Глава 14. Ботинки и перчатки

Тик подбежал к знаку, щурясь, чтобы разобрать сквозь снег мелкую надпись под своим именем. Он наморщил лоб в растерянности. Он снова перечитал все, почти ожидая, что слова изменятся. Когда он уже, вроде бы привык к странностям жизни, он получил сообщение, в котором было еще меньше смысла:

«Аттикус Хиггинботтом!

Встретимся, ночь лишь пол обретет,

Ищи меня, а я — это он.

Крыльцо твое мне вполне подойдет,

Но пауки меня ввергнут в стон.

Я сообщу тебе важные вести,

Взамен принеси мне поменьше ботинки.

Ну а еще не сойду я с места

Без теплых варежек на резинке».

Если бы Тик проснулся с утра и придумал тысячу вещей, которые были бы написаны на табличке с его именем, там точно не было бы просьбы о ботинках маленького размера и варежках. Не зная, что еще делать, и не очень желая, чтобы знак заметил кто-то еще, он вытащил его из сугроба и принес с собой домой, пытаясь расшифровать послание. Вроде бы, в стихе не было особенных сведений, только просьба о встрече на крыльце.

«Встретимся, ночь лишь пол обретет»… Тик разгадал это почти сразу: «ночь» и «пол» давали полночь, значит, надо было с кем-то встретиться в полночь — наверно, в эту. Уже знакомая дрожь нетерпения пробежала по позвоночнику Тика, когда он поглядел на часы и понял, что осталось еще почти семь часов.

Он подумал, что это будет действительно долгий вечер.

За ужином Тик сидел за столом со всей семьей и ел мясной рулет, единственное блюдо изо всех приготовленных его мамой, которое казалось ему хуже жареных ногтей. Если бы ему пришлось выбирать между этими двумя вещами, он долго бы сомневался. Он совершенно ненавидел и презирал мясной рулет. Тьфу.

Он проглотил кусок или два, а потом попытался скатать серо-зеленые мясные шарики в один маленький кусок, чтобы казалось, что он съел больше, чем на самом деле. Кэйла, похоже, наслаждалась своей порцией, хотя на пол попадало не больше, чем в рот.

— Какие новости в школе? — спросил папа, тянущийся к миске с картофельным пюре.

— Особо никаких. Все хорошо. — Тик понял, что в последнее время слишком отвлекся от общения с семьей. Он решил исправиться. В конце концов, они были единственными его друзьями в этом мире, кроме мистера Чу. Ну, и Нафталин. И, может быть, Софии.

— Всего лишь хорошо? — спросила Лиза. — Эйнштейн-младший получил плохую оценку?

— Ой, прекрати, — сказала мама сквозь смех, как будто эта мысль была самой смешной вещью, какую когда-либо произносили вслух.

— Ну… Я получил «В» за последний тест по английскому.

За столом повисла такая тишина, как будто он только что заявил, что он пришелец и собирается произвести на свет ребенка, потому что на Марсе все только так и происходит. Даже Кэйла уронила еще кусок рулета и изумленно уставилась на него.

— Что? — спросил Тик, очень хорошо зная, каким будет ответ.

— Сынок, — сказал папа, — ты не получал «В» ни по одному предмету с тех пор, как я тебя знаю. А я тебя знаю с рождения.

— Да, — согласилась Лиза. — Похоже, планета перестала вращаться.

Тик пожал плечами, проглотив ложку бобов:

— А, ерунда. Может быть, был не в духе.

Кэйла засмеялась и прокричала-пропела:

— У Тика были колики, у Тика были колики!

Это сняло напряжение, и ужин продолжился.

— Что нового на сайте друзей по переписке? — спросила мама.

Картошка чуть не попала Тику в дыхательное горло, потому что он на секунду вообразил, что мама залезла на сайт и прочитала письмо от Софии. Но потом он сообразил, что становится параноиком, а это был всего лишь вежливый вопрос. Он завяз в этой затее несколько лет назад, но ни разу не продвинулся дальше парочки писем. Никто не был достаточно интересен ему для продолжения общения… А может быть, все было совсем наоборот.

— Не особенно много. Я получил письмо от какой-то девочки из Италии, но она немного сдвинутая по фазе.

— Сдвинутая? — спросил папа. — Что она такого написала?

— Она назвала меня мальчиком по-американски и задала тысячу дурацких вопросов.

Мама возразила:

— Насколько я понимаю, человека не делает ненормальным то, что он плохо говорит по-английски и любопытен. Дай ей шанс. Может быть, она любит шашки.

— Может быть, она милая, — добавила Лиза. — Ты можешь жениться на ней и войти в мафию.

— Дорогая, — сказал папа, — я не думаю, что все итальянцы непременно такие.

— Да, может быть, всего половина, — сказал Тик. Он ожидал, что Лиза засмеется, но она, похоже, не поняла шутки:

— Серьезно? — спросила она.

— Это была шутка, сестренка.

— Да, я так и думала.

— В любом случае, — включился в разговор папа, — мне кажется, что на выходных мы должны собраться вместе и сходить в кино или на боулинг. Кто за?

Как обычно, все подняли руки. Кэйла вскрикнула и замахала обеими руками.

— Хорошо, это надо спланировать. Встречаемся здесь же в полдень субботы.

Почему-то именно в это мгновение Тик понял, что он должен обо всем рассказать папе. Тайна ела его изнутри, а из-за молчания Софии это чувство все усиливалось и усиливалось. Сама мысль о том, чтобы ком-то рассказать, снимала с его плеч ношу весом фунтов в тридцать.

«Когда мама в следующий раз выйдет за покупками, я ему расскажу. Может быть, он что-то мне подскажет. Если, конечно, поверит».

Тик поставил тарелки в мойку, а потом посмотрел с семьей какое-то забавное игровое шоу по телевизору. Все это время он думал об одном и только об одном: полночь.

Пора было спать, но Тик хотел еще раз проверить почту. Он по-настоящему зависел от этого, проверял и проверял почту, надеясь, что эта София в итоге ему ответит.

Попивая горячий шоколад, он залез в компьютер в гостиной и едва не пролил напиток на клавиатуру, увидев «София» во «Входящих». Он поставил чашку и открыл письмо:

«Дорогой Тик!

Кто-нибудь должен научить тебя отвечать на назойливые вопросы. Я задала их немало, а ты в ответ только задал еще больше. Если бы я жила в США, я бы ударила тебя по голове «Кузнечиком»[2], но я хорошая и умная итальянка, поэтому я тебе отвечу.

Во-первых, у меня была очень тяжелая неделя. Что-то за мной охотится, я очень напугана, я едва не сожгла письмо с полдюжины раз. Но не сожгла. Когда Пачини принимает решение, Пачини не сдается. Я сделала выбор и я буду ему верна, как масло арахису, или что там говорят странные американцы.

А теперь приступлю к твоим вопросам.

У меня теперь есть четыре подсказки. Четвертая прибыла этим вечером. Может, ты тоже ее получил. Она касается мертвецов, и меня это беспокоит.

Нам точно нужно помогать друг другу.

Видела призрачную штуку, но не крысу. Не хочу об этом говорить.

Мне двенадцать, почти тринадцать.

Мне понравилась твоя затея с дневником. Я тоже так сделала. Надеюсь, ты не против, что я позаимствовала твое название. Он называется «Дневник загадочных писем Софии Пачини». Я даже озаглавила его по-английски, чтобы он выглядел похоже на твой.

Я слишком много шучу: когда мы встретимся, ты посчитаешь меня ненормальной. Прошлым летом я вздула семнадцать мальчиков. Будем друзьями!

Чао! (Это по-итальянски, эрудит ты наш!)

София».

Он едва дочитал письмо, когда папа сказал ему вылезти из-за компьютера и идти спать. Он со стоном повиновался, не желая терпеть до завтра с ответным письмом. Он подумал о том. Чтобы пробраться вниз, когда родители заснут, но сообразил, что Эдгар «Беспокойный» Хиггинботтом поймает его еще до того, как включится кулер компьютера. Будет довольно сложно прокрасться через весь дом к крыльцу и открыть дверь в полночь, не разбудив его.

Он почистил зубы и пожелал всем спокойной ночи, а потом забрался в кровать, не выключая лампу, чтобы почитать. Он решил отдохнуть от фэнтези-романа, который он читал, и достал книгу Сэвиджа, открыв ее на первой главе.

Через двадцать минут он сделал худшую вещь изо всех возможных. Он заснул.