Глава 1. Надежда.

8 мая 1969 г. Чикаго.

Прекрасная погода в это утро. Трепещущий зеленый парк дополнен качелями, каруселями, мячами, обедом на траве и Марком, Ричардом, Пегги, Лори и Линн для компании. Прогул школы делает все это еще острее. Никого, кроме нас. Все остальные застряли на работе или на учебе. Тем хуже для них. Смеясь, запрыгивая и спрыгивая с качелей, пиная мячи и катаясь по траве, мы наслаждались свободой детей. Сидя напротив Пегги, Ричард пел:

Не нужно мутного вина,

Нам достался солнечный свет.

Делай, что нравится,

Делай, делай.

Делай, что нравится,

Делай, делай.

Делай, что хочешь,

Делай, делай.

Он схватил Пегги, быстро поцеловал ее, и отпрыгнул на несколько шагов.

Почему-то я спросил Марка, который час. нНа его лице появилась большая усмешка: “Время? Ты сумасшедший! Здесь нет времени, брат. Мы на небесах, ты разве не заметил? ” После этого он снял часы и беспечно выбросил их через плечо в высокую траву.

Горячая волна смущения охватила меня. Что происходит? Что мы делаем? Какой во всем этом смысл? Каждый, кого я знал, абсолютно каждый боролся за то, чтобы получить так называемую свободу, которая была у нас в это утро. Но, насколько я мог это видеть, она была бессмысленна. Если это небеса, значит, что-то определенно неверно, неправильно.

Марк посмотрел на меня и начал смеяться: “Эй, старина! Почему такой мрачный? Как будто у тебя в штанах жук. Скажи мне, что ты делаешь? Философствуешь, или что? ”

Я должен был убраться оттуда. Не думая, я повернулся и пошел в сторону машины.

- Эй, эй, Билл! - смеясь, кричали мне девчонки. - Остановись! Ты не можешь выйти из нашей игры.”

-Это серьезно, - сказал Марк, - он собирается уехать. - И это его машина.

Они побежали за мной. Я открыл дверь, сел за руль, и они попадали в машину.

Все заговорили одновременно, когда я завел машину и поехал прочь.

- Что за шутки?

- Куда ты едешь?

- Мне надо убраться отсюда!

- Но мы хотим остаться!

- Ради бога!

- Эй, ты все испортил! Что происходит?

- Простите, но это ни к чему не ведет. Ничего из этого для меня не имеет больше смысла... Я просто не понимаю...

- Не понимаешь что, приятель?! - спросил Марк.

- Ничего. Ничего. К чему все это? К чему мы все стремимся? Куда мы идем? Похоже, весь мир катится в никуда, и мы ничем не отличаемся.

- Да, это круто, Билл, - отозвался Ричард, - но, что бы ни случилось с “швырните в меня джемом” и “не бросит ли кто-нибудь в меня бургером”, я хочу сказать, что ты забываешь некоторые из величайших элементов экзистенционализма.

- Смотри, - сказал я больше себе, чем им, - подъезжает грузовик. Измениться ли что-нибудь, если я просто поверну руль и поведу машину прямо навстречу грузовику. - Я совсем не шутил. И я хотел выяснить это, когда грузовик был все еще был перед нами.

- Эй, эй, Билл! - быстро сказал Марк, - совсем ничего не измениться или ничего не измениться, если ты остановишь машину на обочине и позволишь мне сесть за руль.

Верно, это ничего не меняло, и меня это не волновало. Но, так как было похоже, что его это волновало, я не думая затормозил и остановил машину на краю дороги. Как только я встал из-за руля, все они вздохнули: “Боже, это было так близко”.

К тому времени, когда я добрался до дома, я запутался еще больше. Все, что я мог видеть, был темный знак вопроса. Никакого смысла. Я не знал никого, кто бы мог подсказать ответ. Единственной вещью, которая пришла мне в голову, было бросить школу и пойти искать кого-нибудь, кто мог бы помочь мне найти хоть немного смысла в этом мире.

Я рассказал маме о своих переживаниях, как только смог, и известил ее, что я собираюсь идти наверх упаковывать вещи, чтобы я мог отправиться на поиски “кого-нибудь, кто что-нибудь знает”.

- О чем ты говоришь, Билл? Ты что, сошел с ума?

Может быть, я и сошел. Но я не видел никакого смысла в том, чтобы задерживаться здесь, в этом порочном круге и продолжать играть в бесполезные игры двадцать четыре часа в сутки.

- Послушай... Ты просто не можешь этого сделать, - сказала она, - нет. Вся твоя жизнь пойдет прахом. А как же школа? И...

- Я не собираюсь оставаться здесь и говорить с тобой о глупостях, мама. Какой смысл ходить в школу, если я не знаю, в каком направлении я двигаюсь, и вообще, почему я должен продолжать свое существование? Нет причины медлить и, пожалуйста, не пытайся остановить меня.

- Боже, это уже слишком! - она пыталась найти нужные слова, - хорошо, я не буду тебя останавливать. Но можешь ли ты по крайней мере подождать, пока отец вернется домой? Это не честно, убегать вот так, не поговорив с ним.

В ее словах был смысл. Я согласился подождать, пока отец вернется домой, что должно было случиться только через 2-3 часа. Пока я ждал, я запутался еще больше.

Когда он пришел, я начал рассказывать ему о своем состоянии и планах. Он почти не обратил на все это внимания. Вместо этого он спросил, не хочу ли я пойти на прогулку. От одного слова “прогулка” Джуди впрыгнула в комнату. Ее язык свешивался на милю. Она подбежала к двери и несколько раз подпрыгнула.

Мы гуляли в близлежащем ботаническом саду с Джуди, делающей большие круги вокруг нас и лающей своим отрывистым стаккато. Сад был красивым, как всегда, но я ничего не замечал. Я снова попытался объяснить отцу, что со мной происходит, но не было похоже, чтобы он меня понимал.

Мы дошли до вершины холма и сели. Снова и снова отец бросал вниз палку для Джуди.

Я погрузился в свои размышления. Может быть, идея о “смысле” - всего лишь человеческая выдумка...? Может быть, жизнь - всего лишь сон... Может быть, ничто не важно... Если говорить о “Боге”... я догадываюсь... я догадываюсь - Бога нет... И как человек может знать? Мы понимаем хорошее в сравнении с плохим, высокое в отношении к низкому, светлое в сравнении с темным, все в сравнении с чем-нибудь. Ничто не имеет смысла само по себе. Различия только призрачны, относительны. И нет ответа, и никогда не будет. Вот почему каждый остается слепо занятым тем, что ему нравится... Конечно, все они боятся смерти... Но если бы мне сейчас пришлось умереть, изменилось бы что-нибудь?.. Ничего бы не изменилось.. Не имеет значения, жив я или умер. Темные мысли вращались в моей голове, и им, казалось, не было конца.

Трудно вспомнить, случилось ли это в самый напряженный момент моего затмения, но вдруг я заметил, что что-то новое вмешалось во всю картину. Оно было настолько тонким, почти незаметным. Я не мог дать этому названия. Словно облако, затуманившее мой разум, начало таять и исчезло.

Я смотрел, как Джуди сбегала вниз и прыгала в пруд за палкой, которую кидал отец. Она смеялась, или мне это так казалось. “Она полностью наслаждается жизнью”, - подумал я. Я оглянулся вокруг: трава, такая зеленая, такая яркая; листья деревьев, колеблющиеся на ветру; плеск воды. Все сверкает, все движется в едином потоке - Вместе!

Я и не заметил, как темные мысли исчезли, и мой разум погрузился в состояние, которого я до этого никогда не испытывал. Как же мне объяснить его?

Независимое существование каждого растения, земли, воздуха, воды, их раздельность, исчезли, все выглядело слитым воедино, цвет каждого предмета перетекал в тот, который был рядом. Все цвета и формы в одной единой картине, в одном едином существовании. Даже мое тело стало просто одним из элементов целого. Я мог видеть мои мысли, пролетающие, как птицы или сияющие, как всплески воды. Каждый предмет был так же ценен, так же необходим для целого, как любой другой. Который из них был “живым”, который - “неживым”? Эти различия не имели больше никакого смысла. Вместо этого все выглядело живым. Все было полно радости, сознания. Все напоминало многоцветную панораму сна, в котором каждый предмет был частью сознания спящего. Каждый камень, каждый комочек грязи или сухая ветка на этом холме были наполнены той же самой жизнью, что и трава, или собака, или даже мои мысли. Расстояние и время, казалось, не существовали, когда я смотрел на Сущность, которая могла быть описана как вечно изменяющаяся и бесконечная.

Был ли это БОГ?

Что бы это ни было, оно бесследно прогнало темноту, которую я чувствовал, как будто ее никогда и не было. Надежда! В этом было что-то большее, чтобы жить, чем я когда-либо мог себе вообразить.

В исступлении я повернулся к отцу, который все еще был занят тем, что бросал палку для Джуди: “

- Отец, у меня есть... что-то, что-то настоящее. Я не знаю, как это выразить. Это.. что-то невероятное.

- Да, конечно. Очень хорошо.

Он не понял. Как бы он это сделал? У меня не было слов описать то, что я чувствовал.

Назад мы шли молча. Я дышал так глубоко, как только мог. Никогда до этого воздух не был таким вкусным.

Даже сейчас, когда я пишу об этом, я наполнен ощущением чуда.