Обмен информацией

Демон по имени Джикс в абсолютной тишине слушал доклад одного из своих монахов. Священник не открывал рта — он стоял на коленях подле сколоченного из подручных материалов трона демона, в то время как вытянутый металлический палец последнего сначала коснулся темени монаха, а затем выпустил коготь и пронзил кожу. Монах испустил легкий стон, демон же установил контакт с его нервной системой.

Джиксу было трудно, он устал, и его немного тошнило. Эти создания из плоти и крови битком набиты ощущениями. Даже монахи, которые, как понял Джикс, вели иной образ жизни и их ощущения сильно отличались от ощущений других представителей их же народа, представляли собой жуткий конгломерат эмоций и противоречащих друг другу желаний, цунами заключенных в их головах чувств грозило накрыть самого демона с головой. Электрический импульс от соприкосновения с этими чувствами, даже самого поверхностного, действовал на Джикса как короткое замыкание.

Демон не хотел признаваться в этом, но переживаемый им в такие моменты опыт не походил решительно ни на что, в его родной Фирексии близко не было ничего подобного. Это было… сладострастно. Совершенно верно, именно так. Прикосновение к нервам монаха было исполнено сладострастия.

Затем эмоции — страх, ярость, страсть, счастье — отступали, и Джикс мог наконец изучить сознание монаха. Монахи очень гордились организационной стороной своего братства, они считали, что работают как часы, но в их головах Джикс обнаруживал ужасающий клубок мыслей, полный хаос, противоречащие друг другу утверждения — пробраться через все это было сложнее, чем через джунгли родной демону Фирексии. Поэтому Джикс постепенно устанавливал в мозгу монаха власть собственного сознания, и таким образом ему удавалось подчинить себе бушующую стихию мозга слуги и извлечь наконец из его черепа ответы на свои вопросы.

Некоторые из монахов воспротивились этой нежной и ласковой процедуре; они лежали, погребенные под песками вокруг пещеры, бок о бок со слабыми, теми, кто при первом же прикосновении сознания демона навсегда утратил разум. Только сильным, только тем, кто искренне желал служить, было дозволено остаться при Джиксе — а именно так, с его точки зрения, и должно было быть.

Он многое узнал от монахов про этот мир. И мир этот очень сильно отличался от его мира: упорядоченность и размеренность жизни этого мира походила на упорядоченность и размеренность жизни муравьев в подожженном муравейнике — собственно, и слова-то эти ему пришлось позаимствовать из лексикона монахов. Джикс понял, что чистый, девственный хаос этого мира ни в коей степени не соприкасался с тем, как шла жизнь под нефтяными небесами его родной Фирексии.

В этом мире царили шайки негодяев, у которых не было даже начальников, достойных называться таковыми. Наверное, когда-то в прошлом в этом мире были настоящие правители, настоящие хозяева, но они, видимо, умерли или покинули его, оставив после себя детей-болванов. Когда-то здесь жил народ, именовавшийся траны. Кажется, они-то и были хозяевами. Но их давно уже нет, от них остались лишь их игрушки — простые, глупые машины, в которых не было и намека на настоящее мышление; и вот теперь некоторые из болванов сумели откопать транские игрушки и начали с их помощью играть в опасные игры.

Один из болванов сумел найти дорогу в саму Фирексию, где он украл новые игрушки — у того, кто был бесконечно сильнее его. Но он не знал, что подлинный хозяин не забудет о них и придет за ними. Потому что хозяина звали Джикс.

Этот болван — Мишра, говорило сознание монаха. Он был предводителем фалладжи, грубого и жестокого народа, проживавшего в засушливых землях. Титула «предводитель» он, конечно, не заслуживал — он ведь не командовал ими, а просто в силу обстоятельств сумел оседлать стихийную волну страсти, исходящую из их животной, звериной природы. Люди, которых он якобы вел за собой, беспорядочно и радостно нападали на группы других существ. Этот Мишра, судя по всему, был в такой же степени мозгом этого народа, в какой мозгом Джикса являлась изящная металлическая шпора на его ноге.

У Мишры был подчиненный с рыжими волосами, но в сознании Джикса его образ отпечатался не так четко, как образ Мишры. Мишра — вот кто был настоящий вор, именно его сознание касалось сознания Джикса все эти годы. Мишра снился ему. «Кстати, — подумал Джикс, — а снились ли мне сны до того, как я встретил Мишру?» Кажется, нет, Джикс не припоминал ничего подобного. Мишра вторгся в Фирексию и украл механических драконов, мак фава, существ первого круга.

За это Мишра должен понести наказание.

Но Мишра был не один. В тот первый момент соприкосновения сознаний, много лет назад, рядом с ним был еще один человек, какая-то туманная фигура. Сначала Джикс решил, что это еще один подручный, вроде того, которого звали Ашнод. Но потом Джикс понял, что этот человек — другой, что он таков же как Мишра, он был сделан из тех же базовых элементов и по тому же проекту. Это брат Мишры, говорило сознание монаха, хотя в этом случае у данного слова был совсем другой вкус и ощущение, нежели когда сознание монаха употребляло его в отношении других священников.

Значит, этот другой назывался братом и тоже носил имя — Урза. Он тоже был повелителем племени, другого племени, столь же дикого и жестокого. «Где же конец, когда же закончатся эти варвары, потомки доисторических ископаемых властителей?» — спросил себя Джикс. Но едва демон узнал о существовании Урзы, как его образ ясно возник в его сознании — он был сделан из того же материала, что Мишра, он был равен ему во всем. И, похоже, разум этих двух братьев (кажется, так нужно их называть) организован и структурирован, по крайней мере значительно более организован и структурирован, чем разум остальных живых существ, с которыми Джиксу довелось сталкиваться.

И у каждого брата, оказывается, была часть наследия древних, этих самых транов. Это были половинки расколовшегося камня, и в каждой из них осталась память о том, каким был прежний целый камень. В то же время каждая из половинок претерпела некоторые изменения, чтобы суметь сплавиться с тем органическим существом, с которым она вынуждена была находиться с момента раскола. Джикс даже чувствовал кристаллическое притяжение этих половинок, страсть, которую они испытывали друг к другу, тоску друг по другу, но он чувствовал и их взаимную ненависть и отторжение.

Камни в сознании Джикса стали чем-то вроде маяков, он чувствовал их силу даже без помощи сознания монаха. Эти маяки, магниты, за последние несколько лет практически не меняли своего местоположения. Один находился на западе, путь к нему лежал через горную страну. Другой находился на юге, путь к нему лежал через горную цепь. Камни звали его. Они умоляли его забрать их обратно в Фирексию, домой, где их могли использовать как подобает, где они могли по-настоящему реализовать свою сущность.

Когда Джикс; впервые вошел в этот плотский мир, он думал, что просто убьет вора и вернется домой, отобрав у мерзавца похищенных механических драконов. Он слышал и их зов, хотя за последние несколько лет голос одного из них ослаб, а теперь и вообще пропал.

Джикс оплакал его и уже собирался отправиться вершить месть.

Но теперь цель его миссии изменилась. Пока демон пребывал в Фирексии, он мог внедряться в сны вора, но в этом мире Джикс лишился этой возможности — сны Мишры и сны Урзы стали ему недоступны. Казалось, что в этом мире они наглухо закрыты, защищены от его нечистых лап, не подвержены насылаемым им искушениям. Какая сила отвечала за это, сила камней или природа этого мира? Казалось, что от камней в этом мире зависит многое. Должен ли Джикс — наряду с драконами — вернуть в Фирексию и эти камни? И еще — не представляют ли эти два органических создания опасности для Фирексии? Если они смогли пройти сквозь все преграды, то почему этого не смогут повторить другие?

Когда дело доходило до подобных вопросов, Джикс был четок — для службы ему требовались лишь железная логика и стальные факты, ничего больше. Поэтому он и послал своих монахов собирать информацию. А когда монахи возвращались к нему с собранной информацией, демон сладострастно высасывал ее из их сознания и составлял план действий.

Обработав поступившие данные, Джикс передал новый приказ, уложив его в голову монаха. Тот снова издал приглушенный стон — еще бы, в этот миг старая информация вытеснялась из его мозга новой, а органические сети перенастраивались для понимания сути нового приказа. Теперь Джикс все делал аккуратно — благодаря знаниям, полученным в рамках серии экспериментов, окончившихся для подопытных трагически, демон научился понимать, какие части органических схем мозга монахов отвечают за исполнение базовых функций их корпуса (нет, у них это называется тело), и впредь эти области не трогал.

Джикс извлек когти из плоти и нервов монаха и отнял руку. Монах рухнул было на пол, но докладчика поймали стоявшие наготове братья (братья в меньшей степени, нежели Мишра и Урза). Ничего страшного — монаха вылечат и приведут в порядок, а когда его сознание придет в себя, он передаст послание бога своим товарищам.

В послании же говорилось, что братья должны отправиться к этим Урзе и Мишре. Им надо стать частью, деталью их грубой, жестокой организации, превратиться в — как это? — придворных при правителях того и другого племени. Они должны наблюдать и обо всем доносить демону. А когда наступит нужный момент, они должны воззвать к Джиксу, и тогда он восстанет со своего трона в Койлосе и накажет братьев за их преступления против машин. За преступления против Фирексии.

Тогда-то он и отберет у них камни, подумал Джикс, сгибая и разгибая металлические пальцы руки. Капельки монашьей крови были разбрызганы по животу демона: падая, они шипели и испарялись, оставляя пятна.

Да, решил демон. Камни принадлежат ему по праву завоевателя. Он вернет их домой, в Фирексию.