Белый костюм

До прибытия на Шайеннский вокзал Фандорин готов был бы побиться об заклад, что среди сухопутного транспорта нет и не может быть более роскошного средства передвижения, чем пулмановский вагон. Внимательная и неназойливая прислуга; мягчайшие кресла, на ночь превращающиеся в постели; собственный санитарный отсек; курительная комната; наконец, очень недурной ресторан. Даже в России, стране больших железнодорожных дистанций, он не встречал подобного комфорта.

Однако в Шайенне, столице недавно созданного штата Вайоминг, представление о том, что такое истинная роскошь на колёсах, пришлось переменить.

Полковник Стар, чья подпись значилась на письме и чеке, встретить детектива не смог, задержанный неотложными делами, однако прислал своего личного стюарда с всевозможными извинениями и просьбой пересесть на местный поезд, который доставит мистера Фэндорина и его помощника в Круктаун, главный город графства Крук, – именно там находилась центральная контора магната.

Перейдя на другой путь, Эраст Петрович ожидал увидеть нечто вроде пригородного поезда с маломощным паровозиком и парой-тройкой дощатых вагонов. Собственно, именно таким поезд Шайенн – Круктаун и оказался. За одним исключением: перед почтовым и пассажирским вагонами (действительно, весьма неказистыми), сразу за локомотивом было прицеплено нечто невообразимое – лакированный, сверкающий хромом шедевр железнодорожного зодчества, настоящий передвижной особняк. Парчовые портьерки на окнах, хрустальные фонарики, на ступеньках – пушистый ковёр, а вдоль всей стенки, под сверкающей золотой звездой золотые же буквы: Maurice Star of Crooktown^[11].

Это чудо, вкупе со стюардом, было предоставлено в полное и безраздельное распоряжение именитого гостя.

– Господин, давайте возьмёмся за это дело, – сказал Маса, неся один, самый лёгкий чемодан (двумя прочими завладел услужливый стюард). – Сразу видно, что заказчик – очень почтенный и учтивый человек.

Войдя внутрь, японец чемоданчик выронил, выпучил глаза и пробормотал по-русски:

– Мамотьки мои…

Да и Эраст Петрович, правду сказать, опешил.

В диванной (так назывался первый салон) стены были сплошь зеркальные, диваны – тиснёного бархата, а пол – инкрустированного паркета. Далее располагалась столовая, где уже был сервирован стол, слепивший глаза блеском полированного серебра. По стенам висели картины малых голландцев – как сразу определил опытным глазом Фандорин, подлинные.

– Когда прикажете подавать ленч, сэр? – осведомился стюард.

– Рейта, рейта! ^[12] – сладострастно простонал Маса, успевший заглянуть в следующее помещение. – Господин, вы будете принимать ванну?

Посередине просторной комнаты возвышалась бронзовая чаша, опирающаяся на мраморный постамент четырьмя львиными лапами. Судя по пару, вода была горячая, налитая совсем недавно.

Эраст Петрович только головой покачал.

– Нет, я, п-пожалуй, полистаю газеты.

Как он заметил, на столике в диванной была приготовлена свежая пресса.

– Ну, тогда я.

Маса немедленно начал раздеваться. Фандорин же подошёл к окну и стал смотреть на пассажиров, садящихся в соседний вагон.

Люди как люди, ничего особенного. Что пялятся на окна и на франта в белоснежном костюме, это естественно. Удивили Эраста Петровича только два обстоятельства: среди путешествующих было весьма мало женщин, а почти у каждого мужчины при себе имелось оружие – как минимум револьвер в кобуре, а то и ружьё. Странно. В газетах писали, что стычек с краснокожими в этих краях больше нет. Шайенны, сиу, свирепые шошоны давным-давно зарыли топор войны и мирно сидят в своих резервациях.

Звякнул колокол. Паровоз нетерпеливо загудел.

Всё, поехали.

Глядя на жёлто-зелёную степь, которую американцы называют «прерией», Эраст Петрович размышлял не про полковника Стара и его «загадочное дело», а про технический прогресс.

Ещё какие-нибудь четверть века назад переселенцы, двигающиеся в сторону Тихоокеанского побережья, пылили по этим тысячемильным просторам на телегах, терпя немыслимые лишения и рискуя потерять скальп. И вот опасное путешествие от океана до океана, занимавшее месяцы, сжалось до каких-то пяти суток, которые к тому же можно провести со всем комфортом, читая книгу или раздумывая о вечности. Главный смысл прогресса не в удобствах и даже не в безопасности. Развитие цивилизации даёт человеку возможность сконцентрировать духовную энергию не на унизительных тяготах бытия, а на его глубинной сути.

Трасса шла через плавные холмы, сплошь покрытые травой, и казалось, что поезд покачивает на неспешных волнах океана. Потом, на самом горизонте, степь вздыбилась зелёными морщинами гор, будто навстречу двигалось гигантское цунами. Где-то там, у подножия, и располагался Круктаун.

Перед тем как усесться за чтение прессы, Эраст Петрович заглянул в ванную комнату – посмотреть, как дела у Масы.

У Масы всё было прекрасно. Через поднятые окна задувал свежий ветерок, стюард подливал ароматный чай, а японец блаженствовал, развалившись в ванне, и орал свою любимую песню про пьяницу-самурая из клана Курода.

В диванной Фандорин на минутку задержался перед зеркалом. Решительно, белый костюм стоил своих денег. У мистера Ланцетти, портного с Кембридж-стрит, было большое будущее.

На первой странице «Нью-Йорк таймc» писали об ужасном пожаре в штате Миннесота. В этой стране всё было гигантское, превосходящее воображение. Эраст Петрович попытался представить себе огненный смерч в 4 мили высотой и 20 миль шириной, несущийся вперёд со скоростью ветра. Пять городов выгорели дотла. В местечке Хинкли погибли все, кто не догадался забраться в колодец или в реку. Доблестный машинист, рискуя сгореть заживо, въехал на поезде в пылающий Сканк-Лейк и вывез прямо из пекла 300 человек.

На странице иностранной хроники много писали о России – как обычно, неприятное.

В польских губерниях бушует эпидемия холеры.

Император умирает в Ливадии, больше месяца не протянет. Ему наследует «кронпринц» Николай, про которого все говорят, что он слишком молод и неопытен. Царь обещал, что к тридцати годам обучит сына, как быть государем, так что Николай – недоучка, ему только двадцать шесть.

Русский анархист Унгерн-Штернберг, которого разыскивает полиция нескольких европейских стран за динамитные взрывы в людных местах, на самом деле не революционер, а провокатор и агент русской тайной полиции. Его цель – вызвать на континенте антиреволюционную истерию, чтобы державы выдавали российской прокуратуре эмигрантов по упрощённой процедуре.

А больше всего расстроила новость с Дальнего Востока. Россия решила вмешаться в японо-китайский конфликт и высылает в Порт-Артур два броненосца, чтобы не пустить в этот стратегически важный пункт воинов микадо. Ах, наломают дров петербургские умники! Они плохо понимают, во что ввязываются…

Раздался громкий звук, будто лопнула банка или бутылка.

На газету, на колени Фандорину посыпалась стеклянная крошка.

Грохот, треск, истошный вопль паровозного гудка – и все это одновременно.

Эраст Петрович поднял глаза и увидел в окне, прямо посерёдке, дырку, от которой лучиками расходились трещины.

Рядом немедленно появилась вторая, третья, и стекло со звоном вылетело из рамы на пол.

Выстрелов было не слышно – все звуки заглушал рёв паровоза.

Вскочив, Фандорин метнулся к окну.

Увидел, что параллельно ходу поезда скачут какие-то всадники в шляпах, с чёрными лицами, и стреляют по вагону из ружей.

По щеке словно мазнуло огненным пальцем – пуля пролетела в каком-нибудь полудюйме, и Эраст Петрович бросился на ковёр.

В голове стремительно проносились обрывки мыслей.

Что за чертовщина! Кто это такие? Что им надо? Если индейцы, то почему в шляпах? И потом, индейцы краснокожие, а у всадников лица чёрные! Негры, что ли?

Он перекатился по полу к соседнему окну, ещё целому, выглянул.

Никакие это не негры. Просто нижняя половина лиц закрыта чёрными платками.

Железнодорожные налётчики, вот кто это. Про них часто пишут в газетах. Останавливают состав, грабят пассажиров, подрывают динамитом почтовый вагон и потом уходят в прерию – ищи ветра в поле.

Конные – их было не меньше дюжины – уже поровнялись с вагоном. Они скакали быстрее поезда, а треклятый паровоз некстати начал сбавлять ход.

Впереди, обогнав остальных, нёсся человек на рослом белом коне. Увидев в окне пассажира, разбойник выстрелил из винтовки – Фандорин еле успел отшатнуться.

Пули крушили всё вокруг: звонко разлетались зеркала, на столике лопнула китайская ваза, жалобно пискнула диванная пружина.

Двигаясь то перебежками, то ползком, Эраст Петрович переместился в столовую. Там неистовствовала какая-то вакханалия разрушения. Прямо у ног бухнулась сбитая с гвоздя картина. Стол был засыпан осколками посуды, из простреленного чайника, фыркая паром, вытекала вода.

Ещё бросок, и Фандорин оказался в ванной, откуда неслись странные звуки, несколько похожие на колокольный благовест: беннь! беннь!

На полу, раскинув руки, лежал недвижный стюард. Его крахмальная манишка алела россыпью кровавых пятен.

Японца видно не было.

– Маса! – отчаянно закричал Фандорин. – Ты жив?

– Я здесь, господин.

Из-за бортика ванны высунулась стриженная ёжиком голова и тут же снова спряталась, потому что о бронзу ударила очередная пуля: беннь!

– Куда ты засунул саквояж? Там мой револьвер!

Но что проку от «герсталя» в подобном положении? Далековато для прицельной стрельбы, да и разве прицелишься, когда так трясёт?

А поезд, вместо того чтоб подбавить пара и оторваться от преследователей, ехал все медленней.

Передний всадник угрожающе помахал машинисту кулаком, в ответ паровоз пугливо скрежетнул тормозами.

– Так дело не пойдёт, – пробормотал Фандорин, морщась при визге пули, отрикошетившей от ванной. – Маса, добудь настоящее оружие! В пассажирском есть винтовки.

Японец легко выпрыгнул из бронзовой купели, обрызгав господина водой, и зашлёпал через столовую, круглый и упругий, как мяч.

Фандорин же кинулся в противоположном направлении, к паровозу.

На выходе из вагона в шею Эрасту Петровичу впилась щепка красного дерева, отлетевшая от продырявленной двери. Выдернув занозу и с досадой потрогав запачканный кровью воротничок, Фандорин прикинул расстояние до кабины машиниста.

Нужно было преодолеть засыпанный углём тендер – всего-то десяток ярдов. Но в костюме Ланцетти по углю!

Конец колебаниям положила очередная пуля, вдребезги расколотившая фонарь над головой у щёголя. Всадник на белом коне палил в него из «винчестера», несясь быстрой рысью прямо под насыпью.

Эраст Петрович рыбкой нырнул в угольную крошку. Железные борта тендера служили отличным укрытием.

Ушибаясь локтями и коленями о куски антрацита, Фандорин в полминуты добрался до кабины и, чертыхаясь, с грохотом спрыгнул на чугунный пол за спиной у машиниста и кочегара.

Те завопили от ужаса и дружно вскинули руки.

– Не стреляйте! – срывающимся голосом крикнул чумазый кочегар. – Мы тормозим, но это не так быстро!

– Я тебе заторможу! – рявкнул Эраст Петрович, сам похожий на кочегара. – А ну пару!

Он увидел на боку у машиниста кобуру и вырвал из неё револьвер – слава Богу, длинноствольный.

Кочегар, как заведённый, принялся кидать в топку уголь, машинист всем телом навалился на рычаг, и поезд, словно споткнувшийся, но удержавшийся на ногах конь, рванулся вперёд.

Высунувшись наружу, Фандорин стал целиться в ближайшего разбойника. Тот пригнулся, спрятавшись за шею коня. Выстрел – мимо. Ещё один – опять неудачно. Проклятая тряска!

Эраст Петрович взялся за рукоятку обеими руками.

Рванув дверь и оказавшись внутри, Маса увидел, что все лежат на полу, прикрыв головы руками. Отстреливаться никто даже не пытается. Очевидно, поэтому и бандиты сюда не стреляли – во всяком случае, все стекла были целы.

Зато орали в вагоне так, будто их всех уже изрешетили и собираются добивать.

Язык американцев Маса знал не очень хорошо – люди этой страны разговаривали так, будто рот у них вечно набит бататовой кашей, однако слова «Black Scarfs! Black Scarfs! ^[13]» разобрал, их повторяли на все лады.

Понятно. Это про разбойников, которые замотали свои лица.

А одна женщина (старая и некрасивая), обернувшись на голого Масу, ещё закричала: «Injuns!»

Вот дура, не может отличить индейца от японца. Но фандоринскому камердинеру сейчас было не до глупостей.

Он увидел в руке у залезшего под лавку пассажира «винчестер» и потянул оружие к себе.

– Прошу извинить. Очень надо.

Упрямец вцепился, и ни в какую.

– Don't! Please! They'll kill us all!

Лицо белое, губы трясутся. Пришлось его два раза стукнуть, лишь тогда отдал.

Второе ружьё (хороший «ремингтон» солидного калибра) обнаружилось на багажной полке, там же патронташ.

Вооружившись, Маса выскочил из вагона на сцепную площадку и выпалил разом с обеих рук. Это было ошибкой. Во-первых, ни в кого не попал, во-вторых, отдачей чуть не скинуло под насыпь.

Тогда отложил тяжёлый «ремингтон», заставил себя не думать о визжащих вокруг пулях и приложился к «винчестеру». Главное было слиться с вагоном в одно целое, почувствовать себя частью поезда.

Повёл ствол за всадником, как на утиной охоте. Мягко нажал спуск.

Очень хороший выстрел – лошадь поскакала дальше, а человек в чёрном платке покатился в траву.

Интересно было опробовать и «ремингтон».

Поезд дёрнулся, поехал быстрее. Всадники сначала будто застыли на месте, потом стали понемногу отставать. Целиться было удобно.

Ба-бах!

Ну и отдача! Зато бандит грохнулся вместе с конём. Хорошо стрелять из 50-го калибра.

Японцу приглянулся человек на белом коне. Тут Маса немножко поторопился – только шляпу сбил.

А больше пострелять не получилось.

Обесшляпленный всадник натянул поводья, подняв своего белого на дыбы, закричал что-то, замахал рукой, и все остальные тоже враз повернули лошадей. Разогнавшийся поезд моментально оставил банду позади.

– Кровавый ад! – передёрнулся кочегар, доставая из кармана бутылку и жадно прикладываясь к горлышку. – Не верю… Отстали!

Машинист боязливо высунулся, глядя через плечо Фандорина.

– У вас м-мушка сбита, – вернул ему «кольт» Эраст Петрович, недовольный тем, что промазал. – Кто были эти люди?

– Банда «Чёрные Платки». В прошлом месяце они ограбили курьерский поезд «Юнайтед Трансконтинентал». Убили почтальона и взяли мешок с серебряной монетой. Про них рассказывают, что они никогда не открывают лиц. Даже друг перед другом.

В голосе железнодорожника звучали страх и восхищение.

– Если это правда, то, наверное, они совсем м-молоды. Интересничают. – Фандорин пожал плечами. – Всё время быть в платке, должно быть, очень утомительно.

– Ну и что, если молоды? Билли Кид прожил всего двадцать лет, а успел угрохать двадцать человек. Великий Джесси Джеймс устроил первое побоище, когда ему едва сравнялось семнадцать. – Машинист взял у кочегара бутылку, тоже отпил. – Фуу, ну и гадость ты пьёшь! Молодые бандиты, они самые опасные. У них мозгов нет. Смерть им нипочём. Что чужая, что своя.

– Не в том дело, босс, – возразил кочегар. – Это всё из-за истории с фотографией. Великие грабители Сандэнс Кид и Батч Кассиди с товарищами сделали в ателье снимок на память, а теперь по этой карточке их ищут все шерифы и «пинки» штата Вайоминг. Урок для бизнесмена с большой дороги: не показывай рожу – целее будешь.

Дорога сделала крутой поворот, огибая холм, и стал виден весь недлинный состав. С площадки между салон-вагоном и пассажирским высунулся голый Маса, помахал рукой.

– П-поразительно, – пробормотал Эраст Петрович.

– Что живы остались? Это уж точно. Нате-ка, сэр, хлебните.

Кочегар совал свою бутылку. Обижать человека не хотелось, хоть из горлышка несло самой незамысловатой сивухой.

Фандорин сделал вид, что отпивает, а сам не сводил глаз с вагонов.

Пассажирский и почтовый были совершенно целы, ни единого пулевого отверстия. Зато чудо-вагон походил на золочёное ситечко для заварки – весь в дырках.