Twentieth Century Fox

Итак, она по-модному худа

И по-модному чуть опоздает…

Она королева крутизны

Она леди, которая ждет

Давно окончил школу ум ее

И с тех пор колебаний не знает…

Она не тратит время зря на словеса

Она Двадцатого Века Лиса

***

Все лето 1967 мы провели, мотаясь по стране, с одного берега на другой, с концерта на концерт, из студии в студию. Мы вновь дали о себе знать в Нью-Йорке, выступив в клубе «Scene» в июне, как раз в тот момент, когда в Калифорнии проходил поп-фестиваль в Монтерее, самый первый из всех. Я был жутко расстроен, что нам пришлось играть в каком-то зачуханном клубе на другом конце страны, в то время, когда большинство самых значимых групп 60-х съехались в Монтерей. Разумеется, нас даже не пригласили! Позже Дерек Тейлор, один из организаторов, объяснял это тем, что «нас проглядели». Bullshit. Знали они про нас. Они нас боялись. Мы не вписывались в формат фестиваля: мир, любовь и «власть цветов». Мы представляли теневую сторону. Моя детско-цветочная половинка рвалась поплясать под кислотой на фестивале, но я был в демонических «Doors».

Дни и недели слипались из-за постоянных выступлений. Меня начало колотить перед каждой очередной поездкой в аэропорт. С Джимом в особенности. Иногда казалось, что самолет – это ловушка, в которой я заперт вместе с душевнобольным. Я думал: если бы остальные пассажиры знали, что происходит у Джима в башке («Смятение, вся моя жизнь – это сорванный занавес, и вот - разум рушится мой»), они бы кинулись к выходу, расхватали парашюты и повыпрыгивали, «потому что он откроет двери по любому». Он выждет момент, когда мы взлетим повыше и расслабимся… Во время одного из полетов Джим так напился и расшумелся, что стюардесса вызвала в салон капитана. Джим стал по стойке «смирно», сказал: «Йес, сэр» и быстренько сел на свое место, под строгим взглядом капитана. Любопытно.

Мои впечатления после выступлений были горько-сладкими. Стоил ли волшебный час на сцене всех этих безумств и мытарств в пути?

Жак Хольцман, который был, кроме всего прочего, президентом фолк-лейбла, пригласил на ужин Пола Саймона и проиграл ему несколько наших демо со второго альбома. Он сказал Полу, что «The Doors» могут стать самой выдающейся группой в Штатах, и Саймон с ним согласился. Он также согласился взять нас на разогрев на концерт «Simon and Garfunkel» в Форест Хилл. Десять тысяч народу!

Мы сильно нервничали пред концертом, когда Саймон зашел к нам за сцену пожелать удачи. Он был очень дружелюбен. Я не знаю отчего, то ли из-за нервов, то ли потому что Джим вообще терпеть не мог фолк-музыки, но Саймону он нахамил. Назовем вещи своими именами: он послал его на хер из нашей гримерки. Парня, который нас нанял! Затем мы вышли играть, и Джим был как отмороженный. Он не шел ни на какой контакт с публикой. Под занавес выступления - мы играли «The End», на словах «Father, I want to kill you» - Джим дал выход всей своей ненависти, ярости и прочему, что не давало ему дышать спокойно, разразившись отчаянными воплями и расколотив о сцену микрофон. Это продолжалось почти минуту. Публика слегка проснулась и призадумалась, что такое ей здесь демонстрируют. После перерыва Пол и Арти вышли на сцену под громогласные аплодисменты.

***

В июле «Light My Fire» заняла первое место в национальном хит-параде, и продержалась на этом месте весь месяц. Она оставалась в чартах двадцать шесть недель – неслыханное дело. Словно пожар, разнесся слух, что эта песня была гимном во время летних расовых волнений в Детройте.

В июле мы прилетели в Нью-Йорк, где сыграли в «Scene» и дали серию интервью. Все было организовано нашей компанией звукозаписи. Когда «Light My Fire» пошла наверх в чартах, мы начали регулярно пересекать страну на самолетах. Это определило наш образ жизни на ближайшие несколько лет. Аэропорты, зоны досмотра багажа и лимузины стали нашей постоянной средой обитания.

В этот раз в Нью-Йорке мы были уже в ранге «малых знаменитостей», благодаря тому, что «Neusweek», «Vogue» и «New York Times» хором дали одобрительные отзывы нашему первому альбому. Казалось, они старались перещеголять друг друга по части диких эпитетов. Журнал «Time» вытащил на всеобщее обозрение старую цитату Джима из его автобиографии для «Elektra»: «Меня интересует все, что касается бунта, беспорядка и хаоса».

Я с самого начала терпеть не мог это высказывание. Теперь, когда оно привлекло к себе такое внимание, у меня возникло нехорошее предчувствие, что эти слова могут довести Джима до беды. До погибели.

Говард Смит написал о нас огромную статью в «Village Voice», назвав Джима первым настоящим мужским секс-символом со времен Джеймса Дина. «Если мои антенны не врут, - писал Смит, - именно он сможет стать тем, кто овладеет массовым либидо, очень и очень надолго».

Стив Харрис, нью-йоркский завотделом рекламы «Elektra», организовал для нас интервью в журнале «16».

Поначалу я не мог сообразить, зачем мы сдались изданию для малолеток, учитывая нашу растущую известность, как радикальной группы. Вскорости мне дали понять, зачем.

Расскажу вам о своей девочке, она здесь бывает

Она приходит сюда, обычно к полуночи

Мне с ней так хорошо, мне с ней так хорошо

Она идет по моей улице, она подходит к моему дому…

Стучит в мою дверь, идет вверх по ступенькам

Раз, два, три, цок-цок, тук-тук, привет, малыш

Ммм, она уже в моей комнате… ОЙ, ПАЦАНЫ

Я считал себя ренегатом-католиком, пока не повстречал Глорию Стейверс. Тридцатилетняя экс-модель и хозяйка «16», она была первой из встречавшихся мне женщин, которая открыто обменивала на секс свою власть и влияние, и это шокировало меня и разбило мои иллюзии по поводу моей раскрепощенности. Сцена в редакции ее журнала вколотила очередной гвоздь в гроб моей невинности. Глория лично отбирала молодежных идолов, которым предстояло украсить собой обложки ее журнала, и Стиви сказал, что если ей понравимся мы – хорошо, а если она положит глаз на Джима – это будет очень хорошо для нашей карьеры. Она положила. Глория пригласила всю группу к себе в апартаменты. Она заранее проинструктировала Стиви, чтобы тот попросил нас уйти пораньше, чтобы она и Джим смогли сделать несколько фото. Хммм… Было ощущение, что это становится чем-то вроде взятки. Но Джима, похоже, такой расклад нисколько не смущал. Глория не была сногсшибательной, зато она была издателем.

Хей! Как тебя звать? Тебе сколько лет?

В какую школу ты ходишь? Ух-ха, йе,

Ах-ха, йе, о, о, йе, ох-ха.

Ну, теперь, когда мы с тобой знаем друг друга получше

Иди-ка сюда… и

СДЕЛАЙ МНЕ ХОРОШО!

ГЛОООРИЯ, Г-Л-О-Р-И-Я ГЛОООРИЯ

Вполне привлекательная женщина, чуть в летах. Мне сказали, что если перелистать старые обложки «16», там найдется немало ее завоеваний.

Мне всегда было любопытно, что происходило попозже тем вечером. Снимки, появившиеся в результате той фото-сессии, были странными. Джим на них выглядел, как андрогин. Меня удивило, что он согласился фотографироваться в меховой шубке Глории. Позировать с голым торсом было не ново, но зачем он надел на шею свой расшитый серебряными бляшками пояс-кончо? По тем временам я подумал, что все это смотрится, как снимки для софт-порно. Она ставила его в позы, которые ее возбуждали. А затем, после сессии - представлял я себе - он ставил ее в позы, которые возбуждали его.

Я… ПРИВРАТНИК У ЧЕРНОГО ХОДА

МУЖИКАМ НЕВДОМЕК

Но маленькие девочки ПОНИМАЮТ!

Натурально, Джим знал нечто такое, чего я не понимал.

Он хрипло, нутряно бормотал и ворчал в микрофон во вступлении к «Back Door Man», совсем как старый негр из Дельты, который повидал женщин на своем веку.

Вы, мужики, едите свой ужин, едите вашу свинину с бобами

А я съел больше цыплят, чем любой из вас в жизни видал

Потому что я Привратник У Черного Хода

Мужикам невдомек, но маленькие девочки понимают…

Мне потребовалось время, чтобы понять, что в этих строчках речь о том, что все остальные мужчины спят только со своими женами, в то время как певец спит с каждой из них, забираясь к ним в дом по ночам и исчезая на рассвете. Таким делами обычно славятся представители мужского пола, но в лице Глории Джим нашел себе достойную соперницу. Робби предупреждал Глорию насчет Джима, но предупреждал ли кто-нибудь его насчет ее?

Ты была моя королева, а я был твой дурачок

Заехав за мной после школы

Ты забрала меня к себе домой

Твой отец на работе,

У мамы шопинг… по полной программе

Ты привела меня в свою комнату

Ты показала мне свою штучку

Ты чего это, а?

Нежней, нежней, плавней, плавней…

Я был удивлен, что Глория пошла на риск и поместила фото и статью о Джиме, учитывая его манерки и поведение. То, что перед вами – не пай-мальчик, было ясно с первого взгляда. Аудиторией журнала «16» были девочки-подростки, и мне казалось, что у издателей могут быть проблемы, если персонаж с их обложки исполнит нечто непотребное. А уж за Джимом дело не станет.

…Опутай мне шею своими ногами

Опутай мне ноги своими руками

Опутай мою кожу своими волосами

Полагаю, Джим просто был слишком обаятельным парнем, чтобы упускать такого красавчика. Взамен Джима Глория могла бы поместить на обложку меня, но это вряд ли увеличило бы тираж. Мое лицо могло сгодиться разве что для рекламы дробовиков на обложке «Солдата Удачи».

Жестче, жестче, быстрей, слишком быстро, о черт

Слишком поздно, уж не остановишь

СДЕЛАЙ МНЕ ХОРОШО!

ГЛОООРИЯ, Г-Л-О-Р-И-Я ГЛОООРИЯ

***

В Нью-Йорке мы остановились в дешевой гостинице «Great Northern Hotel» на 57 Street. Удобное расположение, но внутри все пропахло стариками. Я поселился в номере рядом с Джимом, и по вечерам у меня были развлечения поинтересней, чем телевизор. Не то, чтобы я был любитель подслушивать, прижав ухо к стене, но в одну из ночей у соседа стоял такой гвалт, что слышимость и так была отличной. Джим привел к себе в номер Нико, знаменитую немецкую вамп из «Velvet Underground», и я никогда не слыхал, чтобы парочка так шумно проводила время. Звук был такой, словно они там вышибали дух друг из друга. Я встревожился, но поинтересоваться, в чем дело, не решился. На следующее утро Нико выглядела окей, так что я и дальше воздержался от расспросов. Позже Нико обронила в одном интервью, «Ja, Jim ist crazzy!»

***

Темноволосая девушка на пресс-вечеринке, посвященной нашей первой пластинке, все время строила мне глазки. Когда я рассматривал великолепную выставку огромных картин Сальвадора Дали, он подошла ко мне.

- Охранник мне сказал, что мальчикам в группе нравится, когда девочки не носят лифчиков, так что я свой сняла.

Какой изобретательный подход, во всех отношениях. Я опустил глаза на ее груди, и будьте уверены, они четко прорисовывались сквозь полупрозрачную блузку.

- А я вот как раз собрался сходить в ванную, - нагло ответил я.

- А можно, я посмотрю?

Один ноль.

- Конечно, конечно.

Она посмотрела, затем сняла свою блузку. Я обратил внимание на ожог от сигареты прямо возле соска.

- Где это ты так?

- Это мой бойфренд сделал, когда мы поругались.

- Крутой у тебя бойфренд, - сказал я. – А он здесь?

- Нет, нет, его нет в городе.

Я получил крайне необходимую, детальную и наглядную инструкцию по технике феллацио, и она удалилась. Даже не оставила номер телефона.

Утром Леон, наш пресс-агент, сообщил мне, что та же девушка постучалась к нему в номер около двух ночи, вошла и исполнила аналогичную процедуру. Какой сервис!

«The Doors» не были типичными мачо рок-н-роллерами, которые хвастаются друг перед другом своими достижениями. И Джим, и Робби, и я – все мы имели сексуальные приключения, на гастролях без этого не обходится. Все мы по-прежнему находились в поисках Одной-Единственной, но была ли когда-нибудь одна у рок-музыканта? Обратная сторона известности: ты никогда не знаешь, что привлекло к тебе внимание данной особы, твой имидж или твоя душа. Рей по прежнему жил с Дороти, но они были вместе еще до того, как начался наш поход за славой. Они были неразлучны. Фактически, Дороти всегда была при нем, присутствуя везде и всюду, от деловых переговоров до обедов и репетиций. Молча.

Робби был поделикатней меня по части съема девчат. Но и у него они были точно так же.

Когда мы приезжали в Нью-Йорк, Джим всегда старался повидаться с одной девушкой, миниатюрной, коротко стриженной блондинкой, очень живой и общительной. Звали ее Линн Верес и родом она была из Нью-Джерси. Попав в Нью-Йорк, она устроилась работать танцовщицей в модную дискотеку «Peppermint Lounge» на Манхеттене. Линн здорово рассказывала всякие забавные случаи и анекдоты на тему своей тамошней жизни, например, о том, как у одной из ее коллег однажды вылетели накладные груди из лифчика, прямо на сцене.

***

Джим был слегка бледен, когда мы ехали в лимузине на наш первый концерт, на который заранее продавались билеты с указанными местами. Бледность Джима проистекала не оттого, что его укачало в лимузине – мы уже успели полюбить этот тип автомобиля, с его плавным бесшумным ходом и бархатным нутром. И не от того, что он испугался нашего водителя – личного шофера Жака Хольцмана, чернокожего верзилы со шрамом от ножа через весь затылок, по имени Джордж. Джордж был добрый малый и большой весельчак. («Мы просто катаемся, расслабьтесь, ребята!» - сообщил он нам со своей белозубой улыбкой, после того, как мы несколько раз подряд объехали весь квартал вокруг театра, в поисках служебного входа). Джим был бледен, потому что нам предстояло выступить на шоу по случаю юбилея радиостанции «WOR», и это был наш первый «настоящий концерт в настоящем театре». Сколько бы концертов я не отыграл, мое сердце всегда начинает биться быстрей, когда я стою с краю сцены, за занавесом, в ожидании выхода. А то была роскошная сцена, и выход на нее означал официальное признание нашего успеха. Огромная, с настоящим тяжелым красным бархатным занавесом от края до края. И море лиц в зале за ним.

Винс Тренор, наш новый звукорежиссер и «гений электроники» из Новой Англии, носился, в сотый раз проверяя аппаратуру. Винс был тощий и нервный, трудоголик. Директор театра предупредил меня, чтобы мы выступали не дольше тридцати минут. Но прежде, чем я успел донести месседж до «мальчиков», занавес пошел вверх. Винс все еще был на сцене, и Джим, недолго думая, ухватился за него, пытаясь удержать. Тот продолжал подниматься, и Джим… взлетел вместе с ним! Я перепугался, что его утащит под самый потолок, откуда он свалится и разобьется, но он знал, что делает. Ровно на полпути Джим выпустил занавес, полетел вниз, мягко приземлился на ноги, прыгнул к микрофону – точно в момент, когда ему надо было вступать на «Break On Through». Ай да шоу, ай да шоу. Публика решила, что все так и задумано и разразилась аплодисментами. Вот не знал, что Джим еще и акробат.

Когда мы отыграли несколько песен, менеджер Дженис Иэн, певицы, которая должна была выступать следующей, принялся орать на нас с края сцены. Мы начинали выходить за лимит времени, а его клиентке было всего шестнадцать, и с утра она должна была отправляться в школу.

Рей, Робби и Джим не слышали всех этих протестов, поскольку стояли на авансцене, и Робби взял первые аккорды «The End», а эта вещь у нас живьем обычно звучала минут по пятнадцать. Вот тут-то, под этот тихий перебор, до них и донесся отчаянный вопль ведущего концерта, ди-джея Murray the K: «Нам п…ц, нам п…ц!»

Это конец, мой друг прекрасный

Это конец, мой единственный друг

Конец, это больно – тебя отпустить,

Но тебе вслед за мной не пойти

Конец, смешкам и ласковым обманам

Конец ночам, когда искали смерти мы

Попробуй описать, что будет дальше, так беспредельно и вольно,

И безнадежно уповая, на руку некую чужую,

В неком отчаянном краю

Джим сделал вид, что не замечает всей этой паники за сценой. Для этой песни, ничтоже сумняшеся, мы позаимствовали форму классической индийской раги, так что первые две трети игрались очень медленно, медитативно. Затем, в бурном финале, мы ускорялись вдвое и доводили темп до музыкального оргазма. Если вам хватало терпения позволить гипнотически жужжащему звуку овладеть вами в первой половине вещи, то к моменту кульминации ваше воображение просто разрывало от эмоций и образов. Но это было не то выступление, где мы могли дать душе развернуться. Я был ближе всех к организаторам, и все давление пришлось на меня. Сидя на своем постаменте над сценой, я видел краем глаза, как Мюррей, с лицом бурачного цвета, тычет пальцем в циферблат часов. Входить в транс он был не намерен.

Мы отлабали песню минут за пять, но менеджеры и агенты все равно глядели на нас волками, когда мы уходили со сцены.

***

Когда мы вернулись в Л.А. после этой поездки, Джим повстречал Памелу Курсон в «Whiskey». Так началась связь, которой суждено было продолжаться до конца его жизни. Она была рыжеволосой, невысокой и застенчивой, родом из округа Orange County, и отцом ее был директор местной хай-скул. У Пэм было невинное личико снегурочки, все в коричневых рисинках-веснушках, с изумрудно-зелеными глазами, и нежный, веселый и мелодичный голосок. И еще - был в ней огонь, чтобы стать спичкой и достойной парой Моррисону (игра слов: «match» одновременно переводится и как «спичка», и как «пара», прим. пер.) Джиму нравилось господствовать над женщинами – и одновременно он мог относиться к ним с глубоким уважением. В девятнадцать лет Пэм приехала в Голливуд, чтобы найти себя; взамен она нашла Джима. Джим разговорился с ней у стойки бара, в точности, как это вышло у меня с Донной Порт. Они вскорости начали жить вместе, сняв квартиру в Лорел Каньон, возле базарчика. Я очень надеялся, что теперь Джим хоть немного остепенится.

Линн Верес переехала из Нью-Йорка в Лос-Анжелес вместе со своей подружкой Пегги, и… Робби начал встречаться с бывшей любовницей Джима! Хммм. Между Джимом и Робби никогда не было никаких диалогов по этому поводу.

Как я уже говорил, Робби с детства был при деньгах, но меня, тем не менее, поразило, когда он купил себе Порш на свой первый гонорар. Я был еще более удивлен, когда он, вдобавок, купил старинный восточный ковер, который порезал на куски и использовал в качестве чехлов для сидений в автомобиле! Почему бы и нет? «Light My Fire» продвигался в чартах семимильными шагами, и «Elektra» грозилась, что группа вскоре будет на самой вершине.

Рей купил себе дом с бассейном.

Насчет меня? Я по прежнему нарезал круги по городу на своем Моргане и гулял напропалую.