Генетический уровень.

Исходя из концепции Л. Н. Гумилева (к которой мы еще вернемся на шестом Шаге третьей Ступени), характер народа является результатом своего рода «ландшафтного дизайна» – формируется ландшафтом, в котором этот народ проживает.

Я родился в Дагестане, ландшафт нашей республики крайне разнообразен. Для примера: город Махачкала, где я окончил среднюю школу, расположен на узкой приморской полосе, отделяющей отроги Кавказа от Каспийского моря. Стоя на набережной города, глядя на восток, любуешься видами восходящего из моря Солнца, обернувшись на запад, упираешься взглядом в гору Тарки-тау (в позапрошлом веке родовые земли князей Тарковских – да-да, тех самых!).

Сейчас принято считать, что республику населяют 32 народа, у каждого из которых есть исконные земли обитания. Мои предки, аварцы, столетия компактно проживали в высокогорных аулах, но есть, например, кумыки, со времен нашествия Чингисхана живущие на равнинах Прикаспийской низменности, или нагайцы – жители степи. В детстве я не читал Гумилева, но уже тогда понимал, что народы Дагестана, конечно же, братские народы, но как братья могут иметь разные характеры, так и каждый народ обладает своей особенностью, своими национальными чертами.

Каждый раз, приезжая в Батлаич, родной аул моего отца, я с удивлением смотрел на сакли с плоскими глинобитными крышами, на примитивный сельскохозяйственный инвентарь, на быт своих родственников-сельчан – и недоумевал, зачем люди забираются так высоко в горы и поколение за поколением живут в таких суровых условиях. А ведь даже элементарное физическое выживание на Хунзахском плато, на высоте 2400 метров над уровнем моря, не самая простая задача. Сюда даже мухи не долетают – и мясо, подвешенное в тенечке на крюке, не гниет, а вялится, постепенно высушиваясь и превращаясь в один из основных ингредиентов нехитрой аварской – по сути, военно-походной – кухни.

Теперь я знаю ответы на свои детские вопросы. Да, ландшафт формирует характер проживающего в нем народа. Однако верно и обратное: бывает, что народ в силу особенностей своего характера выбирает для проживания тот или иной ландшафт.

Как известно, высшей формой взаимодействия между народами, имеющей для них максимальные последствия, является война.

Представьте себе поселение, разместившееся на перекрестье торговых путей, в местах, удобных для проживания, выращивания злаков и разведения скота. Понятно, что именно такое место, представляющее наибольшую ценность, будет постоянно подвергаться набегам завоевателей.

Итак, поселение подверглось атаке. В зависимости от того, какая стратегия выживания ближе тому или другому жителю этого поселения, мы отнесем его к одной из трех категорий.

Первая стратегия, если верить древнекитайским учебникам военного искусства, – самая мудрая. Суть этой стратегии проста – бегство. Бросить все, уйти до вторжения. На новом месте тоже корней не пускать.

Люди, которым близка описанная стратегия, относятся к категории Неуловимых. Они первыми чуют беду, первыми поднимаются и уходят с обжитых мест, их родина там, где тепло и безопасно.

Заметка на полях.

Наиболее выпуклое понимание сущности Неуловимых можно получить, ознакомившись с блогом Александра Петровича Никонова – автора интереснейших, оригинальных книг, в которых воспевается свобода личности и приоритет ее интересов над интересами общества (на предстоящих Ступенях вы еще не раз встретите цитаты из его замечательных произведений).

В одном из постов своего ЖЖ Александр Петрович утверждает, что родина – это деньги. Тот, кто любит деньги, как правило, ими обладает. И всегда способен собраться и уехать туда, где условия для проживания являются для него более благоприятными.

А тот, кто денег не имеет, пишет писатель Никонов, вынужден любить родину.

Не спешите записывать А. П. Никонова в отъявленные мерзавцы.

Лично я оцениваю сказанное им как образец провокативного метода, именуемого в математике «методом от противного». С другой стороны, он, как это свойственно талантливым художникам слова, каким-то «верхним чутьем» почувствовал и точно сформулировал этический императив современной корпократии [160], исповедующей принцип «родина безродных – деньги!». Членам которой деньги действительно заменили и Родину, и Совесть, и даже Веру.

Все кочевые народы, а также народы, которые в прошлом вели кочевой образ жизни (евреи, бедуины, цыгане), в основном состоят из представителей этой категории людей. В неплодородном однородном ландшафте (степь, пустошь, пустыня) проживает номад, народ-кочевник, который в ответ на атаку неприятеля снимается с места, без сожаления покидая место последней стоянки. Эти народы более других представителей человечества склонны к требующей постоянного перемещения торговле на большие расстояния.

Кочевники – это промежуточное звено социальной эволюции, промежуточный результат неолитической революции. Между древним присваивающим укладом (в рамках которого люди охотились, рыбачили, собирали плоды и коренья, грабили и убивали, а также съедали таких же, как они сами, людей соседнего племени) и новым производящим укладом, когда люди начали окультуривать растения и одомашнивать животных, зависли не занимавшиеся земледелием кочевники-скотоводы, освоившие одну лишь технологию одомашнивания животных, но не отказавшиеся от охоты и собирания «даров природы». Сохранившие привычку присваивания плодов природы и привычно переносящие эту привычку и отношение на плоды рук человеческих – на плоды труда соседних народов (к счастью, отказавшись все-таки от пожирания себе подобных). «Скотоводчески-кочевническое отношение к миру проще всего сформулировать краткой фразой – эти люди не умеют ценить труд, эти люди не умеют ценить тружеников, эти люди не умеют ценить чужое мастерство, эти люди не умели и не желали ценить других людей».[161]

«Здесь вам не равнина, здесь климат иной,

Идут лавины одна за одной,