Он првзошёл законы природы

Многие его чудеса я видел своими глазами. Но я хотел бы обратить ваше внимание не столько на чудеса стар­ца Паисия, сколько на то, что действительно отличало его от других, и на то, что сделало его, по моему сми­ренному мнению, столь великим святым. Его выделя­ла огромная любовь к Богу, безграничная любовь, ко­торая сводила к нулю его любовь к самому себе. Этот человек превзошел законы природы, его жизнь была сильным и явным присутствием благодати.

Отец Паисий был совершенно нестяжательным человеком, у него не было ничего, даже необходимого человеку пропитания. Там, где он жил, не существо­вало никакого человеческого утешения, абсолютно ничего, поэтому была так заметна любовь Божия, бла­годать Божия в жизни старца. И Бог пребывал с ним

постоянно, и «рука Господня была присно на нем». Я верил и всецело верю, что речь идет о великом свя­том Православной Церкви наших дней, и в моем со­знании он уже причислен к великим святым (беседа была записана до канонизации старца Паисия. — Примеч. ред.)

Как-то я спросил его: «Геронда, мы можем слу­жить панихиды о святых, которые еще не канонизи­рованы?» Он ответил: «Святым, благословенный, вреда не будет. Когда мы молимся о них, они молятся о нас». Старец Паисий один из тех блаженных, кото­рых избрал Господь и принял к Себе.

Видя, какой я немощный и несчастный, старец дал свое благословение, и многие ночи я проводил возле него, иногда до двух с половиной недель. Я следил за ним внимательно и старался подметить все, вплоть до мелочей. Мне было любопытно увидеть всю его жизнь. У меня всегда создавалось впечатление, что этот человек держит в своей руке мир и в действитель­ности укрепляет его своей молитвой.

В первый раз, когда я остался у него с ночевкой, я помню, он мне предложил: «Пойдем поедим». Но что, поедим?! Ведь там хоть шаром покати! Я не могу вам описать, какая крайняя у него была нищета, особенно в келье Честного Креста! И вот мы как бы пошли есть. Старец накрыл на земле, стола у него не было, а только квадратный кусок мрамора. На нем мы должны были есть. Отец Паисий достал пару луковиц, несколько сухарей и банку консервов, которую кто- то ему оставил. Говорит: «Сейчас я тебе ее открою, специально для тебя берег».

Но как же ее открыть?! За неимением другого ин­струмента он открыл ее теслом. Мы поднялись, что­бы помолиться, прочесть «Отче наш». Отец Паисий встал посреди пустыни (такой была Капсала, келья Честного Креста — совершенно уединенное место), воздел руки к небу и произнес: «Отче наш, Иже еси на небесех...» И признаюсь вам, вот прошло столько лет, но я никогда больше не слышал Господню молитву звучащей с такой силой. Я ощущал, что Бог простер Свою руку с неба, чтобы благословить наше «ястие и питие». Это было что-то невероятное!

Такой сильной была и вся его жизнь. Я прожил подле него до 1992 года: очень часто приходил к нему, проводил у него многие ночи, многократно служил в его церквушке, но никогда не мог привыкнуть к это­му человеку. Каждый раз, когда я снова встречал его, то ощущал то же волнение, что и в первый раз. Я не понимал, отчего так происходит, но это мое недоуме­ние разрешил старец Софроний Эссекский. Когда мы поехали к нему с нашим приснопамятным старцем, то в беседе среди прочего он сказал нам: «Встреча с ду­ховным человеком ежесекундно содержит в себе не­кое пророческое событие. Никогда невозможно при­выкнуть к человеку Божиему. Общение с ним всегда уникально и неповторимо».

На протяжении многих лет я учился у старца Паисия, но так и остался «второгодником». Старец Паисий — это откровение Бога в моей жизни. И каждый день, ко­торый я проживал возле него, я не переставал изумляться той силе Святого Духа, которая обитала в нем.

«Я чувствовал, как мои кости тают»

На Рождество 1982 года, если не ошибаюсь, после всенощного бдения, когда мы уже немножко отдох­нули, я пошел к старцу. Он был один в своей келье, в Панагуде, и пребывал в прекрасном расположении духа; стояла тишина, кругом ни души, из посетителей никого, и он говорит мне следующее: «Вот что я тебе скажу, диакон! (Я тогда еще был диаконом.) Однаж­ды пылало мое существо от любви Божией так сильно, что я чувствовал, как мои кости тают, словно свечи. Я шел и даже остановился, потому что не мог двигать­ся дальше от любви Божией, которую ощутил внутри себя. Я привалился к стоявшему рядом дереву и сказал: “Только бы никто меня не увидел сейчас, а то поймет неправильно! ” Только бы никто не узнал, что я испы­тал. Так сильно возгорелась во мне любовь Божия, я весь пылал Божественной любовью. Прошло уже семь-восемь лет, и эта любовь не только не перестала гореть во мне, но она претворилась в любовь к миру, и я ежедневно растворяюсь в страждущих людях и не могу постичь, как Бог ради нас соделался человеком. Иногда я размышляю о том, как Христос родился и где Он родился, и — таю». Его глаза наполнились слезами, хотя он не позволял себе такого обычно при других. Доблестный воин, он избегал выказывать свой вну­тренний опыт, хотя его жизнь, особенно в Панагуде, поистине была каждодневной жертвой ради народа Божия и образцом совершенной любви.

Как Христос сказал Петру: и ты некогда обра­тившись, утверди братьев твоих (Лк. 22, 32), точно так произошло и со старцем Паисием. Так как он достиг высоты созерцания Бога и обожения, он услышал от Бога это слово о том, что должен поддерживать своих братьев. В его каливе собиралось множество людей, особенно же он любил страждущих и молодежь, ис­кавшую свой путь в жизни, и с большой жертвенно­стью становился рядом с ними. Он выслушивал их, исцелял, советовал, успокаивал.

Поистине удивительным было его слово, я в этом сам убедился. Некоторое время я провел в Кутлумуше и нес там послушания архондаричего и привратника. Я всегда отличался болтливостью, мне нравилось строить из себя учителя, и каждого, кто проходил мимо меня, я мучил своими «пропо­ведями». Когда же люди встречали старца, им было довольно одного его слова, а иногда он даже и ни­чего не говорил им — они просто видели его, и это изменяло всю их жизнь. Как говорится в Еванге­лии, при Господнем содействии и подкреплении сло­ва (Мк. 16, 20). Христос заверял и запечатлевал слово старца последующими знаками благодати, которые являл на нем. Они были столь чисты, столь изобиль­ны и многочисленны, что о них теперь написаны книги! А сколько еще чудес хранят в памяти люди как свой личный опыт встречи со старцем. Действи­тельно, подобные знаки показывают нам великую Святость и дерзновение этого человека.

Старец Паисий учил иметь добрые помыслы и ни­когда не думать плохо о людях, обо всех он говорил с болью и любовью. Сам он был очень внимателен в этом. Он никого не осуждал, даже диавола, и го­ворил о нем с большим сочувствием. Он никогда не называл его диаволом (чтобы не обижать!), но бед­неньким «тангалашкой» (это такой маленький зве­рек). И это при том, что он сражался с дикими бесами и диавол мучил его в пустыне. Мне известны многие случаи, когда диавол восставал против старца.