Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Зелень-озеро






 

Когда урядник возвращался из большого Богомилова, то есть из деревни, за ним шла целая толпа – прощаться со своими стариками. Там были и женщины, и дети, но никто не плакал. Может быть, от потрясения. Или не хотели выказывать чувств перед казённым человеком. Книжники – особый народ, ни на кого не похожи.

– Едем, Ераст Петрович. Пускай повоют всласть, – торопливо сказал Ульян, которому, казалось, самому было неловко за свою кокарду на шапке и пуговицы с орлами.

И то верно – нужно было скорей трогаться в путь.

Снега со вчерашнего дня не выпадало, проложенная экспедицией колея хорошо сохранилась, поэтому двигались быстро. После полудня, когда подтопленный солнцем наст затвердел, Фандорин и Маса стали поочерёдно вылезать из саней, бежали рысцой по часу, по полтора. Попробовал и Одинцов, но без привычки через версту выдохся.

Привал устроили всего один, и короткий, покормить коня. Нужно было во что бы то ни стало добраться до Зелень-озера прежде темноты.

И ничего, успели – аккурат с последним отсветом гаснущего дня.

Может, летом озеро и было «зелень», но сейчас, в послекрещенскую неделю, на нём не виднелось ни единого зелёного пятнышка. Широкая белая равнина да по краю голые чёрные деревья, причём ни одного хвойного.

Колея привела к плёсу, над которым, подсвеченный закатным солнцем, торчал маленький бревенчатый дом.

– Охотники срубили, – объяснил Одинцов. – Отсюда по-зимнему четыре пути: налево по берегу – в Салазкино, направо – по берегу в Латынино, напрямки через озеро – в Бахрому, а наискось – в Бесчегду. Повсюду живут раскольники-беспоповцы, рыболовствуют. К кому из них наперёд наши поехали – не могу знать.

– Если и п-поехали, то не все.

Эраст Петрович, прикрыв глаза ладонью, разглядел возле дома повозку – закрытую, квадратную. Кажется, евпатьевская.

Подъехали ближе, услыхали мерный стук и увидели знакомого кучера. Он колол дрова.

А потом на крыльцо вышел рослый мужчина в распахнутой на груди рубахе – сам Никифор Андронович.

Увидев, кто пожаловал, промышленник сурово насупился.

– Эк раззлобился, – вполголоса пробормотал Ульян. – Пожалуй, на порог не пустит…

 

Пустить пустил, но сразу объявил, что требует объяснений. В фандоринской записке сообщалось лишь, без каких-либо резонов, что ездоки последних саней приняли решение вернуться в Богомилово.

Но когда Никифору Андроновичу рассказали про случившееся несчастье, он дуться перестал. О преставившихся книжниках сказал без сантиментов – коротко и горько:

– Плохо это, хуже некуда. Деды эти большой авторитет имели. Их пример на многих подействует. Ох, Лаврентий, Лаврентий. Хорошо удар рассчитал…

А потом заговорил про своих спутников. Оказывается, прибыв на это место, где дороги расходились в четыре стороны, участники экспедиции решили разделиться.

Алоизий Степанович отправился в самое большое село, Бахрому.

Его помощник Крыжов поехал в Бесчегду.

Благочинный с дьяконом вызвались сходить на лыжах в Латынино.

Психиатр пошёл пешком в ближнее Салазкино, к которому вела хорошо утоптанная тропа.

– А я решил остаться здесь, – закончил недолгий рассказ Евпатьев. – Жду, чтобы старосты, все четверо, сюда пожаловали. Будем вместе решать, как людей от беды уберечь.

– Толково, – одобрил урядник. – Вдали от своих деревенских старосты посговорчивей будут.

Эраст Петрович спросил:

– А д-дамы где?

Усмехнувшись на слово «дамы», Никифор Андронович ответил:

– Распрощались с нами. У Кириллы свой маршрут. Пошла через лес к Старосвятскому скиту.

– Кто там живёт?

– Никто. Раньше старицы обитали, да уж лет десять, как последняя померла. Но место почтенное, богомольное. Там часовенка Параскевы Пятницы, покровительницы семейного мира и детского здоровья. Бабы любят туда своих ребятишек водить. Вот и Кирилла девочку повела. Вернее, девочка её… А что намерены предпринять вы, господа?

– Что до меня, буду читать про овец. – Фандорин сел к столу, придвинул поближе керосиновую лампу и вынул из кармана грамотку. – Читать и д-думать.

– Про каких ещё овец?!

– Про б-белорунных. Интереснейший документ. Я его прочёл наскоро, один раз. Теперь хочу изучить как следует. Читаю вслух. Будьте внимательны. Я полагаю, что в этом тексте к-ключ.

 

Ключ

 

«А в ино время спасался аз в обители некой, старинным благочестием светлой, – приступил к чтению Фандорин, предварительно разъяснив, откуда взялась бумага – такая же, как в денисьевской мине. – Бысть обитель сия крепко устроена, богата пашнями и скотами, а пуще всего овцами белорунными. И дал мне отец игумен послушание пасти стадо овечье, числом обильное. И в один день, утрудившись за тем стадом доглядывать, присел аз у дерева дуба, и уснул, и видел сон. Привиделась мне земля у добра праведных…».

– Какая-какая? – переспросил напряжённо слушавший Одинцов.

– «Земля у добра праведных», – повторил Эраст Петрович, пожав плечами. – Не знаю, что это означает.

Евпатьев нетерпеливо воскликнул:

– Да читайте же дальше! Мне этот текст знаком. После расскажу. Читайте!

«…Привиделась мне земля у добра праведных. И сделалось мне томно, так-то страшно. Будто сижу аз на большом лугу, близ тёмного леса и сплю, а овцы мои разбрелись кто куда. И снится, будто вскинулся аз ото сна и вижу – беда. Овцы мои белые кто где. Одни у самой опушки, и от тени дерев руно их потемнело. Иные уже в самой чаще, и несутся оттуда крики и блеянье, ибо дерут моих агнцев волчищи. А солнце уж низко, того гляди зайдёт, и выскочат волки из лесу, и все моё стадо задерут.

Напал на меня страх велик, забегал аз по полю, а что делать? Не собрать мне овец, далеко и широко разбрелись.

Вижу близь малую толику – баран, овца да ягнёнок. Выгнал на дорогу, хворостиной стегнул – побежали, слава Господу. Спасутся.

Другую толику есте нашёл, тож погнал…».

– Опять непонятно, – теперь уже сам прервал чтение Фандорин. – Что такое «есте нашёл»?

– «Есте» на современном языке так и будет – «есть», от глагола «быть». Какая-нибудь утраченная грамматическая форма, я не специалист, – сказал Никифор Андронович. – А может, просто ошибка писца. Это часто бывает: один опишется, а все последующие старательно копируют, потому что иначе – грех.

– Дальше опять невразумительно: «За нею глаголя и третью».

– Ну это-то ясно. «Глаголя» – в смысле «разговаривая», «приговаривая». Не останавливайтесь, читайте.

«…За ней глаголя и третью. И ещё за одною полуиже поспел. А больше, зрю, не поспеть. Солнце до половины за лес утопло, волки с волчихами из-за дерев щерятся, много их, а попереди всех Волк-Антихрист, и крыж у него во лбу, а имя тому Антихристу – Зуд. Погибель настала! Что отцу игумену скажу, как спросит: „Где стадо моё? “

И пал аз, грешный, на колени и закрыл очи, чтобы не землю, а Небеса увидеть. Замолился Богородице: защити, научи, Дево, как агнцев белых спасти?

Сжалилась Пречистая, речет мне с золотого облака: «Белых не спасёшь, беленьких спасай».

Поднялся аз, спустил собак своих, пса и псицу. Пёс убоялся рыка волчьего, поджал хвост и прочь утёк. Псица же не устрашилась, беленьких мне с поля собрала, и погнал аз беленьких в обитель, а за мной крик и плач бысть велик – то волчищи остатнее стадо драли.

И вышел ко мне игумен, и спрашивает: «Скажи, инок, где большое стадо моё?»

Повалился аз в ноги, плачусь: «Грешен, господине, слаб, недостоин. Кого поспел из белых, пригнал, числом весьма немногих, да ещё беленьких, а прочие пропали».

И рек игумен: «Меленьки да беленьки, на крыла да в ангели».

И простил меня, и благословил».

– Больше ничего. К-конец. И на обороте пусто. Ну, Никифор Андронрвич, что скажете?

Евпатьев уверенно заявил:

– Ничего тайного в этой записи нет. Отрывок из «Видения старца Амвросия», довольно известного памятника петровской эпохи. Амвросий – один из духовных чад протопопа Аввакума, биографические данные крайне скудны. Судя по тому, что «Видение» написано простым, разговорным языком, это был человек без церковного образования, из мирян. Списков этого сочинения существует много. Как я уже сказал, в них встречаются разночтения и просто непонятные места. Позвольте взглянуть?

Никифор Андронович взял грамотку, внимательно рассмотрел.

– Переписано недавно. Есть небрежности, чего у нынешних профессиональных писчиков не бывает. Например, имя Волка-Антихриста «Зуд» без твёрдого знака на конце… – Он вернул листок. – В общем, должен вас разочаровать. Ничего эзотерического. Сон Амвросия про белых овец и волчищ мне знаком ещё с детства. Это поэтичная аллегория про долг пастыря беречь свою паству от Лукавого.

– А что означает метафора про сбежавшего пса и смелую п-псицу?

– Известно, что традиция староверия на бабах держится. Во времена Амвросия было иначе, но на то он и провидец, чтоб в будущее заглядывать… Ну, а что самоубийцы этот список с собой в мину берут, неудивительно: они ведь верят, что сбежали от волчищ в светлую обитель.

– Значит, никакого проку от этой бумажки не будет? Тьфу ты! – плюнул урядник и устало опустился на лавку.

Замолчали.

Эраст Петрович отошёл к окну, за которым, в унисон его настроению, быстро сгущались сумерки. Достал из кармана старые зелёные чётки, ритмично защёлкал камешками.

Маса наблюдал за своим господином с тревогой и надеждой. Евпатьев хотел ещё что-то сказать, но японец зашипел на него, приложив палец к губам.

Пожав плечами, Никифор Андронович взял со стола красивую серебряную фляжку, отпил из горлышка.

– Рому не желаете? Устали, поди, с дороги, – предложил он.

Фандоринский камердинер снова издал сердитый звук, но поздно – дедуктивный процесс был нарушен.

– Что, п-простите?

Обернувшись, Эраст Петрович рассеянно взглянул на промышленника.

– Разве ваша вера не возбраняет спиртного?

– Винопитие – грех, но простительный. Не то что курение сатанинской травы, – улыбнулся Евпатьев, очевидно, желая ободрить расстроенного собеседника. – Отопьёте? Настоящий старовер не стал бы с вашим братом еретиком из одной посудины пить, но я рискну, – в том же тоне продолжил он.

На фляжке поблёскивала золочённая монограмма:

– «Н.А.» – понятно. А почему «М»? – все так же рассеянно спросил Фандорин, беря ром. – Ведь ваша фамилия на «Е»?

– Это не инициалы, – объяснил Евпатьев. – Это число. Видите сверху крышечка? Она называется «титло». Буква «мыслете» с титлом означает «40». Приказчики на сорокалетие преподнесли.

– «Мыслете»? – повторил Фандорин. И ещё раз. – Мыслете? Вот именно! Мыслить надо, а не…

Он схватил грамотку, впился в неё глазами.

– Ну к-конечно! Это цифры!

– А? – вскинулся Одинцов. Маса тоже весь подался вперёд:

– Цифуры?

– О чём вы? – обескураженно уставился на фляжку Никифор Андронович.

– Что такое буква «добро» на цифирный счёт? – быстро спросил Эраст Петрович, не отрываясь от листка.

– Четыре.

–…Так, здесь указано п-прямо… А «есте» – это сколько?

– Пять.

– Сходится! А «глаголя»?

– «Глагол» – это три. Да в чём, собственно…

– А «иже»? Это тоже цифра?

– Да. Восьмёрка.

– Значит, «полуиже» – четыре! Так вот в чём дело! Только про «д-добро праведных» неясно…

К Фандорину бросились с трёх сторон. Евпатьев и Одинцов, захлёбываясь от волнения, задавали вопросы. Маса просто смотрел в глаза – но с таким страстным нетерпением, что Эрасту Петровичу стало совестно.

– Извините, господа. Сейчас объясню, что понял. А дальше пойдём вместе… – Он вытер чудесным платком с борцами сумо вспотевший лоб. – Я был прав. В этом фрагменте, действительно, ключ. Не то инструкция, не то пророчество. Вернее всего пророчество, которое некто воспринял как инструкцию и руководство к действию…

– А попонятней нельзя? – взмолился Никифор Андронович.

– Все слова, которые кажутся в тексте лишними, представляют собой простейший шифр. В своём видении старец Амвросий сначала спасает малую толику стада – барана, овцу и ягнёнка. То есть родителей и ребёнка – как в Денисьеве, где самопогреблись плотник, его жена и младенец. Потом сказано: «Другую толику есте нашёл, тож погнал». «Есте» – это цифра пять. В деревне Рай в мину легли пятеро. «За ней глаголя и третью». Глагол – тройка! Это про деревню Мазилово, где погибли трое: староста с женой и их дочь. Далее в «Видении» идёт: «И ещё за одною полуиже поспел». Полу-«иже» – половина от восьми, то есть четыре…

– Тетыре дедуськи! – воскликнул Маса, не сводивший с господина восторженных глаз.

– Дайте! – выхватил у Фандорина листок Евпатьев, –…Действительно! Поразительное совпадение. Всё по пророчеству! Но что означает…

– Минуту! – перебил его Эраст Петрович, сам не замечая, что его пальцы стремительно отщёлкивают нефритовыми чётками. – «У добра праведных» – это у четырёх праведных, то есть староверческих деревень! Как здесь, на Зелень-озере.

– А я вам ещё кое-что прибавлю. – Никифор Андронович ткнул пальцем в грамотку. – Что это по-вашему? Вот здесь, перед прозванием Волка-Антихриста? Видите закорючку? Когда вы читали вслух, ничего про неё не сказали, да и я проглядел.

Фандорин посмотрел на странный значок, предшествующий имени «Зуд».

– Я решил, что это п-помарка…

– Нет, не помарка! – Теперь настал черёд Евпатьева блеснуть. – Так пишется знак «тысяча».

– это число 7404. Погодите, погодите… Вот вам и разгадка! Антихриста зовут «7404». Понимаете вы это или нет? – вскричал промышленник, явно потрясённый собственным открытием.

– Нет, не п-понимаю…

– По древнерусскому календарю, с 1 сентября у нас настал 7404 год от сотворения мира! Перепись совпала с пророчеством! Вот отчего они все под землю-то лезут!

Побледневший Фандорин тихо поправил:

– Не все. Толкователь пророчества посвящал в эту тайну лишь избранных. Давал список, разъяснял смысл. Так он «спас» троих, потом пятерых, потом ещё троих и напоследок четверых. Те, кого он наметил, безропотно пошли в м-могилу. Да ещё наверняка были горды, что удостоились попасть в малое число спасённых… Но остались ещё какие-то «беленькие», которых Амвросий гуртом довёл до обители. Кто это? Почему они особенно дороги «отцу игумну», то есть Господу? По кому будет нанесён следующий удар?

– Возьмём юрода – сам скажет, – грозно тряхнул чубом урядник. – Здесь он где-то, Лаврентий этот чёртов. «У добра праведных». Ништо, найдём! Не уйдёт! С озера ему боле податься некуда! Я сам на лыжи встану, по всем четырём…

Эраст Петрович с досадой остановил его:

– Помолчи, Ульян! Не того искать хочешь! Лаврентий здесь не п-при чём.

После этих слов в избе снова стало очень тихо.

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.