Мифы и ложные представления

Несмотря на то, что многие авторы уже обращались к тем или иным аспектам этой темы, общая рабочая модель экономической и социальной систе­мы, с которой мы входим в эпоху креативности, до сих пор отсутствует. Про­блема заключается в том, что, как правило, публичное обсуждение новых течений в экономике и обществе ведется с двух противоположных позиций. Снова и снова нам предлагают выбирать между утопическими пророчества­ми и мрачными прогнозами; между теми, кто верит в освободительную си­лу технологии и теми, кто опасается ее гнета; между теми, кто приветствует подъем так называемых " новых экономик" и теми, кто осуждает их. Мне хо­телось бы рассеять здесь некоторые наиболее популярные мифы этой ожив­ленной полемики. Отдельные моменты рассуждений ее участников можно спутать с моей собственной позицией. Действительно, иногда я соглашаюсь с некоторыми их допущениями. Поэтому мне, пожалуй, следует объяснить, в чем и почему наши пути расходятся, тогда и мои личные взгляды на про­исходящее станут более очевидными. Итак, слегка пройдемся по четырем любимым темам наших полемистов.

" Технология принесет нам освобождение"

Один из самых стойких мифов современности состоит в том, что техноло­гия освободит нас от больших, анонимных организаций — будь то крупные корпорации или государственная бюрократия, — равно как и от других обре­менительных и сдерживающих факторов, и дарует нам ту жизнь, о которой мы мечтаем. Техно-утопизм имеет давнюю историю. В начале XX века было популярно мнение, будто машина поможет нам вырваться за рамки геогра­фии и расстаться с пыльными, перенаселенными городами, а аэроплан — покончить с войнами, поскольку с его помощью все люди планеты станут ближе друг другу. В 1950-е считалось, что благодаря атомной энергии элек­тричество станет " слишком дешевым, чтобы его замерять".

С началом эры компьютерных технологий и коммуникаций техно-утопизм опять набрал силу. Возможно, из всех сторонников этого направления наиболее крайних взглядов придерживается Джордж Гилдер, бывший ана­литик консервативного толка, а теперь технологический гуру. Его книга " Телекосм" (2000) имеет подзаголовок " Как безграничные коммуникации произведут революцию в нашем мире" ⁵. На этот раз роль спасителя человечества играет оптоволоконный кабель. Гилдер заявляет, что прогресс в ис­пользовании оптического волокна для передачи информации сделает воз­можными почти " безграничные коммуникации", обеспечивая гигантскую пропускную способность, которая фактически отменит все ограничения на доступность, продолжительность и объем коммуникаций. Они будут осуще­ствляться с быстротой молнии и стоить недорого; так, наконец, раскроется подлинный потенциал интернета и других коммуникационных сетей.

В " Телекосме" великие темы техно-утопизма компьютерной эры изложе­ны цветистой, почти галлюцинаторной прозой. По словам Гилдера, оптиче­ская сеть знаменует начало новой эпохи чудес:

Представьте, что вы наблюдаете сеть из космоса... она выглядит как крис­таллическая решетка, как звучащая световая сфера. Таков физический об­раз гелекосма, лучистая куколка, из которой появится новая глобальная экономика⁶.

Она превратит бизнес из скучного и жестокого соревнования в дзэнскую практику:

Потребитель — это товар, а товар — это потребитель; они обслуживают друг друга в креативном ритме, объединяющем производителей и пользо­вателей, в резонансе между покупателями и продавцами, где покупатели также продают, а продавцы — покупают, и все шире становятся сети ком­мерции. Резонанс — это богатство и свет, на пути которых нет никаких препятствий⁷.

Она освободит нас повсеместно от отвратительного ига государства:

В начале нового тысячелетия излучение расходится по всему миру, неся с собой новое обещание свободы и процветания... Охватывая земной шар под океанами и распространяясь со спутников, оно все больше подрывает власть деспотов и бюрократов, администраций и руководителей⁸.

Поскольку мы, разумеется, можем согласиться, что:

«Внутри рыночного пространства сети кто угодно и где угодно может вы­ступить с заявлением или какой-либо публикацией, поместить просьбу о помощи или произведение искусства. Каждый может создать свой про­дукт, открыть новую компанию, финансировать ее развитие и поместить ее в сети доверия»⁹.

Только убедитесь, что номер вашей кредитной карточки как следует за­шифрован, прежде чем вы поместили что-либо в сеть доверия. Серьезным недостатком техно-утопизма является представление о том, что новые технологии дадут волю только нашим положительным импульсам и не будут использованы как инструмент обмана, разрушения или угнетения. Мне пока еще не попадались технологии, которые исцеляют темные стороны человеческой природы.

Однако Гилдер на этом не останавливается. В его чудесном мире технологий сеть сотрет географические границы и даже ограничения материи:

«Представьте себе, что кто угодно способен в любое время сотрудничать с кем бы он ни захотел... Вообразите переплетающиеся нити огней — сину­соидальные волны — излучаемые кривыми обучения, когда люди в разных концах планеты запускают новые проекты и начинают эксперименты, не прибегая к материальным составляющим фабрики Адама Смита — здани­ям, оборудованию и организованной массе рабочих. Без накладных расхо­дов и энтропии, шума и географических проблем креативность предпри­нимателей взмывает ввысь»¹⁰.

Приятнее всего то, что удастся победить само время:

«Вся (современная) экономика страдает от затратных по времени стандарт­ных процедур и режимов работы... Телекосм возвещает о конце этой эпо­хи... Люди, освобожденные от иерархии, на которую сейчас даром уходят их таланты и время, смогут проявить себя с максимальной эффективностью"».

Техно-утопизм выступает новым вариантом старой теории великих лю­дей, согласно которой вожди, правители, генералы и первооткрыватели на­правляют курс истории человечества. В данном случае — в теории " Супер­софта" — та же функция принадлежит технологии. Освободитель уже не Симон Боливар, а оптоволоконный кабель.

Кроме того, даже если мы не разделяем безудержный оптимизм этих уто­пических фантазий — даже если мы, к примеру, допускаем, что компьютеры и интернет могут с таким же успехом поглощать наше время, как и эконо­мить его, — нам гораздо труднее устоять перед более трезвой и рациональной разновидностью техно-утопизма, а именно, техно-детерминизмом с его представлением о технологии как основной движущей силе общественных перемен. Несомненно, влияние технологии велико. Этот факт признавали многие экономисты, от Адама Смита до Карла Маркса и Йозефа Шумпетера. Однако каждый из них понимал, что это только часть правды. Чтобы тех­нология была эффективной, ей требуется полный комплект настроек — ин­ституциональных, общественных и экономических. В конце концов, технология — изобретение человека. Великое чудо нашей эпохи заключает­ся не в том, на что способны технические артефакты или как быстро они раз­виваются и совершенствуются. Намного чудеснее потрясающий выброс человеческой креативности, который все это обеспечивает. Наиболее фунда­ментальные изменения происходят в социальных структурах и образе мыш­ления, которые питают и поддерживают этот креативный поток.

" Динозавры обречены "

Согласно другому, родственному мифу, эпоха больших корпораций подо­шла к концу, корпорации утратили свою целесообразность, их власть сошла на нет и со временем они исчезнут вместе с другими громоздкими формами организации, такими, как централизованное государственное управление. Классическая метафора здесь — неуклюжий динозавр, чье место захватили маленькие проворные млекопитающие; на этот раз узурпаторами считают­ся небольшие и динамичные новые высокотехнологичные компании¹².

Это ошибочное направление мысли под лозунгом " Смерть динозаврам! " имеет несколько источников, среди которых движение " чем меньше, тем красивее", распространенное в 1960-х, культура предпринимательства, свя­занная с расцветом Силиконовой долины и, разумеется, великая шумиха вокруг " новой экономики" конца 1990-х, когда стало популярным мнение, будто любой юнец двадцати шести лет, вооруженный оригинальной идеей, может создать компанию, настричь купонов и к сорока годам удалиться на покой. Эта воздушная мечта имеет глубокие корни в американской культу­ре. С самого начала мы представляли себя нацией предпринимателей и ин­дивидуумов, самостоятельно пробивающих себе дорогу к успеху. Мы пропи­таны мифом Горацио Алджера. Обратите внимание, как подобный идеал начинающего предпринимателя, вкалывающего у себя в " гараже" — от га­ражных интернет-компаний до гаражных рок-групп, — распространен сего­дня в нашей культуре. Для современного предпринимателя начать бизнес в гараже так же важно, как в XIX веке для президента США важно было ро­диться в хижине.

Тем не менее большие корпорации никоим образом не собираются схо­дить со сцены. Компании Microsoft и Intel продолжают контролировать зна­чительную часть так называемой информационной экономики, наряду с Oracle, Cisco, IBM и AOL Time Warner. Крупные промышленные концерны, такие как General Motors, General Electric, General Dynamics и General Foods, по-прежнему производят основной объем выпускаемых в стране то­варов. Нашими деньгами занимаются не начинающие фирмы, а серьезные финансовые организации. Ресурсы, на которых работает экономика США, также находятся под управлением и контролем гигантских корпораций. За последние годы вырос уровень крупномасштабных слияний среди мегакорпораций. В сентябре 2000 года на обложку журнала Business Week был вынесен заголовок статьи " Сосредоточена ли власть в руках корпораций? ". Ответом большинства американцев оказалось безоговорочное " да". По данным совместного опроса Business Week и Службы Харриса, опубликован­ным в статье, около трех четвертей американцев (72%) полагают, что " в США бизнес оказывает слишком большое влияние на другие сферы жиз­ни" ¹³. Насколько мне известно, государственные органы тоже пока еще не уступили свои функции новым, компактным формам организации.

Экономика, как и природа, представляет собой динамическую систему. Новые компании формируют ее и помогают двигать вперед; при этом одни выбывают из конкурентной борьбы, а другие продолжают развиваться, до­стигая порой значительных размеров, как, например, Microsoft и Intel. Эко­номика, образованная только недолговечными малыми предприятиями, была бы не более жизнеспособной, чем экосистема, состоящая исключи­тельно из насекомых. Кроме того, один лишь факт, что организация суще­ствует длительное время или давно занимается какой-либо деятельностью, еще не делает ее частью " старой экономики", и тем самым безнадежно ус­таревшей. Важно понимать, что в креативной экономике организации всех размеров и видов могут играть свою особую роль. Для разработки и усовер­шенствования идей и дальнейшего продвижения их на рынке требуются взаимосвязанные усилия малых предприятий, больших фирм, федерально­го правительства и некоммерческих исследовательских институтов. Говоря словами моего коллеги Ашиша Ароры, именно это " разделение инноваци­онного труда" вызвало в последнее время такой подъем креативности¹⁴.

" Власть народу"

Еще один близкий по духу миф содержится в фантастической идее " власть народу". Она также была в ходу уже долгое время и достигла особой попу­лярности в 1960-х. Сейчас все большее значение приобретает понятие так называемого " свободного агента", связанное с именем Дэниела Пинка¹⁵. Согласно этой теории, все возрастающее число специалистов работает неза­висимо, то и дело перескакивая с одной позиции на другую в погоне за мак­симальной оплатой и самыми перспективными проектами. Как утверждает­ся, свободные агенты способны вырваться из-под опеки больших организаций и взять под контроль свою жизнь. Компании принимают и поддерживают подобное состояние дел, поскольку оно позволяет им сокра­тить количество постоянных сотрудников. В результате всем гарантируется свобода и преуспевание.

Своя доля правды в этой точке зрения есть. Креативные специалисты действительно выступают главным капиталом новой экономической эпохи. И они склонны к мобильности и частой смене мест работы. Однако выво­ды, которые из этого следуют, не так просты. Во-первых, неправильно было бы считать, что все рычаги влияния и выгодные переговорные позиции пе­реходят к свободным агентам — скорее, существует баланс сил, который

сдвигается в ту или иную сторону в зависимости от спроса и предложения на определенные таланты. Независимость свободного агента сопровождается некоторой степенью риска и личной ответственностью. Как бы привлека­тельно эта система ни выглядела в хорошие времена, при экономическом спаде риск и его последствия могут быть весьма серьезными. К тому же, лю­ди — сложные существа. Их мотивации различаются, и далеко не каждый креативный специалист видит себя независимым свободным агентом без определенного места работы. На мой взгляд, всем креативным людям при­суща одна общая черта: стремление любыми путями реализовать свою креа­тивность. Если человек находит такую возможность в позиции свободного агента, он займет эту позицию; если ее обеспечивает постоянное место в ка­кой-либо фирме, он станет ее постоянным сотрудником.

" Голливудизация "

По мнению многих проповедников новой системы труда, экономика в зна­чительной мере начинает перенимать принципы, по которым работает ки­ноиндустрия Голливуда, причем эти фундаментальные сдвиги отражают процессы, происходящие в самом Голливуде¹⁶. Когда-то во главе Голливуда стояли большие студии, которые заключали с актерами и техническим пер­соналом долгосрочные контракты и производили фильмы конвейерным методом, напоминая заводы старой корпоративной эпохи. В 1950-е, когда студийная система рухнула, Голливуду пришлось усвоить новую, более гибкую модель. Как правило, в наши дни продюсер использует идею сце­нария, чтобы привлечь инвесторов, а затем специально под данный фильм набирает актеров, персонал и т. д. По окончании проекта эту команду рас­пускают, а ее члены группируются в новых сочетаниях для работы с други­ми идеями.

Считается, что сейчас вся экономика копирует Голливуд. Целые фирмы зачастую создаются специально под один проект независимым " продюсе­ром" (т. е. предпринимателем), который привлекает инвесторов своей " сце­нарной идеей" (бизнес-планом). Когда проект осуществлен и фирма за­крыта, " актеры" (специалисты) готовы к участию в новом предприятии. В известном смысле, голливудская модель совпадает с подходом " свобод­ных агентов". Как пишет Дэн Пинк, " крупные стабильные организации с постоянным штатом сотрудников вытесняются небольшими открытыми группами людей, состав которых все время меняется". Голливудская модель имеет неоспоримые достоинства. Компании, несомненно, нуждаются в гиб­кости. Кроме того, в методах Голливуда и принципах работы высокотехнологических центров, наподобие Силиконовой долины, есть много общего.

Однако голливудская модель страдает от ряда преувеличений. Безуслов­но, большие организации сохраняют свою силу — как в Силиконовой долине, где Стэнфордский университет был и остается своего рода центром, так и в Голливуде, где такие корпорации, как Disney, Sony и Universal играют главные роли. Отчасти система, сходная с голливудской, может оказаться куда выгодней большим организациям, свободно нанимающим и увольня­ющим сотрудников, чем людям, которые работают на них. Однако, как ука­зал обозреватель журнала New Yorker Джеймс Суровецки в своей язвитель­ной заметке, голливудская модель — это не всегда самое эффективное средство в бизнесе. Обращая внимание на чудовищно низкий уровень при­были большинства студий, Суровецки пишет: " Студии, лишенные собст­венного штата актеров, едва ползут от одного фильма к другому, растрачи­вая невероятное количество денег и времени на подбор кадров для каждого отдельного проекта. Голливуду не помешало бы заниматься бизнесом, а не пальбой наугад" ¹⁷. Многие исследователи отмечали, что высокотехнологи­ческая индустрия также страдает от высоких затрат на " текучку" — напри­мер, когда приходится постоянно замещать сотрудников, которые уходят из компании, как только получают необходимую подготовку и становятся цен­ными специалистами¹⁸.

Тем не менее, ирония в том, что сравнение с Голливудом имеет более глу­бокий смысл, чем полагают его сторонники. В двух случаях оно действи­тельно уместно, обоснованно и полезно — однако большинство людей это­го не замечают. Возможно, важнее всего тот факт, что Голливуд — это место. Его индустрия работает за счет постоянного доступа к креативным талантам совокупности людей, которые здесь сосредоточены. То же справедливо и для Силиконовой долины и других процветающих центров креативной эко­номики. Эти места служат магнитом для талантов, притягивая их и объеди­няя. Их главная экономическая функция состоит в поддержке общего регио­нального фонда талантов, куда компании могут обращаться за кадрами при необходимости и где бурлят новые идеи и создаются новые фирмы. Реаль­ный экономический смысл " голливудизации" экономики заключается в том, что вместо компаний ее основными организационными элементами становятся различные места. Вот почему значительная часть моих исследо­ваний, как и второй половины данной книги, была посвящена изучению причин, обеспечивающих функционирование подобных мест и их привле­кательность для креативных профессионалов.

Второй важный момент — это своего рода " голливудизация" социальной жизни. Голливуд всегда отличался непрочностью и случайностью своих со­циальных связей. Многие члены креативного класса, с которыми я сталки­вался, также предпочитают необязательные связи, полуанонимные сообще­ства и нестабильность социальных контактов. Означает ли это, что мы превращаемся в нацию стереотипных голливудских лицемеров, способных сюсюкать с коллегой, прежде чем вонзить ему нож в спину? Я лично в это не верю. Однако вполне очевидно, что наше общество весьма изменилось по сравнению с прошлым. Нам необходимо выработать более ясную картину тех перемен, которые несет новое креативное общество — чтобы можно бы­ло решить, хотим мы в них участвовать или нет.