Глава 18. А вдруг окажется, что смысл жизни —

А вдруг окажется, что смысл жизни —

Я тогда только расстроюсь...

— Ворон, крылом обмахни, ввысь полети, да унеси…

Тихое бормотание мягко убаюкивало боль, усыпляя ее. Гермионе казалось, что она уже слышала это голос когда-то давно, в прошлой жизни.

— Одолень-трава мягко стелется, а хвороба вся перемелется…

Пустота в теле Гермионы внезапно заполнилась мириадами мурашек. Они толкались, мешая друг другу, беспорядочно перебирая лапками. Их хитиновые панцири терлись друг о друга, и почти неслышный звук слился в грохочущую сыпучую какофонию.

— Думы черные, неизбывные, по воде пущу, с водой отпущу…

Ей было холодно. Очень холодно. Холод накатывал ледяными волнами, сотрясая тело в неконтролируемых конвульсиях. Холодно… Она хотела сказать, пожаловаться, попросить, но внезапно четко и ясно осознала, что у нее нет рта. И глаз. Она с ужасом поняла, что не ощущает границ своего тела. Просто не знает, сколько у нее рук и ног. И есть ли они у нее вообще.

— Потяну я ту жилу мертвую, да снесу ее ночью темную, чтоб зарыть тогда в землю черную…

Гермионе показалось, что из нее одним резким движением с хрустом выдернули позвоночник. Дикий крик разорвал ее изнутри, пытаясь найти выход из безротого существа. Она рассыпалась мелким бисером, будто бы исчезло нечто, соединявшее ее воедино. И все закончилось. Боль отступила, покинув измученное тело. Гермиона заснула, слушая чей-то шепот, чувствуя, как ее гладят по голове.

* * *
Тихие голоса негромко переговаривались где-то рядом. Гермиона хотела повернуть голову, но у нее не получилось. Не получилось шевельнуть даже пальцем, открыть рот, чтобы завопить от страха.

— Тише, тише, деточка, — успокоил ее женский голос, и на лоб легла прохладная рука. — Тебе нельзя шевелиться, тебе сейчас соединиться нужно. Ты ж вся разбитая была. А душа, она разбитости не любит, а оттого и тело страдает, и мыслям покою нету. Спи, деточка, спи…

И снова навалился сон, сплетенный с журчанием воды и шепотом ветра. С запахом трав и бархатистостью ночи.

* * *
Они сидели за столом и пили чай. Северус Снейп и хозяйка дома. Если честно, Гермиона еще никогда не видела настолько старых людей: совершенно седые белоснежные волосы стянуты на затылке в маленькую дульку, лицо больше похоже на печеное яблоко землистого цвета с губами, провалившимися в беззубый рот. Крючковатый нос, как у колдуньи из маггловской детской книжки, довершал образ классической ведьмы. У нее даже горб имелся для полноты картины и тонкие сухонькие ручки, покрытые морщинистой кожей и сплошь пигментными пятнами. Скрюченными пальцами с почти черными ногтями старуха крепко сжимала глиняную кружку и смачно, с удовольствием прихлебывала чай. Суконное темно-коричневое платье было ей явно длинно и волочилось по полу — видимо, годы сильно прибили ее к земле.

На Гермиону внезапно навалилась дикая слабость, и она прислонилась к косяку. Не следовало ей так резво вскакивать с тюфяка, набитого шуршащим душистым сеном, но она не могла больше лежать и смотреть в потолок, безуспешно прислушиваясь к голосам, доносившимся из соседней комнаты. Такой же крохотной, обшитой тесом, что и та, из которой она только что вышла. Лишь обставлена по-другому: вместо пары тюфяков и огромного ларя с висячим замком, здесь стоял стол, две лавки и большой старинный резной буфет. В каменном очаге булькало какое-то ароматное варево, завершая поистине идиллическую картину.

И вот за столом, словно так и надо, сидел и спокойно попивал чай, ведя задушевные беседы с древней ведьмой, Северус Снейп. Сюртук его, правда, потерял товарный вид в связи с несколькими дырами и общей помятостью, но сам профессор вел себя так, будто находился на великосветском рауте. Снейп недовольно посмотрел на Гермиону и наставительно сообщил:

— Лежать надо, Грейнджер, — отхлебнул чай и добавил: — Я бы на вашем месте вообще постеснялся мне сейчас в глаза смотреть. После всего, что было.

— А что было?

Похоже, провалы в памяти стали для нее делом вполне привычным. Хотя она прекрасно помнила, как Снейп перестал быть трупом, а снова стал сволочью, а вот дальше…

— Ну как же, — невозмутимо взглянул он на нее поверх чашки, — те глобального масштаба чувства, в которых вы мне признались… на весь лес…

— И ведь ничто вас не берет, профессор, — сокрушенно покачала головой Гермиона.

— Ничего, Грейнджер, будет и на вашей улице праздник.

Гермиона набрала в грудь воздуха, чтобы достойно ответить, но встретилась взглядом со смеющимися глазами ведьмы и тихо сказала:

— Извините.

— Что ты, что ты, деточка! Я, старая, аж заслушалась, когда голосок-то твой услыхала с озера-то! Чему ж это молодежь сейчас учат-то!

— Она у нас самородок!

Ведьма переглянулась со Снейпом, и он улыбнулся уголками губ. Вот… нехороший человек!

— Это был стресс, — промямлила Гермиона, осторожно усаживаясь на скамейку рядом.

Старуха быстро налила ей чаю, пододвинула корзинку с печеньем и переспросила:

— Чего-чего было?

— Истерика, — перевел Снейп. — Мисс Грейнджер просто-таки первоклассный специалист в этой области. Закатывает на счет «три» с ходу и без разминки!

Старуха улыбнулась беззубым ртом и погладила Гермиону по всклокоченной голове.

— Маленькая еще, слабенькая… Что ж ты себя так запустила, деточка?

— Это — вы?

Гермиона протянула руки ладонями вверх. Кожа на них натянулась тонкой розоватой пленочкой, ничем не выдавая того, что совсем недавно они были больше похожи на свежий кусок мяса.

— А чего ж не я-то? — ведьма размочила печенье в чае и сноровисто сунула его в рот. — Ты ж вся почти убитая была, жалко мне тебя стало, вот и получилось так хорошо.

— Спасибо. Гм, — Гермиона через стол взглянула на профессора — она помнила глубокие борозды с рваными краями через все лицо. Сейчас на их месте остались лишь едва заметные шрамы. — Сколько ж мы здесь пробыли? — с ужасом поинтересовалась она.

— Спокойно, Грейнджер! — звякнула чашка, которую он поставил на стол. — Всего три дня! Это нормально!

— Ничего это не нормально! — задыхалась Гермиона, вцепившись в столешницу. — Все — не нормально! Как это вообще может быть нормальным? Как?!

— Тише, деточка, тише, — погладила ее по спине старуха. Грмиона опустила голову. — Нельзя так убиваться — у тебя вся жизнь впереди с супружником твоим. Деток нарожаете, своим домком жить будете — все, как у людей! Вон он у тебя снова красавец какой!

— Вы опять за свое? — прошипела, вскинув голову, Гермиона, с ненавистью глядя на невозмутимого Снейпа. — Не надоело еще? Из собственных похорон тоже балаган устроите? Что — увидели перед собой жалостливую женщину и решили ей наплести с три короба?

— Да я б ему и так помогла, деточка, — похлопала ее по руке ведьма. — Это ж надо — вернуться с Озера. Это ж какую зацепку иметь нужно, чтоб она якорем-то стала!

Гермиона с горькой усмешкой смотрела на свои руки, на одной из которых, несмотря ни на что все еще болтался травяной браслет. Вернулся он…

— Давно тут живу, — бормотала ведьма. — Я забыла, меня забыли — оно и хорошо. Нечасто сюда людишки-то забредают, да головы складывают — все больше по дурости своей, да по мелочности… А кто просто так приходит — об жизни поболтать, да смерти найти, так я тому не мешаю.

Гермиона сквозь ресницы посмотрела на безмятежно распивавшего чаи Снейпа. Да уж, по мелочам профессор не разменивается.

— Нам надо возвращаться, — твердо сказала Гермиона.

— И куда вы так торопитесь? — прищурился Снейп. — Спешите поразить Жоржианну в самое сердце рассказами о том, что Мерлина никогда не существовало?

— Нам надо вернуться в замок, — умоляюще посмотрела на него Гермиона. — Мы так давно там не были. А вдруг что-то случилось? Вдруг они что-то сделали… потому что мы так долго не возвращаемся? Может быть, они решили, что я вас убила и сбежала!

Она уже почти кричала.

— Успокойтесь, Грейнджер, меня не так-то легко убить.

— Да я сама могла это проделать уже раз десять! — фыркнула она.

— Нет, — ее бесил его снисходительный тон.

Гермиона опустила взгляд. Не могла. Мерлин его побери, она не могла! Наверняка у него имеется какая-то своя особая теория насчет гриффиндорцев и их поведения в экстренных ситуациях. А она выступает в виде подопытного кролика, на котором он эту самую теорию и проверяет. И зелья тестирует. Экспериментатор, мантикор его задери.

— Так что возьмите себя в руки — эти несколько дней ничего не изменят. Когда я буду в состоянии аппарировать, мы покинем нашу гостеприимную хозяйку, я сварю зелье, а вы засядете над книгами, чтобы разобраться с ритуалом. И оставите в покое ваш креатив со сказками о выдуманном Мерлине!

Старушка тихо захихикала.

— Простите, — покаянно склонил он перед ней голову. — Мы и так доставили вам массу неудобств.

— Мерлин, — все хихикала старуха, утирая выступившие слезы. — Что ж ты, деточка не веришь, да? Сказки?

Гермионе стало неприятно, когда она поймала взгляд выцветших глаз, следивших за ней из-под набрякших морщинистых век.

— Я сомневаюсь, — тихо проговорила Гермиона.

Снейп закатил глаза.

— А ты не сомневайся, — вдруг стала серьезной старуха и приблизила свой нос к лицу Гермионы. — Сказки все это! Сказки! Все было совсем не так. Не так было все… и было, было… давно было… а сказки — это все люди только потом придумали.

Снейп пристально посмотрел на бормочущую старуху.

— Почему — сказки? — осторожно спросила Гермиона.

— Так опасаются они, — встрепенулась старуха. — Боятся, что все снова повторится, вот и сказка. А в сказки кто верит?

— А правда?

Снейп, не шевелясь, прислушивался к их разговору. Гермиона боялась отвести взгляд от лица старой ведьмы.

— А что — правда? Кому она нужна — правда-то? — старуха спрятала взгляд.

— А вы ее знаете? — с замиранием сердца спросила Гермиона.

— А кому ж знать-то, как не мне? — неожиданно жестко проговорила старуха. — Это ж они пришли, озеро испоганили, решили, что со мной кончено, а все забыто и быльем поросло. Но я-то помню! Нельзя меня, водой рожденную, водой напоенную, водой убить!

— Кто — они? — Гермиона прикоснулась к руке старухи, которая снова забормотала что-то неразборчивое.

— Да эти ваши — с палками! Они-то думали, что если волшебников сковать, да запихнуть их силу в палки-то эти, можно все знать, да за всем приглядывать! Посадили сами себя в клетки, да радуются!

У старухи гневно сверкнули глаза.

— А разве раньше, — мягко поинтересовался Снейп, — было по-другому?

— Конечно, раньше-то по-другому жизнь шла, — взор старухи затуманился, а лицо разгладилось. — Раньше все вместе жили — люди и волшебный народ. Короли были, да правители. Никто в дела друг друга не мешался, но и заручиться поддержкой не брезговал. У людей свои правители были, у маленького народца — свои, а маги, колдуны да ведьмы сами по себе жили, ни от кого не таились.

Гермиона затаила дыхание.

— Да только не могло ж так всегда продолжаться-то. Надоедает великим да могучим на побегушках ходить, да малым довольствоваться. Власти хочется, да поклонения. Да сил поболе из людишек выкачать, чтобы вознестись над всеми и стать равным богам. С ума он сошел на старости лет, — с горечью закончила старуха.

— Кто? — спросила Гермиона, уже зная ответ.

— Мерлин, — подняла на нее печальный взгляд ведьма. — Не всегда он таким был. Был он веселым да сильным. Добрым да понимающим. Все знал, ко всем стремился, душой открытой славился. Да что-то помстилось ему в одночасье, помутив разум. Как злые ветры нашептали, да холод лютый в душу вложили. Стал он тьмой, а тьма стала сердцем его. И не было на всем белом свете колдуна, сравнимого с ним мощью. Тень упала на мир, заслонив солнце. Сотнями ведь мучил и убивал он. Людишки поднялись против волшебного народа, потому что винили за все несчастья и мор, что пали на их головы. Земля не родила, а только сохла, да трескалась, расходилась рваными ранами, потому что силы земли тоже пил он, не брезговал. За море хотел шагнуть, чтобы мир проглотить и быть на нем единовластным хозяином. И тогда собрались все маги да колдуны с ведьмами и порешили извести его. Да разве ж его изведешь? Нельзя убить силу, что стала больше человека, носившего ее.

Она замолчала. Гермиона сидела, придавленная ужасом. Холодный пот выступил у нее на спине.

— Но ведь как-то они справились? — Снейп сидел с застывшим лицом.

— А чего ж не справиться, — зыркнула на него ведьма. — Разделили они его. И запрятали по частям. И Хранителей назначили, чтоб сторожили да лелеяли пуще глаза. Самые сильные колдуны да ведьмы сгодились — четверо их было, Хранителей-то. Выстроили они башни высокие, да замуровали свою часть каждый по-своему, согласно силе своей.

Гермиона быстро опустила взгляд и до боли сжала кулаки, пытаясь сохранить на лице прежнее выражение. Ей уже не было страшно. Видимо, она перешагнула порог, за которым страшнее уже просто не может быть. Паника постепенно отступила, но посмотреть в сторону Снейпа Гермиона все еще не решалась.

— А потом? — голос Снейпа был тих, но у Гермионы мурашки побежали по спине.

— А потом все маги, колдуны да ведьмы собрали силы да сотворили границу, отгородившись от людишек. Да порешили, дабы впредь не смогло все повториться, ограничения наложить на волшебный род. И заключить силу магическую в палку деревянную с жилой волшебной. Так, чтоб могучего колдовства через палку не вышло.

— Если только палочка не особенная, — задумчиво пробормотал Снейп.

— Много ли их — особенных-то? — резонно возразила старуха. — Да и через такую все одно великим не станешь. Что за великий, у которого вся сила через деревяшку выходит? Они знали, что делали. Под корень извели все поминания о темных временах, чтоб соблазну не случилось. А все ж правду не скроешь — Великий Мерлин-то велик был, и слава о нем далеко гремела. Потому и сложили сказку о Великом Добром Волшебнике.

— И к вам пришли.

— И меня нашли, — остро взглянула на него ведьма. — Страх их пригнал. Силенок-то не хватило со мной справиться палками своими, так они решили хитростью меня извести. Озеро мне отравили, думали, забуду я все, а я помню… Живу и помню.

— Нимуэ, Владичица Озера, — прошептала Гермиона.

Старуха склонила голову и усмехнулась.

— Какое ж Озеро — недоразумение одно осталось.

— А вы помните, кого именно назначили хранителями? — лениво поинтересовался Снейп.

У Гермионы все внутри оборвалось.

— Сколь годков-то прошло, — отрицательно покачала головой Нимуэ.

— Знаете, Грейнджер, — лениво протянул Снейп, и Гермиона заставила себя спокойно на него посмотреть. — А мне нравится ваше предложение навестить Минерву.