Глава седьмая. Я всегда полагал, что ведьмы принадлежат к самостоятельному культу, восходящему к Каменному веку, и что их ритуалы являются характерной смесью суеверий и

Ведьмы и мистерии

Я всегда полагал, что ведьмы принадлежат к самостоятельному культу, восходящему к Каменному веку, и что их ритуалы являются характерной смесью суеверий и реальности и не связаны ни с какой другой системой. Однако во время моего недолгого пребывания в Новом Орлеане — хотя проникнуть в культ Вуду мне так и не удалось — я подметил некоторые подозрительные черты сходства, заставившие меня предположить, что Вуду имеет не чисто африканское происхождение, но родилось в Америке благодаря взаимодействию европейской ведовской традиции и африканской мифологии. И такую же степень сходства я обнаружил при посещении Виллы Мистерий в Помпеях. Эти люди совершенно очевидно пользовались ведовскими методами.

Мне, разумеется, известно, что древние и современные авторы пришли к согласию в том, что греческие мистерии Диониса, Зевса, Загрея, Орфея, а также Элевсинские были похожи друг на друга, и, поскольку у всех них были разные ритуалы и базировались они на разных мифах, остается предположить, что объединяла их некая внутренняя тайна.

В своей высокоученой работе «Вилла Мистерий» профессор Витторио Маккиоро говорит по этому поводу следующее:

«Мистерия есть особая форма религии, существовавшая у древних людей, а у первобытных людей и по сей день сохраняющая огромное значение. В основе ее лежит мистический палингенез, то есть внушаемое возрождение. В своем наиболее совершенном виде палингенез этот дает полное замещение личности: человек наделяется личностью бога, героя или предка, повторяя и воспроизводя движения и действия, приписываемые ему традицией».

Лишь те божества, которые в соответствии с собственной мифологической историей, несли в себе элемент нового рождения — Деметра, Дионис, Исида, Аттис, Адонис — могли даровать палингенез, то есть отождествление человеческого

«я» с божественным, благодаря особому пониманию связи между жизнью и смертью, бытовавшему у древних греков. Посвящаемый принимал участие в отыгрывании божественного мифа, изображавшего жизнь того или иного бога, проходил вместе с ним через страдания к радости, через жизнь к смерти. Вот что пишет об этом профессор Маккиоро:

«Все мистерии действовали по одной и той же схеме. Они состояли из священного представления и последовательности ритуальных действий, воспроизводивших движения и поступки, приписываемые традицией божеству. Таков принцип причастия — поедание хлеба и питие вина для отождествления с действиями бога. Эта драма носила не объективный, а субъективный характер, и суть ее заключалась в повторении того, что, согласно традиции, совершил бог.

Совершались мистерии в соответствии с предварительными инструкциями; их эффект усиливался видениями и экстатическими внушениями, ведущими иницианта, играющего в них самую непосредственную роль, к слиянию с Богом. Эти драмы становились великим событием в жизни человека, подобно причастию, полностью трансформирующим его и обеспечивающим ему счастье после смерти. Поначалу мистерия была церемонией сугубо магической, но со временем обрела духовное и моральное содержание. Мистериальные религии имели невероятное влияние на сознание греков и помогли им, когда пришло время, понять смысл христианской вести.

Орфизм, получивший название по имени своего предполагаемого основателя, изо всех этих традиций был самой важной.

То была особенная форма оргиастической и экстатической религии, чьи корни уходят в поклонение Дионису, состоявшая в проживании его мифа заново. Загрей, сын Зевса и Коры (Персефоны), был убит по наущению Геры титанами, которые разорвали его на части и пожрали все, кроме сердца, спасенного Афиной; из него затем родился сын Зевса и Семелы, второй Дионис. Палингенез здесь состоял в умирании и новом рождении в Загрее.

Человечество родилось из праха титанов, испепеленных молнией Зевса в наказание за их преступление. Поэтому все люди несут бремя провинности титанов; но поскольку титаны пожрали Загрея, человеку присуща внутренне также и природа

Диониса. Теологи говорили, что титаническая природа заключена в теле человека, от власти которого он должен себя освободить, чтобы соединиться с природой дионисийской через посредство мистерий. Так Орфические мистерии обрели высокий моральный и духовный смысл и впоследствии оказали глубокое влияние на возвышенные души — такие как у Гераклита, Пиндара и Платона, а с распространением христианства именно орфизм заложил основополагающие принципы павлики- анской идеологии.

Вскоре орфизм соприкоснулся с сельскохозяйственным культом Элевсина, чьи знаменитые мистерии не содержали экстатических и оргиастических элементов. Контакт с орфизмом трансформировал этот культ, добавив в него элемент спасения; из этого слияния родились Элевсинские мистерии в том виде, в каком их знали на всем протяжении античности. Состояли они из двух частей: орфической, сконцентрированной на Загрее, отправлявшейся в Агре, пригороде Афин, и именуемой «Малыми мистериями», и Элевсинской, вращавшейся вокруг Деметры и Персефоны и имевшей место, собственно, в Элевсине — это были уже «Великие мистерии». Первые были необходимым приуготовлением ко вторым. Они даровали палингенез в Загрее, давали новую жизнь, делавшую инициан- та достойным приступить к высшему учению, передававшемуся в Великих мистериях.

Находящиеся под защитой государства, прославленные художниками и поэтами, они были центром греческой жизни и процветали беспрепятственно с восьмого века до нашей эры и вплоть до 396 года, когда толпы монахов разрушили Элевсин. Тайны их, охраняемые законом, были окружены почтением;

о Малых мистериях мы знаем так же мало, как и о Великих, — лишь то, что некое высшее видение венчало последовательность церемоний в последний день. Ученые предпринимали неоднократные попытки выяснить, что же происходило во время них — а потом была открыта Вилла Мистерий, расположенная в Помпеях на улице Гробниц за Стабианскими воротами.

Здание ее разделено на две части коридором. Северовосточная часть во всем подобна обычным помпейским домам; северо-западная устроена совершенно особым образом. В центре ее находится большой украшенный фресками зал,

в который можно попасть из коридора через две небольшие комнаты и боковую дверь. Большая дверь ведет из зала на террасу. Первоначально зал этот представлял собой триклиний (обеденную комнату), а две меньшие комнатки — кубикулы (спальни). Все они были переделаны в соответствии с назначением, отличным от того, с которым строились.

Ответ заключен в росписях, которыми покрыты все стены зала сплошь, невзирая на проемы и углы. На них представлены двадцать девять фигур, практически в натуральную величину, одетых в греческое платье и напоминающих по манере аттические росписи второй половины пятого века до нашей эры.

Совершенно очевидно, что перед нами некое единое событие, разделенное на несколько эпизодов. Оно описывает приключения некоего закутанного в покрывало персонажа женского пола, фигурирующего во всех них. Эпизоды эти являют нам серию церемоний литургического характера, посредством которых женщина получает посвящение в орфические мистерии и достигает единения с Загреем.

1. Литургия начинается с изображения девы, сопровождаемой служительницей и двумя Эротами, один из которых держит перед ней зеркало. Под руководством жрицы она вершит свой предсвадебный туалет. Она закутана в тонкое покрывало, ритуальный покров, служащий одеянием неофитов в мистериях. Она — мистическая невеста, новообращенная, готовящаяся в форме брака отпраздновать свой союз с Дионисом. Именно она является протагонистом всей литургии.

2. Закутанная в покрывало невеста с почтением приближается к обнаженному мальчику, который, судя по высокой дионисической обуви, есть не кто иной, как жрец. Под деликатным руководством жрицы он читает свиток, содержащий напутствие или некий ритуальный текст, целью которого является осознание неофитом правил церемонии или же общего смысла инициации.

ритуальное блюдо с некими яствами, чтобы приобщаться очистительной трапезе. Перед жертвенным столом сидит жрица с двумя служительницами; правой рукой она открывает блюдо, подаваемое ей одной из них, а в левой держит миртовую ветвь, ни которую другая служительница, только что сунувшая себе за пояс ритуальный свиток, совершает возлияние из сосуда- оинохойи. Это очистительная трапеза-агапе, проводимая перед приобщением святых тайн, как то практиковали первые христиане.

4. После агапе неофит считался достойным аллегорического нового рождения. Сатир и Сатира изображены сидящими; козленок тянется мордой к Сатире, предлагающей ему свою грудь; слева старый Силен созерцает эту сцену, экстатически играя на лире. Согласно мифу, ребенка-Диониса превратили в козленка, дабы спасти его от гнева Геры.

Этот кормимый грудью детеныш символизирует младенчество Диониса; Силен выступает здесь как наставник юного бога. Символически вся сцена представляет новое рождение неофита. Женщина-протагонист явлена здесь под видом козленка. Па золотых пластинах, найденных в захоронениях посвященных в Сибарисе, душа покойного предстает перед Персефоной со словами: «Ярожден заново».

Он созерцает разворачивающуюся перед ним в зеркале историю божества, видит, как Диониса разрывают на части, я затем пожирают титаны — иными словами, он видит грядущую судьбу неофита, который, дабы обрести новое рождение в виде нового существа, должен для начала умереть вместе с Загреем. Именно об этой ужасной дионисической смерти и сообщает деве Силен.

Здесь имеет место предсказание судьбы, а предсказателем выступает Силен, сначала педагог, л затем мистагог Диониса. Помимо объявления скорой смерти неофита, сцена изо

бражает важнейший эпизод мифа: когда Дионис был ребенком, Гефест изготовил для него волшебное зеркало, в котором тот увидал свою будущую судьбу.

Согласно другой версии легенды, титаны показали Дионису в зеркале его искаженное лицо; тем самым они отвлекли его внимание и смогли убить юного бога. И поскольку священная драма состояла в воспроизведении действий и поступков божества, дабы посредством этой имитации достичь единения с ним, «о- вообращенная здесь — или юноша от ее имени — глядит в зеркало Диониса, чтобы стать им и умереть вместе с ним.

6. После получения вести новообращенная становится мистической невестой Диониса, и дабы символически обозначить эти брачные узы, она должна достать из священной корзины, которую принесла с собой, огромный фаллос. Она ставит его на землю и, со свитком за поясом и розгой в руке, смиренно ждет перед крылатой полунагой фигурой, облаченной в высокие дионисийские сандалии. Фигура представляет Талату, дионисову дочь, воплощение инициации и ее исполнительницу.

7. Талата останавливает ее жест рукой и поднимает розгу или бич; дева же, в страхе и смятении стоит на коленях, почти совсем спрятав лицо в коленях сострадательной жрицы — ей предстоит вынести ритуальное бичевание, заменяющее и символизирующее смерть. Физически она не умирает, но проходит через смерть с символической точки зрения и умирает мистически, как стигматик умирает, распятый во Христе.

но божественным человеческим существом. Теперь мы видим ее нагой и пляшущей в безумии рядом со жрицей, держащей тирс, символ новой жизни в Дионисе. Дух дионисов снизошел на нее. Человек стал богом, и Дионис незримо присутствует при этом чуде. Его можно увидеть в пространстве между пятой и шестой сценами, полулежащим на коленях Коры и наблюдающим с божественным безразличием за всем тем, что человек готов претерпеть ради него. Так совершается мистерия.

Орфическая базилика, великий зал, представляла собой храм посвящений, или стибадий, и входили в нее через малую дверь лишь после того, как в прилегающих к нему комнатах совершались предварительные жертвоприношения, о которых свидетельствуют найденные там останки жертв. После попадания в стибадий и прохождения инициации, неофит выходил через большую дверь на террасу, где, как можно предположить, в ознаменование великого события давали пир. Все это устройство вполне соответствует Орфическому Бакхейону, обнаруженному в Афинах.

Чтобы соорудить это частное святилище, его хозяева воспользовались уже имевшимся у них триклинием и двумя примыкающими к нему кубикулами, несколько переоборудовав их и украсив росписями, подходящими к новому их назначению. Да и на городской вилле базилика была утроена отнюдь не без причины. Как известно, орфические мистерии были запрещены указом Сената («De Bacchanalibus») после того, как из-за них возник не один скандал. Любопытно при этом, что, согласно Титу Ливию, скандалы эти имели место именно в Кампанье, что инициации были женские и проводились средь бела дня. Наши литургические росписи показывают именно женскую инициацию, а громадное окно свидетельствует, что происходит это как раз днем.

Итак, эта орфическая базилика, во время оно служившая тайным местом встреч посвященных, сегодня позволяет нам проникнуть под покров тайны, окутывающий греческие мистерии».

Более приближенные к нам по времени исследования доказали, что вилла принадлежала кому-то из императорской семьи, а верховная жрица на фресках есть, по всей вероятности,

ее владелица, хотя имя ее до сих пор и не выяснено. Я показал репродукцию этих фресок одной английской ведьме, которая внимательно изучила их и сказала: «Что ж, видно, в те дни они знали тайну».

У всех этих древних мистерий было много общего между собою. Часто они были средством перехода из одного класса в другой — например, давали женщине благоприятный для брака статус. Многие, впрочем, были ориентированы на жизнь будущую, но это держалось в тайне.

Полагаю, в древние времена все жрецы обретали возрождение и святость такими или сходными средствами, а временами также и миряне; делало ли это их младшими жрецами, я не знаю. Относительно Афин известно, что практически все греческое население проходило посвящения, в том числе и рабы, и государство платило взносы за самых бедных. Однако ни один иностранец никогда не был посвящен, и тайны мистерий охранялись законом, ибо это считалось важным для благополучия государства. Известно и то, что имена божества также хранились в тайне.

Христианские авторы привычно называли эти мистерии оргиями, а Честертон, говоря о «Вакханках» Еврипида, замечает:

«А теперь представьте себе, как в наши дни премьер-министр с архиепископом Кентерберийским отправляются плясать с неизвестными красотками куда-нибудь на Хемпстедскую пустошь». Но греки делали все это, потому что так велели им боги, а не одного удовольствия ради, хотя удовольствие там, вне всяких сомнений, присутствовало в полной мере. Сегодня самая мысль о подобных наслаждениях — да назовите их, если угодно, прогулками на свежем воздухе и физическими упражнениями — может шокировать людей, подобно тому, как древних евреев шокировало нарушение Христом субботы.

Есть легенда о том, что отец Лашез назначал Людовику XIV самую легкую епитимью за учиненную им хладнокровную резню и прочие тому подобные деяния, полагая их вещами совершенно естественными. Однако он же был глубоко потрясен и предписал королю тяжкое покаяние, когда тот после какой-то битвы в пятницу съел сладкий пирог, в который каким-то образом неведомо для владыки затесался маленький кусочек мяса.

Когда старые авторы, прошедшие посвящение, утверждают, что «все мистерии одинаковы», они, без сомнения, имеют в виду внутреннюю их суть, которая и вправду едина. Язычник, тщательно изучив различные христианские секты, а также католическую, православную, пресвитерианскую, методистскую и англиканскую церкви, скажет, что в сердце своем все они одинаковы, ибо все поклоняются триединому богу — Отцу, Сыну и Святому Духу.

И подобно тому, как некоторые из них воздают больше чести Деве Марии и святым, чем другие, и люди, поклоняющиеся так, в целом добры и достойны, и не стали бы верить, будь их религия злом, то и обнаруживая, что наилучшие и величайшие люди древности принадлежали к кругу посвященных, мы можем быть уверены, что мистерии не исчерпывались просто оргиями. О да, нам мало известно о том, чем они были на самом деле, и о том уже было сказано выше. Льюис Спенс в своей «Оккультной энциклопедии» говорит по этому поводу:

«Картины, мозаики и скульптуры показывают инициантов обнаженными, несущими кто зерно, кто огонь, кто священные корзины со змеями; женщин или богинь, инициирующих мужчин... То были тайные культы, к которым допускали лишь немногих и после предварительной подготовки. Далее следовали мистическое общение или наставления (напутствие), откровение неких священных истин, и затем единение с божеством. Однако мистерии, судя по всему, вращались вокруг полудрама- тического представления мистериальной пьесы о жизни бога».

Думаю, весьма правдоподобно было бы предположить, что все это являлось не просто актерством, но имело под собой более серьезные основания. Иницианты верили, что хотя боги и желают им добра, всемогущими они не являются и нуждаются в деле своем в помощи человека; что посредством отправления определенных обрядов человек дает им силу; и также что боги желают, чтобы человек был счастлив, и что все действия, приносящие ему наслаждение, дают и им радость и силу, которые они могут использовать в своих собственных целях, равно как и на благо человеку¹.

1 Боги так же нуждались в верующих, как и верующие — в богах. Их репродуктивные энергии нужно было укрепить, так что в жертву им приносили то, что было самого мужественного в мужчине и самого женственного в женщине. — Примеч. автора.

Дикие пляски свидетельствовали, что боги желают людям (исключая честертоновских премьер-министра и архиепископа Кентерберийского) счастья и не одобряют пуританства. Экстатические танцы помогали обрести силу и видения будущего, по меньшей мере некоторые из которых сбывались.

По этой причине государство ценило данные ритуалы и защищало их законом, так что никакой чужеземец не мог получить к ним доступа. И конечно, жрецы и жрицы, способные прозревать будущее — пусть даже смутно и неясно, способные усмирять самых опасных политиков и обращать их труды на упрочение государства вместо его разрушения, обладали величайшей ценностью. С другой стороны, если бы о существовании этой силы стало известно другим, враги смогли бы похитить тайну и применить ее в своих целях, поощряя политическую смуту, пацифизм и стремление сдаться противнику^[38].

И снова я повторю: я вовсе не утверждаю, что они и в самом деле делали все это. Утверждаю же я следующее: ведьмы верят, что они это могут, и, полагаю, высокопоставленные граждане Афин вполне могли с ними в том соглашаться. Если люди в разных частях света склонны делать определенные вещи и верить в определенные вещи в определенных обстоятельствах, и если верования эти встречаются независимо друг от друга, будучи при этом весьма похожими, лично я склонен подозревать наличие между ними некой связи. Думаю, много кто подвергнет такие воззрения критике, и надеюсь, что так оно и будет. Дискуссия и критика — единственные методы, позволяющие прийти к удовлетворительным выводам.

Первейшим и наиболее весомым аргументом против моей теории, будет, я думаю, следующий: дабы обрести еще большую власть и заставить простой люд перестать думать о своих страданиях, цари и жрецы поощряли всяческие излишества. В сегодняшней Африке усилия миссионеров и правительств, направленные на прекращение больших племенных сходок с плясками, возможно, как раз и породили текущие политические смуты и волну убийств. В том, что мистерии делали население тихим и счастливым, нет никаких сомнений.

То, что во время мистерий иногда имели место оргии — также совершенно общее место; никто и не пытается отрицать очевидные факты; однако вопрос, не были ли то просто пирушки в кругу друзей, остается спорным. Разумеется, там что-то пили, обычно вино, но согласно тогдашнему закону это, скорее всего, было вино с водой в сочетании 2: 3, а с такого напитка большого дебоша не устроишь. Люди предавались диким пляскам,

и, весьма вероятно, справлялось нечто вроде священного брака, но состоял он по большей части из долгих религиозных служб и утомительных процессий. Как видите, никаких тайн, нуждавшихся в юридической защите и в недопущении к познанию оных чужеземцев или преступников.

В наши дни все было бы по-другому. Пресса жадно набросилась бы на самые пряные кусочки; вся страна встала бы на дыбы — женские союзы, советы графств и Общества защиты дня субботнего объединились бы под общим знаменем, запустив всю машину законоотправления ради запрета и прекращения оргий. В те дни никто о таком даже не подумал бы. Любой человек имел право организовать оргию у себя дома!

Каждый мог открыть у себя ночной клуб и использовать сколько угодно прелестных рабов и рабынь для услаждении своих гостей. Не было никаких запретов, и в результате практически каждый гражданин, выкинув в молодости несколько коленец, переходил ко спокойной семейной жизни, сохраняя при этом за собой множество способов спустить пар, если в том возникнет необходимость. Думается мне, не репрессии заставляли людей объединяться, и не желание сбежать от жены, потому что, если я не ошибаюсь, и жену, и дочерей, и бабушку, и даже тещу туда благополучно брали с собой, и все они строго хранили тайну; и так продолжалось около тысячи лет. Когда мистерии пришли в Рим, в культ просочились местные преступники, и это стало началом его конца; не случись этого, культ жил бы долго и счастливо.

К несчастью, римляне были обжорами и пьяницами и пили обычно неразбавленное вино супротив общему средиземноморскому обыкновению. Но в общем и целом мистерии, кажется, возымели и на них доброе действие, хотя и совсем не такое,

как в Греции. Возможно, причина сему в том, что из-за ранних эксцессов и пришествия христианства подлинные тайны стали открываться лишь очень немногим.

П крайней мере, так думаю лично я, и я хотел бы выслушать комментарии к этому тезису. Как бы там ни было, в истинном своем виде мистерии были хороши. Порфирий, Ямвлих, Синезий — все ссылаются на них, на их цели и откровения.

«Из чего состоит болезнь духа, от какой причины происходит и как можно ее очистить, можно узнать из их философии.

Ибо очищениями мистерий душа освобождается и переходит в божественное состояние бытия, потому и дисциплина, принятая добровольно, обладает куда большей пользой для очищения», — говорит Платон.

Далее он продолжает:

«Вступив во внутреннюю часть храма, незыблемую и охраняемую священными обрядами, они искренне и до глубины сердца принимают божественное просветление и, лишенные всяких покровов, приобщаются божественной природы».

Точно о том же методе говорит Фалес (см. Прокл о теологии Платона, том I, а также «De animae» Стобея в переводе доктора Уорбартона:

«В смерти разум смятен и взволнован, как и в посвящении в мистерии, и слово отвечает слову, как и вещь вещи; ибо умереть и быть посвященным суть одно и то же; с песнопениями и плясками, вооруженные высшим и священным знанием, увенчанные и победоносные, вступают они в земли блаженных»).

Но было также сказано и следующее:

«Ритуалы не равно хороши для всех. Тирсоносцев куда больше, нежели душ вакхических. У многих есть огонь без силы обнаружить его в себе. Далеко не все становятся подлинными посвященными».

«Кто осмелится оспаривать необычайную власть женщины над мужчиной* Оспаривайте ее или рассуждайте о ней, она всегда останется той стороной жизни, которой невозможно сопротивляться. Эта власть — божественный дар, и порождает нечто большее, чем просто половое влечение. Если женщина молода, красива и полна жизни, то влияние ее — будь оно направлено к добру или к худу — совершенно неодолимо. Движимая высокими принципами и целями, женская часть рода человеческого может вознести и облагородить мужскую» («А Suggestive Inquiry, etc.», A.J. Attwood).

He только в жертвоприношениях богам плодородия, но и в поклонении всякому богу, чьи церемонии включали пиршества, пляски и всякое увеселение, древние греки и прочие народы античности обретали счастье — за исключением позднейших иудеев и, возможно, египтян. Многие египетские празднества были полны радости, но не все, ибо боги их были многочисленны и различны. Весьма вероятно, что ранние иудейские обряды были праздничны по характеру, хотя реформаторы постоянно силились исключить все упоминания о том. Нет сомнения, что и Библия подверглась изменениям с этой целью.