Глава XXII. Мы провели в Бертуик-парке еще одну ночь, а потом настала пора прощаться

У ГРАФА У…

Мы провели в Бертуик-парке еще одну ночь, а потом настала пора прощаться. Покормив нас завтраком, Джо запряг Меррилегса в легкий фаэтон миссис Гордон.

— До свидания! — проржал со двора Меррилегс нам с Горчицей. — Надеюсь, мы еще соберемся когда-нибудь в одной конюшне!

Мы в ответ высказали ту же надежду, и они с Джо уехали жить к викарию.

Потом Джон уселся верхом на Горчицу, а меня взял за длинный повод, и мы совершили пятнадцатимильное путешествие в поместье под названием Эрлхолл-парк. Оно принадлежало тому самому графу У… Дом у него оказался просто роскошный, конюшни — тоже.

Мы прошли сквозь каменную арку с воротами и остановились во дворе. Джон попросил какого-то человека позвать мистера Йорка.

Потом мы изрядное время ждали. Наконец мистер Йорк появился. Это был человек среднего роста. По его манерам и голосу чувствовалось, что он привык к беспрекословному повиновению. С Джоном он обошелся очень приветливо, нас же с Горчицей удостоил лишь беглого взгляда и, кликнув конюха, велел отвести в конюшню. Уходя, мы слышали, как мистер Йорк снова заговорил с Джоном, и они пошли чем-то там «освежиться».

Конюх привел нас в замечательную конюшню, где было много света и воздуха. Там нас почистили и накормили. Потом Джон с мистером Йорком зашли нас проведать. На этот раз наш новый кучер внимательно оглядел меня и Горчицу.

— Да, мистер Менли, — наконец почтительно проговорил он, — обе лошади мне кажутся идеальными. Но нам-то уж с вами известно: у каждой из них, как и у каждого человека, есть какие-нибудь недостатки или причуды. Так что уж поделитесь со мной, пожалуйста, по поводу этих двух. Так мне будет легче к ним выработать подход.

— Ну, мое о них мнение, что лучшей пары нет во всей Англии, — с чувством проговорил Джон. — И расставаться с ними мне просто жаль. Но вы правильно говорите: по своим характерам они очень разные. Черный конь совершенно спокойный. Уверен, его сроду не били и не обижали. С ним прямо чувствуешь, какое для него удовольствие исполнять команды. А вот с рыжей кобылой, боюсь, проявили неважное обращение. Нам с хозяином об этом торговец сказал, когда мы ее покупали. Сперва она и у нас ужасно подозревала всех в подлости и даже кусалась. Но потом мы другим обращением свели ее недостатки на убыль. Она ощутила ласку и успокоилась. И вот уж три года подряд никакого характера не показывает. И трудится лучше некуда. Конечно, с ней и сейчас надо быть повнимательней. Она, к примеру, на мух реагирует очень болезненно. И когда по городу идет в упряжи, может занервничать. А уж тому, кто захочет с ней обойтись грубо, совсем не придется завидовать. Горчица тут же покажет ему. Да вы сами прекрасно знаете: у каждой горячей лошади мстительность просто в крови.

— Еще бы не знать! — кивнул головой мистер Йорк. — Жаль только, конюшни тут очень большие. За каждым конюхом просто не уследишь. Но я буду стараться изо всех сил, мистер Менли.

Они уже выходили на улицу, когда Джон вдруг сказал:

— Мне еще об одном вас нужно предупредить, мистер Йорк. Мы у мистера Гордона никогда не запрягали их с мартингалом. Черный Красавчик ни разу в жизни вообще его не изведал. А про Горчицу торговец рассказывал, что характер ее именно через мартингал окончательно и испортился.

— Раз уж они попали сюда, — вздохнул мистер Йорк, — придется им привыкать к мартингалу. Я сам его не люблю, и граф, наш хозяин, тоже не жалует, потому что разумно относится к лошадям. Но графиня, его жена… — последовала выразительная пауза конюха. — Понимаете, мистер Менли, она совсем другой человек. Для нее главное — вид с большим шиком. Попробуйте запрячь лошадь без мартингала, и она в экипаж не сядет. Я-то, конечно, все равно возражаю, но наша леди не из таких, с которыми спорить возможно.

— Жаль. Очень жаль, — нахмурился Джон. — Боюсь, мистер Йорк, мне уже пора в путь. Иначе опоздаю на поезд.

Он подошел к нам с Горчицей. Как грустно звучал его голос! Я крепко прижался к нему головой. И Горчица сделала то же самое.

— Ну, храни вас Господь, — шепнул напоследок Джон.

Он повернулся и вышел. Больше мы не увиделись.

На следующее утро пришел граф У… Мной и Горчицей он остался очень доволен.

— Я возлагаю на этих двух лошадей большие надежды, — сказал он мистеру Йорку. — Мой друг Гордон дал им просто великолепные характеристики. Конечно, когда ставишь их в пару, сочетание мастей получается не очень хорошее. В Лондоне наша леди этого не потерпит. Но за городом мы их можем по-прежнему запрягать вместе. Гордон еще мне говорил, что Красавчик хорош для езды верхом. Надо его опробовать. Если мой друг прав, в Лондоне мы с хозяйкой будем брать его на прогулки верхом вместе с Бароном. Они по масти подходят.

Выслушав графа, мистер Йорк подробно передал слова Джона о мартингале.

— Хорошо, — кивнул головой хозяин. — Значит, тебе не следует слишком натягивать мартингал у новой кобылы. Пусть немного попользуется свободой. Думаю, ее светлость не будет против.

Во второй половине дня нас с Горчицей запрягли в экипаж. С третьим ударом часов мы подъехали к парадному графа У… Дом был просто великолепен. Он вчетверо превышал размером хозяйский дом в Бертуик-парке. Но если позволено лошадям иметь свое мнение об уюте человеческого жилища, скажу, что у сквайра Гордона все было гораздо естественнее и лучше. Может быть, конечно, я так говорю потому, что не привык к показной пышности, которой отличался дом графа. Двое слуг в серых ливреях, красных бриджах и белоснежных чулках замерли в напряженных позах у входа. Вскоре послышался шорох шелковой юбки, и новая наша хозяйка сошла вниз по широкой лестнице. Это была высокая женщина с гордой осанкой. Наш вид явно ее чем-то раздосадовал, но она, не сказав ни слова, вошла в экипаж. Не могу сказать, что мартингал меня слишком мучил. Я и без него держал всегда голову примерно в таком положении, и шея моя особенно не болела. Куда больше себя я тревожился за Горчицу, но и она держалась совершенно спокойно.

На другой день мы опять ровно в три стояли у парадных дверей. Лакеи в ливреях находились на прежних местах. А новое платье хозяйки шуршало точно так же, как и вчерашнее. Оглядев нас, она снова досадливо сморщилась.

— Йорк, — величественно проговорила она, — мне просто противно смотреть на это убожество. Подтяните-ка им мартингал.

Спустившись с козел, Йорк поклонился и очень вежливо возразил:

— Прошу прощения, миледи, но эти двое три года не ездили с мартингалом. Для безопасности их следует приучать постепенно. И его светлость, ваш муж, так и решил. Но, если вы очень настаиваете, я могу подтянуть мартингал на дырочку.

— Именно это мне и угодно, — жестко произнесла хозяйка.

Йорк подошел к нам и выполнил приказание. В тот день я впервые понял, что судьба каждого из нас порой зависит от самой малости. Мартингал затянули всего на одну дырочку, а от удовольствия, с которым я всегда служил в экипаже, разом ничего не осталось. Особенно остро я это почувствовал на крутом подъеме. Достаточно вытянуть в таких случаях голову, и с легкостью взбираешься в гору. На этот раз все было не так. Из-за проклятого мартингала тяжесть кареты во время подъема пришлась мне на спину и на ноги. Они заболели. Дышал я тоже с большим трудом.

— Теперь, наконец, ты сам понял, что такое служить с мартингалом, — проговорила мне с грустью Горчица, когда мы снова вернулись в конюшню. — Только учти: это еще ничего. Если ремень больше затягивать не будут, я лично даже скандалить не стану. Но, если это будет продолжаться, я за себя не ручаюсь.

В ближайшие дни Йорк по приказу хозяйки подтянул мартингал еще на две дырки, но неприятные ощущения от этого почти не усилились. Прошло еще несколько дней. Ремень больше не укорачивали. В конце концов успокоилась даже Горчица.

— Если так, — сказала она, — работать, конечно, тяжело, но можно вытерпеть.

Знали бы мы тогда, что наши мучения только начинаются!