Актуальность всеобщей цели

Русскую линию развития вселенской идеи нельзя отнести ни к восточному, ни к западному аспекту. Россия не есть ни Восток, ни Запад человеческого мира именно потому, что содержит в себе оба исторических полюса сразу, причем в форме напряженного и идущего к своему разрешению противоречия. Этим способом она заключает в себе целый мир. Поэтому русская идея включает в себя момент тождества или реальности, момент различия, доходящего до своей противоположности, и момент синтеза, синтетического единства. И мы видели, как в своем эмпирическом проявлении русская идея полагала и сбрасывала с себя исторически преходящие формы своего бытия, соответствующие трем моментам своего духовного становления: соборность, абсолютизм и тоталитаризм. Причем, последняя форма как отрицающая все предыдущие является не только конечной фазой русской идеи, но и конечной фазой христианской идеи как таковой - концом бессознательного исторического развития человечества. Русский путь лишь по видимости является только некоторым особенным аспектом развития христианской идеи, как об этом писал В. Соловьев. Поэтому он и оказывается предельно напряженным и драматическим.

Если использовать религиозную форму представления, то можно кратко описать ход русской истории следующим образом:

Соборность как форма непосредственного единства жизни русского духа имеет, во-первых, свою предысторию – Киевско-Новгородскую Русь, которая в зачаточном виде содержит в себе «симфоническую» идею Святой Софии Божественной Премудрости. Весь «Запад» и весь «Восток» в свернутом виде, или потенциально пребывают в этом исходном пункте российской истории, в своей Софии. Эта целомудренная, или вселенская по сути своей идея развивается в лоне русской культуры как русская идея. Второй эпохой соборной истории Руси является эпоха монгольского нашествия - период усвоения русскими «восточного» принципа единства. Завершается соборность становлением Московского централизованного государства, вплоть до начала правления Петра Великого.

Абсолютизм как форма отрицательного единства русской идеи включает, во-первых, становление императорской России как особого типа абсолютистского государства, отделенного от «земли» (народа) формой закона. Петр Великий, пусть это не покажется странным для современных западников, положил в основание государства именно восточный теократический принцип, возведя должность главы государства в ранг «Отца Отечества». За внешним фасадом по-европейски отстроенной имперской столицы просматриваются совсем иные очертания - очертания обезличивающих человека египетских пирамид, в тени которых покоятся многочисленные петербургские сфинксы. Вторую эпоху абсолютизма знаменует связанное с именем П.Я. Чаадаева возникновение русской интеллигенции, противопоставившей «религии Отца», воплощенной в царстве православного самодержавия, «религию Сына», носителем которой был народ. Завершает абсолютизм период религиозной революции и гражданской войны с 1917 по 1922 гг.

Тоталитаризм как осуществленный апокалиптический синтез включает, во-первых, становление Советского Союза как царства богоотрицающего «Сына» или анти-Христа, когда Советская Россия, по словам Г.П. Федотова, переживала в конце тридцатых годов процесс, подобный Римской (константиновской) империи в период смены религии. Во-вторых, он включает новое рождение русской интеллигенции в период хрущевской оттепели и брежневского застоя, не признающей свое духовное родство с революционной интеллигенцией 70-х и 80-х годов XIX века, и, в-третьих, период горбачевской перестройки с 1985 по 1991, закончившийся распадом СССР. Вместе с распадом Советского Союза наступает «конец истории».

Ситуация сегодняшнего момента, на мой взгляд, напоминает некую прострацию, в которой вдруг оказался уже свободно действующий, но ещё не знающий самого себя человек. «Дух дышет, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа» (Ин.3.8). Никто не пытается раскрыть определенность этого момента всемирной истории. А между тем история как диалогический процесс истины (процесс раздвоенного разума, или рассудка) действительно подошла к своему завершению уже в конце второго тысячелетия христианской эры. Логос, скрытый за внешним, эмпирическим движением всемирной истории и являющийся только в форме определенных, особенных образов религии единого разума, должен, благодаря и в самой деятельности человека явить себя уже в чистой форме «всеобщей религии разума», выражаясь словами И. Канта и Фихте, и на основании достигнутой, наконец, разумной свободы начать свой открыто логический процесс. Однако этого не происходит по причине незнания человеком своей безусловной сущности, ибо он пока только слышит голос духа, но не знает, откуда он.

Новая постсоветская Россия скорее демонстрирует шествие назад, чем вперед, пытается двигаться от тоталитаризма в сторону абсолютизма и соборности, примеривая в то же время некритически заимствованные в западном мире формы конституционного наряда и загоняя жизнь россиян в стихию рыночных отношений. Вновь форма государственно-бюрократического царства вместе с Русской Православной церковью отделяется от содержания реальной жизни своих граждан. Откровенные призывы к созданию государства, «вооруженного лозунгом священной войны во имя справедливости», «государства как ипостаси Святой Руси» и т.п., на мой взгляд, ни к чему, кроме очередной смуты, привести не смогут, хотя эти призывы не лишены смысла в том плане, что необходима новая патриотическая идеология, опирающаяся на знание всей истории страны (эту мысль справедливо высказывал В. В. Кожинов), что государство не может быть «светски нейтральным» и т.п. Каким образом, в свое время задавался вопросом Н.Я. Данилевский, государство может быть свободным от религии, свободным от Христа, и отвечал: «Конечно, не иначе как перестав быть христианским».

Когда крайности сходятся в какой-либо точке, то возникает вполне готовая ситуация для серьезного анализа взглядов философов-теоретиков на одну и ту же проблему. В данном случае речь идет об обустройстве России либо в форме самобытного христианского мира, либо как страны, интегрированной в европейское сообщество. Современных теоретических оппонентов может объединять как позиция отрицания, так и позиция положительного отношения к определенным формам отечественной истории. Однако есть и такие воззрения, которые видят путь современной России не только в отрицании коммунистического прошлого, но в особом «переходе с коммунистического на историческое преемство» через «восстановление монархии»: «возрожденная Императорская Россия, пишет А. Зубов, - встанет в ряд современных монархических демократических Европейских наций, подобных Великобритании, Нидерландам, Норвегии или Испании».

Однако, что касается русского государства, то сегодня оно должно по логике вещей воплощать в себе всеобщую религию разума, поскольку все особенные формы православия – религия непосредственного, симфонического единства «Отца и Сына» (соборность), религия «Отца без Сына» (абсолютизм) и религия «Сына без Отца» (тоталитаризм) – уже пройдены. Всеобщая религия разума есть преобразованное христианство или, по словам Е.Н. Трубецкого, «обó женное человечество», для которого истинный предмет веры и знания уже не выступает как нечто противоположное объективному ходу всемирной истории, как нечто вторичное, всего лишь как средство, а, наоборот, выступает как законная самоцель всего сущего. Бог как Дух истины становится Богом человека или Богочеловеком в диалогическом процессе своей истории и заканчивает свой диалог, чтобы как бы в молчании начать процесс вечного самосозерцания. Всеобщая религия разума, или религия самой истины не отрицает религию Христа (в этом принципиальное отличие трансцендентальной точки зрения от религиозно-философских воззрений Д.С. Мережковского), а является тем же самым, но преобразованным вероучением - действующим в себе и через познание самого себя логосом. Таким образом, вся история человечества есть ничто иное, как глобальный процесс перехода от религии закона к религии знающего себя духа, но через путь христианского опыта, через диалогический процесс формообразования.

В свое время, когда Вера «пришла» на смену Закону, мало кто понимал, что человечество пребывает уже «не под руководством детоводителя» (Гал.3.25), что «все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3.28). Настоящее понимание этого пришло гораздо позже, когда сама вера стала понимающим самое себя понятием, когда «дело христианства, перенесенное и продолженное на почве чистой мысли», по выражению П.Я. Чаадаева, стало делом философского мышления. Вот почему русскому духу необходимо пройти через горнило классической философской мысли, чтобы сознательно принять духовную эстафету от немцев и понять то, что он содержит в себе. Содержит же он в себе всё добытое всемирной историей содержание в его существенных определениях, однако понять это абсолютное богатство может только философски развитый ум.

Осознание необходимости реформы российской системы образования должно, на мой взгляд, подняться на тот уровень, когда станет понятно, с чего эту реформу необходимо начинать, а не кому подражать и какую систему образования пытаться извне встраивать в российскую жизнь. «Что же нам, русским, делать в настоящую минуту? – справедливо задавался вопросом Л.Н. Толстой, - Сговориться ли всем и взять за основание английский, французский, немецкий или североамериканский взгляд на образование и какой-нибудь из их методов? Или, углубившись в философию и психологию, открыть, что вообще нужно для развития души человека и для приготовления из молодых поколений наилучших людей, по нашим понятиям?».

Эту же мысль развивает Б.В. Яковенко, полагающий что «мы должны признать, что философия, бывшая раньше греческой, в настоящее время преимущественно немецкая. А потому, лишь усвоив это наследство, сможем и мы уверенно пойти дальше». Важно, однако, заметить, что сам процесс усвоения философского наследия объективно приводит к изменению не только содержания сознания познающего, но и формы его самосознания. Только в этом случае можно говорить о действительном усвоении и дальнейшем развитии философского познания как такового. Что же касается точки зрения Л.Н.Толстого по данному вопросу, то его представление о духовном совершенствовании человека предполагает безусловное сохранение «первобытной формы», ибо «нарушает первобытную форму только насилие».

Итак, без содержательного преобразования самого ядра всей системы образования – профессионального философского образования – не может быть и речи о создании прочного фундамента государственной жизни России и её обустройства. Беспредметному плюрализму должен быть положен разумный предел. Во всяком случае, в государственных университетах предмет классической философии по праву должен стать первым предметом творческого познания. Проблема сознательного формообразования русской философской мысли – это, по большому счету, не только проблема возрождения и развития мировой классической философской мысли в её отвлеченной от жизни форме, но проблема национального самоопределения и спасения.

До сих пор мировая история развивается в форме слепой необходимости или бессознательного процесса истины. «Ходящий во тьме не знает, куда идет» (Ин.12.35). Конец её в христианском смысле означает возвращение идеи (логоса) к себе, к своему истинному началу, когда в роли ведущего должна уже выступить не «некая темная сила» (Ницше), а всеобщая, знающая себя воля, устанавливающая закон истины и свободы в основание суверенных государств.

Православие есть отнюдь не застывшая византийская форма веры и знания, а христианское вероучение, выражающее самое себя в исторических формах соборности, абсолютизма и тоталитаризма и в соответствии с понятиями (категориями) своей логики, воплощающей в себе как духовность Востока, так и рациональность Запада. Поэтому процесс философского познания этих существенных определений есть в тоже время не только особенная форма самосознания духа русского народа, но и выражение «чистой последней цели истории» (Гегель), актуальность которой для современного человечества, с точки зрения классической трансцендентальной философии, не вызывает какого-либо сомнения. С нами вера и разум.