своих близких: Гарсэн мучил жену, поселяя в доме любовниц, Инэс довела до самоубийства брата, соблазнив его девушку, а Эстель на глазах любовника утопила в озере новорожденную, но не желанную ей дочь — и любовник покончил с собой. Они как-будто хотят поддержки и оправдания новых, теперь уже «адских», партнеров, и в то же время не нуждаются ни в ком, приговоренные к сковородкам собственных эгоизмов. «P. S.», таким образом, оказывается второй частью дилогии «Стриндберг — Сартр»: Бокурадзе стремится к театру внебытовому, философскому, предмет которого экзистенциален.

Д. Богомолов (Гарсэн), А. Костюк (Инэс).
Фото — Л. Яньшин.

Видимо, поэтому — никакого жизнеподобного отеля (атеист Сартр все-таки имел в виду жизнь, а не собственно ад, и поселил персонажей в жизнеподобные интерьеры). Медные травленые панели с абстрактной набивкой, такие же помосты, по которым геометричной мизансценировкой распределены передвижения героев. Один из помостов напоминает разделочный стол, да и вообще огненное посверкивание меди точно указывает: мы в жарком аду (художник Алиса Якиманская). Жары прибавляет истовый свет Евгения Ганзбурга: слепящие выносные софиты образуют лучи-коридоры, простреливающие пространство, по которым (то лицом к нестерпимому лучу, отбрасывая темную тень самого себя на противоположную стену, то «темнея лицом» и уходя от источника света) двигаются герои. Они похожи то ли на клоунов с всклокоченными, какими-то ржавыми и одновременно тронутыми сединой волосами, то ли на грешников, опаленных адским пламенем. Грим делает их рты чуть впавшими, словно беззубыми, и, по признанию режиссера, в идеале у них должны были быть голые черепа. Но сцена театра «Грань» мала, актеры на расстоянии вытянутой руки, театральные накладки лысин выглядели бы грубо, а побрить головы актрис, играющих другие роли, было нельзя… Поэтому на арене трагифарса (так поименован жанр спектакля в программке) оказались странные существа: колтуны волос, чуть припудренные мелом лица и свободные одежды. Когда Эстель соблазняет Гарсэна и он снимает с нее балахон, в который та кутается, — под ним обнаруживается другой, почти такой же, а потом еще один. До тела не добраться — его нет.

Л. Тювилина (Эстель).
Фото — Л. Яньшин.

А начинается все с зоны полумрака. В дверях — тех самых, которые закрыты, — стоит фигура в черном (Юлия Бокурадзе), и мы слышим человеческое дыхание. Эти «шепоты и вскрики», цоканье и шипение в усиливающий каждое движение воздуха микрофон (а потом в ревербиратор, в эхо-микрофон) сопровождают весь спектакль. Д. Бокурадзе стремится создать плотное, живое, вибрирующее, осязаемое звуковое пространство. Вселенная дышит. Но, кроме того — вспоминает. Безымянному духу в дверях отданы воспоминания героев о содеянном и едва слышные рассказы о том, что постигло их близких. Пространство становится мистическим, живым, мучительным, оно всхлипывает, обозначая за запертой дверью Солярис.

Чего не достает этому спектаклю? Он пока еще слишком статуарен и искусственно взнервлен, но живущие каждый сам по себе актеры замкнуты в свои световые коридоры. И хотя идея спектакля (каждый в одиночку должен разобраться со своими грехами и ответить за них) предопределяет эгоцентрический характер каждого героя, — это вовсе не отменяет роскоши сложного, опосредованного партнерского общения. Монологи должны сложиться в мучительный полилог, раз уж эта пьеса выбрана театром. Признаюсь — она не очень-то любима мною, многословна и выспренна. Бокурадзе кардинально сократил Сартра и совсем лишил его сюжетности — но все равно хождение по кругу утомляет монотонным изматывающим ритмом. Иногда кажется — так и надо, надо пытать и изматывать нас до полуобморока, уподобляя тем, кто мучается перед нами. Они заперты в одном пространстве с нами. Но иногда все-таки хочется заменить внутренний нервический форсаж (особенно у Даниила Богомолова) на внятное понимание партнерских и действенных задач.

С разницей в год, ровно день в день после «Фрекен Жюли» увидев следующий спектакль «Грани», я утвердилась в мысли, что в Новокуйбышевске (по существу — в Самаре: ну что там — полчаса езды!..) возник абсолютно непровинциальный, творческий, авторский театр сплоченной команды единомышленников. Директор ДК, в котором находится «Грань», Дмитрий Софьин, настроен на профессиональное развитие когда-то любительского коллектива. В труппу пришли актеры Самарской драмы Алина Костюк и Даниил Богомолов, игравший у В. Гвоздкова главные роли, из СамАрта — Любовь Тювилина (Нина Заречная праудинской «Чайки»), еще раньше из СамАрта перешла в «Грань» прекрасная Юлия Бокурадзе.

Денис Бокурадзе строит труппу, репертуар. Он вычерчивает спектакли словно на миллиметровке, соизмеряя микрозвуки, микроритмы, работая переменой атмосфер. Дилогия «Стриндберг — Сартр» дает одну из возможных граней его театра. Уверена, что скоро «Грань» повернется еще какой-нибудь своей стороной: в работе «Таня-Таня».

Комментарии (3)

1. Маргарита Прасковьина (14.04.2014 в 14: 44):

Иногда возникает ощущение, что ты живешь в аду. Это не значит, что тебе все время жарко или вокруг скачут рогатые с вилами. Это происходит, когда теряешь внутреннюю гармонию и каждая мысль, каждое воспоминание причиняет боль. Так себе представлял ад Жан-Поль Сартр, французский философ и писатель, чью пьесу «За закрытыми дверями» поставил художественный руководитель новокуйбышевского театра «Грань» Денис Бокурадзе.
В отличие от Сартра, режиссер-постановщик Денис Бокурадзе в спектакле P.S. не интригует нас – существо из потустороннего мира (Юлия Бокурадзе) с самого начала рассказывает нам о гибели героя, после этого он появляется. Не входит в сопровождении коридорного в удобный гостиничный номер, а влетает и стукается о стену некой ржавой, совсем не напоминающей жилище прямоугольной коробки (художник Алиса Якиманская). Подобный конферанс будет сопровождать появление и других персонажей.
Всего их трое – журналист-дизертир Гарсен (Даниил Богомолов), мужеподобная лесбиянка Инес (Алина Костюк) и красавица Эстель (Любовь Тювилина). Перед нами три напуганные фигуры, бывшие когда-то уважаемыми и солидными гражданами. Какое-то время они будут убеждать нас, друг друга и самих себя, что попали сюда по ошибке или что здесь можно существовать нормально, если соблюдать ряд правил. Но сольное выступление Эстель на тему: «я же ни в чем не виновата», напоминает клоунаду, и музыка звучит соответствующая – скрипка и фортепиано вовсе не «подпевают» ей, а высмеивают ее пламенные речи. Дополняет образ и прическа – у всех персонажей волосы стоят дыбом и припорошены сединой, то ли от пережитого ужаса, то ли от климатических условий.
Несмотря на жару, на которую они по очереди жалуются, никто из них не снимает верхней одежды, а иногда их и вовсе потряхивает – то ли от холода, то ли от страха. Обманно здесь все – декламируя стремление вырваться из этой коробки, они словно не замечают открытой двери.
Как пауки в банке герои мечутся по сцене, иногда замирая и погружаясь в раздумья, чтобы понять, что это еще больнее и тяжелее. И вновь начинают преследовать друг друга. Выглядит это пугающе за счет огромных, мечущихся по стенам теней. Художник по свету Евгений Ганзбург увеличивает количество персонажей вдвое. Тени героев – это то ли их тела, утратившие вещественность после смерти героев, то ли души предшественников, отбывавших свою повинность в той же душегубке, то ли воспоминания о них людей, оставшихся на земле.
Существо из потустороннего мира – нетрадиционный палач. Персонаж Юлии Бокурадзе нужен отчасти для того, чтобы озвучивать ремарки, отчасти – издавать звуки женского плача или детского смеха, мучающие героев. Ее лицо восковой куклы бесстрастно выражает эмоции и отдает сумасшедшинкой. Очень удачная актерская работа, на которую хочется смотреть бесконечно. Отчасти этот рисунок повторяется в роли Любови Тювилиной. Ее Энес в секунду переходит от страстного шепота до птичьего подергивания головой с оловянными глазами. Инес Алины Костюк правдива и пряма до предела, что порой рождает антипатию. Мужественная Инес носит штаны по праву, трясущийся от страха оказаться трусом Гарсен – почти по ошибке. Персонаж Даниила Богомолова как нельзя лучше иллюстрирует все то, что ненавидит в мужчинах Инес. Эстель единственная одета в платье и поначалу, несмотря на всклокоченные волосы, воплощает женственность. Позже она, с размазанной помадой и сумасшедшими повадками, все больше походит на клоуна. Вместе с Гарсеном она пытается разыграть любовь, но единственный свидетель, Инес, не собирается ни сама врать, ни позволять этого другим.
Световое решение, оформление и грим очень занимают первую половину спектакля, но к ним привыкаешь, а развития персонажей и действия не происходит. Словно помещенные вместе с героями в железную коробку, мы вынуждены, кажется, целую вечность наблюдать за их неувлекательными взаимоотношениями.
Сартр говорит нам: «Ад – это другие». Режиссер Бокурадзе возражает: «Ад – это ты сам». Отсутствие палачей, «самообслуживание», о котором говорит Инес, усилено в спектакле – звуки то ли детского смеха, то ли птичьего чириканья, сводящие с ума Эстель, которые поначалу издает существо, потом начинает издавать она сама. В отсутствие объективной оценки – зеркала, персонажи мучительно всматриваются друг в друга, пытаясь в чужом лице увидеть себя: «Скажи, что я не трус!», «Ровно ли у меня накрашены губы?» Поэтому невозможно остаться наедине с собой, поэтому персонажи постоянно тянутся друг к другу – чтобы ужалить побольнее, но освободиться от удушливого рандеву с собой.

2. Ирина Чечурина (14.04.2014 в 14: 46):

В полутемном пространстве, ограниченном по периметру разновысокими скамьями-помостами, трое молодых всклокоченных людей – две женщины и мужчина. На заднике сцены – жесть, точнее медные листы, напоминающие растрескавшуюся от зноя землю и такие же «глинистые» дорожки на полу. Первая мысль, что события будут разворачиваться в камере (учитывая время написания пьесы – 1943 год) гестаповской тюрьмы, но вскоре выясняется, что и застенок слишком оптимистичен для происходящего.
Режиссер Денис Бокурадзе, поставивший в театре-студии «Грань» спектакль по пьесе французского писателя и философа-экзистенциалиста Жан-Поля Сартра “Взаперти” определяет героев в ад. Причем в преисподнюю не в ее традиционном понимании, а в специфическую – вместо раскаленных углей и котлов герои получают небольшую запертую комнату. И вместо бесов-мучителей самих себя.
Признаюсь, что в оригинале пьесы вся эта троица кажется мне мало симпатичной (убийцы, дезертиры, изменники) и обстоятельства банальны, как смерть. «Несколько людей в замкнутом пространстве» – тема, многократно обыгранная и, чтобы всерьез рассчитывать на зрительский успех, нужно разглядеть в ней нечто уж совсем потаенное. Однако Бокурадзе, определивший свою постановку как трагифарс и давший ей новое имя – “”Post Scriptum» (после написанного жизнью или смертью, каждый волен понимать по-своему), удалось эту искру высечь. Во многом благодаря филигранно выстроенной сценографии и мощнейшей энергетике занятых в спектакле актеров.
Главные герои – отравленная газом Инес (Алина Костюк), расстрелянный Гарсен (Даниил Богомолов) и умершая от пневмонии Эстель (Любовь Тювилина) – оказываются в одной комнате, которую поначалу они принимают за «распределитель» перед высшим судом. Но даже поняв, что они уже в аду, страдальцы не оставляют попыток оправдаться перед собой и не- случайными соседями.
И Эстель, убившая новорожденного ребенка на глазах своего любовника, и Инес, отбившая подружку у кузена, а затем доведшая ее до самоубийства, и безобидный, на первый взгляд, очкарик Гарсен, объясняющий свое падение не дезертирством, а многолетними издевательствами над женой – все они считают сегодняшнее положение вещей лишь следствием обстоятельств. Только вот провести работу над ошибками им уже не удастся – из комнаты нет выхода, а потому их откровенные монологи лишь усиливают адские муки.
Впрочем, в пьесе не три действующих лица, а пять. Наравне с людьми в постановке участвуют Дух и Свет. Дух (Юлия Бокурадзе) – это мистический образ, который появляется за стеклом в глубине сцены. Возникает мысль, что, несмотря на черное облачение, перед нами предстает ангел-хранитель, придуманный режиссером вместо изъятого из пьесы коридорного, водившего осужденных. Не участвуя напрямую в действии, Дух становится камертоном, который своими стонами, смехом, плачем, шепотом задает ритм всему спектаклю
А благодаря игре Света, мастерски поставленного Евгением Ганзбургом, аскетичное пространство сцены наполняется жизнью, движением, настроением. Яркий луч то озаряет лица героев, пытаясь найти в них остатки жизни, то превращает их в пугающие тени. Или, растворяясь во тьме, доводит адскую пустоту и отсутствие реальных событий (герои лишь бесконечно ходят по замкнутому кругу и произносят свои монологи) до абсурда. Но абсурдность даже не в том, что в аду люди продолжают следовать своим отжившим принципам и привычкам («мне нужна зубная щетка», «не люблю мужчин без пиджаков», «что вспомнят обо мне люди»), а в том, что когда в финале в стене все-таки появляется дверь – путь из ада свободен – никто в нее не выходит. Зато из открытого коридора на сцену валит не свежий воздух «этого мира», а удушливый газ, словно режиссер дает нам понять, что ад и рай, жизнь и смерть – понятия условные. Ибо все это мы носим в себе.
С такой тяжелой психологической ношей почти в полной тишине зрители уходили из зала. Я же еще и с ощущением ирреальности времени – спектакль в один час сорок минут показался, как минимум, трехчасовым. Но может это еще один круг ада в поисках собственной совести, который режиссер подготовил для зрителя.

3. Татьяна Грузинцева (14.04.2014 в 14: 47):

Из прочитанной двадцать лет назад пьесы в памяти осталась не столько фраза «Ад – это другие», сколько ощущение утомительного, бесконечно длящегося ночного кошмара. Комната, в которой заперты три человека, невыносимых друг для друга. И от этого воспоминания всегда тянулась череда размышлений о мучительных союзах людей, упорно не разрывающих связь друг с другом, о свободе или несвободе выбора, возможности что-то изменить и о том, что у каждого может быть свой персональный ад. И ад может выглядеть вполне комфортно, располагаться в обычной комнате отеля, довольно теплой и светлой. Чересчур светлой. У Сартра свет – один из мучителей, не дающей возможности отдохнуть, скрыться от глаз других.
Денис Бокурадзе своему спектаклю дает другое название «PS» – после написанного. Жизнью или смертью? А возможно это и некое продолжение спектакля «Фрекен Жюли», в финале которого герои выходят взлохмаченные (волосы встали дыбом), испачканные белым гримом, словно маркированные смертью. Кристина, Жан, Жюли остаются в спектакле по Стринбергу, в «PS» по Сартру приходят Гарсен, Энес и Эстель. С дерганной, неестественной пластикой они порой напоминают кукол – марионеток. То неожиданно, против воли поднимается рука Эстель. Вот она размазывает помаду по лицу, опять же словно не своей, а чужой рукой. Дрожит всем телом, как Пьеро в балаганчике – Гарсен. И самого начала лесбиянка Энес, с усилием сдерживает одной рукой другую.
Уж не куклы ли это художницы Алисы Якиманской? Ее милые чудаки, старички, так похожие на людей? Которых на этот раз, поместили в Ад.
О том, что пред нами ад, ну или, во всяком случае, пространство непригодное, не соотносящиеся с жизнью, кажется, говорит все – стена, скроенная из медных платин, похожие на конвейер дорожки, обитый медными листами разделочный стол? лавка, подиум? словно это какая-то камера или пыточная, стены которой при ярком освещении горят огнем. Нереальности происходящему добавляет и мистический Дух или Ангел, издающий стоны, смех, плач, а заодно и сообщающий о жизни и о том, что происходит после жизни, верее в отсутствии Гарсена, Эстель и Энес.
Режиссер изначально не дает зрителю засомневаться в местоположении. Это по ту сторону жизни, и если Сартр помещает «отсутствующих» в комнату отеля, то Денис Бокурадзе в железную коробочку. Почему бы и нет? Но только ад, как выясняется, это не другие. Боле того, каждый из героев пытается оправдаться в глазах других, найти себе союзника. Потому что жизнь закончена, поступкам нет места, ничего не исправить, не объяснить, признание себе в трусости, в предательстве, в подлости и становится адской мукой. А последняя надежда, как выясняется, только на запертых с тобой в одной комнате. Важно выглядеть красиво в глазах других, веди именно им и предстоит вынести приговор. И в одной из сцен Энес предлагает Эстель смотреться ей в глаза как в зеркало. При этом все трое в момент разговора «с глазу на глаз» глядят параллельно своему собеседнику: в зал, в прожектор, в стену. Идущие навстречу Эстель и Энес, на самом же деле расходятся в разные стороны, ближе друг к другу порой оказываются их тени, уродливые отражения на стене. В глаза никак не удается взглянуть. Также не удается найти причин для оправдания себя, не удается расстаться с самим собой. Что-то держит. Нити, тянущиеся из прошлой жизни, не дают уйти в открытую дверь.
И фраза «Ад – это другие» из уст Гарсена звучит не убедительно, заучено, фальшиво. Ад – это другие, но только они и были этими другими там, на земле. Гарсен для своей жены был нескончаемым, мучительным адом, Эстель для своего любовника и мужа, Энес для Флоранс. Но очень сложно с этим смириться.