Глава 22. Нэшвилл. Меня будит тихий стук в дверь

Меня будит тихий стук в дверь. Не до конца проснувшись, вижу, как в комнату осторожно заглядывает папа.

— Привет, пап.

— Привет, милая. Прости, не хотел тебя будить, просто переживал, в порядке ли ты.

Не совсем, просто устала после вчерашнего. Это было слишком для одного дня, особенно для того, кто настолько эмоционально изнурён.

— Как концерт?

— Ди просто шикарна. Сияла как звезда. Я даже глазам не поверил, когда увидел эту толпу, все кричали как сумасшедшие. Бренде очень понравилось.

— Это хорошо. — Я поднимаюсь на локтях и слышу, что где-то тихо играет музыка. Начинаю искать свой телефон — наверное, это будильник. Но тот молчит. Я оглядываюсь вокруг себя, разыскивая источник этого слабого звука. — Ты слышишь?

Но папа уже ушёл. Я опускаю ноги на коврик и осматриваюсь. На долю секунды решаю, что просто оставила свой айпод включённым, но звук гораздо громче. Прислушиваясь, понимаю, что это акустическая гитара. И играет она… на нашем заднем дворе?

Выглядываю на улицу, и у меня отвисает челюсть. Под моим окном стоит Мэт Финч с гитарой. Я открываю его, решив, что это похоже на сцену в старых фильмах — парень в пальто поёт о своих чувствах. Но я не узнаю песню. Я уловила только слова из последнего куплета: «Не глупи, не глупи, Рейган».

Вот идиот. Москитная сетка и два этажа между нами не спасут его от моей злости.

— Милое извинение, — кричу я ему с высоты.

— Я извинялся тринадцать раз, — кричит Мэт в ответ. — И ты мне даже не перезвонила.

Я только собираюсь сообщить ему, что мне наплевать на него, как он снова начинает петь свою песню.

Я буду стоять здесь до тех пор, пока ты не простишь меня.

Или хотя бы выслушаешь, ла-ла-ла, о-ла-ла.

Я ехал сюда всю ночь, и не уйду, пока ты не спустишься.

Мэт улетел в Чикаго после вчерашнего концерта. Он, что, сразу поехал сюда?

— Это частная собственность! — Я чувствую, что мой голос начинает хрипеть от крика. — И в песне даже нет рифмы!

Мэт продолжает играть на гитаре и петь:

— Тогда звони в полицию, в полицию, в полицию…

Я бегу на первый этаж, от злости громко топая ногами по ступенькам. Сразу за углом натыкаюсь на папу, который выглядит немного удивлённым. Заметив выражение моего лица, он утыкается в газету, словно боясь, что я его замечу.

— Ты можешь заставить его уйти? — требовательно говорю я, показывая на задний двор.

— Нет. — И папа поднимает газету ещё выше, чтобы спрятать от меня лицо. — Я не буду вмешиваться.

— Пап, пожалуйста, — почти умоляю я. — Он не даёт мне покоя. Это нарушение личного пространства!

Он пожимает плечами, и я поворачиваюсь к лестнице. Но потом кое-что осознаю и резко оборачиваюсь к отцу, прищурившись и желая прожечь в газете дыру.

— Пап, а как Мэт узнал, что это моё окно?

— Ну… — Он немного выглядывает из-за газеты. — Скорее всего, это я ему сказал.

— Ты говорил с ним? — повторяю я не своим голосом. — Боже, пап!

— Откуда я знал, что у вас тут такая драма? Он появляется у порога и собирается петь серенаду для моей дочери. Я подумал, что это нормально, даже мило.

— Но это не так! Я его ненавижу!

В этот момент открывается дверь, и в кухню заходит Бренда, держа в руках по пакету с продуктами. Папа поднимается ей навстречу, чтобы помочь, а Бренда кладёт ключи на стол.

И только потом переводит взгляд на меня.

— Мне кажется, всегда, когда я прихожу с работы, у нас дома какие-то новые персонажи. Чья это машина?

Блестящий «порше», о котором мне рассказывал Мэт, стоит в нашем дворе. Моя летняя жизнь опять вклинивается в обычную, и это очень странно. Я молча поднимаю глаза к потолку. Папа отвечает вместо меня:

— Мэта Финча.

— Того парня, который выступал вчера на концерте?

— Именно.

— Интересно. Он кажется милым, и у него прекрасный голос! — суммирует Бренда. — И где же он?

Бренда выглядит такой радостной, что это начинает меня бесить. Поэтому я поднимаюсь на второй этаж и открываю окно в комнате, которая находится прямо под моей. Теперь мы с Мэтом почти на одном уровне. Очень странно видеть его так близко к дому, где я выросла. И теперь я смущаюсь того, что не накрашена.

Но я решительно сообщаю Мэту:

— Я действительно собираюсь звонить в полицию.

Он продолжает петь:

Надеюсь, так и будет, да, так и будет.

Потому что полицейские напомнят тебе,

что ты тоже ошибалась, ты тоже ошибалась…

Разозлившись, я хлопаю створкой и сшибаю один из многочисленных горшков Бренды. Как он посмел сказать это мне; как посмел обернуть всё против меня? Я оборачиваюсь на шум позади меня и вижу, как папа пытается не засмеяться. Спасибо за поддержку, пап.

Поднявшись к себе, я беру телефон. Мне нужен план действий. Я не очень дружу с местной полицией, поэтому не смогу позвонить им и нажаловаться. Если разобью битой «порше» Мэта, то это будет правонарушением, поэтому этот вариант тоже отпадает. Наконец, у меня появляется отличная идея, и я набираю номер Бо Моргана. Он на пару лет старше меня и к тому же в нём удивительно сочетаются хороший характер и чертовски привлекательная фигура. Вот почему я пару раз целовалась с ним в девятом классе. И я сохранила на всякий случай его номер — потому что он работает в автосервисе своего отца.

— Привет, Бо, — я стараюсь говорить спокойно. — Это Рейган О’Нил. Слушай, мне нужна твоя помощь. Мой друг припарковал свою машину возле моего дома, и теперь она не заводится. Нам очень нужен эвакуатор.

К тому времени, как Бо приехал к моему дому, я успела надеть своё лучшее летнее платье и лучшие туфли, и тщательно накрасилась. Если я собираюсь одолеть Мэта, мне нужна моя броня. Наконец, у ворот появляется эвакуатор, и я машу Бо рукой. Мимо меня проплывает Бренда в соломенной шляпке с широкими полями. Мэт по-прежнему стоит с гитарой на заднем дворе и поёт свою серенаду, поэтому я уверена, что он не заметит, как увозят его машину.

Бо машет мне в ответ и улыбается. Краем глаза я замечаю, что Бренда остановилась и с удивлением смотрит на меня. Но я игнорирую её и смело подхожу к грузовику.

— Привет, и спасибо тебе, — начинаю я. — Мой друг заберёт её через несколько часов. Я сообщу ему ваш адрес. Он, конечно же, заплатит.

— Отлично, — улыбается Бо. — Рад встрече. Отлично выглядишь.

— Спасибо.

— Крутая машина. — Бо кивает в сторону «порше».

Я улыбаюсь.

— Вообще-то, просто кусок дерьма.

Я почти не слышу, что именно играет Мэт. Но не думаю, что сегодня он очень разборчив в своём репертуаре.

Я наблюдаю, как машина Мэта поднимается в воздух. Наконец, Бо выезжает на дорогу и сигналит мне на прощание. Это очень некстати — теперь Мэт наверняка услышал шум. Но всё равно уже слишком поздно — его машина едет на окраину Нэшвилла.

Конечно же, музыка тотчас замолкает, и следующее, что я вижу — это Мэт, выбегающий с нашего заднего двора с гитарой, хлопающей его по спине. Я скрещиваю руки на груди, готовясь к бою. Мы целовались почти неделю назад, но кажется, будто прошёл месяц. Мэту не место возле моего дома. Здесь он выглядит как воспоминание, как призрак человека, которым он когда-то для меня был.

— Черт побери, Рейган! Что это было?! — От того, как он произносит моё имя, у меня по спине пробегают мурашки. Но он должен понимать, насколько я сейчас зла, раз вызвала эвакуатор.

— Это либо копы, либо эвакуатор, — спокойно отвечаю я, разглядывая ногти, просто чтобы разозлить его ещё больше. И это срабатывает.

— Ты вызвала эвакуатор, — повторяет Мэт.

— Это такая метафора. Ну, представь, что это не твоя машина, а моё доверие, которое неожиданно исчезло, — говорю я. — Может быть, так ты поймёшь, насколько я зла на тебя.

Я думала, что сейчас Мэт начнёт извиняться. Но ошиблась — вместо этого он жутко разозлился.

— Мне стоит сказать тебе, — начинает Мэт, всё повышая голос, он явно зол. Отлично. — Что ты была ко мне необъективна с того самого момента, как мы встретились. Ты только и ждала, когда я облажаюсь. Но это не доказывает, что я плохой. Это доказывает, что люди ошибаются. Я хороший и просто отлично тебе подхожу.

Он показывает пальцем на меня, как бы обвиняя. Я чувствую, что мои щёки начинают алеть и всем сердцем жалею, что Бренде всё слышно.

Прежде чем я успеваю открыть рот, Мэт продолжает уже спокойнее:

— То, что случилось на прошлой неделе, было ошибкой, но я не хотел тебя обидеть, и, думаю, глубоко внутри ты это знаешь. Мне кажется, что ты специально выдумываешь оправдания, чтобы оттолкнуть меня.

Бренда до сих пор работает в саду, а я так испугана, что хочу прямо сейчас провалиться сквозь землю. Мэт подходит ближе, так близко, что я могу оттолкнуть его, стоит мне только захотеть.

— И когда я приезжаю сюда, ты вызываешь эвакуатор, пытаясь разозлить меня и оттолкнуть ещё дальше. Но я не кусаюсь, Рейган. Может быть, это все срабатывало с другими парнями, но не со мной.

Я всё ещё держу руки скрещёнными на груди и молчу. Мне нечего ему сказать.

Он выглядит полностью опустошённым и качает головой.

— Но забудь, ведь ты слишком зла, чтобы видеть меня.

Он прав. Я очень зла, и это стоит стеной между нами. Я не могу вспомнить Мэта до ситуации с Корин. Чувство, что меня предали, не покидает меня. Он напомнил мне, как сильно кто-то может ранить, когда подпускаешь его слишком близко.

— Если бы ты понимала меня, то знала бы, насколько мне жаль, — тихо произносит Мэт. — И то, что я прав.

С этими словами он поворачивается ко мне спиной и уходит. Гитара бьётся о его спину, и он выглядит как грустный бродяга-менестрель.

— Мэт, подожди! — кричу я.

Он смотрит на меня, будто готовый вернуться, если я скажу что-то стоящее. Я вздыхаю.

— По крайней мере, давай я подвезу тебя до стоянки.

Мэт на мгновение выглядит удивлённым, как будто я должна была сказать что-то другое. А потом качает головой.

— Ни в коем случае. Мне нужно пройтись и подумать. Успокоиться и не наговорить того, о чём буду жалеть.

— Отлично! — вскипела я. Я пыталась быть хорошей, но он отверг моё предложение. — Мне плевать! Отличной тебе жизни!

Услышав мой выкрик, Мэт ускоряет шаг и начинает ступать тяжелее, как будто выплёскивая свою злость. Потом он оборачивается ко мне.

— Мы не закончили!

— Как бы не так! — кричу я в ответ. — Мы закончили ещё неделю назад!

Мэт отворачивает и вскидывает руки над головой в бессильной злобе. Отлично. Если он собирается психовать, то я тоже буду. Мои щёки горят от злости. Я поворачиваюсь на каблуках и иду назад в дом, где собираюсь захлопнуть за собой каждую дверь. Бренда стоит у крыльца и наблюдает за мной. Я знаю, о чём она думает. Меня всё лето не было дома, и всё-таки я привезла с собой драмы. Всё та же Рейган, которая рушит всё, к чему прикасается.

— Вызвала эвакуатор, Рейган? — спрашивает Бренда. Она произносит это своим любимым тоном, который меня всегда доводил до белого каления. — Не думаю, что папа именно этому тебя учил.

— Откуда ты знаешь? Ты не моя… — Слова сами срываются с моих губ, и я не могу остановиться. Я не хотела говорить ей этого, но сейчас меня не стоит трогать.

— Да, чёрт побери, я не твоя мать, — повышает голос Бренда, поднимаясь на ноги. Я распахиваю рот от удивления, что она так заговорила. — Твоя мать — эгоистичный ребёнок, не способный увидеть и оценить то хорошее, что находилось прямо у неё под носом.

Бренда снимает перчатки с рук и бросает их на землю. Наверное, мне должно быть обидно за свою мать, но я ничего подобного не чувствую. Наоборот, мне впервые не хочется засмеяться от того, насколько нелепо сейчас одета Бренда.

— Я никогда не встречала твою маму, — продолжает она, подойдя ближе. Теперь она говорит чуть мягче, словно стараясь не испугать меня. — И я не должна говорить плохо о ней, но всё же…

Я смаргиваю, всматриваясь в острые черты лица Бренды.

— Она оставила маленькую милую девочку и хорошего мужчину, которые любили её, и я не буду даже притворяться, что понимаю, почему она так поступила. Я точно не твоя мать, но она последний человек, кем бы я хотела быть.

Я громко сглатываю. Бренда пристально смотрит мне в глаза, ожидая, что я пойму сказанное ею. И я понимаю.

— Я не хочу быть похожей на неё.

— Ты и не похожа на неё, — отвечает Бренда. Потом она упирает руки в боки. — И я не понимаю, почему ты всё ещё стоишь здесь.

Носком обуви я ковыряю землю.

— Всё сложно.

— Правда? А мне кажется, мы всегда усложняем то, что на самом деле просто и ясно.

Я скрещиваю руки на груди.

— Думаешь, мне стоит простить его?

— Нет, милая, — говорит Бренда, опять надевая перчатки. — Я думаю, ты уже простила.

Её слова ударяют меня прямо в сердце. Она права, так права, что я ненавижу её за это. Нет, я ненавижу себя за это. Я ненавижу Мэта за то, что он прав, и за то, что мне проще злиться, чем открыться ему.

— Вот чёрт, — бормочу я, приглаживая волосы. Я ненавижу ошибаться и ненавижу, когда меня заставляют жалеть о своих словах.

Бренда не выговаривает мне за ругань; она даже не смотрит на меня. Она снова вернулась к своей работе, вырывая последние сорняки. Может быть, она думает, что я уже ушла, но я не могу заставить себя сдвинуться с места. Я знаю, как мне следует поступить, но ноги просто не двигаются. Я всё продолжаю думать, и в моей голове всё крутятся картинки моей жизни, как фотографии на вентиляторе в моей комнате.

— Бренда? — тихо зову я.

Она садится на корточки и вытирает пот. А после поднимает взгляд на меня, и я начинаю кое-что понимать. Есть одна вещь — настолько простая, что я не понимаю, как раньше до этого не додумалась: я не хочу избегать страха. Я не моя мать и не стану убегать от проблем только потому, что испугалась.

Бренда выжидающе смотрит на меня, и я осознаю, что молчу слишком долго. Поэтому просто говорю ей:

— Спасибо.

И потом я начинаю бежать. Мои каблуки громко стучат по асфальту, но так я буду догонять Мэта до завтрашнего утра. Поэтому я снимаю туфли и бросаю их к нашему почтовому ящику. Мне непривычно быть без каблуков, и мне вообще непривычно бежать. В школе я всегда пропускала физкультуру, кода мы бегали кросс. Так что последний раз я так бежала от полиции. И это значит одно: обычно я бегу от проблем, а не навстречу им.

Впереди меня тянется грязная дорога, справа ряды кукурузы, а слева лес. Я бегу по траве, потому что земля всё ещё мягкая после дождя. Наконец, вдали я вижу Мэта.

— Мэт! — кричу я. — Мэт!

Он оборачивается, и я не могу понять выражение его лица. Он не делает ни шага мне навстречу, и этого достаточно, чтобы я засомневалась в своём решении. Мэт стоит неподвижно, и понимаю, что он ждёт, пока я подойду ближе. Теперь я смотрю на него без ярости, ещё час назад пеленой застилавшей мне глаза. Мой Мэт, мой милый смешной Мэт… выглядит злым. Мне тяжело дышать, и я понимаю, какой грязной выгляжу.

— Ты что-то хотела сказать?

Когда Мэт наклоняет голову ко мне, его лицо остаётся каменным. Ладно, признаю, мне не следовало вызывать эвакуатор, это было цинично.

Я кладу руки на талию.

— Нет. Ты хотел, чтобы я тебя выслушала. Вот я здесь.

Он набирает в лёгкие побольше воздуха и раздражённо произносит:

— Ты злая, знаешь это?

Я наблюдаю, как Мэт проводит рукой по своим коротким волосам. Неожиданно для себя, я вспоминаю тот вечер, когда подстригла его, и на сердце теплеет. Я не пишу песни и не знаю, как назвать это чувство. Это то, что навсегда будет у меня связано именно с Мэтом — чувство новизны, трепета и безрассудного увлечения. От этого чувства мгновенно пьянеешь.

— Злая, — повторяет Мэт, сильно жестикулируя. — И это не даёт мне спать по ночам. Ты ужасно сложная и постоянно носишь броню. Это просто невозможно!

Я скрещиваю руки на груди. Только сейчас я понимаю, насколько он выше меня, когда я без каблуков.

— Я бежала сюда, чтобы ты меня отругал?

— Я не могу перестать думать о тебе, — продолжает Мэт, игнорируя мой вопрос. — Мы подходим друг другу. И я знаю это. Я ехал сюда семь часов и думал об этом. Этим летом я взглянул на многие вещи по-другому, и именно ты заставила меня сделать это, потому что не видела во мне всего лишь парня из «Финч Фор». Мне не нужно прятаться, потому что ты видишь меня таким, какой я есть. И я вижу тебя насквозь, Рейган, и ты это знаешь. Мне нравится в тебе всё, даже то, что ты пытаешься скрыть.

Я опускаю голову, потому что мне стыдно, и я понимаю, о чём он говорит. До этих гастролей с нами произошли ужасные вещи. Наши отношения не исцелили Мэта от смерти мамы, как и не залечили моё запястье. Но они помогли нам пережить наши утраты. Его уверенность в себе помогает мне проще смотреть на мир, и я не могу жить без его доброй улыбки, ямочек на щеках и милых комплиментов. Но если он обидит меня снова, если он уйдёт, что тогда? Разочарование? Новая зависимость? Или как раньше — боль?

— И знаешь… — Мэт делает шаг ко мне. Теперь он говорит тише и смотрит прямо мне в глаза. — Я могу поклясться, что ты чувствуешь то же самое.

Я хотела бы сказать ему, что мне плевать. Но это огромная ложь. Это так легко сказать — мне плевать, что мама ушла, сама виновата; мне всё равно. А те девочки, которые доставали меня в школе — да плевать, они просто сучки. Хотя некоторым людям не плевать. Ди, например, переживает обо всём, и я восхищаюсь этой её способностью. И, наверное, я просто устала говорить «мне плевать» каждый раз, когда сердце ноет от несправедливости и одиночества.

Я знаю, что Мэт прав. Конечно, я чувствую то же самое. Я никогда так не злилась на человека, о котором старалась не думать. А те, о ком мы заботимся больше всего, наоборот, ранят больнее. Мэт выглядит так, будто уверен, что убедил меня.

— Я буду приходить к тебе под окно до тех пор, пока ты не сможешь сказать мне в лицо, что ты не хочешь больше меня видеть, — говорит он. — И не потому, что ты защищаешься от боли, а потому, что я тебе не нужен.

Может быть, я не хочу тебя видеть, потому что ты меня предал. Но это тоже ложь. Не хочу, чтобы Мэт уходил, и даже не верю в то, что он меня предал. Я знаю, что он был в ненужном месте, а я зашла в ненужное время. Но мне всё ещё больно.

— Это всё звучит отлично, Мэт, — выдыхаю я с сарказмом. Я вспоминаю лицо Корин и лицо той девушки в постели Блейка. — Но что случится, если ты встретишь другую девушку?

Мэт серьёзно смотрит на меня.

— А что случится, если ты найдёшь другого парня? Или устанешь от меня, или устанешь от наших отношений? Мы поговорим, поссоримся, может даже расстанемся. Но я скажу только одно — мы расстанемся как взрослые люди, без измен или обвинений.

— Зачем париться, Мэт? — Я горько усмехаюсь. — Зачем нам париться, если мы стоим сейчас здесь и обсуждаем наше будущее расставание?

Наши глаза встречаются. Я хочу, чтобы Мэт сказал что-нибудь, ради чего стоит рискнуть и дать ему шанс. Когда он, наконец, начинает говорить, его голос звучит тихо, но уверенно:

— Потому что недавно я узнал, что жизнь коротка. И я не хочу тратить своё время на того, кто не делает меня… достаточно счастливым. — Мэт останавливается и смотрит мне в глаза. — Я лучше проведу его с тем, с кем мне хорошо.

У меня в горле появляется нехороший комок, и я как всегда пытаюсь сглотнуть его. Но моя нижняя губа начинает дрожать, полностью выдавая меня.

— А ты разве нет?

— Я могу тебя ранить, — отвечаю я.

Могу быть эгоистичной и злой, могу поступать безумно. Например, вызвать эвакуатор. Могу обидеть его, точно так же, как и он меня. Инстинктивно я скрещиваю руки на груди.

— Я серьёзно.

— Я в курсе.

— А ты можешь ранить меня.

— Наверное.

Мэт по-прежнему смотрит на меня, но его рука берёт меня за запястье. Он нежно поднимает мою руку, поворачивая бледной стороной к себе, и проводит рукой по звёздочкам, которые я нарисовала.

— Но не так. Никогда.

Мне тяжело думать, когда он прикасается ко мне.

— Я знаю.

— Ты нужна мне, — продолжает Мэт. — И если это будет значить, что мы остаёмся только друзьями, и тебе нужно время подумать… я смогу подождать.

— Эй. Это у тебя большой моральный груз. Может быть, именно тебе нужно время, чтобы во всём разобраться.

Он улыбается, на этот раз неуверенно.

— Нам просто нужно обращаться друг с другом осторожнее.

Тебе придётся обращаться с ней аккуратно. Так сказал мне доктор в больнице, в день, когда мне сняли гипс. Мэт пытается напомнить мне о том, что однажды я уже впустила его в свою жизнь. И тогда мне показалось, что он был там всю жизнь.

Мэт до сих пор аккуратно держит меня за запястье, чтобы не сделать мне больно. Он может кричать на меня и раздражаться, когда я отталкиваю его. Но сейчас Мэт мягок и нежен, когда разница между прошлым и будущим заключается всего в нескольких сантиметрах между нами.

Хотя у меня и остались сомнения, хотя прошлое всё ещё покрыто чёрными пятнами, я смело переплетаю пальцы своей здоровой руки с его. Я знаю свои ошибки. Татуировка хной на моём запястье — как карта, что должна вести меня. Звезды — это просто миллионы светлячков, разбросанных на небосводе. Но этот беспорядок становится картой, если знать, как её истолковать.

Всегда кажется, что держать кого-то за руку — это просто. Но на самом деле это может быть гораздо тяжелее и важнее, чем выглядит со стороны. Я смотрю Мэту прямо в глаза и отвечаю:

— Хорошо.

— Хорошо, — повторяет Мэт, улыбаясь.

Это наша сделка, долгожданный компромисс после целого лета тяжёлых переговоров. Я знаю, что наши ссоры так быстро не закончатся. Иногда я буду отталкивать его, но он будет приходить обратно. А если он попытается закрыться от меня, я сделаю всё, чтобы это исправить. Мы будем ссориться друг с другом, я знаю это, но ещё я знаю, что нам нужно бороться друг за друга. Вот почему я стою здесь и держу Мэта за руку.

Он поправляет гитару на спине, и мы поворачиваемся в сторону дома. Мэт отпускает мою руку, но только чтобы обнять меня за плечи. Одной рукой я обнимаю его за талию, и сейчас кажется, будто мы помогаем друг другу двигаться вперёд.

— И когда ты собирался рассказать мне о своём переезде в Нэшвилл? — Я поднимаю голову, вглядываясь в его лицо.

— А, Нэшвилл, — улыбается Мэт, демонстрируя ямочки. — Я не собирался говорить тебе об этом прямо. Хотел написать об этом песню, а потом спеть на концерте.

Я закатываю глаза и легко бью его по плечу. Но Мэт только обнимает меня крепче. Мы стоим так несколько секунд и просто смотрим друг на друга. Мои глаза припухли от того, что я чуть не заплакала, а босые ноги ужасно грязные. Я ссорилась на дороге с раздражённым певцом, который носит гитару за спиной. Всё, что сейчас произошло — ужасная неразбериха, и, возможно, мы и сами такие. Но всё же это он и я. И чувство, что всё получится, которое взрывается во мне, как фейерверк, когда его губы касаются моих. И это наше начало.