ЧАСТЬ 2. Кайла бин-Кроог, дочь вождя Кроога, наследная принцесса Иотии, самая красивая женщина к востоку от могучей реки Мардун

ОБЪЕКТЫ В ДВИЖЕНИИ (21-28 годы а. л.)

Глава 6

Кроог

Кайла бин-Кроог, дочь вождя Кроога, наследная принцесса Иотии, самая красивая женщина к востоку от могучей реки Мардун, покинула королевский дворец и в сопровождении свиты отправилась за покупками. Ничто не предвещало, что именно в этот день она встретит странного аргивянина.

Принцесса отведала слив, только что привезенных из прибрежных провинций Иотии. Ей показали самые настоящие ткани из Зегона, которым не было равных по богатству цветов. Ей поднесли самые свежие специи из далекого Алмааза и предложили мардунских раков с самыми большими клешнями. Гномы из Сардии предлагали ей купить золотые серьги, которые, они готовы были поклясться, когда-то принадлежали их великой императрице. Пустынная кочевница, закутанная в таинственные одежды, желала предсказать монаршую судьбу по линиям руки. Торговцы демонстрировали чудеса вежливости, услужливости и подобострастия, что наследница престола находила особо приятным. «Как все-таки хорошо быть принцессой», — думала она.

Наследница внимательно изучила россыпи блестящих ледяных камней из Саринта, драгоценных камней кристальной чистоты, твердых как сталь. Она пробежала пальцами по толстым плетеным коврам фалладжи, привезенным из Томакула. Менестрель исполнил для нее серенаду, которую, и он готов был поклясться в этом, он сочинил только для нее. Уличные шуты построили в ее честь пирамиду. Лавочники выходили на дорогу с подносами сладостей, ворохами тканей и другими изделиями, которые они во что бы то ни стало хотели показать самой главной женщине города Кроог.

Но Кайла не просто так отправилась в купеческий квартал. И дело было не в капризе августейшей особы — в любом случае никто бы не осмелился перечить принцессе, разве только ее отец, который не очень-то любил, когда женщины пускают деньги на ветер. То, ради чего она покинула дворец, лежало в туго застегнутом кошельке у наследницы на груди. Об этом она не сказала ни отцу, ни телохранителям, неотступно следовавшим за ней днем и ночью, ни даже грозной дуэнье-кормилице, которая всегда сопровождала ее на прогулках. В общем, у нее была цель, о которой никто, кроме нее, не знал, и это было так интересно, что принцесса едва сдерживала радость, стараясь идти чинно по улицам родного города.

Каждого услужливого лавочника и торговца Кайла расспрашивала о соседних лавочках. Ей отвечали, что неподалеку есть таверны, лавки с одеждой, продавцы шляп, ювелиры, торговцы бусами, и так далее и тому подобное. Но лишь однажды карие глаза принцессы вспыхнули ярким огнем — когда очередной купец рассказал ей, что неподалеку есть часовщик. «Неужели? Ведь это так интересно! — сказала принцесса кормилица — Идем туда немедленно». Грузная женщина передала августейшее пожелание стражам, и те сразу же принялись выспрашивать, где находится эта лавка и как туда добраться, расталкивая по сторонам зевак, которые мешали пройти ее королевскому высочеству.

Часовая мастерская казалась очень маленькой даже по меркам купеческого квартала Кроога, где места не хватало никому. Это было узкое двухэтажное здание, ютившееся между кузницей и ювелирной мастерской. На первом этаже было негде развернуться, так как вдоль всей комнаты шла стойка, отделявшая рабочее место часовщика от витрины и покупателей.

Стража осталась снаружи, но лишь веление свыше могло заставить кормилицу покинуть предмет ее ежедневных забот. Войдя внутрь, Кайла поморщилась — в мастерской стоял резкий запах дерева, лака и чего-то незнакомого. Чего именно, Кайла не знала и не была уверена, что хочет узнать.

Было шумно. Когда тикают одни часы, это забавно. Когда тикают сразу десять механизмов, возникает желание что-нибудь расколоть, а в мастерской на стенах висело не меньше двадцати часов, и все исправно работали. Огромные маятники равномерно качались взад и вперед, часы изящным звоном отмечали каждое уходящее в прошлое мгновение. Находиться в лавке было и приятно, и невыносимо.

За стойкой стоял часовщик, типичный представитель клана часовщиков. «Отец сказал бы, — подумала Кайла, — что он мужчина упитанный». На самом деле этот малый был настолько хорошо упитан, что его следовало называть попросту тучным. Если бы в городе устраивали конкурс толстяков, то он мог бы легко дать несколько очков вперед даже кормилице.

Часовщик был не только тучен, но и почти лыс, а немногие оставшиеся у него на висках волосы были тронуты сединой. Он носил аргивские очки, принятые у ремесленников, занятых тонкой работой. На нем была забрызганная маслом рубаха, которую лишь чуть-чуть прикрывал кожаный жилет. Жилет принадлежал кому-то из сыновей или племянников мастера или был куплен в те времена, когда его хозяин весил поменьше.

— О ваше высочество, позвольте склониться перед вашим великолепием, — с придыханием произнес часовщик. К кроогской принцессе иначе и не обращались. Служащие мастерских и лавок начинали выкрикивать подобострастные приветствия при одном лишь ее появлении, они выстраивались в шеренгу и кланялись как по команде, всячески выражая свое восхищение.

Часовщик тоже преуспел в этом.

— Я не могу поверить! Нам бесконечно повезло! О, неужели в самом деле вы, о прекраснейшая из красавиц, удостоили своим посещением мою скромную лавку, — замурлыкал он. — Для меня это честь, воистину великая честь.

— Говорят, ты делаешь часы, — сладко отвечала ему принцесса.

Глаза часовщика засияли, словно она только что объявила о сошествии на землю богов.

— О да, о да, — кланяясь с каждым словом, сказал он. — Это — Дом Руско, Дом часов Руско, и мы приветствуем вас. Ваше лучезарное высочество желает приобрести изящный часовой механизм?

— Нет, — отрезала Кайла. Часы ее раздражали. Она понимала, что они необходимы бедным, несчастным людям, которым всегда надо быть в нужном месте в нужное время, но она-то сама была не из таких. События начинались не раньше, чем появлялась принцесса, и все всегда было готово к ее приходу.

Наследница достала кошелек с застежкой и открыла его.

— У меня есть одна вещица, ее нужно починить. Она досталась мне от матери и уже много лет не работает.

Кайла вынула из кошелька маленькую серебряную коробочку. Она была так хорошо отполирована, что, казалось, впитывала солнечный свет. Кайла увидела в крышечке свое отражение — ясные, глубокие карие глаза, блестящие волосы цвета воронова крыла, мягкие, слегка надутые губы. Она тешила себя мыслью, что даже если бы она не была дочерью самого могущественного человека в Иотии, то все равно все заботились бы о ней.

Она протянула драгоценность часовщику. Он взял ее в руки так, словно это была живая мышь, осторожно надавил пальцем на защелку, и крышечка беззвучно поднялась.

— Ах! — сказал он, затем повторил: — Ах!

Кайла сразу поняла, что часовщик за всю свою жизнь никогда не видел ничего подобного.

— Когда крышка открывается, должна играть музыка, — сказала она.

— Верно! — мигом выпалил часовщик. — Конечно, так и должно быть! — Он закрыл коробочку и повертел ее в руках. Затем почесал за ухом, наморщил лоб, поставил вещицу на стойку, поднял глаза на Кайлу и улыбнулся так подобострастно, что принцесса вздрогнула. Затем он сказал:

— Позвольте мне позвать помощника. Сами знаете, молодые глаза, ловкие руки, все такое. — Не ожидая ответа, он повернулся вглубь лавки и крикнул: — Помощник! К стойке, живо!

Кайла кинула взгляд в глубину лавки и увидела, что часовщик обращается к стройному блондину, который работал за верстаком у дальней стены. Она его не заметила, поскольку тот не встал и не поздоровался, когда она вошла. Это было что-то совершенно невероятное. При ее появлении все вставали и кланялись.

Молодой человек был строен, но не худ, высок, но не слишком, красив, но в меру. Его бело-золотые волосы были собраны в хвост на затылке. Юноша не спеша подошел к стойке, поднял бровь и спросил:

— Чем могу помочь, сударыня?

Услышав его акцент, Кайла успокоилась. Он говорил резко, отрывисто, а это означало, что юноша — аргивянин. Из этого следовало, что, во-первых, он просто не знал, как вести себя с членами королевской семьи, — королевская власть в Аргиве была слаба, и Кайла слыхала, что аргивские дворяне вытворяют все, что захотят. А во-вторых, и это было важно, молодые аргивяне были знамениты своим умением обращаться с машинами и механизмами.

Часовщик указал на серебряную коробочку.

— Ее высочество хочет, чтобы мы починили эту вещь, — сказал он, делая ударение на слове «высочество», чтобы чужестранец сразу понял, кто именно заглянул в лавку его господина. — Это музыкальная шкатулка.

Аргивянин взял коробочку и повертел в руках. Кайла заметила, что юноша куда более часовщика уверен в себе.

— А в чем дело?

— Она не работает, — прошипел часовщик. — Когда она открывается, должна играть музыка.

— Вот оно что, — спокойно сказал чужестранец. — Что ж, давайте посмотрим. — Он перевернул шкатулку и нажал двумя пальцами на основание. Раздался резкий щелчок.

Кайла бин-Кроог подскочила, а лицо часовщика побагровело. Принцесса подумала, что ученик сломал ее бесценную реликвию. Но тут она заметила, что юноша всего лишь сдвинул панель в основании коробочки. За ней скрывался металлический лабиринт — винтики, шестеренки и пружинки. Кайла не могла понять, как внутри такой изящной и красивой шкатулки могут прятаться все эти железяки.

— Все просто, — сказал аргивянин. Его быстрые пальцы мягко ощупывали безделушку. — Главная пружина выскочила из гнезда. Мы это мигом исправим. — Он оставил коробочку на стойке и отошел к своему верстаку. Вернувшись с какой-то тонкой металлической палочкой с крючком на конце, он пробормотал: — Думаю, это подойдет. — Снова раздался щелчок, и чужестранец улыбнулся. — Вот и все, — сказал он и задвинул нижнюю панель на место. Шкатулка щелкнула еще раз, и аргивянин протянул коробочку принцессе, коснувшись на миг ее ладони пальцами.

Кайла бин-Кроог взяла коробочку и открыла ее. Ничего не произошло.

Кормилица нахмурилась. Кайла холодно посмотрела на чужестранца и приподняла бровь. Часовщик покраснел.

— Если ты сломал музыкальную шкатулку принцессы…

— Так ее же надо завести, — сказал аргивянин, и Кайла была уверена, что расслышала в его голосе нотку нетерпения. — Разве у вас нет ключа?

— Ключа? — спросила Кайла.

— Дайте сюда, — сказал аргивянин, протягивая руку. Принцесса протянула шкатулку обратно, и теперь сама коснулась пальцами его ладони. Молодой чужестранец отнес музыкальную шкатулку к себе на верстак и начал рыться в ящиках. Наконец он вернулся к стойке.

— Нужен ключ, — сказал он. — Вот нашел тут один, должен подойти.

В руке он держал некрасивый ржавый ключ на толстой ножке. Он вставил его в шкатулку, несколько раз провернул, вытащил и протянул шкатулку принцессе: — Попробуйте еще раз.

Кайла открыла крышечку, и лавку заполнил нежный, изящный звон. На мгновение принцесса забыла обо всем. Казалось, маленькие феи играют на хрустальных колокольчиках и одной мелодии вторит другая.

Она поднесла шкатулку к уху и сказала:

— Я слышу две мелодии.

Аргивянин кивнул:

— Это называется контрапункт. Сначала звучит одна мелодия, затем другая, и они переплетаются. У меня в детстве была похожая шкатулка, хотя, конечно, совсем не такая изящная и искусно сработанная.

Кайла улыбнулась, принимая комплимент. Она закрыла шкатулку, и музыка прекратилась.

— Спасибо, — сказала она.

Аргивянин протянул ей ключ.

— Возьмите. Будете заводить ее.

Часовщик выхватил у него ключ с проворством, которого трудно было ожидать от человека его размеров. Подняв ключ вверх, толстяк, соблюдая этикет, преподнес его принцессе.

— Музыкальная шкатулка для принцессы Кроога с ключом от Руско! — сказал он, передавая его в изящные руки Кайлы.

Принцесса посмотрела на аргивянина.

— Значит, тебя зовут Руско?

Аргивянин расплылся в улыбке.

— Это его зовут Руско. А меня — Урза. Вам, конечно, подобает иметь ключ получше. Закажите копию у ювелира.

— Благодарю тебя, о благородный Урза, — сказала Кайла и широко улыбнулась. Улыбка предназначалась лишь подмастерью. При виде этой улыбки придворные таяли как масло, а бравые молодые офицеры едва не падали без чувств.

Аргивянин и бровью не повел, лишь кивнув в ответ:

— Смотрите не перекрутите пружину. Думаю, из-за этого она и выскочила из гнезда. Просто поворачивайте ключ до тех пор, пока не почувствуете сопротивление. — Урза обращался к кормилице, которая, как он, видимо, полагал, занималась этими вещами.

Кайла снова улыбнулась, но руки не протянула. Она выскользнула из лавки, кормилица побежала за ней. Женщина была мрачнее тучи, словно не понимала, что произошло.

На улице она сказала Кайле:

— Теперь к ювелиру, госпожа?

Кайла убрала шкатулку в кошелек, но не выпустила из рук некрасивый, ржавый ключ.

— Когда-нибудь потом, — сказала она задумчиво, — не сегодня. Для одной прогулки я сделала достаточно покупок.

С этими словами принцесса повернулась и направилась обратно во дворец, а за ней потянулась гуськом и вся процессия — стража, кормилица, надоедливые поклонники и услужливые незнакомцы.

Руско прижимался носом к оконному стеклу до тех пор, пока последний человек из процессии принцессы не скрылся из виду и толпа на улице не вернулась к своим обычным занятиям.

— Принцесса! — сказал он себе под нос, потирая руки. Затем заговорил, как обычно: — У нас была принцесса Кроога! Она зашла в мою лавку!

— С музыкальной шкатулкой с перекрученной пружиной, — покачал головой Урза. — Что, у них нет лакеев, чтобы разбираться с такой ерундой?

— Попридержи язык, парень, — оборвал его Руско. — Едва по городу пройдут слухи, что она побывала в моей лавке и любовалась моими часами, у нас сразу появится столько работы, что, боюсь, мы не будем знать, куда от нее деваться.

— Не заметил я, чтобы она любовалась часами, — сказал Урза.

— Да ты все ушами прохлопал! — захихикал Руско. — И это — трагедия, причем вот почему. Во-первых, она — член королевской семьи, а ты всегда должен выказывать уважение членам королевской семьи, потому что, если ты этого не делаешь, у тебе начинаются очень большие неприятности. Во-вторых, даже если забыть, что она принцесса, она все равно останется умопомрачительно красивой девушкой.

— Наверно, так оно и есть. Лично я не обратил на это внимания, — сказал Урза, возвращаясь к своему верстаку.

— Не обратил внимания? — едва не поперхнулся Руско и расплылся в широкой улыбке. — Да, парень, дело серьезное. Или у тебя в венах течет ледяная вода, или в Пенрегоне такие красавицы идут по дюжине за медяк.

Урза не ответил, и Руско покачал головой. Молодой человек был отличным работником, но, похоже, сфера его интересов ограничивалась верстаком.

Тремя месяцами ранее он появился у Руско. Он прибыл вместе с караваном фалладжи из пустыни и искал работу. Акцент выдавал в нем аргивянина, причем благородного происхождения. Часовщик решил, что у паренька возникли проблемы с родителями — суп не той ложкой ел или натворил чего.

Руско слышал, что он сначала обращался в храмовые школы, пытаясь устроиться там. Естественно, ему дали от ворот поворот — еще бы, никакого религиозного образования. Затем он подался в гильдии. Здесь против него сыграло его аргивское происхождение, поскольку в гильдии брали в основном коренных иотийцев. Руско, конечно, тоже был членом гильдии часовщиков и ювелиров, но магазинчик у него был из самых маленьких (хотя хозяин не уставал при всяком удобном случае говорить, что его дела вот-вот пойдут в гору так, что только держись), и он очень нуждался в помощнике. А аргивянин был готов работать просто за стол и дом.

Руско ценил сосредоточенность своего нового подмастерья и его увлеченность делом. Но его печалило, что аргивянин Урза и ведать не ведает о прекрасном в жизни. Руско слыхал, что аргивяне — суровые и прагматичные люди, и характер его помощника только подтверждал это.

— Мне кажется, она нашла тебя привлекательным, — помолчав, сказал часовщик. — Я-то заметил, как она на тебя посмотрела, когда я вручал ей ключ.

— Ключ от Руско, — повторил Урза слова хозяина, оторвавшись от работы. — Вы целое представление устроили, отдавая ей этот дурацкий ключ. Зачем?

— А-а, — сказал часовщик с отеческой улыбкой. — Позвольте мне, мой юный друг, немного углубить ваши знания. Правило номер один: сработал вещь — повесь на нее ярлык. Я не просто продаю часы, я продаю часы от Руско! — Он махнул рукой в сторону стены, увешанной ходиками. — Сделал вещь — напиши на ней свое имя. Иначе никто не узнает, какой ты умелец. А так о тебе пойдет добрая слава. Будь уверен, пройдет сто лет, а люди все равно будут помнить Руско и его часы.

— Только если это хорошие часы, — ответил Урза.

— Разумеется! Ведь наши — самые лучшие! — просиял Руско. — А откуда люди об этом знают? Потому что мы им об этом сказали! Всегда старайся привлечь внимание к своей работе. Сделал вещь — напиши на ней свое имя!

Урза вернулся к полуразобранным часам на верстаке, вертя в руках маятник от непокорного хронометра.

— Ты меня слушаешь? — спросил Руско.

— Потому что мы им об этом сказали, — тихо сказал Урза. — Старайся привлечь внимание к своей работе. Сделал вещь — напиши на ней свое имя. Я вас внимательно слушаю. — Аргивянин даже не поднял глаз от стола.

Три месяца. Вот уже три месяца юноша работает на него, даже спит в лавке, а Руско до сих почти ничего о нем не знает. Он нанял загадку; трудолюбивую, но тем не менее, загадку.

Кто-то должен объяснить молодому человеку, что есть жизнь и помимо работы. Руско вздохнул. За неимением других добровольцев этим кем-то придется быть ему самому.

Старый часовщик продолжил:

— Вы, аргивяне, дети, бестолковые дети. Такие правильные и практичные. Почему тебе так трудно признать, что перед тобой только что стояла восхитительная женщина?

Урза оторвался от маятника.

— Хорошо. Она была очень красивой. Могу я вернуться к работе?

— Я думаю, что это все из-за неверия, — сказал Руско, подняв вверх указательные пальцы обеих рук, дабы придать своим словам убедительность. — Я слышал, жители Аргива не очень-то почитают богов?

— Когда-то почитали, — ответил Урза. — Сейчас меньше.

— В этом вся проблема, — сказал Руско, опираясь рукой на верстак. — Нет богов — нет жизни. У вас от богов остались только псалмы, притчи и пресные священные тексты. А наши иотийские боги живы и процветают! В нашем пантеоне яблоку негде упасть, а из-за границы прибывают все новые боги! Бок, Мабок, быстроногий Хориэль, сила земли Гея, Тиндар, Риндар, Мелан…

— Бог на каждый случай, — сухо сказал Урза.

— Именно! — воскликнул Руско. — Что бы ты ни делал, есть бог, который одобряет это, или не одобряет, или посылает зловещее знамение. Так веселей живется.

— По-моему, это все пустая трата времени, — сказал Урза. — Если, конечно, ты не хозяин какого-нибудь храма и не живешь за счет подношений верующих.

Руско в отчаянии махнул на помощника рукой.

— Ты не понимаешь. Иотиец по крайней мере признал бы, что видел прелестную юную даму. Он бы порадовался этому. А ты не желаешь это признать и не даешь своей душе расти.

Урза отложил в сторону инструменты и глубоко вздохнул, затем улыбнулся и покачал головой.

— Я признаю это, о благородный Руско! Она очаровательна. Лучезарна. Я это признал. Что дальше? Я уверен, она уже помолвлена с каким-нибудь могущественным дворянином или правителем соседнего государства. Вождю нужны союзники.

Руско сурово посмотрел на молодого человека, пытаясь понять, не смеется ли аргивянин над ним. Улыбнувшись, он ответил:.

— Вот тут ты ошибаешься. Вождь в самом деле сосватал дочь, и дело уже шло к свадьбе, но молодой человек взял да и утонул. Его корабль попал в шторм и напоролся на рифы у побережья Корлиса. А это море еще называют Защищенным, клянусь Боком и Мабоком! Любовью в этом браке, конечно, и не пахло, — фыркнул часовщик. — Ты сам видел, что она в глубоком трауре. Девушка внезапно оказалась свободной, у нее появилась возможность заняться тем, чем ей хочется.

— Но лишь на миг, — парировал Урза. — Готов поклясться, у вашего вождя уже созрел новый план. Так что ни вы, ни я не увидим ее снова.

Руско вздохнул. В парне было столько же страсти, сколько в каменном истукане.

Урза вернулся к своему верстаку.

— А теперь, если вы позволите, я наконец займусь делом. Почему же все-таки эти старые кессонные часы отстают?..

У вождя в самом деле был план, но простак Руско даже не догадывался какой. Свою юность вождь провел в битвах, женился поздно, еще позже стал отцом. Кайлу он берег как зеницу ока, как главное сокровище своего королевства. Он вовсе не собирался отдавать ее кому бы то ни было.

Куда бы вождь ни кидал взгляд, везде он видел одно и то же: жестокий, враждебный мир. С последней большой кампании, во время которой он захватил и удержал Полосу мечей и присоединил ее к Иотии, прошли десятилетия. Его дочь родилась много лет спустя. В стране выросло целое поколение, не знавшее войн.

Ничего гаже вождь и представить себе не мог.Его окружали слабаки. Придворные вместо кинжалов пользовались словами, старые генералы были готовы проводить преклонные годы, играя с внуками, отважные молодые офицеры зарабатывали звания, поддерживая в чистоте форму, а не сражаясь с врагом.

«Слабаки, размазня, да и только», — думал он. Жених Кайлы был лучшим из худших, и вождь согласился выдать за него дочь только потому, что советники надоели ему своими вопросами: а когда же появится наследник престола? И на тебе — этот проклятый дурак налетает на рифы под Корлисом и тонет!

Он не желал видеть, как иссякнет источник силы в его роду, как это случилось с королями Аргива. Нет, так не будет. Кайла, его ангел, была сильной молодой женщиной и заслуживала столь же сильного супруга.

Вождь объявил свою волю спустя месяц после окончания официального траура по жениху. Его дочь выйдет замуж за того, кто докажет — он самый сильный человек в королевстве. Чтобы определить, кто же самый сильный, вождь придумал испытание.

На центральной площади перед дворцом воздвигли огромную статую. Она была сделана из цельного куска нефрита высотой двадцать футов. Искусные мастера-резчики сделали ее каменный лик точной копией лица вождя. Чтобы водрузить статую на предназначенное для нее место, потребовалась команда в пятнадцать человек. И вождь постановил, что рука его дочери достанется тому, кто сможет перенести статую через площадь.

Когда настал первый день испытания, Руско сказал Урзе, что они идут смотреть. Подмастерье, погруженный в работу, спросил, что именно они собираются смотреть, и, получив ответ, сказал, что ничего глупее он в жизни не слышал. Эти слова дали старому лавочнику очередной повод сравнивать нравы Аргива и Иотии.

— Это все потому, что у вас не читают любовных историй, — убежденно пробормотал Руско, запирая лавку.

Единственным способом заставить Урзу покинуть мастерскую было закрыть ее снаружи на засов, и Руско решил, что так и сделает. В конце концов объявленное вождем испытание — отличная возможность показать Урзе, какие радости таятся на улицах и площадях Кроога.

— У нас какое сказание ни возьми, везде рассказывается про опасные приключения и героические подвиги, — продолжал он. — Вот хотя бы легенда о Бише и Кане или песнь о том, как Алориан сражался за любовь Титании.

Урза едва не споткнулся.

— Если я не ошибаюсь, легенды гласят, что Биш и Кана умерли в день своей свадьбы, а Титания отвергла Алориана и бросила его на съедение собственным псам.

Руско фыркнул:

— Ну, я выбрал неудачный пример. Но ты все равно понимаешь, что я имею в виду, — пробурчал часовщик и зашагал вниз по улице ко дворцу. Качая головой, Урза последовал за ним.

Вождь объявил, что испытания будут проходить по первым дням каждого месяца в присутствии его самого и его дочери. На эти пять часов город почти полностью вымирал — весь хотели видеть, как дородные мужчины будут пытаться заполучить руку принцессы. Слуги расчищали площадь, ставили по сторонам ряды скамеек, сооружая временную арену,

Добравшись до площади, Урза и Руско увидели группу богатырей, выстроившихся в некое подобие шеренги. Самый маленький из них был в два раза больше Урзы, некоторые выглядели так, словно могли голыми руками оторвать голову слону, а третьи, судя по шрамам на обнаженных торсах, именно этим и занимались в свободное время. На противоположной стороне площади было небольшое возвышение. Там на покрытой дорогой тканью скамье восседали вождь и наследница престола.

Едва Урза и Руско протиснулись к скамьям, прозвучал гонг. Первый участник вышел вперед навстречу своему нефритовому врагу. Он обхватил колени статуи могучими руками и сделал сильный рывок. Каменный колосс даже не шелохнулся. Мужчина крякнул, схватился поудобнее и попробовал снова. Статуя была неподвижна. Снова прозвучал гонг — попытка неудачна, пусть подходит следующий.

Перед статуей появился еще один дюжий детина. Он состоял сплошь из мускулов, про таких говорят — поперек себя шире. Он попробовал подсунуть руки под постамент, но лишь отдавил себе пальцы. Снова ударили в гонг, и третий претендент оплел руками ноги статуи, встав для удобства на колени. Гигант издал могучий рев и попытался поднять нефритовую фигуру. Затем рев сменился криком боли — мужчина неожиданно отцепился от статуи и упал на землю, держась за живот. Еще раз прозвучал гонг, и на помощь неудачливому жениху поспешила группа храмовых лекарей.

— Давай-ка пойдем поклонимся повелителю, — сказал Руско, кивая головой в сторону королевской скамьи.

К вождю и принцессе стояла длинная очередь. Иотийцы проходили перед августейшей парой, быстро кланяясь и прикасаясь пальцами к губам, как было принято в Крооге. Руско стал первым, а за ним — Урза. Когда подошел их черед, часовщик отвесил земной поклон и поцеловал себе пальцы, а Урза лишь почтительно кивнул головой.

— Она посмотрела на тебя, — сказал Руско, когда они сели на место.

— Ничего подобного, — качая головой, ответил Урза. — Сегодня она видела уже тысячу человек, для нее все на одно лицо.

— Она тебе улыбнулась, — настаивал Руско.

— Она — принцесса, — сказал Урза. — Она улыбается инстинктивно. Кстати, окажись на ее месте, я бы очень боялся, как бы один из этих гигантов в самом деле не передвинул статую. Мне кажется, в этом случае его величество не сможет рассчитывать, что его потомки будут блистать интеллектом.

Руско тяжело вздохнул:

— В тебе слишком много логики. Ты мыслишь приземленно. Возможно, она точно знает, что никому не удастся сдвинуть статую. Рано или поздно ее отец придумает что-то другое. Что случилось?

Урза тщательно разглядывал кучу сокровищ, сложенных на помосте.

— Что там такое лежит? — спросил он.

Руско тряхнул головой. Урза указывал на драгоценности, разложенные на роскошной золотой ткани. Там были огромные мечи, начищенные до блеска щиты, доспехи, вышедшие из моды много поколений назад. На солнце блестели корзины рубинов, алмазов и сапфиров, рядом с ними стояли открытые шкатулки, обитые изнутри красным бархатом, на подушечках лежали короны и диадемы.

— Это приданое, — ответил Руско и быстро добавил: — Я знаю, ты никак не можешь взять в толк — зачем дочери самого могущественного человека Иотии приданое? Ну, это традиция. Это старинные вещи, принадлежавшие предыдущим вождям. Некоторые были созданы во времена, когда наш народ только появился здесь. А некоторые изготовлены еще до основания Кроога.

— А что за книга? — спросил Урза.

За все время пребывания молодого человека в столице Руско никогда не видел его таким возбужденным. Он искоса посмотрел на предмет, о котором говорил Урза.

— Какая? Та, что лежит рядом со щитом из слоновой кости?

— Да, та, большая, — сказал юноша. — Что это?

Руско сузил глаза.

— Это книга, — подтвердил он. — Книга, совершенно точно.

— Конечно, это книга. Я не про то. Взгляните — у нее на переплете транские значки! — Урза почти кричал. Руско был очень удивлен — юноше едва хватало силы воли усидеть на месте, так его заинтересовала книга.

Часовщик снял очки, протер их о рубаху и водрузил на место. Он пожал плечами:

— Ну, раз ты говоришь, что там транские значки, значит, там транские значки. Ты можешь отсюда разобрать, что на ней написано?

Урза прищурился, затем сказал:

— Читается как «джа-лум». В истории Иотии был какой-нибудь Джалум?

— Х-м-м, — задумался Руско. — Кажется, был такой, то ли советник, то ли ученый. А может, философ. Давным-давно, еще до возникновения храмовых школ. А что?

Урза посмотрел на стол, заваленный сокровищами, затем на принцессу. Кайла как раз отвернулась, наверное, ее заинтересовал последний из претендентов. Лицо наследницы выражало спокойствие и безразличие, в лучах полуденного солнца принцесса казалась просто неземной.

Урза прикусил губу и сказал:

— Благородный Руско, мне кажется, что я хочу попробовать передвинуть статую.

Руско круглыми глазами уставился на юношу.

— А я хочу полететь на луну и проникнуть в гарем сумифского паши. Я также был бы не против, если бы моя голова меньше болела после того, как я всю ночь пил. Но я не рассчитываю на то, что это в самом деле произойдет. В жизни есть одно важное правило — не желай невозможного, и будешь счастлив.

— Не вижу тут ничего невозможного, — сказал Урза, внимательно разглядывая статую из нефрита. Как раз в этот момент еще один участник соревнования безуспешно пытался поднять ее. — Но мне кое-что нужно. — Он глянул часовщику прямо в глаза, его голос был тверд и решителен. — Металлические болты, стержни из железного корня и все такое. Вы мне поможете?

Руско не знал, что и сказать. Любовь, конечно, дело хорошее, но молодой человек явно собирался несколько облегчить его бумажник.

— Ну, я мог бы дать тебе ссуду, — с неохотой сказал он. — Но, боюсь, затраты будут значительные.

Урза кивнул и произнес:

— Вы слышали об орнитоптерах? Об аргивских летающих машинах?

Руско кивнул.

— Я слышал рассказы путешественников. — И тут часовщика осенило. Он сделал паузу и очень тихо, шепотом спросил: — Ты что, знаешь, как они работают?

Урза снова кивнул:

— Я… участвовал в создании первых из них. Я сделаю для вас чертежи. А вы обеспечите меня материалами. Идет?

Руско был готов на месте заключить молодого человека в объятия. Более того, то же самое был готов сделать и его кошелек.

— Восхитительно! — сказал Руско, пролистывая чертежи.

Первым делом часовщик купил пергамент и перья, и молодой аргивянин всю ночь рисовал схемы орнитоптеров. Начиналось все с аккуратного общего описания. Затем страница за страницей шли подробности — как работают рычаги в кабине пилотов, как натягиваются тросы, из каких материалов следует делать распорки и крылья, какого размера должна быть машина, чтобы держаться в воздухе наилучшим образом.

Руско был поражен. Какие сокровища таились в этом молчаливом подмастерье, который чинил его часы. По его чертежам орнитоптер построит даже обученная обезьяна. Нет, даже сам Руско сможет построить по ним орнитоптер.

— Чудесно, — пробормотал он, перелистывая пергаментные страницы. — Поразительно. Просто произведение искусства. — Часовщик с трудом сдерживался, в его воображении готовая машина уже практически взлетала со страницы.

Урза улыбнулся, но Руско не мог сказать почему — то ли ему было приятно слышать слова лавочника, то ли он предвкушал, как займется желанным делом. Они отгородили для Урзы заднюю часть лавки, и молодой человек начал создавать новую машину.

Казалось, он строит свою статую, чтобы с ее помощью победить нефритового колосса вождя. Это было чудище на изогнутых металлических ногах, отдаленно напоминавшее человека. Конечности, представляли собой металлические ящички, в которых прятались переплетенные стальные прутья. Верхняя часть туловища была из тонкого металла и железного корня, она вращалась вокруг оси, прикрепленной к тазу статуи. С обоих боков у статуи было по одной не слишком изящной руке, похожей на лапу гориллы. Грубо обработанный шлем с забралом служил головой. Сейчас забрало было поднято, под ним, как увидел Руско, скрывалась паутина проводов, в центре которой сидел тусклый драгоценный камень.

Глядя на железное чудище, часовщик вдруг подумал, что за все время его знакомства с Урзой тот никогда столько не улыбался, как в последние несколько недель. И это не были вежливые улыбки для посетителей, снисходительные улыбки ученого и улыбки, означавшие: о, как же мне надоел этот глупый Руско. Когда молодой человек подходил к статуе, он словно оживал.

Руско лишь раз позволил себе усомниться в том, что Урза все делает правильно.

— Почему ты делаешь его коленями назад? — спросил он однажды.

— Так задумано, — ответил Урза и, не отрывая глаз от машины, с головой забрался обратно в грудь существа, сжимая в руке гаечный ключ.

За два месяца груда запчастей, купленных, выпрошенных и одолженных Руско в других лавках, превратилась в подлинного титана. Он был похож на человека, и часовщик полюбопытствовал было про себя, с какого живого существа скопировано это чудище, но тут же решил, что ответ на этот вопрос он знать не хочет.

Когда Урза однажды ночью проверял сочленения и натягивал тросы, он задал другой вопрос.

— Кто такой Мишра? — поинтересовался старик.

Урза выронил из рук плоскогубцы.

— Похоже, этот человек сыграл в твоей судьбе не последнюю роль, — продолжил часовщик.

Урза поглядел Руско прямо в глаза. На миг он побледнел как полотно, лицо его вытянулось, и Руско испугался. Но затем Урза вздохнул, и бледность как рукой сняло. Он подобрал плоскогубцы и снова принялся соединять провода. Не отрываясь от машины, он спросил часовщика:

— Откуда вы знаете про Мишру?

Руско усилием воли подавил смешок.

— Ты редко спишь, Урза, но когда тебе случается заснуть, ты разговариваешь. Ты часто зовешь какого-то Мишру. И еще одного человека, кажется, это женщина, и зовут ее Такашия.

— Токасия, — поправил его Урза. — Токасия… была моим учителем. Она умерла.

— Х-м-м, — сказал Руско. — А Мишра?

— Это мой брат, — тихо произнес Урза, подкручивая гайки с какой-то особенной сосредоточенностью.

— Он жив?

— Наверное. — Урза пожал плечами. Притворяясь, что все еще размышляет, правильно ли все затянуто, он сделал шаг назад. — На самом деле я не знаю. Мы… э-э… в общем, нельзя сказать, что мы расстались друзьями.

— А-а, — сказал Руско. По лицу молодого человека было видно, что между ним и его братом много чего было и что он не очень хочет об этом вспоминать. Все же Руско продолжил: — И ты чувствуешь себя виноватым?

— Скажем так, я очень хотел бы, чтобы все произошло иначе, — сказал Урза.

Руско показалось, что юноша говорит искренне, но все же в его словах чувствовалась какая-то недосказанность.

Повисла тишина. Нарушил ее Руско:

— Здесь, в Иотии, есть поверье, что у человека много душ. Ты знаешь об этом?

Урза покачал головой, но в уголках его рта заиграла улыбка. Часовщик сразу понял — Урза подумал: «О, как же мне надоел этот глупый Руско».

— Когда ты ребенок, ты носишь одну одежду. Когда ты вырос, ты надеваешь другую, — продолжал Руско. — То же самое и с душой. В детстве у тебя одна душа, в юности — другая, и потом, до самой старости, ты сменяешь еще несколько.

Урза пожал плечами:

— Одежду мне менять приходилось. Насчет души не уверен.

Руско почесал за ухом.

— Иотийцы верят, что, когда ты умираешь, каждую из твоих душ судят по отдельности. Допустим, три первые твои души были в основном хорошими. Затем ты стал разбойником и вором и вырастил четвертую, злую душу. Затем ты раскаялся и прожил добродетельную жизнь, вырастив пятую, добрую душу. Когда ты умираешь, твои души судят независимо. Первые три души вместе с пятой будут вознаграждены за добродетель, а четвертую отправят в ад, уничтожат или вернут обратно, в зависимости от того, какому богу ты поклоняешься.

— К чему это вы клоните? — спросил Урза, краем глаза рассматривая машину.

Руско улыбнулся:

— Только к тому, что ты чувствуешь себя виноватым в том, что произошло между тобой и твоим братом. И твоей покойной учительницей. Так вот, не стоит винить себя. С тех пор как ты прибыл сюда, у тебя есть новая душа — иотийская. Помни об этом, и тебе станет легче.

Урза задумался, взвешивая слова Руско. Затем покачал головой:

— Пока я вновь не увижусь с братом и не поговорю с ним, я буду считать себя виноватым. А за совет спасибо. Он очень… — Юноша запнулся, затем, подобрав слова, улыбнулся во весь рот. — Очень кроогский.

Руско улыбнулся в ответ, предпочитая принять эти слова за комплимент.

— Ну ладно, — сказал он, глядя на гигантскую фигуру. — Скажи мне теперь, работает твоя машина?

— Еще нет, — ответил Урза и вытащил из-под рубахи цепочку, висевшую у него на шее. Руско увидел, что к цепочке подвешен большой драгоценный камень, темный рубин, по которому бегали язычки разноцветного пламени. Урза залез на стремянку, дотянулся до головы гиганта и сунул камень внутрь. Встав на цыпочки, Руско сумел разглядеть, что молодой человек прикоснулся рубином к мертвому камню, заключенному в паутине проводов.

И тот медленно начал светиться, сначала неверным, мерцающим светом, затем как костер и наконец запылал так же сильно, как камень Урзы. Из кристалла полился сапфировый свет и посыпались белые искры.

Часовщик подумал, что все это было похоже на то, как спичку зажигают о спичку.

Едва новый камень засверкал, существо пришло в движение. Оно подняло одну руку, опустило ее, затем снова подняло. Механизмы существа мягко загудели. Урза опустил забрало чудища. Свет камня сиял сквозь глазницы.

— Вот, — сказал юноша. — Теперь и у машины есть новая душа.

Шел третий месяц состязаний. Для Кайлы он проходил так же, как и предыдущие два. Бесконечный вой рогов и звон гонгов. Толпы людей, проходящих перед ней и отцом, редеющие с каждым месяцем. Отряды мускулистых воинов, ожидающих своей очереди. Их тоже становилось все меньше.

В первый день состязаний все было как на большом празднике. Второе испытание — месяц спустя — было просто интересным. Сейчас, в третий раз, Кайла чувствовала одну только скуку.

Оглядев кандидатов, принцесса усилием воли заставился себя не поморщиться. Эти ребята отлично смотрелись бы за плугом, точнее, им всем было впору не идти за плугом, а тащить его, злорадно подумала она. Что же касается способности вести за собой людей… «Впрочем, — мысленно пожала плечами Кайла, — какая разница?» После свадьбы все важные решения будет принимать она.

В первый день, наблюдая, как богатыри один за другим бросают вызов каменному истукану, она пыталась представить себе, что будет, если одному из этих тупых волов удастся выдержать испытание вождя. Какая, пыталась представить себе Кайла, у нее будет с ним жизнь? Когда в ее воображении несколько раз кряду нарисовалась одна и та же весьма далекая от радужной картина, принцесса решила, что лучше займется предсказанием и учетом телесных повреждений, которые наносил себе каждый, кто подходил к статуе. В тот день она насчитала десять растяжений мышц, из них три — в паху, два разрыва прямой кишки, семь потерь сознания и одну черепно-мозговую травму. Последнюю получил некий молодой человек из Полосы мечей, которого так расстроила собственная неудача, что он в отчаянии принялся биться о статую головой. Храмовые лекари едва сумели утащить его с арены за ноги.

Сейчас на площадь вышел какой-то крякающий субъект, который схватил статую руками и попробовал водрузить ее себе на спину. Кайле не нравилось кряканье, она больше предпочитала ревунов — они производили больше шума и быстрее сдавались.

Списки желающих испытать себя быстро редели, на скамьях для верноподданных было много пустых мест. Кайла задумалась, когда же отцу надоест продолжать эти бесполезные упражнения. Возможно, решила она, когда кто-нибудь из знати сделает наконец достойное брачное предложение. Отец обожал окутывать все свои дела покровом тайны.

Кайла была заранее готова подчиниться воле отца. Она всегда была верной дочерью, и если папа решит выдать ее за фалладжи, что ж, она поселится в пустыне, в палатке, вдали от цивилизации. Придворные интриги были ей не в новинку. Она хорошо понимала, что вся система ее воспитания была направлена на то, чтобы подготовить ее к политическому браку, который сделает Кроог сильнее. Тот факт, что первоначально намеченного жениха угораздило погибнуть прежде, чем этот брак был заключен, не менял ровным счетом ничего.

Принцесса взглянула на отца. Он внимательно следил за состязанием, у него был серьезный вид: неприветливый, задумчивый и царственный. Интересно, стал бы обычный люд думать о нем по-другому, если бы узнал, что по окончании первого дня он добрый час ругался, как пьяный извозчик, понося на чем свет стоит каждого, кто не смог поднять его колосса, и расшвыривая по сторонам мебель в королевских покоях? Поразмыслив, Кайла решила, что, видимо, нет. Ее отец был великим воином, храбрым вождем, и ей показалось, что он разыгрывает этот фарс только для того, чтобы доказать себе — в Иотии еще остались настоящие богатыри.

Кайла была уверена и в другом — отец искренне верил, что, будь он помоложе, он смог бы поднять эту статую.

Очередной ревущий гигант потянул мышцы паха, и Кайла увидела, что претендентов больше нет. Ах, она ошиблась — остались еще три человека — один тонкий, один толстый, а третий, завернутый в огромный плащ с капюшоном, возвышался над двумя другими.

К троице подошел сенешаль и, перекинувшись парой слов с двумя фигурами поменьше, возвратился к трону вождя и тихо сказал:

— У нас есть еще один кандидат, но уж очень необычный.

Сенешаль дрожал как осиновый лист — он любил вождя и боялся его. Повелитель крякнул:

— Это который? Вон тот, большой?

— Нет, господин, — ответил сенешаль. — Вон тот, худой. Он сказал, что, если вы позволите, он готов передвинуть статую с помощью силы своего разума.

Вождь кровожадно улыбнулся. Кайла знала, что выражение лица ее отца не предвещает ничего хорошего.

— Пускай попробует, — сказал повелитель Иотии. — Но предупреди его, что время вождя стоит дорого, и если он думает, что может безнаказанно его тратить, то глубоко ошибается.

Сенешаль поклонился и отошел. Кайла пристально посмотрела на претендентов. Худой был симпатичен, но лишь на фоне своего толстого противника. Тут она вспомнила, где видела его раньше. Это был тот самый аргивский часовщик, чужестранец со снисходительной улыбкой и сильным акцентом.

На миг Кайла позволила себе вообразить, как, при случае, может сложиться ее жизнь с ним. Перспектива не была такой уж неприятной. Тогда принцесса задумалась: а сможет ли он в действительно передвинуть статую с помощью своего ума? И если нет, то что за травму он получит? Бывает, интересно, растяжение ума?

Кайла напрягла память. Вот оно! Урза — вот как звали молодого человека. У нее до сих пор был его ключ, он лежал в мешочке вместе с маминой музыкальной шкатулкой. Так, а как же зовут его толстого спутника? Кайла точно помнила, что слышала в лавке его имя. Как же его зовут?

Урза встал прямо перед статуей. За ним шагал толстяк, на него опиралась гигантская фигура в плаще. Все присутствующие замерли в ожидании. Аргивянин низко поклонился.

— Я благодарен Короне за предоставленную мне возможность попытаться преуспеть в деле, которое многим оказалось не по плечу, — сказал Урза.

Вождь махнул рукой, намекая, что молодому человеку стоит поторопиться. Кайла была уверена, что после сегодняшнего дня папочка откажется от неудачного метода подбора жениха.

— Сейчас я передвину статую с помощью силы своего разума, — провозгласил Урза. Отойдя назад, он дернул плащ, в который была укутана большая фигура у него за спиной. Плащ опустился на землю, и все присутствующие вздохнули.

Открывшаяся взору фигура была сделана из металла и походила на человека. Сначала Кайле показалось, что это живое существо, но она быстро поняла, что ошиблась. Это была машина. «Конечно, — подумала она, — в конце концов он же часовщик, и притом аргивянин. Аргивяне всю жизнь копошатся вокруг древних развалин и ищут могучие машины, надеясь обратить их мощь себе на пользу».

— Я изготовил эту вещь с помощью своего ума, — сказал Урза, и толстый человек издал фыркающий звук. — А также с помощью благородного Руско, создателя изящных часов, — добавил юноша. — Пусть же создание моего ума передвинет статую.

Человекообразная машина с грохотом двинулась вперед, и на мгновение Кайле показалось, что она споткнется о мостовую. Но аргивянин шел рядом с машиной и отдавал ей приказы, управляя каждым движением.

Пара дошла до изваяния. Урза показал на левое бедро статуи, и машина крепко взялась за него металлической рукой с пальцами из полированного дерева. Он показал на правое бедро, и машина взялась за него второй рукой.

Урза похлопал по боку машины, и она начала поднимать каменное изваяние. После всех ревущих, визжащих и крякающих богатырей, прошедших перед глазами зрителей, тишина, с которой металлический человек делал свое дело, была просто ужасна. Раздавалось лишь слабое жужжание. Железный гигант встал на колени, которые, как показалось принцессе, были вывернуты назад, и медленно оторвал статую от земли.

Когда место, где миг назад стоял постамент, залил солнечный свет, у зрителей вырвалось только тихое «ах!». Создание подняло статую повыше, примерно на фут от земли. Торс машины медленно повернулся вокруг своей оси, так что колени теперь смотрели вперед, и механический человек медленно понес свой груз через площадь.

Очень медленно. Машина, казалось, держала статую легко, но тут сработала мостовая, которая не выдержала вес металлического гиганта и статуи. Булыжники крошились у машины под ногами, в одном месте она резко наклонилась вправо — под тяжестью ее ноги камень треснул и рассыпался в пыль. Тросы со свистом наматывались на барабаны, раздался ноющий звук, и Кайла увидела то, что можно было считать растяжением паха у машин.

Но Урза был тут как тут. Он мигом все понял и отдал нужный приказ. Машина отозвалась, поджала ногу, пошла в другую сторону и так, постепенно, добралась до обозначенного вождем места. Урза отдал последнюю команду, и нефритовый колосс опустился на землю, обращенный лицом к возвышению, где сидел повелитель и его наследница.

Толпа взорвалась аплодисментами. Люди со всех ног побежали прочь с трибун, чтобы рассказать своим друзьям, что на их глазах королевская статуя была побеждена металлическим существом, созданным таинственным гостем из Аргива.

Кайла заметила, что стоит на ногах и хлопает в ладоши, но один-единственный взгляд, брошенный на отца, заставил ее замолчать и опустить руки. Лицо повелителя было похоже на грозовую тучу, на висках пульсировали вены. Не сказав ни слова, он поднялся с трона и покинул помост, топая как слон. Покорная Кайла последовала за ним, но позволила себе напоследок взглянуть на талантливого аргивянина.

Он стоял посреди площади, справа возвышалась его машина, слева часовщик. Простой люд обступил его со всех сторон и осыпал поздравлениями. На его лице сияла улыбка.

Она решила, что это приятная улыбка, и улыбнулась ему в ответ. Не тратя времени на то, чтобы убедиться, заметил ли он этот знак внимания, Кайла повернулась и поспешила вслед за отцом. Она искренне надеялась, что вождь успеет дойти до тронного зала прежде, чем лопнет его терпение. В тронном зале были достаточно толстые стены, чтобы снаружи не было ничего слышно.

В течение первых пятнадцати минут после того, как захлопнулись двери зала, лексикон вождя был ограничен исключительно ругательствами, способность же изрекать законченные предложения возвратилась к повелителю лишь через полчаса. Все это время перед ним безмолвно стояли Кайла, ее кормилица, сенешаль и еще пара придворных.

— Какая дерзость! — орал вождь на собравшихся. — Какое оскорбление! Как смел этот… этот… — Августейший рот беззвучно открывался и закрывался, пока его обладатель подбирал подходящее слово. — Сопляк! Как смел этот сопляк думать, что сможет обмануть меня! Он что думает, я в самом деле отдам ему руку моей дочери, я вас спрашиваю?!

— О повелитель, — сказал дрожащий сенешаль, — вы же сами сказали, что ее рука достанется тому, кто сможет сдвинуть статую.

Вождь громко произнес что-то нечленораздельное.

— И вы разрешили ему попробовать, — сказал сенешаль, собирая волю в кулак. — Он же сказал, что будет двигать статую с помощью силы своего ума.

— Но он же этого не сделал! — взревел вождь. — Все сделала эта подъемная машина!

— Что же, — сказал сенешаль, — можете выдать вашу дочь замуж за машину.

Кайла тихо захихикала, а вождь обрушил на собравшихся новый водопад непристойностей. Сенешаль ретировался и, как показалось Кайле, твердо решил не говорить больше ни слова.

— А ты! — поворачиваясь к дочери, прорычал вождь. — Что ты обо всем этом думаешь?

— Что я думаю?! — взвилась Кайла, возмущенная тем, что отец позволил себе кричать и на нее. — Тебе было плевать, что я думаю, когда ты решил выдать меня за того несчастного моряка. — Принцесса перешла в наступление. — Тебе было плевать, что я думаю, когда ты решил сделать меня наградой самому могучему жеребцу в королевстве. Но вот нашелся человек, который сумел обыграть тебя по твоим же правилам, и тебе вдруг стало интересно, что я думаю?! С чего бы это, а?!

Ошеломленный вождь уставился на Кайлу. В единый миг он осунулся, признавая поражение.

— Я хотел как лучше. Но отдать тебя этому… иностранцу. Этому… аргивянину. Этому… сопляку!

— Ты — вождь Кроога, — холодно сказала Кайла. — Ты волен поступать как хочешь. Решишь прогнать его — прогоняй, никто тебе и слова поперек не скажет. Но если тебе в самом деле интересно, что я думаю, то вот, пожалуйста. У него приятное лицо, опрятный вид, и он, кажется, весьма умен. Я совсем не против стать его супругой.

Вождь нахмурил брови, и Кайла задумалась — какие из ее слов глубже запали ему в голову? Слова о том, что она не прочь выйти за Урзу замуж или о том, что он может, если хочет, выгнать аргивянина взашей? Но тут скрипнула дверь, и в щель просунулась голова сенешаля, который, оказывается, успел незаметно выскочить из тронного зала.

— В чем дело? — огрызнулся вождь. Кайла подумала, что сенешаля может на месте хватить удар. К ее удивлению, трусливый чиновник устоял на ногах и довольно уверенно прохныкал:

— Милорд, к вам посетитель. Он просит аудиенции.

— Сопляк? — буркнул вождь. — Скажи ему, что мы еще не решили, законен ли его трюк.

— Это не… — Сенешаль сглотнул и продолжил: — Это не аргивянин. Его, хм, покровитель.

Вождь посмотрел на Кайлу, принцесса решительно закивала головой. Ее отец мог насмерть запугать большую часть прислуги, так что у пухлого часовщика, незнакомого с дворцовыми обычаями, будет больше шансов решить дело Урзы в его пользу.

Когда он вошел, Кайла решила, что ошиблась — прежде чем приблизиться к вождю, часовщик отвесил три полных, земных поклона. При его весе он очень медленно разгибался и сгибался, а меж тем время шло и терпение повелителя подходило к концу. Поэтому когда Руско разогнулся после третьего поклона, Кайла подошла к нему, взяла грузного лавочника под руку и подвела его к трону.

— О ваше величество, — с придыханием произнес маленький толстяк. — О великий вождь, завоеватель Полосы мечей, источник процветания и повелитель наших судеб!

Вождь нетерпеливо махнул рукой, а Кайла задумалась — часовщик так разговаривает и в обычной жизни?

— Я принес два послания, — сказал Руско. — Первое — от моего многообещающего помощника и компаньона, благородного Урзы, аргивянина. — Он сделал паузу в ожидании ответа.

— К делу! — рявкнул вождь, выплевывая слова, словно куски непрожеванного мяса

Часовщик прокашлялся.

— Сир, Урза велел мне передать, что понимает — вы вольны объявить испытание недействительным, хотя он был бы очень расстроен, если бы оказался лишен общества вашей прекрасной дочери. — Он поклонился Кайле, принцесса кивнула в ответ, задумавшись, правду ли сказал часовщик и в самом ли деле Урза будет расстроен.

— Это все? — буркнул вождь.

— Первое послание — да, — ответил Руско.

— А второе?.

— Второе — от меня, — сказал часовщик и вдруг заговорил очень тихо, заговорщицким тоном. — Вот оно. — Он засунул руку в жилетный карман и вытащил оттуда пачку бумаг. Он протянул их сенешалю, тот передал их вождю.

Правитель пролистал их и спросил:

— Что это еще?

— Чертежи, ваше величество, — сказал Руско. — Чертежи летающей машины, аргивской летающей машины, составленные благородным талантливым Урзой.

Вождь посмотрел на часовщика, на чертежи, снова на часовщика.

— Аргивянин знает, как строить летающие машины? Они у него действительно летают?

Часовщик низко поклонился.

— Я не могу сказать с уверенностью. Два месяца назад я не верил, что его механический человек сможет поднять статую. Но вы все сами видели.

Вождь в третий раз посмотрел на бумаги.

— В голове у этого аргивянина могут храниться и другие секреты, — сказал он в воздух.

— Я допускаю это, — сказал Руско. — Он скрытный человек, никого, кроме самых близких людей, к себе не подпускает. Я уверен, что только женская ласка даст ему возможность проявить себя во всей красе. — И он снова поклонился Кайле.

Вождь замолчал, и Кайла поняла, что он размышляет, взвешивает все «за» и «против». Наконец он сказал:

— Дочка, ты не шутишь? Ты в самом деле не против выйти замуж за этого… талантливого… сопляка?

Кайла слегка кивнула и сказала:

— Я сказала правду. И в любом случае, он лучший кандидат из имеющихся.

Правитель глубоко вздохнул, протер глаза, протянул чертежи обратно толстому часовщику и произнес:

— Ну что же, раз так, то нечего нам тут рассиживаться. Давайте выйдем и поприветствуем моего будущего зятя.

Изысканность церемонии даже по иотийским стандартам выходила далеко за пределы разумного. В Крооге было более тридцати больших храмов и целая уйма храмов поменьше, и настоятель каждого считал, что должен принять участие в свадьбе. Кайла пыталась сосчитать число ведущих обряд священников, но сбилась после пятнадцатого или шестнадцатого.

Все длилось невыносимо долго. Читались проповеди. Распевались молитвы. Изгонялись нечистые духи. Призывались боги. Снова читались проповеди. Снова пелись молитвы. Молодые целовали иконы. Молодые возлагали руки на священные книги. Молодые танцевали вокруг церемониального костра. Молодые окунались в святую воду и пили освященное вино. Молодые выпустили на волю голубку и сожгли свиток с перечислением всевозможных напастей. Молодые прошествовали сквозь анфиладу обнаженных клинков. Тут и там молодых благословляли и желали счастья. А поскольку Урза был родом из Аргива, то жениху и невесте возложили на лоб по золотому венцу, которые вдобавок были скреплены друг с другом серебряной цепочкой.

Кайла так и не узнала, в какой же именно момент того бесконечного дня она официально сочеталась браком с Урзой, ученым из Аргива, отныне Главным изобретателем Кроога. Все, что она могла сказать, — это что к концу дня ни у кого не осталось ни малейших сомнений в том, что она вышла замуж на самом деле и по всем (о, сколько же их оказалось разных!) правилам.

И ко всему Урза отнесся с пониманием, без единого намека на раздражение, столь свойственное мужчинам в таких ситуациях (папочка едва мог усидеть на одном месте уже после седьмой молитвы). Молодой человек ни разу не заскучал, ни на миг не дал понять, что лишь терпит все это безумие. Казалось, он делает в уме заметки по поводу всего, что видит, но ничего не хочет ни осудить, ни одобрить. Кайла предполагала, что будет лицезреть его снисходительную улыбку во время отправления самых старинных иотийских обрядов, на взгляд обычного аргивянина просто диких, но даже в эти моменты жених и бровью не повел.

Длившаяся, казалось, целую вечность церемония завершилась не уступавшим ей в неторопливости шествием по улицам города, где счастливый народ размахивал руками и подбрасывал в воздух разноцветные ленты, а за шествием последовал пир на несколько дюжин перемен блюд. Торжественная подача каждого кулинарного шедевра сопровождалась безумно длинными тостами со стороны всех, кто считал, что в ряду славословий все еще остался невысказанный комплимент в адрес принцессы и до сих пор мало кому известного человека, которому выпало счастье столь удивительным способом завоевать ее руку.

Наконец, когда давно забылся звон и полночного колокола, когда закончились и церемония, и процессия, и пир, молодых отвели в предназначенное для них крыло дворца, в свадебные покои. Там уже находилось приданое, к которому добавились дары от могущественных государственных мужей. Брачное ложе было застелено простынями из алмаазского шелка и усыпано лепестками роз. В нескольких жаровнях курились благовония, горели свечи.

Удостоверившись, что новобрачные ни в чем не нуждаются, сопровождавшие пару слуги поклонились и чинно закрыли за собой двери.

Кайла глубоко вздохнула и протянула руку юноше, который отныне был ее мужем. Урза нерешительна протянул ей свою, и принцесса заметила, что стройный молодой человек дрожит, и при каждом прикосновении по его телу словно ток проходит. Принцесса задумалась, а понимает ли он, что она все это видит.

Отбросив эту мысль, наследница сказала:

— У тебя сильные руки.

— Для работы с машинами, — прохрипел он, — требуются сильные пальцы.

— И глубокий ум, — добавила принцесса и обняла его, не преминув отметить, что все мускулы на теле юноши сжались, как пружина ее музыкальной шкатулки.

— Кайла, — прошептал Урза, зарывшись в ее волосы, — мне нужно кое-что тебе сказать.

Кайла замерла, но лишь на мгновение.

— Ты можешь сказать мне все, — томно сказала она.

— Мне… — начал было Урза, но затем выскользнул из объятий жены, чтобы заглянуть ей прямо в глаза. — Мне говорили, что я разговариваю во сне.

Она улыбнулась и прижала два пальца к его губам.

— Это ничего, — сказала принцесса заговорщицким шепотом. — Я очень хорошо умею слушать. — И поцеловала его.

Когда же закончилось то, что последовало после этого, Кайла заснула. Ее дыхание было глубоким и спокойным. Она лежала на боку, вытянувшись вдоль долговязого тела Урзы. Он ласково прикоснулся к ее лбу. Она изогнулась, перевернулась на другой бок и заснула еще крепче.

Урза осторожно соскользнул с брачного ложа. До рассвета оставался еще час, столица Иотии мирно спала за стенами спальни. Невидимый из окон его нового дома город, вволю повеселившийся на празднике, устроенном в его честь, был погружен в сон. Между дворцом и рекой Мардун горело лишь несколько огней.

Юноша медленно пересек комнату. Одну за другой он погасил оплывшие свечи, оставив лишь единственную. Затем он подошел к приданому. Оглядев принадлежащие ему теперь сокровища, Урза опустился на колени и, стараясь не дышать, извлек из-под рассыпающихся драгоценностей тяжелую книгу с транскими знаками на корешке. Книгу неведомого Джалума.

Урза отнес ее на стол у дальней стены спальни. Вставив свечу в подсвечник, он сначала долго смотрел на свою молодую жену, безмятежно спящую во тьме алькова. А потом раскрыл древний фолиант и погрузился в чтение.