Часть первая 42 страница

В середине 1960-х годов Грэхем сообщил своей жене Эсти о том, что собирается проводить половину года в обществе Марии Луизы Амингес — Малу, или МЛ (как ее звали в семье), бывшей подруги своего погибшего сына Ньютона, а вторую половину года — с самой Эсти. Грэхем всегда уважал «концепцию семейной жизни», но скорее в теоретическом плане. У Эсти были широкие взгляды, но и они имели свой предел. Эсти ответила на это предложение отказом, и Грэхемы расстались, хотя официально так и не развелись. Бен и МЛ жили в Ла-Джолле и проводили часть года в Экс- ан-Провансе. Эсти жила в Беверли-Хиллз. Бен сохранил дружеские

отношения с Эсти, а МЛ была вполне довольна жизнью с ним вне брака.

Тем не менее, хотя Грэхем и достиг полной гармонии в этом процессе, Баффет не пытался его имитировать. Он не желал иметь двух жен. Ему казалось невероятным дать разумное объяснение сложившихся отношений. Позднее он описывал возникшую ситуацию так: «Сьюзи помогла мне собраться — Астрид поддерживает меня в этом состоянии. Обе они испытывают потребность давать, а я очень люблю получать, так что это вполне их устраивает»⁶. Однако на самом деле проблема никуда не исчезла. Никакие объяснения и заявления о том, что сложившейся ситуацией довольны все участники драмы, не решала фундаментальную проблему любовных треугольников: такие системы очень неустойчивы.

Шаткость этого треугольника усугублялась тем, что на самом деле он состоял из двоих — но об этом знал лишь один человек из трех. Уоррен (демонстрируя изрядную степень невежества в этом вопросе) полагал, что основную ошибку совершила именно Сьюзи. Он пытался сгладить ситуацию, успокаивая ее при личном общении и щедро осыпая ее знаками внимания на публике, однако это расстраивало и уязвляло Астрид. Сама Астрид, которая восхищалась Сьюзи и чуть ли не преклонялась перед ней, смирилась с тем, что Уоррен никогда на ней не женится, и уступила той «игровое поле» для всех социальных и деловых событий за пределами Омахи. Кроме того, она терпимо относилась к тому, что ее называли домохозяйкой и любовницей Баффета, так что его брак со Сьюзи внешне выглядел прежним, насколько это было возможно. Баффет порой занимался рационализацией: «Астрид отлично знает, в каких вопросах сможет найти со мной общий язык. Она знает, что я в ней нуждаюсь. И для нее все складывается вполне неплохо». Действительно, роль Астрид, пусть и узкая, обеспечивала ей безопасность, в которой она всегда так сильно нуждалась.

Для того чтобы и далее играть роль самоотверженной миссис Баффет, одновременно находя полноту жизни за пределами этой роли, Сьюзи потребовалось уехать на достаточно далекое расстояние. А Уоррен расценивал сложившуюся ситуацию как наилучший из возможных выходов, несмотря на то что новые отношения не компенсировали полностью понесенную им утрату. Он никак не мог избавиться от мысли, что жена была вынуждена уехать из-за его связи с Кэтрин Грэхем или Астрид (последнее, впрочем, было неверным, так как эти отношения начали активно развиваться значительно позже).

Он отчаянно хотел удержать части своей распадавшейся жизни и до конца дней Сьюзи пытался как-то компенсировать ее разочарование. Однако это не изменило его как личность и совершенно не означало, что он решил перестать общаться с Кей. Баффет пригласил Грэхем в Омаху чтобы вместе посетить штаб-квартиру Стратегического командования ВВС США. Возможно, он рассматривал эту встречу в качестве прелюдии к знакомству Кей с Астрид. Грэхем привезла с собой лучшую подругу Мег Гринфилд, ведущего реактора газеты Post. Эта дружба была редким исключением для Грэхем, известной своей особенностью: она никогда не могла найти общего языка с другими женщинами в компании мужчин⁷. Сталкиваясь в компании с привлекательной женщиной, Кей, по словам, Баффета, «прежде всего начинала ломать голову над тем, как бы выпроводить ту из комнаты».

Баффет пригласил женщин на ужин со Стэном Липси в «Клуб Омаха». Кей беседовала с Уорреном на возвышенные темы, а Мег и Стэн время от времени подавали реплики. Астрид, которая никогда не любила выступать на первый план, чувствовала себя не в своей тарелке. В течение всего обеда она не проронила ни слова, если не считать заказа блюд. Баффет, пребывавший в привычном для себя состоянии любования Грэхем, не предпринял ни малейшей попытки помочь Астрид. Пара десятков человек, сидевших за огромным столом неподалеку, бурно отмечала чей-то день рождения. В какой-то момент они поднялись со своих мест, встали в круг и начали издавать кудахгающие звуки и махать руками, как крыльями, под музыку «Танца маленьких утят». Раздраженная до крайности, Грэхем наблюдала за танцующими с совершенно непередаваемым выражением лица⁸.

С тех пор Баффет почти всегда встречался с Грэхем за пределами

Омахи. Когда Кей звонила Баффету, а трубку брала Астрид, они не обменивались и десятком слов⁹. Кей, пытаясь справиться с ситуацией, вела себя так, как будто Астрид вообще не существовала. Единственным исключением был ее звонок Астрид, когда она попросила совета относительно своего нового видеомагнитофона¹⁰.

Сьюзи и Астрид выстроили совершенно иную систему отношений. Им было комфортно друг с другом — Астрид даже ездила в Сан-Франциско в гости к Сьюзи. Небольшая квартирка Сьюзи на Ноб-Хилл теперь напоминала комнату маленькой девочки. Повсюду стояли куклы и лежали мягкие подушки. На стенах висели плакаты, а телефон был сделан в форме фигурки Микки-Мауса. В кухонных шкафах хранились блузки¹¹.

Сьюзи была благодарна Астрид за то, что та облегчила ей жизнь, а кроме того, примирилась с ограниченной публичной ролью, которую она, Сьюзи, для нее определила. Переезд в Сан-Франциско дался ей с немалым трудом, так как ей пришлось расстаться с огромным количеством друзей и бросить массу важных дел. Ее отъезд шокировал многих. Future Central Committee, Planned Parenthood, Urban League и другие организации борцов за гражданские права хоть и смогли восполнить потерю своего главного активиста, однако чувствовали себя так, будто их лишили сердца. Друзья и подчиненные Сьюзи справлялись с ситуацией по-разному. Одни ощущали себя покинутыми, другие просто скучали. Кое-кто начал ездить к ней в гости в Сан-Франциско, посчитав ее квартиру своим вторым домом. Пара ее друзей даже переселилась в Сан-Франциско¹².

Многим из знакомых Баффетов, знавшим, что Сьюзи уехала в Сан- Франциско, так как жизнь в Омахе лишена красок, казалось, что она проводит время, посещая художественные галереи, джазовые клубы и симфонические концерты. Однако к концу 1970-х Сан-Франциско вряд ли можно было считать американским Парижем. На берега Залива нахлынула волна ветеранов, многие из которых были покалечены войной физически и душевно. Ветераны со шрамами находили себе место на тротуарах вместе с пьяницами и кончеными наркоманами, оставшимися в городе с тех времен, когда в нем ходили полуголые хиппи, выжигавшие себе мозги ЛСД и марихуаной в районе Хейт. Те, кто предпочитал осесть в Сан-Франциско

— городе, славящемся своим гедонизмом, сексуальной свободой и независимостью, — все чаще были вынуждены протискиваться сквозь толпы бездомных на улицах. Десятью годами ранее многие здешние геи впервые публично объявили о своей ориентации. Процесс психологического освобождения достиг своей кульминации на первом гей- параде в парке Голден Гейт в 1976 году. Тогда же флоридская певица Анита Брайант стала инициатором национальной кампании по преследованию геев, кульминацией которой стало убийство мэра Сан-Франциско Джорджа Москоне и члена наблюдательного совета Харви Милка убийцей-

гомофобом в ноябре 1978 года. После того как суд присяжных, рассматривавший дело, пришел к выводу о невменяемости убийцы и обвинение было квалифицировано как неумышленное убийство, по Сан- Франциско прокатилась волна невиданных бунтов.

Среди первых друзей Сьюзи в этом городе была пара геев, один из которых, бывший анестезиолог, покинул Омаху после врачебного инцидента. Миссис Баффет знакомилась с массой других людей — музыкантами и художниками, косметологами, заводила дружбу со случайно встреченными в магазине и теми, кто сидел рядом с ней на театральных спектаклях. Вскоре у нее появился широкий круг общения, состоявший в основном из мужчин-шмосексуалистов. Бунтарскому духу Сьюзи пришелся по вкусу социальный климат Сан-Франциско. Бывшая хозяйка благотворительных обедов теперь закатывала вечеринки, напоминавшие пиршества в гримерках после рок-концертов. Она широко открывала двери своего дома и приглашала всех на карнавал. Но, оставаясь верной себе, она вновь начала заниматься гражданской деятельностью, и по-прежнему вопреки общественному мнению. Она часто разливала суп для бездомных, а многим своим друзьям-геям заменила мать.

Единственная часть ее жизни, которую по-прежнему контролировал Уоррен, была связана с деньгами. Она владела значительным пакетом акций Berkshire, но по условиям договора не имела возможности их продать. Как-то раз ей очень понравилась картина Марка Шагала, и она захотела купить ее для своей квартиры, но с горечью сказала своему другу, что не может себе позволить покупку. «Это выбило бы меня из колеи», — вспоминала она. Уоррен был предельно четок: «Я не хочу, чтобы ты продавала акции Berkshire». Он, как и прежде, контролировал ее расходы, а Глэдис отслеживала траты и оплачивала ее счета.

Однако ей удалось убедить Уоррена выдать ее другу Чарльзу Вашингтону заем в размере 24 900 долларов. Он боролся за гражданские права в Омахе, и Сьюзи прошла с ним огонь и воду. Кроме того, он в свое время активно защищал ее перед журналистом, задавшим вопрос «Что заставляет Сьюзи петь?». Баффет считал идею с займом ужасной и наверняка решительно воспротивился бы, но хотел ублажить жену. Разумеется, через семь месяцев Чарльз перестал погашать части займа в оговоренные сроки. Мало что могло вывести Баффета из обычного благодушного настроения, но когда он чувствовал, что кто-то пытается исчезнуть с его деньгами, его глаза начинали сверкать, а сам он загорался болью, гневом и жаждой мщения одновременно. Эмоции, впрочем, угасали всего через несколько секунд, и он приступал к деловитому обдумыванию решения для сложившейся ситуации. На этот раз он моментально подал судебный иск и получил причитавшиеся ему деньги.

Этот эпизод символизировал новую реальность в отношениях Уоррена и Сьюзи. Раз она не могла продать акции, ему приходилось ослаблять хватку, с которой он держал свою чековую книжку. Помимо оплаты счетов Уоррен выдавал ей небольшое пособие, которое она могла тратить как считала нужным. Когда у детей возникали проблемы, Сьюзи заботилась о расходах, о которых Уоррен даже не стал бы и задумываться. Хоуи продал часть своих акций Berkshire для того, чтобы построить дом на дереве, в котором они с Марсией могли бы жить. Они испытывали проблемы и с финансами, и друг с другом. «Просто ужасно, что Уоррен не хочет за это заплатить, — ворчала Сьюзи. — Он, видимо, хочет, чтобы в один прекрасный день потолок упал им на голову. Он дождется, что они просто потеряют этот дом». Но это была всего лишь часть игры: Уоррен знал, что Сьюзи позаботится о Хоуи, точно так же как она заботилась о Малышке Суз во время ее несчастного брака и массе других вещей.

Обо всем, за исключением денег. Зарабатывание денег было заботой Уоррена. В тот период, когда состояние семьи начало уменьшаться, на Баффетов обрушились перемены, трудности и дополнительные счета. Примерно в то же время, когда Сьюзи готовила отъезд в Сан-Франциско, Уоррен был вынужден участвовать в судебном разбирательстве между двумя газетами, проходившем в Буффало. Он всегда был готов засучив рукава ввязаться в драку. Этот дорогостоящий и требовавший высокой сосредоточенности эпизод позволил ему отвлечься от своего семейного кризиса и притупить боль. Драма с газетой Buffalo Evening News оказалась затяжной битвой, угрожавшей капиталу Blue Chip, и стала одним из самых неприятных эпизодов за всю карьеру. Уоррен живо вспомнил конфликт, с которым он столкнулся в Беатрис много лет назад, — и тогда Баффет поклялся никогда в жизни больше не попадать в подобные передряги.

Весной 1977 года они с Мангером наконец-то смогли купить ежедневную газету, которую искали много лет. Эта покупка, обошедшаяся в 35, 5 миллиона долларов, стала самой крупной за всю их карьеру¹³. Ржавевший и покрытый льдом Буффало был не совсем тем городом, в котором они рассчитывали купить «единственную городскую газету», о которой мечтали. Тем не менее город было достаточно велик для того, чтобы владение газетой показалось им интересным. Жители Буффало уходили на работу на городские фабрики с рассветом и читали газету по вечерам. Buffalo Evening News значительно опережала ближайшего конкурента — газету Courier-Express, страдавшую из-за плохого финансового положения. Баффет разработал серьезную теорию конкуренции в газетной отрасли.

«Кей всегда говорила, что конкуренция позволяет газетам стать лучше и тому подобное. Я же сказал: “Смотри. Экономические законы бизнеса неминуемо приведут к тому, что в городе останется всего одна газета. Я называю этот процесс выживанием того, у кого больше жирка. Может бьггь только один победитель. Второго места не существует, как не бывает серебряных медалей. В конце концов, в этом бизнесе неприменимы обычные законы конкуренции, потому что здесь все работает по- другому ”».

Сотрудникам и издателям Courier-Express тоже в конце концов пришлось понять, что в газетном мире не бывает второго места. В 1920 году в семистах крупнейших городах США было по две основные газеты. К 1977 году их осталось не больше пятидесяти. В течение рабочей недели Evening News продавала в два раза больше экземпляров, чем Courier- Express. Последняя выживала за счет того, что была единственной газетой в городе, выходившей по воскресеньям, и воскресный выпуск обеспечивал ей до 60% доходов.

Владельцы Evening News захотели продать газету Washington Post, однако та отвергла предложение. Кей Грэхем просто не смогла бы переварить еще одну газету, имевшую к тому же сильный профсоюз. Баффет, напротив, совершенно этого не боялся. «Перед покупкой газеты мы сели за стол переговоров с представителями профсоюза, и я сказал им: “Мы можем допускать массу ошибок, но если что-то и убьет газету в городе, где у нее есть серьезный конкурент, так это длительная забастовка. Вы, парни, вполне можете устроить нам такую пакость. И если вы это сделаете, то мы проиграем. Но мы готовы взять на себя этот риск и хотим, чтобы вы об этом знали. У вас на руках козырная карта, но если вы ее разыграете, то проиграете вместе с нами”». Казалось, лидеры профсоюза его услышали.

Теперь в империи Баффета и Мангера имелись активы на сумму в полмиллиарда долларов. Они контролировали свыше половины Berkshire Hathaway и 65% Blue Chip. Этим двум компаниям принадлежали National Indemnity, Rockford Bank, Sees, Wesco, 10% Washington Post, четвертая часть детективного агентства Пинкертона, 15% GEICO, масса других акций — а теперь и ежедневная городская газета, о которой они так долго мечтали.

Мюррей Лайт, управляющий редактор Evening News, быстро обсудил с Баффетом план запуска воскресного издания газеты. Подобный план никогда не был по душе ее бывшей владелице, аристократичной даме Кейт Робинсон Батлер. Миссис Батлер, миниатюрный тиран с пышными белыми волосами, часто рычала на своих сотрудников, стучала кулаком по кожаной поверхности рабочего стола, привезенного из Франции, и совершенно не собиралась меняться с приходом новых времен¹⁴. От ее богато украшенного особняка, местной достопримечательности, до офиса газеты было всего несколько кварталов, но она проезжала их на заднем сиденье «роллс-ройса».

Она интересовалась новостями газеты меньше, чем своими поездками в Европу, в ходе которых пыталась найти какого-нибудь принца, достойного руки ее дочери¹⁵.

Издатель News Генри Урбан хорошо уживался с миссис Батлер. Огромная часть его работы заключалась в том, чтобы утихомиривать ее, когда она решала разобраться с редакционной политикой. Миссис Батлер не думала о прибыли, не думал о ней и Урбан. «Сложно было найти более приятного человека, чем Генри Урбан. Но даже простая идея об обсуждении более выгодных условий работы с производителями газетной бумаги не приходила ему в голову. «Как только я появился в газете, производители бумаги тут же начали спрашивать: “А любит ли мистер Баффет рыбалку? ” Я сказал им: “Знаете, рыбачить у нас любит Чарли, а я покупаю бумагу”». News платила за бумагу на 10% больше по сравнению с канадскими газетами, которые вели свою деятельность буквально через мост, и примерно столько же, сколько издатели во Флориде, Калифорнии и Далласе. Баффет хотел снизить цену на 30 долларов, так как реальные расходы на транспортировку были минимальными. «Мы покупали свыше 40 тысяч тонн в год. То есть снижение цены на 30 долларов принесло бы компании, которая сидела без денег, не менее 1, 2 миллиона». Он подверг производителей бумаги своему излюбленному «баффетированию». «Я сказал всем семи компаниям, что у нас с ними заключены контракты на разные периоды и по неправильной цене. Вы работаете по самым низким транспортным тарифам во всей Америке, указал я им, но при этом выставляете нам заоблачные счета. Мы уважаем ваши контрактные права, но если вы не пересмотрите условия, то мы никогда не заключим с вами нового контракта». Он выиграл.

Но даже снижение расходов на транспортировку само по себе не

могло решить проблем Evening News. Газеты Буффало существовали в некоем странном состоянии равновесия. Одна контролировала будни, а другая — выходные⁴. Баффет и Мангер согласились с Мюрреем Лайтом в том, что единственной возможностью для News развить свои преимущества было бы расширение выпуска на выходные⁴⁴. «Нам пришлось сделать это, чтобы эффектно конкурировать, — говорит Мангер.

— Должна была выиграть лишь одна газета: либо наша, либо другая».

За две недели до того, как Evening News запустила свое воскресное издание, Courier-Express подала иск по обвинению в нарушении антитрестовского законодательства. По данным иска, план News состоял в том, чтобы на протяжении пяти недель раздавать бесплатные экземпляры газеты по воскресеньям, а затем начать их продажу со скидкой, что приравнивалось к созданию незаконной монополии, стремившейся изгнать конкурента из бизнеса¹⁶. Юрист Courier-Express Фредерик Фурт основывал стратегию нападения на идеях самого Баффета об отсутствии в газетном бизнесе серебряной медали за второе место. По мнению Фурта, это был пример точки зрения чужаков-монополистов, стремящихся выбить из города весь местный бизнес.

Фурт подготовил целую кипу документов, содержавших предположение о том, что Баффет и Мангер были полностью в курсе того, что жесткая конкуренция нанесет

Courier-Express крайне серьезный удар. Courier-Express развязала полномасштабную PR-войну, начав с описания предыстории, занимавшего первую полосу, и продолжив детальным расследованием на внутренних страницах газеты. История освещалась день за днем на протяжении нескольких недель. Газета изображала себя милым местным Давидом, сражающимся с безжалостным Голиафом, нагрянувшим из-за пределов штата. Эта версия нашла благодатную почву в Буффало, где рабочие места исчезали, как металл под ржавчиной.

Не успел Баффет выбраться из ада, связанного с расследованием в Wesco, как обнаружил себя в гуще новой юридической схватки, требовавшей его присутствия в напряженной и недружелюбной обстановке Буффало.

Газета News начала потихоньку осушать финансовые резервуары Blue Chip. Адвокат Баффетта Чак Рикерсхаузер к тому моменту оставил контору Мангера и Толле-са и возглавил Тихоокеанскую фондовую биржу. Его преемник Рон Олсон прибыл в Буффало в составе команды юристов, набранной Мангером в Лос-Анджелесе, чтобы сражаться против обвинения компании в действиях монополиста-ликвидатора. Олсон

заполнил аффидевит”, свидетельствовавший о любви своего клиента к газетам, — в нем упоминалось и о детских пальцах, перепачканных чернилами, и о роли Баффета в награждении Пулитцеровской премией газеты Sun. А тем временем Courier-Express пыталась собрать данные о каждом из судей, которым могло быть поручено ведение процесса, чтобы «к нему подлизаться»¹⁷. В итоге рассмотрение дела было поручено судье, не включенному в их список. Тем не менее удача оказалась на стороне Courier-Express. Баффет всегда гордился своей способностью быстро оценить стоимость компании на основании одного только бухгалтерского баланса. При первом же слушании в суде Буффало Фурт, адвокат Courier- Express, изобразил Баффета как человека, который крайне мало знал о Buffalo Evening News, никогда не посещал ее производственных площадок и даже не удосужился нанять консультантов, чтобы изучить положение дел в газете перед ее покупкой. Фурт обвинил Баффета в том, что тот проводил совещание, на котором обсуждалось, сможет ли News выдавить Courier- Express из бизнеса. Баффет отверг это обвинение. Фурт начал махать в воздухе свежим экземпляром Wall Street Journal, на обложке которого был изображен Баффет. Впервые в жизни популярность Баффета обернулась против него самого¹⁸. В журнальной статье Баффет говорил репортеру о том, как ему нравится больше не заниматься управлением деньгами и не прислушиваться к своему эго. Однако на самом деле новый статус заставлял Баффета еще сильнее потакать своему эго. Репортер процитировал слова его друга Сэнди Готтесмана, сказавшего: «Уоррену нравится владеть монополией или газетой, доминирующей на рынке, — для него это все равно что владение единственным мостом через реку. Это дает ему свободу поднимать плату за проезд на сколько заблагорассудится и когда заблагорассудится»¹⁹.

Фурт потребовал, чтобы Уоррен сообщил суду, действительно ли он говорил эти слова.

Баффет ответил так: «Не помню, говорил ли я Сэнди именно о мосте, но в любом случае это был бы неплохой бизнес. Я знаю множество честных людей, но иногда случается так, что они приписывают мне слова,

которые я не обязательно говорил».

Фурт продолжал давить. Он спросил, согласен ли Баффет с этими словами.

«Я бы не стал спорить с тем, что эти слова отражают мои мысли... Мне бы хотелось иметь такой мост... Наверняка я сказал что-то о том, что в мире с высокой инфляцией хорошо иметь в своем распоряжении мост и возможность взимать плату за проезд, особенно когда это не регулируется законом».

«Почему?» — спросил Фурт.

Баффет посмотрел на судью, которому пытался объяснить основы экономики.

«Потому что вы уже понесли капитальные затраты. Вы построили мост, заплатив за него по старым ценам. В условиях высокой инфляции вам не нужно строить мост раз за разом — вы же строите его всего один раз».

«И вы говорите об отсутствии регулирования, потому что это позволяет вам повть цены?»

«Да, это так»²⁰.

Баффет почувствовал, что попался в сплетенную им самим паутину. На самом деле он с юности мечтал о мосте с платой за проезд, а именно о мосте Douglas Street Bridge через реку Миссури²¹. В детские годы Баффета Омаха на протяжении почти десяти лет не могла решить вопрос о том, как умерить аппетиты сборщика платы, контролировавшего единственный путь в город из Айовы. Позднее они с Мангером пытались купить детройтскую International Bridge Company, владевшую мостом между

Детройтом и Виндзором, но смогли приобрести лишь 24% акций.

«Это был огромный мост... Площадь его составляла несколько сот квадратных метров, и он приносил кучу денег... Я был крайне разочарован, когда мы не смогли получить над ним контроль. Чарли же убеждал меня, что это было нам лишь на пользу. Что могло бы быть хуже для тебя, говорил он, чем репутация парня, который постоянно поднимает плату за проезд по мосту!»

Это были вполне справедливые слова.

«Я не понравился судье. Даже не знаю почему, но я явно ему не нравился. Ему не нравились и наши адвокаты. Рон Олсон нравится куче людей, но с этим судьей все было не так».

Заключение федерального судьи из Западного округа Нью-Йорка Чарльза Брианта по итогам предварительного слушания, изданное в ноябре

1977 года, гласило, что Evening News имела полное право начать выпуск воскресного издания и этот шаг полностью соответствовал интересам общества. Однако Бриант, очевидно, попал под влияние истории с платным мостом, о которой говорил Фурт, углубился в метафорические размышления и переживания о том, что «читатели и рекламодатели из

Буффало должны понять, что им придется жить с единственной газетой, которая станет для них единственным платным мостом в страну новостей из окружающего мира, не подверженным контролю со стороны регулирующих органов»²². Он посчитал план News достаточно хищническим и требовал, чтобы продвижение, маркетинг или распространение нового воскресного издания происходили с жесткими ограничениями. Судья ограничил право News предлагать газету бесплатно или по сниженной цене, а также не позволил ей выдавать гарантии рекламодателям. Основная проблема для

Баффета состояла в том, что судья потребовал, чтобы читатели, желавшие получать воскресный выпуск, каждую неделю заполняли специальную форму заказа очередного выпуска. Courier-Express разразилась заранее подготовленными материалами, в которых говорилось о победе над чужаком-захватчиком, пытавшимся втоптать в землю местный бизнес. Evening News ничего не могла сказать в ответ.

«Теперь нам предстояло либо победить, либо проиграть. Судья был настроен против нас, и мы были вынуждены действовать со связанными руками и под постоянной угрозой нарушения предписания».

Сотрудники Courier-Express начали пристально отслеживать выполнение распоряжения судьи. Они обнаружили, что время от времени экземпляры Sunday доставлялись людям, не заполнившим надлежащие формы заказа. Судья Бриант продлил срок действия ограничений для News.

Через пять недель все основные рекламодатели перешли к Courier- Express, и объем рекламы в новом воскресном издании News оказался в четыре раза меньше, чем у конкурента²³. Если прежде Evening News получала прибыль, пусть и небольшую, то теперь она несла огромные убытки — целых 1, 4 миллиона долларов за первый год после покупки газеты Баффетом²⁴. Баффет был шокирован новостями. Никогда еще принадлежавший ему бизнес не приносил таких значительных убытков за столь короткий промежуток.

В один мрачный и дождливый день перед Рождеством 1977 года судья Бриант созвал судебное заседание, на котором должны были быть определены окончательные условия судебного запрета. Баффет провел остаток осени без сна и в глубокой печали. Он пытался осмыслить тот факт, что Сьюзи уехала, но при этом не покинула его насовсем. Он попытался отвлечься от печальных мыслей, которые постоянно перебегали от Кэрол Лумис к Астрид или Кей Грэхем. Он провел массу времени в полетах между Нью-Йорком, Омахой и Вашингтоном. Разумеется, это был не лучший способ отвлечься. Суд объявил перерыв, и он полетел в Эмеральд-Бей для первого семейного сбора в новых условиях. Сьюзи пыталась убедить его, что во многом их жизнь будет идти так же, как прежде. Но как только Баффеты отметили Новый год, Уоррен и Сьюзи вновь разъехались, судья Бриант собрал участников дела, а Олсон с Мангером начали наперебой рассказывать Баффету, вернувшемуся в Омаху, о новых поворотах судебного разбирательства.

Основную часть июля 1978 года Баффет провел с Кэрол и Джорджем Гиллеспи. «Мы играли в бридж с Чарли в нью-йоркской квартире Кей, когда нам привезли решение судьи Брианта. Я сразу же отдал его Чарли, тот прочел его и вздохнул: “Что ж, написано очень красиво”. Я взорвался. Меня ни капли не волновало, насколько красивым языком написано решение, — мне приходилось существовать в условиях всех этих жестких ограничений. Я не имел ни малейшего желания наслаждаться его прозой».

Окончательное решение судьи Брианта, настоящий шедевр судебного беспредела, имевший подзаголовок «Мистер Баффет приходит в Буффало», сохранило в силе все ограничения, ранее наложенные на Evening News. Мангер и Олсон решили подать апелляцию. Показательно, что Баффет не хотел затягивать битву с судьей. Мангер всегда дразнил Баффета тем, что его метод управления заключается лишь в том, чтобы забрать у компании все излишки денег и поднять цены. Если же это не срабатывало, то в арсенале Баффета не было другого оружия. Однако такие методы управления не позволяли решить проблемы Evening News. Баффет был настолько удручен и настолько не хотел продолжать конфронтацию с судьей, что решил просто смириться с потерей 35, 5 миллиона. В это время подходило к концу и еще одно, значительно более важное судебное разбирательство. Наконец-то после долгого ожидания SEC одобрила слияние Berkshire и Diversified. Баффет отчаянно хотел избавиться от общения с адвокатами, переносов заседаний, повесток в суд и постоянных сражений. «Я был против подачи апелляции. Все это заняло бы кучу времени. Судья был бы раздражен нашим поведением, а это привело бы к еще большим потерям. Courier продолжала бы свои жестокие атаки, и он продолжал бы продлевать срок наложенных на нас ограничений. Я сказал, что нам не стоит подавать апелляцию, так как в любом случае через шд- полтора с нами будет покончено. Рон и Чарли ответили, что я неправ, и я действительно был неправ».

В конце концов он решил прислушаться к их совету. «Нам пришлось подать апелляцию. Я не собирался подчиняться условиям, которые делали нас неконкурентоспособными. Иными словами, у меня не было иного выхода. Мы не блефовали: это вообще не в моем стиле. В течение жизни у человека складывается определенная репутация — он либо склонен блефовать, либо нет. И я хотел, чтобы все четко понимали: блеф — это не мое».

Buffalo Evening News была самой крупной разовой инвестицией Баффета — в газете было размещено до трети капитала Blue Chip. Она теряла деньги из-за ограничений, наложенных судьей Бриантом. Она была уязвима перед лицом любой забастовки. В ситуации, когда фондовый рынок падал, Баффету нужно было делать деньги для того, чтобы заниматься своим любимым делом — покупать акции по максимально низким ценам. Потенциальная неудача с инвестицией в Buffalo Evening News заставляла его и Мангера рисковать большим, чем 35 миллионами. Для человека, не желавшего тратить на собственный дом 31 500 долларов, потому что эта сумма когда-нибудь могла превратиться в миллион, возможные потери от неудачной инвестиции в газету делали ситуацию куда более угрожающей, чем могло показаться на первый взгляд. Поэтому Баффет решил не только подать апелляцию. Он применил свой любимый «метод Тома Сойера» по отношению к Стэну Липси, размышлявшему над переездом в Сан-Франциско. Баффет предложил Липси попробовать повернуть вспять дела в газете. «Что ты думаешь насчет того, чтобы поработать в Буффало?» — спросил Баффет. «Мое сердце упало, — говорит Липси, — но я никогда не мог отказать Уоррену в просьбе».