Melt together when I am with you Held together when I am with you.

Слащаво?
Может быть.
Сентиментально?
Возможно.
Банально, предсказуемо, приторно, неоригинально, стереотипно. Чонин мог бы найти ещё огромное количество синонимов к тому, что он сделал. Однако сейчас он сидел на подоконнике, загнанный в угол самими собой.
Идея была позаимствована из его собственного сна.
Цветы были рассыпаны пёстрой чередой так, что утопали ноги. Слегка. Побольше пионов и георгинов, немного роз и астр. Комната приобрела светло-розовый оттенок, и в обычной жизни Чонин не особо любил этот цвет, но он очень надеялся, что это понравится Кёнсу, который вот-вот должен был вернуться.

Чонин много думал о том, что происходило в последние несколько недель. Недель, что они были вместе.
Приступы стали чаще, сейчас он был вынужден это признать. Обмороков, как таковых, не было, но лишь пока. Абсансы стали чаще, это было видно невооружённым глазом, и Кёнсу изо всех старался делать вид, что ничего не происходило. Но всё было видно по его растерянному лицу. И как бы Чонин ни успокаивал его в том, что всё в порядке, он по-прежнему прятался в каком-нибудь укромном уголке квартиры, когда у него начинались мышечные спазмы. Ведь каким бы он не пытался казаться со стороны, Чонин всегда знал, что он на самом деле очень ранимый.
Иногда он буквально ловил Кёнсу за руку по ночам, когда тот вдруг вставал с постели, направляясь куда-то. И это по-настоящему пугало. Чонину хотелось бы вечно прижимать его к своей груди и никуда не отпускать. И это казалось бы ему таким банальным, если бы он так не боялся потерять его.

Из мыслей его вывел звук ключа, повернувшегося в замке.
- Чонин? – послышалось из прихожей, - Чон…
Кёнсу стоял у входа в комнату, на его лице читалось не передаваемое словами удивление.
- Привет, - смущённо сказал Чонин.
- Что… - но ему не дали договорить.
- Мне вдруг захотелось сделать для тебя что-то, что ты мог бы запомнить навсегда. Прости что так… - все подходящие слова вдруг куда-то улетучились, - Это, наверное, очень глупо и… сентиментально и…
Чонин был растерян так, что не сразу заметил, как Кёнсу, сняв обувь и очень осторожно ступая по полу, оказался рядом с ним. Он встал на цыпочки и притянул к себе ладонями его лицо.
- Спасибо, Чонин.
И поцеловал так, как никто и никогда в жизни не целовал.
Время повернулось вспять, а поцелуи превратились в сладкую бесконечность. Руки аккуратно скользили по спине, замирая на миг дольше на пояснице и лопатках.
Стоять было неудобно, и Чонин обнимая Кёнсу со спины, усадил их на пол.
Одежда определённо мешала, как и всегда, но он боялся, что его решительность может напугать. Поэтому он начал зацеловывать каждый позвонок Кёнсу прямо через его футболку. И когда он только добрался до грудного отдела, Кёнсу немного отстранился и сам снял с себя футболку.
Родинки.
Чонин замер, боясь пошевелиться. Его взяли за руку и прижались спиной к груди, опуская голову на плечо.
Родинки украшали не только спину. И представшая ему картина была так невероятно красива среди всех этих цветов. Он начал водить пальцами по чужой груди и услышал легкий стон.
Затем Кёнсу резко развернулся к нему лицом, сел на Чонина и потянул вверх уже его футболку.
- Я подумал, что это нечестно, - зашептали ему прямо в губы.
- Не надо… - он смотрел на белую кожу, боясь оторвать взгляд.
- Я знаю, чем всё это может обернуться, - и Кёнсу начал целовать его шею.
Ощущение чужих полных губ разрывало Чонина на мельчайшие частицы, и он стал забывать о самоконтроле.
- Тебе не страшно?
- Мне нечего бояться, ведь у меня есть ты, - прошептал Кёнсу.
- Ты дрожишь.
- Я волнуюсь. Думаешь, я многих целовал так, как целую сейчас тебя? – с шеи он вернулся к губам.
- Кёнсу, ты меня в могилу сведёшь…
- Ты можешь делать со мной, всё что хочешь. Я доверяю тебе.
Это стало последней каплей стойкости Чонина, и он перестал себя сдерживать, впиваясь в губы. Тепло чужого тела сводило с ума, неизбежно хотелось большего и прежде, чем Чонин успел это осознать, он услышал:
- Чонин, это нормально, что я хочу тебя?
Он отстранился от до боли любимых ключиц, пытаясь переварить услышанное:
- Если это не так, то мы оба ненормальные.
- Мы должны с этим что-то сделать.
- Ты уверен?
- Хватит, я не настолько хрупкий, - Кёнсу улыбнулся и, лёг на спину, утягивая его за собой поцелуем.
И Чонин аккуратно потянул за молнию ширинки на его шортах.
Впервые у него было ощущение, что в его руках некая драгоценность, с которой нужно обращаться как можно нежнее, и это беспокоило, но когда Кёнсу начал снимать уже его джинсы, всё куда-то мигом улетучилось, превратилось в судорожные вздохи, переплетённые ноги и тепло тел.
- Чонин… Чонин, я так хочу любить тебя, - зашептал Кёнсу, и если бы не происходящее вокруг, в этом можно было бы услышать что-то более глубокое, чем то, что казалось на поверхности.
Придвинув к себе чудом оказавшийся поблизости рюкзак, Чонин вытащил из заднего кармана презерватив – напоминание о прошлой жизни.
Он прекрасно знал, что нужно делать и Кёнсу, судя по всему, тоже. Он изо всех сил старался отвлечь его от неприятных ощущений своими губами, зацеловывая каждый сантиметр его тела. Кёнсу стонал и извивался под ним, и смотреть на это было уже невозможно, поэтому в следующий момент открытая упаковка презерватива полетела в сторону.
Чонин старался делать всё как можно медленнее, но самого Кёнсу это явно не устраивало, потому что он жадно подавался вверх бёдрами.
Безумный вихрь эмоций и чувств заполняли до краёв, а чужие руки и ноги, обвивавшие тело, и призывные выкрики его имени, врывались в него бескрайним потоком, изламывая каждую частицу сознания чувством, в котором Чонин был уверен как ни чём другом.
Хруст и аромат цветов заполняли их собственный мир, вращавшийся вокруг и сливавшийся с нескончаемыми поцелуями и острыми коленками, упиравшимися в бока, до наступления пика их чувств.

И только потом Чонин, наконец, признается:
- Кёнсу… Я люблю тебя.
- Я тоже тебя люблю, Чонин.
Но в следующий миг Кёнсу схватит горсть лепестков в свои руки и шутливо бросит их в него, смеясь:
- Я не знал, что ты такой романтик.
Чонин оторопело моргнёт несколько раз, а потом взвалит его к себе на плечо, легко стряхивая прилипшие к нему лепестки пионов и унося в ванную.