Социальная улыбка

Согласно Спитцу (1959), первый ощутимый сдвиг в психической организации ребенка происходит между вторым и третьим месяцами жизни, и о нем свидетель­ствует появление социальной улыбки. (Более ранние «эндогенные» улыбки, как нами отмечается при обсуж­дении аффектов, имеют иные характеристики и не свя­заны с социальным взаимодействием.) Появление соци­альной улыбки означает прогресс по сравнению с врож­денными способностями и указывает на отзывчивость к внешним стимулам. Эта улыбка дает стимул матери, ко­торая стимулирует ребенка; мать быстрее и лучше всех учится распознавать такую улыбку, после чего реакция улыбкой начинает участвовать в завязывающемся диало­ге — обмене сигналами, закладывая основу для развития коммуникации. Реакция улыбкой также указывает на появляющуюся у ребенка способность к предвосхище­нию, и таким образом начинает играть важную роль во взаимоотношениях матери и ребенка.

Многие ранние взаимодействия матери и ребенка происходят в контексте ситуаций кормления, так же как и ситуаций не связанного с кормлением получения удо­вольствия от сосания материнской груди и игр. По мере того, как оральное удовлетворение начинает приобретать психологический смысл и образовывать часть примитив­ной системы мотивации (в итоге — часть Ид), стремле­ние ребенка повторить приятные ощущения, свойствен­ные указанным здесь видам деятельности, ведет к диф­ференциации между Эго и Ид (Loewald, 1978).

Для структурализации саморегулирующих функций Эго растущее значение приобретает к тому же детский опыт игровых взаимодействий, не относящихся к ситуа­циям кормления. В большинстве случаев мать регулирует

– 406 –

взаимодействия в самом их начале. Интернализации ре­гулирующих материнских функций и идентификации с ними способствует оптимальное соотношение удовлетво­рения и фрустрации при этих взаимодействиях. Как, од­нако, уже упоминалось, исследования показывают, что социальная улыбка указывает на готовность к взаимо­действию; кажется, что ребенок желает межличностного обмена (и в определенной степени способен регулиро­вать его) (Braselton, 1974; Stern, 1974b, 1977; Beebe & Stern, 1977; Tropick, 1977; Beebe, 1986). Итак, мы видим, что взаимодействие матери и ребенка вносит в развитие Эго важный вклад.

Используемый Малер термин симбиотический под­черкивает оптимальную аффективную связь на это вре­мя: взаимной «настроенности» матери и ребенка. Как только эта синхроничность нарушается, или же стресс ребенка превышает допустимый уровень (например, при внезапном отделении от матери, чрезмерной задержке в удовлетворении потребности в пище или сосании, дур­ном обращении, таком как в эпизодах насилия или зло­употребления, результатом является психическая травма. То есть все эти ситуации — травматичны: появляющееся Эго ощущает беспомощность перед лицом избыточного возбуждения или усиливающегося стимулирования. Сто­ит такому стрессу затянуться, как бывает, например, в непредсказуемом., нестабильном, внушающем тревогу или лишающем удовлетворения окружении, ситуациях хрони­ческой фрустрации, задержки в удовлетворении потреб­ности в пище или сосании, фрустраций в моторной и двигательной активности как у младенцев, которых ле­чат в связи с врожденными ортопедическими патология­ми (см. Roife & Galenson, 1981), как процесс организа­ции Эго, дифференциации влечений и формирования привязанности к объектам может замедляться или нару­шаться в связи с «травмой напряжения» (Kris, 1956, стр.224) или «кумулятивной травмой» (Han, 1963). В ре­зультате у ребенка может развиться предрасположенность к чрезмерной тревожности и/или состояниям ярости

– 407 –

(Greenacre, 1941; Vale, 1970, 1978). К тому же могут на­рушиться и примитивные саморегулирующиеся функции, что ведет к несбалансированности, преждевременности или же задержке в развитии Эго (Bergman & Escalopa, 1949; A. Freud, 1967; Koll, 1983).

Джон, родившись прежде срока, провел в больни­це четыре недели. Когда ему было четыре месяца, его снова госпитализировали в связи с синдромом задержки развития. В раннем детстве он часто болел, испытывал недостаток внимания и насилие. В 3 года и девять меся­цев Джон еще не мог складывать из слов предложения, и его умственные способности соответствовали возрасту 2, 9 лет (I.Q. по Стэнфорд—Бине — 64), Вдобавок, он был агрессивен и неуправляем, и мать воспитывала его при помощи поводка и кнута. Хотя необходимо брать в расчет многие генетические и социоэкономические фак­торы, кажется, что Джон находится в ситуации, когда слабость конституции ребенка и неспособность матери отвечать специальным требованиям обращения с ним, вмешиваются в формирование привязанности ребенка к матери. Несложившиеся взаимоотношения нарушают стремление ребенка к исследовательской активности и ставят под угрозу возникающие когнитивные и синтези­рующие функции, что ведет к глубокой задержке в раз­витии.

В возрасте 3—6 месяцев у ребенка отмечаются при­знаки развития зачаточной, но прочной концепции о самом себе, что описывается нами при обсуждении воз­никновения чувства собственного «я». Вскоре можно предположить наличие примитивного ощущения своего «я» (Mahler & Furer, 1968). Двигательная активность и способность к воспоминанию в сочетании с различными кинестетическими, тактильными, зрительными и обоня­тельными ощущениями, ведущие к образованию упомя­нутого образа своего тела, — это один из первых приме­ров синтезирующего, интегративного функционирования Эго (Hoffer, 1949, 1950b; Greenacre, 1969). Фактически, и Фрейд считал так же, хотя его замечание, что «Эго —

– 408 –

это, во-первых, и, прежде всего, телесное Эго» (1923а, стр. 26) стало источником путаницы, особенно, если мы хотим подразумевать под Эго психическую систему. Ка­жется, что это один из случаев, когда подразумевается эмпирическое чувство своего «я», а не организующая си­стема. Если мы переведем это выражение иначе, чтобы оно звучало как чувство своего «я» — это, во-первых, и, прежде всего, телесное «я», то смысл будет состоять в том, что чувство своего «я» впервые возникает как чув­ство своего тела, приходит вместе с ним.