Глава пятая. 14 апреля английские, французские и польские подразделения высадились в Норвегии

14 апреля английские, французские и польские подразделения высадились в Норвегии. План наступления был прост: все силы перебрасывались в центр страны, чтобы вытеснить вражеские войска и остановить захват королевства, пока британские корабли выигрывали сражения на море.

— Мы начали собираться в Норвегию ещё в феврале, кто бы мог подумать, что мы всё-таки сюда попадём, — Леншерр поёжился, сунув руки в карманы куртки. Он топтался на месте, наблюдая за сослуживцами, собирающимися рядом с командиром.

Ксавье нахмурился и покачал головой. Захват стратегически важного порта Тронхейма — первостепенная задача, затем — Нарвик.

— Что это за дыра?

— Эй, ты сюда не на отдых приехал, пошевеливайся.

— А нам выдадут одежду потеплее? Мы в грёбанных снегах и у меня уже застыли ноги.

— Не знал, что девчонок нынче набирают в армию.

Страха не было; длительная и основательная подготовка не делала юнцов истинными воинами, но придавала им уверенности. Прежде всего в том, что всё будет получаться так, как на учениях. Никто не верил в реального врага, лично с ним не столкнувшись, как и не верил в то, что бравая армия Великобритании может потерпеть поражение. Солдаты, простые рядовые или офицеры, не были в курсе реальных планов военного кабинета. Они шли на поле боя с твёрдым намерением изгнать армию Рейха из Скандинавии.

И уж тем более никто не знал, что всё это время Англия намеренно проводила операции, компрометирующие норвежский нейтралитет.

— У тебя правда нет оружия?

— Я санитар, Эрик. Не солдат. У меня есть пистолет для собственной безопасности. Ты слышал что-нибудь о Женевской конвенции?

Эрик пожал плечами. Сегодня они должны были задержаться в городе — ничего не оставалось, кроме как исследовать местность, подготовить окопы и ночлег.

— Нам рассказывали о ней на первых занятиях. Её приняли в прошлом веке, чтобы облегчить судьбу раненных. Согласной этой конвенции, друг мой, преднамеренное убийство санитара, — Чарльз потрепал повязку на своём рукаве с некой гордостью, — это военное преступление.

— По-твоему, кому-то и правда есть до этого дело? — Эрик хмыкнул, смотря себе под ноги. — Быть санитаром опасно, Чарльз. Гораздо опаснее, чем солдатом.

— Спасать — не убивать. Это разные вещи, Эрик.

Они остановились у побережья. Неспокойное море, истинно зимнее, прибивало к берегу тёмные водоросли, добегая пенящейся волной до мысков ботинок. Эрик повернул голову.

— Жаль, что ты не смог поехать со мной.

— В следующий раз, Эрик. Я обещал. Если мы не сдвинемся с этого проклятого места в ближайшие дни, то нас отправят домой. Зачем иначе мы тут торчим?

— Чтобы умирать, Чарльз. Войны выигрываются мертвецами.

Чарльз устало вздохнул.

С начала вторжения тактика заключалась в контратаке. Немцы, славящиеся своей дисциплиной, продолжали действовать по собственному чётко выработанному механизму, отвоёвывая города Южной Норвегии один за другим — Намсус как раз стоял на пути дьявольской машины Третьего Рейха.

Высадившись за 160 километров от Тронхейма, английские войска должны были окружить порт ударами с севера и юга.

Однако вражеские истребители сорвали все планы.

К 22 апреля немцы заняли большую часть юга страны, отразив атаку английского десанта и норвежской пехоты. Города, оказывавшие наиболее яростное сопротивление, подвергались массивным бомбардировкам с воздуха — гибли простыне граждане, женщины, дети, здания рушились, подобно карточным домикам. Те, кто ещё мог бежать, покидали родные места в спешке.

Единственным успехом бригады было то, что за все эти дни они продвинулись на 80 километров к порту, но, охваченные немцами с фланга, вынуждены были отойти обратно к прибрежным городам — измотанные, разочарованные, замёрзшие.

— Я не сделал ни одного выстрела, твою мать. На кой чёрт мне столько патронов и гранат, если мы не стреляем?

— Мы что, снова на тренировках у Кэндалла? В гробу я видал эти перебежки! Мы проделали такой путь не для того, чтобы мотаться туда-сюда, как какие-то трусы!

— Успокойся, приятель. Лучше так, чем видеть в гробу тебя.

— Да пошёл ты.

Это было жаждой действий — реальных, будоражащих кровь. Адреналин, нуждающийся в выходе. Энергия, разрушающая любые преграды.

Стычка у Лиллехаммера ничего не решила.

Немцы начали атаку рано утром с востока. Поддерживаемые с воздуха, они без труда оттеснили роту на вторую линию обороны, а после вообще обратили батальон в бегство.

— Ксавье, потери?

— Двадцать два убитых, сорок раненных, сэр! Около тридцати человек оказались отрезаны и, вероятно, попали в плен.

Союзники держались до самого вечера, тем самым оказав самое длительное и упорное сопротивление. Но по-прежнему безуспешное.

Начались дожди, ослабившие бомбардировки и потушившие часть городских пожаров. Атаки пехоты же становились жёстче.

— Чейз, докладывай.

— Сэр, мы почти полностью потеряли Лейчестерский батальон. Командир убит, не многим удалось уцелеть. Немцы выпустили на поле танки.

Противостоять тяжёлой артиллерии британцам было нечем.

Чарльза трясло. Сидя в окопе, он непослушными пальцами пытался закурить сигарету. Всего за две недели они потеряли около сотни людей. Треть из них умерли потому, что он не смог оказать им должную помощь.

— Чарльз?

Эрик опустился рядом. Он чиркнул спичкой и прикурил, наваливаясь плечом на насыпь. Эти дни никто из них не спал. Миссия, казавшаяся столь легко выполнимой, обратилась крахом и катастрофой.

Он слышал: Черчилль громогласно заявил, что потеря Нарвика будет стоить очень дорого. До Нарвика их бригада так и не дошла.

— Я никого не спас.

— Что? — Эрик нахмурился, придвигаясь ближе. Они обычно грелись, сидя вплотную друг к другу, и укрывались одеялами, накинув одно на другое.

— Я их не спас, Эрик. Понимаешь? Не спас.

Эрик достал шерстяное одеяло и набросил его на Чарльза. Он курил, глядя вдаль, а свет работающих пушек отражался в его глазах, раскрашивая небо вовсе не праздничным салютом. Затушив сигарету о снег, Эрик, наконец, забрался под кусок колючей ткани, вслепую нащупав под ней руку Чарльза.

— Нас эвакуируют. Мы не протянем тут долго без снаряжения. У меня остался всего один магазин.

Чарльз склонил голову к его плечу и закрыл глаза.

Ему не нужны были ответы, ему не нужна была вера. В армию, страну, людей. В тот момент, когда Эрик доверил ему свою судьбу, Чарльз обрёл смысл.

Друга.

Себя.

Ему не нравились уроки истории, куда приходили ветераны и с упоением рассказывали, как расстреливали «фрицев», как бомбили города на примитивных самолётах Первой мировой. Ему не нравилось, что дети его возраста восхищались этой жестокостью, которую они называли гордостью и долгом перед родиной. Но отчего-то аналогичные действия врагов не находили понимания среди тех, чьи дома оказались под огнём.

Чарльз никого не терял. Его семья всегда была далека от войны и разрухи, как и он сам был далёк от семьи. Родившись уже после подписания мирного договора, Чарльз не понимал, почему на улицах так много калек. Мать рассказывала, что эти люди спасли их и дали ему, Чарльзу, шанс появиться на свет. И Чарльз, наравне с другими детьми, был счастлив.

До тех пор, пока не увидел обратную сторону медали.

— Как ты думаешь, куда нас отправят дальше?

— Я не знаю, Чарльз. Мне кажется, никто не знает.

Чарльз плотнее прижался к Эрику, просовывая холодные ладони под рукава его куртки, ища тепла и покоя.

А пока Эрик был рядом, шум артиллерии и взрывы, раздающиеся то тут, то там, были лишь надоедливым треском. Чарльз закрыл глаза.

Последние британские и французские войска оставили свои позиции в ночь с 1 на 2 мая.

Эвакуация боеспособных частей осталась непонятой норвежцами, моральный дух которых был окончательно сломлен. 3 мая Тронхейм капитулировал.

8 июня вся Норвегия оказалась в руках противника.

***

10 мая Уинстон Черчилль был официально назначен новым премьер-министром Великобритании. Он открыто заявил: лучший британский десант, шотландская и ирландская гвардия оказались парализованы энергичностью и находчивостью немецких солдат. Ошибки, допущенные в Норвегии, не должны повториться впредь.

В тот же день солнце Третьего Рейха — свастика — поднялось в зенит, опалив блицкригом Бельгию, Нидерланды, Люксембург и Францию.

В течение первых пяти дней с доски сошла королева Нидерландов.

Время продолжало стремительно лететь. Вернувшаяся из дотлевающей Норвегии седьмая рота в составе своего батальона не успела прочистить винтовки, как пришёл новый приказ.

— Что значит «переводят»?

— Нас включили в экспедиционный корпус?

— Ты слышал? Я наконец-то смогу познакомиться с генералом Гортом.

— Как будто ты когда-нибудь его увидишь.

— Брось, он сражался во Франции когда твоей матери на свете не было.

— Отправляемся завтра на рассвете. Не расслабляйтесь, ребята.

Французская кампания уверила всю Германию в непогрешимости своего лидера, в том числе и тех, кто считал, что Гитлер затеял слишком рискованную игру. Немецкие войска окружали союзнические армии кольцом и загоняли в угол, вынуждая сдаваться, — одну за другой.

Гибли тысячи — застигнутые врасплох, неукомплектованные, недостаточно укреплённые.

Западная Европа была готова вот-вот выбросить белый флаг.

20 мая немецкие танковые соединения окончательно отрезали и прижали своих противников — англичан, французов и бельгийцев к морю в районе города Дюнкерк.

Вечером 26 мая британский экспедиционный корпус получил приказ об эвакуации — перед этим правительство Великобритании лично обратилось к простым гражданам за помощью. Так, к 30 мая в Англию вернулись более сотни тысяч человек.

Зыбкая оборона держалась до 4 июня. На помощь эвакуирующимся пришёл туман, опустившийся на город и аэродромы. Военные корабли, парусники, катера, прогулочные яхты и рыболовные суда исчезали в густой пелене, увозя с собой всё больше солдат — сначала раненных, затем всех остальных.

Неуверенные из-за непогоды бомбардировки почти не наносили никакого вреда: сброшенные на пляж бомбы перед взрывом уходили глубоко в песок.

— Чарльз, давай! Беги! Просто беги!

Ксавье чертыхнулся. Они были одним из последних батальонов, дожидавшегося своего часа. Наконец, корабли вернулись. Получив сигнал, обороняющиеся бросили свои позиции и побежали — рассредоточено, под непрерывным обстрелом артиллерии.

— Чарльз, ты должен спастись! Беги!

Эрик с силой толкнул его в плечо, подгоняя. Они попали в адский котёл, но всё-таки получили шанс на спасение. И Леншерр не хотел его упустить.

Не хотел, чтобы этот шанс упустил Чарльз.

— Ещё чуть-чуть!

Они передвигались перебежками от укрытия к укрытию. Оставалось немного: всего квартал и, наконец, пляж, корабль, дом.

Чарльз мелькал впереди. Они были измотаны — он спотыкался, ноги скользили на песке и мелких камнях, осколках бомб, всём том мусоре, что унесёт волной в бескрайнее море истории со следующим приливом.

Эрик задержался всего на мгновение. Снаряд просвистел у него над головой и взорвался ещё в воздухе.

Взрывная волна отшвырнула его назад.

Эрик кое-как разлепил веки. Резкий свет выжигал глаза, в ушах гудело. Он вдруг увидел как прекрасно небо цвета кармина, ощутил горячий песок на губах.

— Чарльз?..

Эрик поднялся, пошатываясь. Быстро ощупав себя, он зацепился пальцами о разодранную куртку — крови не было. Не задело.

А потом Эрик увидел его.

Эрик рванул вперёд. Он рухнул на колени, ловко подхватывая друга и переворачивая его. В какой-то момент Эрику показалось, что Чарльз не дышит.

Чарльз закашлялся и открыл глаза, посеревшие от боли.

— Ты напугал меня. Встать можешь?

— Не знаю, — прохрипел Чарльз, обвивая двумя руками Эрика за шею.

Они поднялись вместе. Эрик провёл ладонью по его груди, ощупал руки, ноги. Цел.

— Кажется, у меня ноги отнялись. Эрик. Нам нужно уходить, пожалуйста.

Эрик бросил взгляд на корабль, на уходящих солдат. Всего несколько часов и они вернутся на родину. Туда, где они будут в безопасности.

Туда, где они не найдут мира.

— Я понесу тебя.

Эрик, нагнувшись, водрузил Чарльза себе на спину и продолжил путь. Адреналин стучал в висках, заглушая любую боль и усталость.

Эрик Леншерр поклялся защищать Чарльза любой ценой.

Он не мог поступить иначе.

***

«16 июля 1940 года,

вторник

Германия не насытилась. Германия напала на нас. Города дрожат, но нас нельзя сломить. Никто не поставит Великобританию на колени.

Написал срочную телеграмму его семье. Сказал, что в Уитби будет безопасней. Ответа не получил, надеюсь, что из-за перебоев в почте. Здесь спокойно, но я не уверен даже в сегодняшнем дне.

Они молятся. Я — нет».