Революция – варварский способ прогресса и лучшее из зол».

Жан Жорес

Заметка на полях.

«Решаясь на Революцию – неважно, осознанно или нет, – народ внутренне соглашается с будущей Жертвой. Более того, люди в этот момент ощущают некую форму экстаза от свершающегося коллективного жертвоприношения, своего рода общности жертвенности». [971]

Ну а теперь подумайте, какой именно Народ – не наш ли, русский Народ-Жрец, готовый к самопожертвованию, имеет в силу своего психотипа склонность к совершению социальной революции?!

Нам необходима перманентная революция (не по Троцкому) – система управления страной, в которую встроен механизм постоянного, перманентного снятия малейших возникающих в социуме напряжений. В этом случае перемены, время которых пришло, будут происходить с минимальной задержкой, в результате всеобщего, всенародного участия в процессе управления страной – прежде всего в качестве «государева ока» (существующего, подобно улыбке чеширского кота, автономно, при полном абсолютном отсутствии самого государя), выявляющего любые мельчайшие недоработки и ошибки в действиях исполнительного аппарата (коим, как вы должны помнить, являются друг для друга все три иерархии триадного социума).

Революция – это болезнь социума, в результате которой он может либо после долгого периода борьбы за свою жизнь выздороветь, либо погибнуть. Профилактика здоровья социума – вот чем следует заниматься тем, кто не желает прихода революционной чумы. Обратите внимание – не закручиванием гаек и заворачиванием болтов, не искоренением инакомыслия, а профилактикой здоровья. Первое является борьбой с последствиями нездоровья, второе – искоренением его причин.

Те, кого закономерно тошнит от «вертикальных», должны понять: не эксплуататоров надо менять[972] (на себя, «пламенных и революционных»), а систему распределения – следует перейти от дуальной системы отношений «эксплуататор–эксплуатируемый» к триадной модели, где каждая из трех общественных подсистем, будучи контрагентами друг для друга, для одного своего контрагента будет эксплуататором, а для другого – эксплуатируемым объектом.

Обсуждая марксизм на пятом Шаге третьей Ступени, мы уже описали существующую социальную динамику – циклы переходов из фазы «Экономика» в фазу «Политика» и далее в фазу «Идеология»: как переход из фазы «Дельцы эксплуатируют Жрецов» в фазу «Воины эксплуатируют Дельцов», далее в фазу «Жрецы эксплуатируют Воинов» и, наконец, снова «Дельцы эксплуатируют Жрецов». Историки знают, что каждый такой переход, каждый такой поворот социальной триады сопровождается социальными катаклизмами, которые принято называть революциями.

Самые яркие, брутальные переходы – из фазы «Экономика» в фазу «Политика». Исконным инструментом Воинов является физическое насилие, поэтому Воины выхватывают Власть из рук Дельцов привычным, максимально жестким, силовым способом. Другие переходы происходят менее акцентуированно, поскольку Жрецы приходят на смену Воинам, опираясь не на силу, а на свой инструмент, на знание. И наконец, Дельцы смещают Жрецов с помощью материальных стимулов – денег. Впрочем, к сожалению, вовсе без насилия в двух последних случаях, как правило, обойтись все-таки не удается («Под сладкие разговоры власть можно взять над бедной Лизой, но только в кино или на страницах дамского романа. Это ничего, что я так доверительно излагаю?»[973]). Иллюстрацией сказанному являются три русские революции (все три происшедшие в год максимальной солнечной активности или близкий к нему): замещение Дельцов Воинами-революционерами в 1917 г., смещение Воинов-революционеров Жрецами-технократами в 1937–1938 гг., замещение Жрецов-технократов Дельцами-мародерами в 1991 г. (вблизи года максимальной солнечной активности, пришедшегося на 1989-й[974]).

Единственный способ покончить с этим кровавым круговоротом революций в социальной природе – построить триадный социум, в котором изменения социальной среды будут происходить при возникновении гораздо меньших напряжений, а значит, своевременно и безболезненно. В этом случае поворот социальной триады (изменение ее доминирующей функциональности), заключающийся в смене ее доминирующего блока, будет происходить не в форме социальной революции, а как ответ единого, сплоченного социума на вызовы изменившейся внешней среды.

Вернемся из будущего в наше недалекое прошлое.

К середине прошлого века в качестве неожиданного результата противостояния двух сверхдержав возникла удивительная ситуация – эксплуататорские классы по обе стороны границы с разной степенью убедительности начали изображать из себя радетелей за интересы трудового народа.

Как в СССР, так и за его рубежами власти предержащие попытались убедить народы противоположной стороны (а также самих себя) в существовании у них социального государства.

Заметка на полях.

«...Аристотеля называют предтечей теории среднего класса, ибо именно он утверждал, что устойчиво только то государство, где богатство распределено между гражданами без «перекосов» в сторону излишне богатых и слишком бедных. Не исключено, что именно фактор устойчивости обусловил появление среднего класса на Западе как ответ на большой социальный проект СССР. Перспектива СССР в глазах крупной олигархии исчезла, и средний класс исчезает вслед за ней. И никого не смущает, что на саммите Римского клуба, не замеченного в пристрастиях к социализму, были озвучены результаты исследования, согласно которым сокращение разницы между доходами бедных и богатых на 1% дает прирост ВВП государства на 6%. Ну и наоборот, увеличение разрыва ведет к снижению валового продукта». [975]

Основным элементом этой взаимной пиар-кампании была имитация общенародной собственности на средства производства и появление в бюджете стран программ социальной поддержки населения. На Западе управляющий класс имитировал общенародную собственность на средства производства широким спектром социальных программ и методом распыления акций корпораций среди мелких граждан-акционеров, у нас в СССР – помимо широких социальных программ использовались ручные Советы народных депутатов и декларирование добрых намерений в Конституции и в очередной программе КПСС. При этом как капиталисты на Западе, так и управляющие этой «общенародной собственностью» политаристы в СССР оставались практически неподконтрольными декларируемому коллективному собственнику – народу.

Заметка на полях.

О классе политаристов необходимо рассказать чуть подробнее. Термин в научный обиход ввел глубокий ученый, историк, профессор кафедры философии МФТИ Юрий Иванович Семенов. С его точки зрения, политаризм (от греч. «полис» – государство) является исторически первой системой классовых отношений, названных Марксом «азиатским способом производства». Юрий Семенов определяет состав политарного государства как содержащий два класса – господствующий, эксплуататорский класс политаристов (синонимы: бюрократия, номенклатура, партаппарат, советская буржуазия, новый класс по Джиласу и т. д.) и класс эксплуатируемых политариев (сравните с дуальной парой Власть–Народ, которую мы обсуждали на третьей Ступени). По мнению Юрия Семенова, в СССР «существовал особый антагонистический способ производства, основанный на очень своеобразной форме частной собственности». Частную собственность Семенов определяет функционально, гораздо шире, нежели это было принято среди политэкономистов – как «собственность части общества, которая позволяет ей эксплуатировать другую ее часть». Частным случаем частной собственности является ситуация, при которой «средствами производства могут владеть и все члены господствующего класса вместе взятые, но ни один из них в отдельности».

Таким образом, общеклассовая частная собственность политаристов, определившая «совпадение личного состава партийно-государственного аппарата с классом эксплуататоров», выступала (и по сей день выступает) у нас за ширмой (в форме) государственной, так называемой общенародной собственности.

Следовательно, по мнению Юрия Семенова, полностью нами разделяемому, никакой общенародной собственности у нас не было (так же как нет и сейчас пресловутой «государственной собственности») и «никакого социализма ни в нашей стране и ни в одной из стран, носивших название социалистических, не существовало».

Политарная форма собственности напоминает акционерную – акционер владеет соответствующей принадлежащему ему пакету акций частью предприятия, но у него нет возможности выделить из акционерной собственности вещь, принадлежащую лично ему. В отличие от акционерной собственности, и до реставрации 1991 г., и после нее фактически существующее право собственности чиновников на государственный аппарат и дивиденды, которые с его помощью можно выбить из народа, законом не закреплено (это, кстати говоря, один из самых существенных факторов, укрепляющих присущий чиновничеству правовой нигилизм). Право на долю государственных доходов (официальных и теневых), таким образом, не прописано на «внешних носителях» и существует лишь в головах бенефициаров-политаристов, в их «понятиях». Ситуация идентичная той, о которой мы говорили чуть выше, – когда носителем законов страны является не писаный Кодекс, а мозг управленца (неважно, идет ли речь о царе-батюшке или о номенклатурной шобле у корыта). Что приводит к неизбежным конфликтам и отрицательному кадровому отбору в чиновничьей среде (о чем мы уже говорили на первых Ступенях). Ранее мы уже обсуждали необходимость легализовать стихийно возникшую ситуацию, законодательно определить и закрепить права политаристов, превратив политаристов и политариев в меритоэтакратов – членов иерархии, по результатам своего труда на общее благо, по своему вкладу в общее дело получающих высокое материальное вознаграждение, которое они действительно заслужили.

Всемирные игры в «социальное государство» закончились сразу после падения СССР.

У современных отечественных государственных социальных программ совсем иной объем финансирования и задачи: «…если льготы разом и для всех отменить – страна уж точно растрескается. Потому что последнее, на чем держится государство, – эта вот имитация социальной заботы. Дать одному из сотни жилье (как вариант, подарить одному из 140 млн наручные швейцарские часы. – М.Г.), дать одному из тысячи денег, дать одному из миллиона дорогую операцию в другой стране. Все верят и надеются. Но и ненавидят тех, кому досталось».[976]

Впрочем, существует и противоположная точка зрения на возникновение в странах Запада государственных социальных программ:

«В левой литературе распространено мнение, что множество социальных достижений современного западного общества, трудовые и социальные гарантии, вообще вектор на гуманизацию общественных отношений во многом объясняется исключительно влиянием Советского Союза. На Западе далеко не все признают это влияние – так что в вопросе об истоках гуманизации Запада царит такое же жесткое разногласие, как в оценке роли СССР в разгроме Гитлера. У западных авторов общим местом является утверждение, что социальное государство «придумал» Бисмарк – задолго до большевиков (например, недавно эту же мысль встретил в книге Г. Таллока «Общественные блага»). К тому же у каждой страны имеется собственная драматическая история борьбы за социальные гарантии, и, скажем, применительно к Франции о ней можно узнать в замечательной книге Робера Кастеля «Метаморфозы социального вопроса», в которой много говорится о чисто французских дискуссиях на тему бедности и пенсий для всех, много в связи с этим рассуждается об идеях Великой французской революции – но ничего не говорится о влиянии СССР.

Патриоты на это могут возражать, что СССР влиял не столько как образец заботы о населении, сколько как символ беспорядков и революций, которые обязательно будут, если забыть о социальной политике (плюс поддержка СССР профсоюзов, забастовок и компартий).

Но антипатриоты на это могут возразить, что сами лозунги социальной политики (вроде восьмичасового рабочего дня) изобретены на Западе и СССР заимствовал их оттуда».[977]

Впрочем, если о влиянии существования СССР на отношение доходов самых бедных и самых богатых слоев населения в отдельно взятых странах еще можно поспорить, то упомянутое влияние на отношение доходов населения самых бедных и самых богатых стран мира является неоспоримым.

Рис. 44. Отношение в доходах ВВП на душу населения 10% наиболее богатых стран к 10% наиболее бедных стран мира, число раз[978]

Для тех, кто до сих пор не понял, что именно произошло 25 декабря 1991 г., – в этот день состоялось самое циничное, безобразное и беспринципное ограбление крупнейшей корпорации мира ее руководящим персоналом. Ограбление, в ходе которого принадлежащие корпорации рынки были сданы ее прямым конкурентам, граждане-акционеры ограблены и пущены по миру, а избранные представители высшего управленческого персонала получили бонусы, размер которых превзошел все ранее известные аналоги и навряд ли будет перекрыт в обозримом будущем.

В очередной раз Россия оказалась «впереди планеты всей», «во главе всего прогрессивного человечества». В то время когда на Западе жуликоватые СЕО транснациональных корпораций тырили по мелочи, пряча свои мелкие делишки в глубины гроссбухов, у нас управленческая верхушка единым махом развалила корпорацию «СССР», бессовестно ограбив ее народ, получив в качестве бонуса самые жирные ее куски.

Обойдемся без теории заговора – все происходило на наших глазах, при этом довольно большая часть народа приняла участие в этом ограблении века в качестве подельников. Не осталась в стороне и интеллектуальная обслуга, все эти «совести народа», соблазнившие людей тем, что часть награбленного достанется и им. Нам бы вовремя понять, что все это игра с нулевой суммой, что это всего лишь перераспределение уже существующего добра, созданного потом и кровью ушедших поколений.

Не догадались.

Заметка на полях.

Желающим вспомнить последние дни СССР, рекомендую прочесть текст [979] из ЖЖ-блога Олега Матвейчева:

«8 декабря 1991 г. в правительственной усадьбе Вискули, что в белорусской Беловежской пуще, президент РСФСР Борис Ельцин, президент Украины Леонид Кравчук и глава Верховного Совета Белоруссии Станислав Шушкевич подписали документ под названием «Соглашение о создании Содружества Независимых Государств (СНГ)», вошедший в историю как Беловежское соглашение. Его преамбула гласила: «Союз ССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование».

Сразу после подписания документа Ельцин позвонил по телефону президенту США Джорджу Бушу-старшему и доложил о случившемся (чем, кстати, поставил того в неловкое положение). Затем подписанты «шикарно спрыснули» событие и разъехались по домам: по прибытии в Москву Ельцин был настолько пьян, что его буквально выносили из самолета.

Спустя несколько дней Беловежское соглашение было ратифицировано ПОДАВЛЯЮЩИМ большинством голосов парламентов России, Украины и Белоруссии: в Верховном Совете РСФСР против голосовало то ли пять, то ли шесть из двух с половиной сотен депутатов; в украинском парламенте противников документа было и того меньше, ну а в белорусском Верховном Совете против голосовал лишь один Александр Лукашенко. При этом надо помнить, что абсолютное большинство во всех трех парламентах принадлежало коммунистам.

Сегодня нас пытаются убедить, что смерть СССР к моменту подписания Беловежского соглашения была уже предрешена. «Можно спорить, был ли распад СССР геополитической катастрофой, вызванной злокозненными происками врага, или благом для большей части бывших республик Союза, – читаем в сегодняшней редакционной статье газеты «Ведомости». – Однако лидеры трех славянских республик всего лишь зафиксировали смерть государства от стремительно прогрессировавшего паралича и неработоспособности бюрократических структур. Ни армия, ни КГБ, ни лидеры других республик СССР и республиканских компартий не пытались активно противодействовать распаду Союза». (...)

«Можно спорить», уверяют нас, но не сокрушаться, тем более что распад СССР можно счесть и «благом для большей части бывших республик Союза». Хотелось бы, правда, знать перечень этих «облагодетельствованных»: не входят ли туда, например, Таджикистан, Киргизия, Узбекистан, Молдавия, та же Грузия? Или еще какие-то осколки бывшего СССР можно смело рекомендовать составителям международных рейтингов бедности?..

Но народы СССР в своей массе все же не так хладнокровно вспоминают сегодня кончину СССР. Вот, например, что пишет на страницах ИА Regnum белорусский историк, политолог и публицист Николай Малишевский:

«Этот акт (т. н. Беловежское соглашение. – Прим. KM.RU ), зафиксировавший развал Советского Союза, до сих пор вызывает множество вопросов. Дело в том, что еще 17 марта того же года во время проведения референдума по вопросу «быть или не быть СССР» подавляющее большинство населения (более 80%) высказалось за сохранение Союза.

Необходимо отметить, что сама постановка вопроса о необходимости Союза носила чисто провокационный характер. Разрушители государства и так знали, что большинство населения однозначно выскажется в поддержку существования СССР, поэтому им было необходимо хотя бы обозначить, что «подобная проблема существует» (технология носит название «окно Овертона»: навязывание людям самой, казалось бы, неприемлемой точки зрения начинается с ее обнародования. – М.Г. ). Тем самым общественное мнение направлялось в нужное русло, чему также способствовала тотальная промывка мозгов через СМИ.

Но мало того что мнение народа было полностью проигнорировано, был нарушен конституционный порядок выхода из Союза. В соответствии с законодательством требовались: проведение референдума в качестве заявки на выход; переговоры о границе, разделе имущества, армии и т. д. в течение пяти лет; в случае взаимоприемлемого исхода переговоров – второй референдум. Сами подписанты утверждали в заявлении, что «имеют право» на роспуск СССР, т. к. РСФСР, УССР и БССР были основателями Союза, подписавшими в 1922 г. договор. Однако в числе основателей была и Закавказская Федерация, включавшая тогда Грузию, Армению и Азербайджан. Следовательно, хотя бы для видимости легитимности необходимо было пригласить представителей этих республик...

Сразу же после вискулевских посиделок, сопровождавшихся обильными возлияниями, теплая компания заявила в Минске, что «Советский Союз более не существует» и что ими «образовано Содружество Независимых Государств», а Михаил Горбачев объявил о прекращении им своих функций президента СССР и подписал указ о сложении с себя полномочий Верховного главнокомандующего. Американский журналист (спустя несколько лет он станет одним из замов госсекретаря США Мадлен Олбрайт) Строуб Тэлбот в своей книге «На самом высоком уровне: закулисная история окончания холодной войны» напишет: «До американских официальных лиц дошли слухи о том, что, когда Ельцин возвратился в Москву (из Минска) через сутки после подписания соглашения о Содружестве, он был настолько пьян, что его вынуждены были вынести из самолета, и телохранители применили грубую силу, чтобы не позволить фотографам делать снимки».

12 декабря 1991 г. Верховный Совет РСФСР ратифицировал Беловежское соглашение («за» – 285 депутатов, «против» – 5, воздержались – 6), принял постановление о денонсации Договора об образовании СССР, утвержденного первым съездом Советов СССР 30 декабря 1922 г., и постановление о выходе из состава СССР («за» – 161 депутат, «против» – 3, воздержались – 9, а всего присутствовало 247 депутатов).

Параллельно с гибелью Советского Союза, разваливавшегося на куски в результате целенаправленных действий извне и изнутри, шел процесс становления (разумеется, для «борьбы с системой») «демократических сил» в новых независимых государствах. Захватившие в центре власть «демократы» смотрели на происходящее со снисходительной улыбкой, фактически поощряя происходящее, быстро превращаясь из столпов системы в «борцов» с ней. Психологи давно отметили, что человек, воспитанный на стереотипах и «культуральных трюизмах», весьма уязвим: попав в поле диссонирующей информации, стереотип имеет тенденцию не разрушаться, а переворачиваться, т. е. он сохраняется, сменив только валентность (эмоциональный знак); безусловно хорошее превращается в безусловно плохое и наоборот. Новоявленным «демократам» националистического и откровенного фашистского пошиба это играло только на руку.

Чтобы дорваться до власти, эти «принципиальные» люди были готовы на все. Еще существовал Союз, а на его окраинах уже росла и ширилась истерия, раздувавшаяся всевозможными «национальными» лидерами, которые, размахивая руками, кричали с балконов и ступеней парткомов и Верховных Советов бывших союзных республик о «свободе» и «демократии». Макиавелли недаром еще пять столетий назад отмечал, что «слово «свобода» служит всегда предлогом к восстаниям», поэтому, разумеется, никто из этих «свободолюбцев» даже не вспомнил, что о свободе человека вообще не говорит даже церковь, т. к. ее не бывает «в чистом виде». О такой «свободе» («равенстве и братстве») говорят только революционно настроенные демагоги и душевнобольные.

Выпестованные по линии Академии общественных наук, через отделение истории АН СССР и т. п. структуры под отеческим надзором главного идеолога ЦК КПСС и одновременно «прораба перестройки» А. Яковлева, националистические «глашатаи свободы», еще вчера до блеска вылизывавшие седалища представителей Центра, научившего их читать и писать и заменившего им ишаков на космодромы и Академии наук, внезапно возомнили себя носителями некой «демократической миссии».

Но по прошествии совсем малого отрезка времени все они, едва попробовав осуществить на практике основные принципы и постулаты, выдвигаемые демократией, сразу же отбросили их, оставив лишь название «демократия». Дело в том, что даже люди вроде втянувшего свою республику в кровавые конфликты Звиада Гамсахурдии (тогдашнего Саакашвили) в конце концов поняли, что настоящая демократия возможна лишь там, где экономика в состоянии заменить политику и этим обеспечить народу нормальную, спокойную и сытую жизнь. А чтобы осуществить это на практике, у рвавшихся к власти фашиствующих «демократов» не оказалось ни необходимых знаний и умений, ни возможностей.

Для того чтобы заполнить идеологический вакуум, возникший после быстрого разложения сверхнациональной идеи (точнее, для того чтобы некоторые из уже образовавшихся «суверенных государств» не начали, в свою очередь, делиться на десятки и сотни еще более «суверенных»), а также чтобы фактически удержаться у власти, самозваным «демократам» была необходима некая мгновенно действующая идеология. А единственной такой идеологией был и остается национализм. Его проявления в СССР издавна всячески поощрялись Западом, т. к. всякий национализм внутри державы ослабляет суперэтнические и цивилизационные связи.

Идея национализма очень проста. Для консолидации общества и последующего его объединения вокруг лидера нужен видимый враг. Именно существование врага позволяет существовать и удерживать власть группе, эксплуатирующей национальную идею. Крупнейший националист «всех времен и народов» Адольф Гитлер писал в своей книге «Моя борьба»: «Широкие народные массы состоят не из профессоров и дипломатов. Небольшое количество абстрактных знаний, которыми они обладают, направляет их сантименты скорее в область чувств... Во все времена движущая сила наиболее важных изменений в этом мире никогда не заключалась в каких-либо научных идеях, внезапно овладевших массами, а всегда заключалась в фанатизме, доминирующем в массах, и в истерии, которая движет эти массы вперед...»

Итак, чтобы удержаться у власти, национал-шовинистам был необходим видимый враг. И практически везде этот «враг» был найден. Кроме «колонизатора»-русского им стали вчерашние соседи: армянин – для азербайджанца, абхаз – для грузина и т. д. Помимо этого, нужны были эмоции (тот пресловутый фанатизм, о котором писал Гитлер), способные отвлечь людей от катастрофического падения уровня жизни. Их не могли, да и были не в состоянии дать повсеместно начавшиеся «возрождения» «культур», «национальных языков», в т. ч. никогда не существовавших, постепенно отмиравших или уже незаметно умерших. Вызвать более сильные эмоции могла лишь кровь, много крови. И эта кровь полилась, потекла ручьями: Карабах, Осетия, Молдавия, Кавказ... Струйки и ручейки, начавшие стекать к моменту окончательного развала Советского Союза в одну большую реку.

А тем временем 25 декабря 1991 г. Россия была переименована в Российскую Федерацию. Вечером того же дня Горбачев позвонил президенту США Дж. Бушу-старшему и в телефонном разговоре заверил: «Можете спокойно праздновать Рождество. СССР больше не существует». На следующий день Совет Республики Верховного Совета СССР принял декларацию о прекращении существования СССР как государства и объекта международного права. Были приняты постановления об освобождении от должности судей Верховного и Высшего арбитражного судов и членов коллегии Прокуратуры СССР и постановление об освобождении от должности председателя Госбанка и его первого зама.

После этого в США по радио и телевидению выступил президент Буш, объявивший, что в результате холодной войны СССР разгромлен, а Джеймс Бейкер, тогдашний госсекретарь США, впервые открыто заявил: «Мы истратили триллионы долларов за последние 40 лет, чтобы одержать победу в холодной войне против СССР. Главное, нашлись предатели».

Как ни велики были бонусы отечественных воров-политаристов, выигрыш западного блока стран оказался еще бó льшим. США получили новые рынки сбыта и на 20 лет продлили жизнь капиталистической экономической модели. Однако к началу XXI века прежняя экономическая модель исчерпала себя окончательно, в странах Запада всемирная триадная волна вошла в период завершения фазы «Экономика», на смену которой сейчас приходит фаза «Политика».

Фаза «Политика» становится трендом не только в странах Западного блока – приоритет «Политики» становится общей чертой для всех трех элементов Всемирной триады, становится ее доминантой. По всему миру (но прежде всего и в наиболее ярко выраженной форме – в странах нынешнего Западного блока) возникают тоталитарные режимы[980], опирающиеся на результаты научно-технического прогресса, полученные в предшествующей фазе развития.

При реализации худшего сценария развития событий будет развязана Третья мировая война.

«Министерства правды» в государствах наступающего будущего имеют такие технические возможности, которые и не снились Оруэллу даже в худшем из его кошмаров. Западные страны ждет повсеместная взаимная слежка, абсолютное уничтожение самого понятия о личной жизни и личном пространстве. Экономика окончательно перестанет быть свободной конкурентной средой, в ней воцарятся подконтрольные Власти монополии и аналоги советского Госплана.

Так что же, тоталитаризм – светлое будущее всего прогрессивного человечества?! Как ни странно, но ответом может быть как «да», так и «нет». В зависимости от того, по каким чертежам, какого вида социум будет построен.

В России группа захвативших власть казнокрадов воздвигла не подотчетную народу «вертикаль власти», в каждом звене которой чиновник подчиняется лишь прихоти вышестоящего начальника. Позиция чиновника в этой «вертикали» абсолютно не зависит от того, как качество его труда оценивает народ, потребитель его управленческих услуг. Создаваемая конструкция лишь в деталях отличается от прототипа, построенного в Германии в 1933–1945 гг. Отсутствующая обратная связь Власти с Народом в этом случае осуществляется благодаря наличию третьего элемента, внешней силы, управляющее воздействие которой может оказаться очень грубым и жестким – способно принять форму войны.

Заметка на полях.

Каждый член быдло-элитки на собственной заднице шкуре ощущает управляющие импульсы вышестоящего начальника, коему он обязан подчиняться – если, конечно, желает оставаться частью управляющей вертикали. Передвигаясь по отечественной вертикали, чиновник может достичь высшей позиции, но для субъекта, достигшего этой позиции, по-прежнему жизненно важным остается воспринимать управляющие воздействия. Поскольку отечественная вертикаль власти упирается вовсе не в действующего президента РФ, и ему об этом никогда не позволят забыть. В противном случае он рискует потерять свой пост, подобно любому другому чиновнику.

Единственный способ избавиться от кабалы этой зловещей всемирной вертикали указан в настоящем труде. Властям предержащим для этого нужно, замкнув себя на свой Народ, превратиться в независимый управляющий контур, не подчиненный никому и ничему, кроме интересов выживания и развития своей страны.

Если же мы построим социум, где каждый исполнитель будет получать задание от своего начальника (поскольку именно начальник разделяет труд между своими подчиненными), а вот оценку (включая материальную) его выполнения он будет получать от потребителей его услуг, тогда мы построим строй, прогрессивность и конкурентоспособность которого на рынке управляющих систем станет очевидной даже для младенцев.

В настоящее время мы находимся в эпицентре социальной революции. Развитие средств производства позволило корпократии стать их фактическим владельцем, а вот получаемый с их помощью совокупный прибавочный продукт корпократам приходится делить по-прежнему старым, капиталистическим способом. Сейчас корпократия является всемирным социальным паразитом, и наша задача – превратить его в часть социума, подобно тому как митохондрии, органеллы, живущие в клетках нашего организма, бывшие когда-то тоже паразитами, сейчас составляют с клеткой единое целое.

Перед цивилизацией стоит глобальная, сложнейшая задача – грядущий Киберсоц (иначе говоря, постиндустриальное общество) в очередной раз должен привести производственные отношения в соответствие с производительными силами. В частности, легализовать доходы, получаемые менеджментом транснациональных корпораций и чиновниками государственного аппарата. Легализовать – означает так изменить производственные отношения, чтобы управленец начал легально получать доход, отражающий его действительный вклад в создание общественно произведенного продукта. Поверьте, в этом заинтересованы не только управленцы, но и каждый член социума: чем скорее мы найдем решение стоящей перед нами задачи, тем быстрее уйдут в небытие коррупция, казнокрадство, некомпетентность, а это, согласитесь, в наших общих интересах.

Прежде чем дать описание грядущего постиндустриального социума, считаю уместным напомнить читателю историю превращения Знания в инструмент политики – в инструмент управления.

Как известно, в качестве орудий труда (сначала – для разделывания, разбивания костей павших животных, для разбивания и выкапывания съедобных орехов и кореньев, а затем – на охоте и на рыбалке) первочеловек использовал необработанные объекты природы – камень, палку, жилы и кости погибшего (позднее – убитого) животного. Затем одни объекты природы стали использоваться для обработки других найденных в природе объектов и превращения их (уже во вторичные) орудия труда – пока опять-таки только в орудия добычи подножного корма, охоты и рыбной ловли. Затем человек замкнул кольцо – используя необработанные объекты природы, создал инструменты для изготовления орудий труда, которые употреблялись для обработки предметов труда – объектов природы: все тех же камней, палок, кожи или костей.

Несколько тысячелетий назад человек изобрел абакус – счеты, использующие в качестве предмета труда уже не объекты природы, а цифры – изобретенные человеком информационные объекты. С прогрессом вычислительной техники, от арифмометра к ЭВМ, росла разновидность используемых в качестве предмета труда искусственных информационных объектов. Поначалу после обработки информационных объектов с помощью вычислительной техники мы получали опять-таки информационные объекты. Наконец, с появлением роботизированных производственных линий используя комбинацию информационных объектов и прошедших предварительную обработку объектов природы, мы начали изготавливать искусственные объекты.

В 1980-е гг. человечество было близко к замыканию цепочки, к созданию инструментов, способных изготавливать самих себя из комбинации информационных и природных объектов. Человечество вплотную подошло к созданию полностью автоматизированных заводов, производящих автоматизированные заводы же – самих себя.

Заметка на полях.

На том перевале мотив увеличения нормы прибыли толкнул американский корпоративный менеджмент в другую сторону – с пути прогресса, циклически полной автоматизации производства, на путь использования рабского труда (рабочей силы китайского крестьянина). «Промышленность всю на другую планету вывезли – в Китай!» [981]

Америка вынесла материальное производство в страны третьего мира, оставив на своей территории не заводы-автоматы, а сферу непроизводительных услуг (за редким исключением – космос, ВПК). Вытеснила свой индустриальный уклад в колонии, пытаясь развить у себя постиндустриальную сферу. Лишив себя в результате как индустрии, так и постиндустриального будущего.

Америка не сумела и не сумеет войти в постиндустриальную фазу потому, что попыталась и до сих пор пытается построить систему управления миром на базе мошеннической ростовщической схемы (думаю, для вас не новость, что финансовая инфраструктура и есть система управления современным обществом). Названная схема, как мы знаем, перестает работать именно в тех предельных случаях, приближение к которым ее применением и пытаются ускорить. Построенная на ростовщичестве западная экономическая модель перестает функционировать, как только сталкивается с ограничениями, связанными с конечностью физических размеров Земли (с конечным числом живущего на ней платежеспособного населения).

Несмотря на развивающийся экономический кризис, Знание, ставшее в странах Запада инструментом производства, на наших глазах превращается в инструмент управления. Возникает социум, в котором процедуры управления осуществляются посредством применения устройств для сбора, хранения, переработки и передачи информации. Что позволяет надеяться на то, что в обозримом будущем Власть в социуме возьмут Жрецы – люди, обладающие Знанием (как мы уже писали, случится это после того, как Воины зачистят мир от избытка ЖИД[982]ов). В частности, те, кто контролирует проектирование, изготовление, эксплуатацию и модернизацию комплексов автоматизированного управления производством, а также распределения произведенных материальных ценностей.

Те, кто создает и кодирует машины.

А также те, кто кодирует людей[983].

Люди входящего в силу когнитивного сектора мировой экономики по-прежнему будут делиться на три большие группы: на тех, кто создает цифровые машины (в том числе биологические), тех, кто программирует машины (в том числе биологические машины, программирование которых станет областью применения генной инженерии), и на тех, кто программирует людей первых двух названных категорий (включая тех, кто для программирования людей использует цифровые машины).

Заметка на полях.

Кстати говоря, любой язык (не только машинный) является языком программирования. Люди пользуются естественными, национальными языками с той же целью, с которой применяются машинные языки, – для того, чтобы, программируя людей, управлять их поведением. Именно это свойство языка поняли и использовали для создания техники нейролингвистического программирования психолог Ричард Бендлер и лингвист Джон Гриндер. Именно это свойство языка делает именно Воинов основными пользователями аудиальной модальности (канала восприятия и взаимодействия) человека.

При этом, согласно триадной концепции построения социума, в идеале названные группы должны будут осуществлять попарный взаимный контроль, в противном случае социум, в котором отсутствует отрицательная обратная связь между формирующими его группами, обречен.

В результате мы должны получить систему, информационную триаду, в которой существуют:

– программисты машин;

– программисты, программирующие программистов, программирующих машины;

– машины, программирующие программистов, программирующих программистов, программирующих машины.